Скоро новое умирание (1/1)

Спустя полгода умирания кто-то всё равно выживает, меняет жизнь к лучшему, забивает на всё дерьмо, что не только вокруг, но и внутри уже расползается. Иначе не бывает. А кто-то начинает задыхаться, словно дышать никогда и не умел. Ибо вот так?— не умел. И не хотел, потому что видел, что делает с людьми жизнь, подгибая под себя, казалось бы, сильных, довольных жизнью и собой, умеющих принимать обстоятельства и бороться, точнее?— выживать. Когда кислород в лёгкие не заталкивается даже порциями, словно рывками, словно стремлениями к жизни, которой нет. И уже не будет, наверное. Когда голову будто сжимает стальными обручами так сильно, что, кажется, ещё чуть-чуть, и она просто лопнет от напряжения. Когда темнота перед глазами не проходит часами, неделями, месяцами. Когда от усталости ноги подкашиваться начинают, руки?— дрожать, а голос?— хрипнуть без причины. Когда один день сменяется другим настолько незаметно, что это будто всё тот же?— бесконечно длинный.Йевон штормит из стороны в сторону, вынуждая заламывать себе в бессилии пальцы и улыбаться совсем неискренне и нехотя?— так, как она никогда не умела. Чужие слова в мысли врываются всегда неожиданно и даже почти болезненно. В сердце вгрызаются до крови. В сознание вбиваются. ?Состояние сейчас нестабильно, нужна искусственная поддержка? сродни приговору. И это пиздец как оглушающе?— даже вдох сделать не получается. Легкие горят, выталкивая наружу последний воздух.Всё к чертям собачим!Всё, что у неё есть и когда-нибудь было, потому что она не хочет остаться совсем одна в этом чёртовом мире, который выворачивает её наизнанку уже во второй раз за последние шесть лет. Она не выдерживает. Не может выдержать. Потому что больнее этого с ней ничего не случалось ещё.—?Сделайте что-нибудь! —?отчаянно просит она, почти падая на колени перед мачехой. —?Вы должны сделать хоть что-нибудь, чёрт возьми! Ругается. Смотрит прямо перед собой. Надеется. Верит. Заламывает руки в бессилии, стараясь не срываться?— вытерпеть, выпросить, выслушать, выжить.—?Что за невоспитанная девчонка,?— хмыкает та, отворачиваясь к зеркалу и снимая золотые серьги. Йевон раздраженно выхватывает их у неё из рук и отбрасывает в сторону, заставляя всё же обратить на себя внимание, потому что это важно. Это важно настолько, что колени подгибаются, не слушаясь.—?Мне плевать, как вы ко мне относитесь,?— выдавливает она сквозь ком в горле, который уже несколько недель внутрь не проталкивается, застревая и принося дискомфорт. —?Мне плевать на вашего сына-ублюдка, который постоянно портит мне жизнь. Мне плевать, сколько денег вы тратите на эти украшения и на подтяжку лица. Но вы не можете отказаться от своего мужа, если в вас есть хоть что-то человеческое,?— не даёт слезам скатываться по щекам вниз и собираться у подбородка. —?Помогите ему, он не заслуживает смерти.?Иногда, я просто живу дольше твоего, можно и унизиться?,?— вспоминает слова Юнги и верит ему, доверяет его словам, проверяет их на правдивость. Унижается, опускает себя так низко, как только может сейчас. Ниже только дно, она его ногами пока не касается.Боится.Потому что ещё немного и она перестанет понимать происходящее, ведь оно так фальшиво и неправильно, что её тошнит уже. Потому что внутри страх стягивает внутренности в тугой узел от понимания, насколько это сложно и больно.Почти невозможно.—?Как ты смеешь? —?мачеха отпихивает её в сторону немного сильнее, чем, наверное, стоило. —?Что тебе нужно ещё??— почти задыхается от возмущения. —?Я оплатила диагностику и операцию. Сделай хоть что-нибудь для своего любимого папаши?— оплати хотя бы восстановление,?— выплёвывает прямо в лицо падчерице, не задумываясь даже о том, какую боль приносит своими словами. —?Обо всём остальном позабочусь я, так уж и быть.?Так уж и быть?,?— отдаётся в висках громким стуком, Йевон даже приходится схватиться за голову, чтобы прекратить слышать это, хотя получается плохо. Этот голос не выходит из головы, продолжая полосовать снова и снова измученное сознание почти до крови.—?Что вы несёте? —?выдавливает почти жалобно. —?Вы платите деньгами моего отца, моими деньгами…—?Это теперь мои деньги, моя компания, мой дом и, знаешь, твоё присутствие меня несколько раздражает.—?Вы вообще слушаете меня? —?мужской раздражённый голос проталкивается в сознание вместе с тяжёлым вздохом. Это воспоминание режет без ножа и стоит словно на повторе, вырывая из реальности.—?Да-да, простите,?— краснеет она, мысленно ругая себя за невнимательность и опуская взгляд, чтобы спрятать внезапные слёзы. —?Что будете заказывать?Не слушает.На автомате записывает. Думает о своём, о том, что внутри пожаром горит?— не потухает. Нельзя позволять себе быть слабой, только потому что силы уже на исходе, только потому что каждое слово оцарапывает горло почти до крови. Только потому что каждый шаг словно в пропасть, а каждый вдох?— словно последний. Она должна быть сильной, у неё нет выбора просто. Хотя бы ради отца, хотя бы ради воспоминаний, которые можно снова оживить. ?Пожалуйста, Господи?,?— шепчет она уже на улице, чувствуя, как холодный ветер неприятно сушит кожу. Двигается домой, в полумраке путаясь в собственных окоченевших ногах, потому что они отказываются слушаться. Почти пять утра. Скоро рассвет, скоро новый день, скоро новое умирание, к которому она никогда не будет готова.?Люди не меняют людей,?— думает она, сворачивая за угол,?— людей меняет безразличие?. Когда человек один на один со своей проблемой, другие проходят мимо, шепчутся о чем-то, смеются. Йевон смотрит на них и думает: ?Как хорошо, что это случилось не с ними?. Хорошего, конечно, мало, но образ мальчика в её голове, готового склонить колени перед каждым, кто приблизит его жизнь к ?нормально? хотя бы на шаг, заставляет потупить взгляд и шумно сглотнуть обиду и эгоизм. Тогда она цепляет на лицо самую добродушную улыбку, давится лапшой быстрого приготовления на завтрак, покидает душную комнатушку, куда вечером не хочется возвращаться, и позволяет себе ни о чём не думать?— греть околевшие на морозе ладошки собственным дыханием. ?Ради чего он убивался???— спрашивает она себя, глядя на непривычно яркий рассвет. Чего ему стоила жизнь, которую она так осуждала в своё время? Для кого он старался? К кому возвращался утром, когда усталость сбивала с ног? Кто заставлял его улыбаться? Почему он оказался прав, когда она очень сильно ошиблась? Почему она думает о нём в последнее время так часто, сквозь обиду от, казалось бы, предательства?Она подходит к большому особняку почти в семь утра, мнётся на месте, избавляет себя от мыслей, улыбается на пробу, чтобы не забыть, как это происходит, и стучится в красивую дубовую дверь, закусывая нижнюю губу. Когда ей открывают, с воодушевлённым ?Это вы?? пропуская внутрь, она кланяется, послушно входя. Внутри всё так же чисто и аккуратно, как в прошлый раз и, впрочем, как, наверное, всегда. Она усмехается грустно, вспоминая, что у неё дома тоже так было всегда, когда мама была жива, а отец?— был в порядке.—?Йевон, присаживайтесь, дорогая,?— просит женщина, указывая на диван посреди гостиной. —?Нам нужно поговорить.—?Вы же не собираетесь меня уволить? —?с нервным смешком выдавливает из себя Йевон и прячет вспотевшие вмиг ладони в краях свободной рубашки.—?Нет конечно, вы хорошо справляетесь,?— смеётся женщина, кладя свою руку на её плече, на что та только слабо улыбается. —?Вы живёте достаточно далеко, это, наверное, не совсем удобно, приходится много отдавать за дорогу.—?Нет-нет, всё в порядке,?— возражает Йевон, умалчивая о том, что не тратит на дорогу ни воны, предпочитая добираться пешком, хоть это и отнимает много времени. Ей приходится иногда не спать сутками, как вот сегодня, чтобы оказаться здесь вовремя. Но это её личные проблемы, что нашла себе ночную подработку и приходит теперь в пять утра домой.—?Думаю, что вам стоит перебраться к нам, чтобы эта работа не доставляла дискомфорта, если вдруг вы и ваша семья не будете против.Йевон чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы, и опускает взгляд на свои ладони, сжимая их с такой силой, что костяшки белеют. Семья. Это почему-то так больно, что внутри пожаром горит горечь от этих слов.—?Это не совсем удобно,?— лепечет она в ответ дрожащим голосом.—?Я не заставляю, конечно, но считаю, что так будет лучше, вам не нужно платить за жильё, это очень выгодно, подумайте,?— советует женщина, и она действительно задумывается. Квартирка, в которой она жила, обходилась действительно дорого.—?Звучит очень здорово, госпожа Мин, но… —?она делает паузу, подбирая слова. —?Своё личное время смогу ли я проводить так, как захочу?—?Конечно,?— подтверждает женщина. —?Только не приводите в дом сомнительных людей, а в остальном?— живите так, как жили.—?Мне нужно будет иногда уходить по ночам,?— аккуратно подбирает слова, чтобы фраза казалась менее неприятной, но это сложно. —?Я подрабатываю в ночном клубе, дело в этом. Надеюсь, что это не смущает вас.—?Я не собираюсь вмешиваться в ваши личные планы,?— объясняет госпожа Мин спокойно и даже выдавливает из себя подобие улыбки.Но Йевон чувствует, что что-то меняется в её голосе, и опускает голову ещё ниже. Женщина обещает показать комнату и больше ничего не говорит. В этом молчании слышится некое пренебрежение, которое слишком резко вдавливается в грудь, почти проламывая кости. ?Мне не хотелось бы, чтобы вы думали обо мне плохо?,?— выдавливает Йевон, стоя на пороге огромной комнаты, которую госпожа Мин предложила ей занять. Женщина ничего не отвечает, оставляя наедине с мыслями, которые словно пчёлы роятся в голове, не давая сделать даже вдох.—?Онни! —?слышит она за спиной радостное и оборачивается, цепляя на лицо самую искреннюю улыбку, на которую только способна сейчас.—?Как ты сегодня чувствуешь себя, малышка? —?спрашивает она, присаживаясь на корточки рядом с девочкой в инвалидном кресле.—?Хорошо, скоро приедет братик, тогда будет отлично,?— улыбается она во весь рот, так искренне, что Йевон неосознанно делает то же самое. —?Через неделю у меня День рождения, он обещал прийти, ты тоже приходи, онни. Мой братик просто потрясающий, ты должна с ним познакомиться.—?Конечно, малышка…