Мы все когда-нибудь умрём (1/1)
Жизнь на иголках. Количество съеденного Шугой стекла равняется боли и стремится к бесконечности.Он думал, что всё в порядке. Радовался, когда смог оплатить две операции. И третью. С невозможностью выбраться из этого дерьма. С абонементом на унижения сроком в жизнь. Ему даже казалось, что всё нормально, когда он узнал, что Чимин в больнице после автокатастрофы, и что господин Пак преспокойненько отказался от сына, как когда-то от жены. Юнги не злился, он просто не понимал, как так вообще можно поступать. Даже Тэхён, зарабатывающий от силы треть того, что получает Юнги, готов был отдать все свои сбережения, чтобы помочь другу. И Шуге было стыдно, что у него не оставалось ни воны, чтобы тоже сделать свой вклад.Спустя неделю ему предложили хороший заработок, на который можно жить. Можно оплатить будущую реабилитацию сестры. И даже?— лечение Чимина. Только вот он был не готов к этому. Морально. Это было как-то на грани: признать себя шлюхой на всю жизнь.Но он согласился.Кажется, это было самое изощрённое издевательство в его жизни. И он очень хотел бы, чтобы об этом никто не узнал. Желательно, никогда.—?Ты ведь хотел славы? —?говорила женщина, протягивая ему договор.—?Хотел,?— коротко отвечал он, листая исписанные мелким шрифтом страницы. —?Благодаря музыке, а не этому,?— ставя подпись дрожащей рукой.Кажется, это конец.[Месяц спустя]Иногда Юнги думается, что его жизнь?— это сплошное издевательство. Грязь. Похоть. Чужие желания и удовольствия. Борьба за выживание, в которой он, кажется, чертовски проигрывает. Он хрипит не своим голосом. Осевшим. Сиплым. Чужим. Горло саднит до невозможности сглатывать вязкую слюну, не морщась. Юнги чувствует слабость, боль и утопает в ощущениях, пока громкая пощёчина не приводит его в чувства, заставляя ?не отключаться?. Потому что ему же не больно. Потому что ?Терпи, сука, заслужил?. И Юнги пытается, честно, просто ничего не выходит?— он так и продолжает проваливаться в темноту, выпадать из времени, пространства, сознания, жизни…Морщиться. Хрипеть. Кричать. Беззвучно, потому что ?Никто не разрешал тебе рот открывать?. Давиться воздухом. Скрести асфальт ладонями. Ломать ногти. Игнорировать боль, страх, ноющее чувство внутри. Убивать себя медленно, глоток за глотком. Не закрываться. Не сопротивляться. Не издавать ни звука. Кусать прокушенные давно губы. Харкаться кровью. Блевать отбитыми органами. Бояться умереть больше, чем хотеть этого.—?Ты просто тупая и ничего не стоящая шлюха…Жизнь?— отстой.Юнги не уверен, но ему кажется, что это?— блядское дно, где его совсем скоро закопают, когда тело откажется шевелиться в который раз. Ему интересно, во сколько лет можно будет признать его профнепригодность и когда он сможет выйти на пенсию. Когда спроса не будет? Или лет в двадцать семь, когда заметно, что уже ?использованный?? Если так, то ему ещё года три так жить.Три года.Совсем не страшно.Он улыбается почти по-маньячьи. Это оскал из боли, ненависти и унижения. Но уже плевать, наверное, когда телефон в кармане вибрирует, отбивая похоронный марш для его души. Он достаёт телефон, мельком узнавая имя контакта прежде, чем роняет на асфальт после сильного толчка под рёбра. Юнги падает в коленно-локтевую с неестественным прогибом в спине и тянется рукой к мобильному. Видит на экране сообщение и выдыхает. Он чувствует облегчение. Ровно до того момента, как на его ладонь наступают подошвой грязного ботинка. Ему даже кажется, что он слышит, как оглушающе хрустят косточки.—?А что это ты не падаешь на свои разъёбанные колени? Ты у меня всю жизнь будешь по дешёвым мотелям шляться…И Юнги шипит, когда его больно оттягивают назад за волосы. Его мутит хуже, чем Тэхёна с похмелья. Всё вокруг кружится, добавляя остроты ощущениям. В голове только три слова на погасшем уже давно экране телефона.?Операция прошла успешно?.Это повод умереть? Или повод жить? Юнги не соображает, потому что его тошнит несъеденным завтраком, забытым обедом и ещё не наступившим ужином. Всё хреново плывёт перед глазами, сливаясь в сплошную неразборчивую массу цветов и красок. Юнги не различает ни силуэтов, ни голосов, ни собственных ощущений. Он умирает в который раз, саднящими коленями упираясь в асфальт. Оказывается, это совсем не больно, умирать…И только потом, спустя хрен знает сколько времени, наблюдая перед собой обеспокоенного Тэхёна и чиминов влажный взгляд, Юнги умирает в последний раз. И больше не хочет жить.—?Чимин в порядке? —?спрашивает он Тэ, который недавно перекрасился в пепельный и теперь светился будто изнутри.—?Да, в отличие от тебя,?— хмыкает тот, поднимаясь со старого кресла, неприятно скрипнувшего.И Юнги понимает, что сейчас выглядит, должно быть, совсем жалко. Ему пиздец как хочется не смотреть на Чимина, возводящего лицо в потолок и наверняка обвиняющего себя хрен знает в чем. Только его вина в том, что он такой слабак. Кажется, его жизнь закончилась там, на грязном асфальте около клуба, когда тяжёлый ботинок давил на раскрытую ладонь настолько сильно, что Юнги даже мерещилось, что он видел, как рушится его жизнь…?Вытерпеть, чтобы помочь…Так сложно?.*Йевон теребила в руках маленькую визитку, смотря будто сквозь неё. ?Мы работаем до последнего клиента?,?— вертелось в голове на повторе. Девушка спрятала небольшой клочок бумаги в выдвижной ящичек, где также покоились красная полупустая пачка сигарет и давно разряженный телефон. Эти вещи ждали своего времени, чтобы вернуться к хозяину.Йевон опустила голову на руки и поклялась себе, что уже завтра она отдаст Шуге его вещи, а не будет стоять возле клуба пару часов, чтобы так и не решиться войти внутрь…Юнги бездумно пялится на свою перебинтованную руку и даже не сразу замечает, как в его комнату кто-то входит, тихонько прикрывая дверь. Друг аккуратно садится на край расстеленной кровати и смотрит почти в душу. В его глазах-щёлочках отчаяние. Такое натуральное, что больно. Он открывает принесённый с собой блокнот и водит по нему чёрным маркером, выписывая буквы.?Хён, расскажи мне?,?— гласит корявая строка на белом листе.У Чимина ужасный почерк.—?Что тебе рассказать, Чимини? —?добродушно спрашивает старший, не отводя взгляд от блокнота в руках друга.Так паршиво на душе.?Хоть что-нибудь?,?— быстро выводит тот на странице, разворачивая к другу.—?Я больше не смогу играть,?— шепчет еле слышно, замечая в глазах младшего слёзы. —?А ты?— петь. Знаешь, Чимини, мы здорово облажались,?— улыбается через силу. – Оба.?Но ведь ты уже знаменитость?,?— спешно пишет Чим на бумаге, натыкаясь на непонимающий взгляд напротив, и дописывает слегка криво: ?Я видел твой экземпляр договора?.—?Блять! —?матерится Юнги, ударяя здоровой рукой по матрасу.?Не нужно было этого делать…??— друг скрипит маркером.Юнги молчит. Он молчит ещё долго, пока младший, казалось, выводит на листочке целое сочинение.?Хён, я нашёл себе работу. Я буду мыть посуду в ресторане. Не думаю, что смогу зарабатывать так же много, но… Хён, бросай это. Мы сможем прожить на те деньги, что заработаем другим способом. Разве нам много нужно? На еду хватит. И даже на квартиру, может быть. Пожалуйста, не возвращайся туда. И мелкому скажи, чтобы разорвал контракт. Давайте просто забудем про это место? Оно же убьёт нас, если ещё не убило?.—?Да, нужно Тэхёна вытаскивать из этого дерьма, пока не поздно,?— грустно улыбается, замечая растерянность на лице друга. —?А мне уже поздно. Слишком большая неустойка. Знаешь, а это ведь ничего. Мне даже начинает нравиться.Чимин качает головой, зная, что это не так.?Ты же умрёшь, если вернёшься?,?— шмыгая носом, выводит на бумаге.—?Мы все когда-нибудь умрём…__________*BTS?— House Of Card (перевод FSG HIGH)