In spite of everything - ZiHyo (Block B) (1/1)

Верь: всё пройдет. Даже если очень плохо — это когда-нибудь кончится. Ничто на свете не вечно. (с) Харуки Мураками?Всё полетело к чёрту верхним концом вниз?*. Наверное этими словами можно охарактеризовать ситуацию, произошедшую в Таиланде в январе 2012-го, но и они не способны передать масштабы душевного потрясения семерых, совсем ещё зелёных парней, повзрослевших тогда буквально на глазах. Несколько в шутку сказанных слов без какого-либо умысла и подтекста в одночасье перевернули всё с ног на голову. Чихо разбит. Натурально. Вдребезги. Внутри него омертвевшая пустошь, затопленная раскалённым горьким ядом да порывы шквального безмерного сожаления. Убойную дозу жидкой концентрированной горечи по венам разгоняют учащённые раскаянием удары сердца. Горько так, что больно глотать. Больше ничего. Чихо не проронил ни слезинки, когда под мерное жужжание бритвенной машинки волосы с его головы символически падали на кафельный пол ванной. Чихо не плакал. Плакал ДжеХё, сидя на паркете под дверью ванной комнаты, слушая монотонный звук работающей бритвы. Это всё, что он мог тогда сделать. Бессилие душило сильнее, перекрывая без того выбитый из лёгких воздух ударом под дых ещё тогда, когда вся эта бредовая ситуация только началась, а теперь переросла в бесконечное кошмарное фаталити, где каждую минуту с них живьём сдирают кожу, а на воображаемом экране, насмехаясь, каждый раз мигает кровавая надпись ?YOU LOSE! Game over?. И, кажется, это правда конец. Казалось, что все семеро выросли буквально за одну ночь, когда через несколько дней после инцидента, не выдержав постоянных нападок, одним вечером в гробовой тишине, так несвойственной для дорма Блок Би, самому младшему из них стало по-настоящему, физически плохо. Сердце не выдержало нервного перенапряжения. Страшно было как никогда. Именно в тот момент, разницей лишь в доли секунды, одновременно надломились семь человеческих душ, уродливый, лишь со временем затянувшийся рубец на которых останется там, увы, навсегда. В больницу к Чихуну не пустили никого, кроме родителей и едва не поседевшего менеджера. Ребята остались в дорме. Они всю ночь до утра молча просидели в гостиной, глотая беззвучные слёзы, стараясь лишний раз вообще не дышать. Только лидера не было. Он ушёл сразу же, как только неотложка увезла побледневшего, почти бессознательного Чихуна в больницу. Чихо накинул на толстовку куртку и бесследно скрылся в ночи, как бесплотное приведение, глухо гремя метафорическими цепями сковавшей по рукам и ногам вины. Эта глухая февральская ночь зимой 2012 года стала самой длинной и самой холодной...* А.П. Чехов ?Шампанское?...Деятельность группы была приостановлена на неизвестные сроки. Хотя все прекрасно понимали, что возможно продолжения уже и не будет. Все понимали, но произнести вслух никто не решался. После принесения официальных извинений, было решено отправить лидера, вернее ту бесцветную тень с выбритой черепушкой, которая лишь отдалённо напоминала взбалмошного, вездесущего У Чихо, в Японию, подальше от озлобленной корейской общественности и снующей, как черти, прессы, пытающейся раздуть из без того раздутого слона в динозавра. ДжеХё казалось, что его заперли в какой-то извращённо искажённой, до сумасшествия перековерканной реальности. Всё происходило, как в жуткой сказке, где злые горные тролли разбили зеркало Судьбы на миллиарды тысяч мелких осколков, которые были подхвачены и развеяны по всему миру порывами ветра. Они попали в души добрых людей, исказив реальность в их затуманенных глазах до неузнаваемости, и те перестали различать правду и ложь; кривда теперь стала правдой, а само понятие ?честность? и вовсе перестало существовать. Люди стали злыми, а их души почернели. Так по миру рассеялся хаос. Но ведь реальная жизнь, она ведь не сказка, где все страдания героев в конечном итоге заканчиваются счастливым концом. ДжеХё это жутко злило. Он устал от слёз. Теперь внутри было пусто, как в Сахаре. Было странно и больно смотреть на потерянных, осунувшихся друзей (смотреть в зеркало ДжеХё строго запретил сам себе, боясь увидеть в нём то же самое). Собственная беспомощность убивала, а беспомощность потухших в раз одногруппников, из которых словно вытащили жизненно важные батарейки и вымыли из-под кожи весь цвет, оставив их почти безликими, просто добивала. Не хватало того балагана, который обычно царил у них в дорме. Не хватало вечно ржущих шести рожь (поправочка – родных и вполне себе так лиц), криков, ругани, глумливого баса Пио, солнечной улыбки обаятельного Юквона, ворчания Тэиля - не хватало их всех, потому что те серьёзные роботы, находившиеся рядом, в которых превратились друзья, были чужими. Не хватало даже извечных подколов-подъёбов и левых шуточек в его сторону. Но больше всего не хватало искренне ржущего, неугомонного, вечно достающего его сгустка неиссякаемой энергии, именуемой У Чихо. Поэтому ДжеХё даже не вышел из своей комнаты провожать лидера, а только заперся на замок и включил музыку до максимума, битами льющуюся в уши через маленькие вакуумные наушники, отрешая его ото всех. Лучше не слышать и не видеть, чем, стоя у двери, провожать безликое существо, ещё несколько дней назад бывшее человеком, которого Ан безмерно уважал и по-доброму завидовал. Для него это слишком. ...Япония, как ни крути, самая сказочная страна, сотворённая Востоком в лучших его традициях. Она, изящная грациозная гейша в красно-белом тончайшем шёлковом кимоно, смиренно почтенна и гостеприимна, заботливо подхватывает тебя потоками своих быстротечных рек и несёт, кружа голову пьянящим ароматом цветущей вишни и белых ирисов, в самое её сердце – Токио, со скоростью облетающих нежно-розовых лепестков сакуры - пять сантиметров в секунду.Вот так вот, без лишних вопросов и претензий Япония приняла в свои нежнейшие объятия надломленную душу потерянного девятнадцатилетнего У Чихо. Она отогрела, отпоив горячим чаем с целебными травами, и успокоила, нашёптывая что-то приятное, как в детстве перед сном шептала мама, тогда как родная Корея просто отвернулась. Эта несравненная ни с чем в мире по своей красоте страна Солнца подарила одинокому потерявшемуся мальчишке глоток живительного воздуха, приютив его в своём сердце, укрыв ото всех покрывалом махрового токийского неба.Чихо снова жил у отца, как когда-то в школьные годы. У старший перекрыл все доступы в злосчастный интернет и к TV, а если и включал телевизор, то только каналы о животных или какую-нибудь скучную исследовательскую демагогию. Чихо, собственно, было всё равно. Он только ел (или делал вид, что ест), спал и бесцельно слонялся по кварталам густонаселённого шумного Токио, погрузившись глубоко в себя и не замечая ничего вокруг. Так проходили дни, недели, месяцы. Одинаково долгие и пустые. С приходом весны город расцвёл во всех смыслах. Тонкий аромат цветущей сакуры заполнял собой буквально всё вокруг, доставая, казалось, до самой лазури небес, впитываясь в густые клочки облаков и выливаясь обратно на землю вместе с тёплым апрельским дождём. По улицам тут и там, стекаясь со всех уголков Токио и собираясь в дружные стайки, о чём-то весело щебетали милые круглолицые японочки в белых гольфиках и новеньких, тщательно выглаженных школьных формах, смущённо прикрывая розовые губки маленькими ладошками. Япония не беспокоила и не торопила Чихо, а только ласково и терпеливо ждала, продолжая оберегать, убаюкивая дуновением тёплого южного ветра. ?Всё пройдёт...?, - словно шептала Она, мягко шурша складками полы своего красно-белого кимоно. И Чихо был благодарен Ей за это. Ограждённый ото всех невидимой перегородкой и километрами, он потихоньку оживал. Случилось это в конце апреля, когда судьба настойчиво решила растормошить безразличного ко всему Чихо, впавшего в состояние анабиоза, столкнув его с бывшими (а бывшими ли? ?друзья, чтобы не случилось?, так ведь, У Чихо?) закадычными андеграундными приятелями, которые, узнав, (пусть и не сразу), что ?восходящая звезда корейского шоубиза? заглянула в их дебри, быстро сориентировались. Так Чихо снова стал Зи-я-ко, стремительно затянутый, без вариантов отступления назад, в оживлённые подвалы андеграундных клубов. Именно здесь всё начиналось. Чихо горько усмехался, неужели тут и закончится? Но думать об этом ему просто-напросто не давали. Теперь его изо дня в день тормошили, против воли вытаскивая на всевозможные тусы в каких-то разномастных клубах, фристайлы, батлы неугомонные, пышущие энергией друзья, волей-неволей заставляющие его снова, хоть и довольно натянуто, но улыбаться. Со временем вся горечь внутри него больше не блуждала по венам, умерщвляя ядом живые клетки, а собралась в одну тягучую липкую субстанцию где-то там, за рёбрами, и смиренно ждала своего выхода.Теперь, когда Чихо более или менее оживал и начал дышать свободнее, не боясь делать вдох, на смену закаменевшей в груди боли, породившей ко всему безразличие, пришла тоска по дому. Вернуться в родную Корею с каждым днём хотелось всё сильнее. Потихоньку отходя от анабиоза и осторожно выползая из своего кокона, Чихо понимал, что скучает. Безмерно радовало и в то же время усугубляло положение и то, что одногруппники теперь звонили ему почти каждый день. Кён и Чихун, раньше всех, по-видимому, отошедшие от первого шока, названивали лидеру по вечерам, рассказывая, как прошёл день, и что нового творилось в мире. Причём звонили друг за другом, разницей примерно в двадцать-двадцать пять минут. Ребята пытались шутить и осторожно смеялись на том конце невидимого провода, боясь оступиться ещё на сырой, непросохшей под ногами почве. И Чихо также осторожно улыбался в ответ, хоть этого и не было видно по телефону. Кажется, зарождался слабый огонёк такой необходимой для них сейчас Надежды.Начали звонить и остальные. В первые месяцы, предоставленные сами себе, поникшие ребята не знали, куда себя деть – отчаяние, белой пеленой, затуманило глаза, а руки опустились совсем. Группа разваливалась. Лидера нет. Потухшие, как отсыревшие спички, Блоки слонялись без дела, разбрёдшись по разные стороны, впустую мотая счётчик дней. Зима прошла для всех одинаковым серым пятном. По весне первым в танцзале объявился Минхёк, решив для себя, что лучше уж какое-то движение, чем вообще ничего. За ним потянулся Юквон. Тэиль стал посещать занятия вокалом. Так, медленно, но верно, скорлупа безжизненного оцепенения начала трескаться. Не звонил только один, чей голос сейчас почему-то хотелось слышать больше всего. Странно, может быть это от того, что именно этот человек (и Чихун, на тот момент находящийся ещё в больнице) не вышел его проводить? Поэтому он так сильно по нему...скучает? Чихо не уверен, собственно, как и во всём остальном сейчас. Разбираться в себе ещё не было достаточно сил, ведь трещина на тонкой оболочке хрупкой души только-только начала затягиваться. В мае, когда лепестки сакуры уже совсем облетели, Чихо не выдерживает. Тоска в груди вдруг начинает щемить со страшной силой. Ведомый сиюминутным порывом (и выпитым алкоголем), Зико хватает со стола телефон, сигареты и стремительно направляется к выходу, прочь из гремящего битами клуба, протискиваясь сквозь толпу.На улице свежо и на удивление спокойно. Два пятнадцать показывают стрелки наручных часов. Чихо закуривает и прикрывает глаза. Прозрачно-чистый воздух уходящей весны пьянит и будоражит одновременно, смешиваясь с едким рассеивающимся в нём никотином. Скоро лето, и живой суматошный Токио неминуемо накроет горячей волной. Воздух раскалится, стремительно поднимая температуру по Цельсию до предела, и застынет совсем неподвижно. Изнурённые жарой люди будут спасаться кондиционерами, выжимающими тысячи вольт, работая сутками напролёт. Япония утонет в пыли и духоте и будет казаться уязвимой, ища по вечерам покой в сизых тенях под густыми кронами плакучих ив на тихом берегу прозрачного озера вдалеке от городской суматохи. Чихо не замечает, как за мыслями уходит от клуба прочь, не торопливо бредя по узкой мощеной дорожке парка, уводящей его всё дальше под апельсиновый свет фонарей. Он долго курит, не переставая медленно идти, а парк тем временем заканчивается. Вообще-то Чихо не курит. Не курил. Старая привычка, которую он бросил, когда всерьёз занялся музыкой. Раньше, в подростковом возрасте сигареты помогали дышать, как бы противоречиво это ни звучало, но именно никотин забирал душевное напряжение, впитываясь в клетки, успокаивал нервы, хоть и убивал в них живое. Получался вроде как равноценный обмен, как в алхимии. Вот и сейчас было словно легче. На самом деле ясно, что это всё лишь самовнушение и психосоматика. Но ведь люди и Бога придумали для того, чтобы было проще жить. Чихо доходит до небольшого круглосуточного магазинчика, докуривает до фильтра, косит, не попав в стоящую буквально в метре бетонную урну, морщится от своей безнадёжности, и уходит бесцельно бродить по узким коридорчикам между продуктовых стеллажей. Он покупает какую-то первую попавшуюся газировку термоядерного кислотно-жёлтого цвета. Пить сей напиток с бессмысленным названием ?Юми-Юми? как-то страшновато. Потом он слоняется возле магазина, то перекидывая из руки в руку яркую бутылку, то поправляя без необходимости кепку. Волосы под ней, кстати говоря, отросли, атласно-чёрные, без постоянных окрасок, мягкие. На часах без десяти три. Чихо понимает, что просто оттягивает момент, не в силах решиться, потому что весь боевой запал куда-то вдруг разом исчез. Ну, и он просто начал трезветь. Разницы во времени между Пусаном и Токио нет (о том, что Ан в Пусане, Чихо узнал от Кёна). И если учитывать факт, что ольджан полуночник, то, вероятнее всего, он ещё даже не ложился. Была не была. Чихо выдыхает, поставив бутылку на землю, и решает сделать гудок. В конце концов, Ан может быть и не ответит ему вовсе.Сердце в груди отчего-то колотится, как заведённое, словно Чихо бежал стометровку с препятствиями. Он считает вслух, пытаясь успокоиться, и начинает ходить взад вперёд на месте. Один...два...тр...-Да, - звучит из динамика немного сонно, и сердце Чихо делает в груди ?ту-дум?, и, кажется, так громко и гулко, что слышно даже в Пусане. Оно клокочет теперь прямо в глотке, не давая произнести и слова. -Чихо? – Зовёт тихий голос. И Чихо кажется, что у него вдруг резко поднялась температура, потому что становится невыносимо жарко. Жар исходит из самого сердца, сбивая пульс в аритмию. Услышав своё имя, так осторожно и тихо произнесённое, словно его впервые пробуют на вкус, Зико понимает, как же сильно он скучает по этим шепелявым ноткам пусанского диалекта такого до дрожи родного голоса. Чихо даже пугается такой своей реакции, потому что чувствует, как предательски начинает щипать глаза. Он отводит трубку в сторону, зажимая динамик ладонью, шумно выдыхает несколько раз, пинает в сторону злосчастную бутылку, пытаясь собраться в кучу и не разрыдаться, как последнее мудло. ДжеХё по ту сторону всё это время терпеливо ждёт, затаив дыхание, слушая в трубке возню. Вообще-то он уже почти спал, но когда телефон мерно завибрировал прямо в руке (ибо он снова уснул с мобильным ><), навеянный сон сразу же испарился, как призрачный мираж кувшина с желанной водой перед глазами заблудшего путника. Отвечать Дже не собирался, но когда увидел на дисплее фотографию лидера, сам не успел понять, как провёл большим пальцем по экрану, принимая входящий, удивляясь тому, насколько неестественно спокойно прозвучал его голос. Было страшно, что это сон, и одно неосторожное движение могло его разрушить. ДжеХё боялся, потому что это первый раз за прошедшее время, когда Чихо объявился сам. Потому что этот паршивец до этого момента ему даже не снился. -Привет, хён, - наконец глухо произносит Чихо и тут же откашливается. -Угу, - просто отвечает ДжеХё междометием, снова привыкая слышать голос младшего, немного искажённый связью. Они говорят недолго и почти ни о чём, что-то типа ?как дела??, ?всё нормально?, ?как твои??, ?терпимо? и т.п. Оба немного расслабляются, и Чихо даже пытается пошутить. Попытка оказывается вялой, но не безнадёжной, думает ДжеХё и облегчённо улыбается, чувствуя, как теплеет внутри. -Тогда пока? – Нехотя произносит Чихо. -Тогда пока, - утвердительно повторяет Хё. ...-ДжеХё? – Вдруг неожиданно зовёт младший, и Дже весь превращается в слух, затаив дыхание, ему даже кажется, что в голосе лидера он услышал что-то отдалённо напоминающее мольбу(?). -М? -Нет, ничего. ...-Чихо! – На выдохе. -Что?-Всё хорошо. ...Чуть погодя:-Спасибо...хён......Этой ночью Чихо всё-таки впервые за всё это время, прошедшее со дня инцидента, позволяет себе плакать. Он срывается, не в силах больше держать в себе раскалённый до предела ком едкой горечи, и плачет за себя, за группу, за ДжеХё, за то, что не уберёг Чихуна, и тот попал в больницу, плачет до тех пор, пока внутри не становится совсем пусто. Только теперь эта пустота не тяготит, наоборот, позволяет свободно вдохнуть и также легко выдохнуть. Чихо встречает малиновый рассвет на скамейке в парке, а потом, вернувшись домой, пишет строки: ?Так уж установлено, оружие людей — люди.Пока я жив, я смогу.Я обязан продержаться до самого конца?....ДжеХё этой ночь так и не сомкнул глаз, встречая прохладный рассвет, окрашенный отчего-то малиновой краской, сидя на кухне перед окном, открывающим панораму на город, окутанный предрассветным туманом, с кружкой горячего чая в руках. Стало гораздо спокойнее и теплее на сердце, потому что вместе с первыми, пробивающими из-за горизонта лучами солнца, родилась Надежда, а вместе с нею Вера. Думать ни о чём не хотелось, потому что внутри приятно щекотало какое-то странное и совсем новое для ДжеХё чувство, лёгкое, невесомое и сладкое, как воздушная ваниль. ...Телефон единожды мерно вибрирует, оповещая о входящем сообщении. Отправитель: Woo JiHo. Текст: ?Хочу тебя видеть?....Ответ не заставил себя долго ждать. Чихо мягко и очень тепло, а главное по-настоящему улыбается, вновь пропуская удар сердца, когда на экране мобильного открывается фотография ольджана. Собственно, видно только заострившееся чистое лицо, снятое крупным планом, густую каштановую чёлку, спадающую на большие карие глаза, слегка усталые и сонные, из-под натянутого на голову капюшона худи и губы, сложенные забавным бантиком-сердечком в подобии поцелуя. Чихо засыпает, не выпуская из рук телефон. Что-то приятное лениво шевелится внутри, и от этого неподдельно хорошо и уютно. Прежде чем окончательно провалиться в сон, он думает, что привезёт ДжеХё много заколочек. С Китти. Чтобы волосы не лезли в красивые глаза, и их всегда можно было видеть. Завтра же пойдёт и купит. Вернее, уже сегодня. Много-много. И розовых. Да.