Глава I: Превосходный (1/1)

?Теперь ты мой, Йоджи. Завтра, послезавтра и послепослезавтра мы всегда… будем вместе?.Насколько же Йоджи был глуп. Он уже давно это понял и сожалел обо всём содеянном: о том, что не обдумывал свои действия, каждый раз поступая импульсивно; о том, что такие поступки в итоге привели его прямо в лапы к смерти?— мучительной и долгой.Он обречён.Спасения не будет.?Может быть,?— думал он,?— может, всё было бы иначе, если бы я отказался садиться в ту машину. Чёрт побрал бы тебя… Ублюдок, Окинага?,?— мысли, вечно крутящиеся у него в голове. Сейчас Сакияма ненавидел этого человека так сильно, как только можно. Это чувство было самым сильным из всех, которых ему когда-либо доводилось испытывать. Действительно ли он допустил ошибку, когда поверил Окинаге?Нет.Йоджи просчитался ещё раньше?— Зенья был способен затащить его насильно. Да, точно. Тогда, тогда: уже тогда он попал в паутину. Выхода не было. Стоило обдумывать каждый свой шаг с самого начала, тогда всё было бы хорошо. Глупо, Йоджи.И погибнешь ты глупо. В унижении и страдании.Слёз не было. Брюнет ощущал пустоту?— то ли физическую, то ли душевную. Хотя какая разница? Он не испытывал ни капли жалости к себе.Окинага Зенья. Он вообще человек? Разве люди поступают… так? Думая о нём, в голове Сакиямы раздавался до боли знакомый, скрипучий голос: ?Ты такой же, как я?. Блондин повторял фразы, смысл которых Йоджи до сих пор не был способен принять. Ответы?— это всё, чего он хотел, но что в итоге?Обрёк себя на верную мучительную смерть. ?Ты поймёшь. А если не захочешь, всё равно поймёшь?.Йоджи бы заплакал, но слёз не было. Йоджи бы закричал, но он слишком слаб даже для этого.Больно.Запах крови от выделяемой брюнетом плоти был довольно уместен к сложившейся обстановке, отчего у парня жгло горло?— его тошнило.Плоть…Каждый раз Зенья, совокупляясь с ним, бормотал что-то о детях.Эту плоть, эти сгустки крови он…Называет детьми.Йоджи всё ещё не понимал, что происходит, зато был точно убеждён в том, что психическое здоровье Зеньи не в норме.Слишком много вопросов. И слишком мало сил, чтобы думать. Йоджи не был в состоянии даже подняться. Он уже пробовал, но мгновенно падал, после чего на шум прибегал Окинага и говорил что-то, что разобрать Сакияме с его положением было сложно. Приходилось очень постараться, чтобы понять, что имел в виду блондин?— настолько был затуманен его разум. Настолько, что он едва осознавал обстановку вокруг, и, в основном, всё время он спал, пока не приходил Зенья.Зенья, Зенья, Зенья… Что ему нужно? Почему объектом его желаний стал именно он, Йоджи? Почему он? Почему?Секс-игрушка, да?Звучит банально, и это было бы даже смешно, если бы являлось сущей правдой. Как же это унизительно… Это противно. Противно оттого, что порой он даже умудряется получать физическое удовольствие от секса с Зеньей, оттого, что он не способен никоим образом противостоять. Он ненавидел свою слабость.И он устал от эмоций и ощущений. Устал слишком сильно. Ему казалось, что постепенно их становилось всё меньше и меньше, действительно превращая его в безжизненную куклу. Куклу, созданную лишь для того, чтобы удовлетворять свои прихоти.Животные инстинкты… Да, они и впрямь были животными. Отвратительно. Теперь Йоджи испытывал омерзение к сексу, наверное, раз и навсегда?— он даже девственности лишился против своей воли. Да и Широнума Тецуо был не лучше Окинаги, теперь-то он это понимал. Подобно ему, хотел удовлетворить свои потребности?— и не более.Йоджи поймал себя на мысли, что он наверняка умрёт не только в мучениях, но и в ненависти. Ненависти ко всем и вся. Ненависти к прошлому и настоящему. Каким же далёким Тецуо казался теперь, хотя прошло совсем немного времени с тех пор, как они виделись. По крайней мере, Йоджи так думал.Йоджи осознавал?— а у него и впрямь было время поразмыслить, пока он лежал в холодной кладовке, в компании помех телевизора и кровавой, хлюпающей плоти?— Тецуо нравился ему. Беспричинно. И он не понимал, почему испытывал к этому парню подобные чувства, ведь он обращался с ним не лучше, чем Зенья.Происходящее в мыслях и чувствах казалось абсолютным бредом. Хотя, какая уже, к чёрту, разница.Внезапно юноша почувствовал, что проваливается. Кончики пальцев на руках и ногах онемели, во всём теле появились то ли лёгкость, то ли тяжесть: Йоджи терял сознание. На самом деле, ему нравилось это чувство. Оно схоже с эйфорией, оно расслабляло. Если бы он сейчас мог стоять на ногах, то точно бы упал.Должно быть, он давно ничего не ел.Брюнет кинул взгляд на тарелку, которую, вероятно, поставил для него Зенья, с чем-то определённо вкусным. Освещаемое телевизионными помехами, Йоджи всё равно не мог рассмотреть блюдо. В глазах стоял туман, который предупреждал о приближающемся сне.— Не… Могу больше,?— выдохнул он и перекатился на спину, закрыв глаза.И наступила темнота с тишиной.Покой.Наконец-то.***Очнулся Сакияма уже не в подвале, не на сыром полу. Он лежал в тепле. На чём-то мягком и приятном. Оглядевшись, он обнаружил…Кровать.Так удобно, чисто и хорошо впервые за долгое время, проведённое в подвале. Запаха крови и чего-то ещё, что намеренно распространял в подвале Зенья, не было. Йоджи хотелось было думать, что его спасли, вытащили из грязных лап Окинаги?— но он быстро понял, где находится.Комната Зеньи.Он и раньше бывал здесь, однако тогда Йоджи вряд ли осознавал, где находится. Но теперь, как ни странно, самочувствие его было… Превосходным. Как такое вообще возможно, если там, взаперти, валяясь в луже собственной крови, ему казалось, что он вот-вот умрёт? Уже неважно. Он вдохнул полной грудью и громко выдохнул.В этот же момент дверь в комнату совсем легонько приоткрылась, но с жутким скрипом, от которого брюнет инстинктивно скривился. Из-за двери показалось знакомое лицо со свисающими длинными золотистыми локонами. Зенья заглянул в комнату, видимо, изначально не собиравшийся туда входить. Но его хищный взгляд скользнул по лицу Йоджи, и выражение лица блондина мгновенно преобразилось.Окинага обнаружил, что Йоджи не спит. И этот момент стал для брюнета роковым. Довольный, Зенья вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Естественно, не на ключ?— он прекрасно знал, что в его собственную комнату никто не осмелится войти.Окинага ждал, пока Йоджи проснётся? Эта мысль и восхитила, и испугала парня, хотя он мгновенно пожалел, что вообще открыл глаза.Сакияма в отвращении зажмурился, гадая, как сложится дальнейшее развитие событий.?— Йо-чин,?— как обычно растягивая каждый слог, начал говорить Окинага,?— нет нужды притворяться, что ты спишь, дурачок! Я всё равно видел, что ты наконец-то проснулся.Зенья засмеялся так, словно услышал что-то невероятно смешное, и брюнету сразу стало не по себе. О, этот знакомый, противный смех.Йоджи ощутил тяжесть на себе, из-за чего рефлекторно открыл глаза. Знакомый неприятный запах, напоминающий алкоголь, сразу же ударил в нос. Зенья сел сверху, всё так же весело улыбаясь и хихикая, совершенно по-детски, однако глаза его оставались серьёзными, даже хищными: в них блестел холодный свет. Зенья всегда смотрел такими глазами на него, даже когда улыбался. И это лишь одна из причин, которая сильно пугала Йоджи.Одет Зенья был повседневно: обычно Сакияма видел его только в этой одежде. Зелёная рубашка, чётки чёрного цвета со свисающим массивным крестом, наверняка служащие исключительно как элемент стиля. Он взглянул на знакомую игуану на плече Окинаги?— Йоджи уже знал её имя.Наверное, Зенья вернулся из школы совсем недавно.От этой мысли у Йоджи сдавило грудь из-за злости?— Зенья запер его, а сам продолжает жить, как ни в чём не бывало. ?Ублюдок…??— пронеслось у него в мыслях, но вслух сказать он этого не решился. Под напором его взгляда, Йоджи всегда будто терял голос: таким образом он не мог заговорить с ним, даже когда находился в относительно нормальном состоянии.Может, когда-нибудь он решится.Обязательно решится.—?Йо-чи-и-ин, смотри! —?Зенья откуда-то достал букет белых ароматных цветов, к сожалению, не перебивающих естественный запах Зеньи. Ромашки. —?Это для тебя. Кристи они тоже понравились,?— как обычно хихикнув, сказал он. —?Знаешь, Йоджи, они напоминают мне тебя. Они очень на тебя похожи?— и пахнут так же сладко. Идея!Продолжая сидеть на Йоджи, Зенья принялся вставлять цветы в волосы брюнета. Делая это, Окинага весело хохотал.?— Ты хорошо себя сейчас чувствуешь, Йоджи, правда? —?то ли спрашивая, то ли утверждая, сказал блондин, продолжая украшать волосы возлюбленного. —?Я попросил Китани кое-что вколоть Йоджи, чтобы он себя хорошо чувствовал. Китани хороший?— он всегда делает то, о чём просит Зенья. —?зачем-то пояснил он.Теперь Йоджи всё стало ясно. Ну конечно, хорошее самочувствие не могло наступить само по себе.Казалось, для блондина не существовало грусти. Сакияма никогда не видел его расстроенным или сильно раздражённым. Что бы не случилось, его выражение лица всегда сопровождала улыбка.—?Тебе нравится моя комната? Ты можешь быть здесь всегда, если хочешь.Она была бы абсолютно простой серой комнатой обычного человека, если бы не разнообразные декоративные вещи, которые он приносил сюда: цветные неоновые лампы и вывески особенно бросались в глаза. Розовый, синий, красный и зелёные цвета мелькали перед глазами и отражались в зрачках двух юношей, на волосах и коже.Слишком ярко и насыщенно.Каждая вещь в комнате была вызывающей и экстравагантной. Короче говоря, полностью характеризующей Окинагу. Более того, вещи, находящиеся здесь, не принадлежали к какому-то определённому стилю: один предмет мог совершенно не сочетаться с другим. Йоджи даже не понимал предназначения многих вещей в комнате.Да и ещё этот запах…Наверное, будучи в помутнённом состоянии, он уже был изнасилован здесь. Как бы то ни было, Йоджи не хотел бы оставаться в комнате Окинаги. Он не хотел даже находиться рядом с Зеньей.Он просто хотел нормально жить.— Ну вот, последний цветочек остался! —?глядя на Йоджи, как на собственное произведение искусства, Окинага демонстративно умилился. —?Тебе нравится, Кристи? Мне тоже. И Йоджи тоже, правда, Йо-чин? А этот цветочек,?— он указал на слегка увядший цветок, которые обхватывали его бледные пальцы,?— этим цветочком я погадаю. Йоджи, я уже говорил, что мои гадания всегда правдивы? —?он посмеялся.Вспомнив противный скрежет игральных костей, ударяющихся друг о друга, Йоджи поморщился. А Зенья, продолжая разговаривать то ли с ним, то ли с самим собой, начал отрывать от ромашки по лепестку и кидать их на голую грудь Йоджи, каждый раз проговаривая:— Любит, не любит…Он зашептал сосредоточенно. Голос блондина приобрёл совсем иной оттенок, с которым не был знаком его заложник.Тиран. Это определение как раз подходило Зенье. Йоджи так и хотелось сказать ему что-то вроде: ?Зачем ты запер меня здесь? И как долго собираешься держать взаперти? Это бесчеловечно, жестоко…?, но каждый раз отмалчивался, даже когда действительно был готов высказать всё, о чём думал, но боялся гнева Зеньи, ведь его реакцию, и правда, не предугадаешь. Боялся услышать, что Зенья не собирается вообще выпускать его, больше никогда, хотя он и понимал, что это, наверное, правда.Иногда правды лучше не знать.Интересно, как бы сложилась судьба, останься всё, как было?Йоджи был бы сейчас рядом с Тецуо?Воспоминания о его прикосновениях вдруг всплыли в голове, чёткой картинкой представ перед глазами. Он вспомнил о мгновениях, проведённых вместе с ним: однажды они оказались в кладовке этого дома вместе.Быть рядом с ним?— это то, чего он хотел?Было бы так лучше?К удивлению Йоджи, волна эмоций захлестнула его, и он, вновь ощутив знакомое чувство?— нарастающую боль в животе?— издал тихий стон.Постепенно он уже начинал понимать, что это значило.?Ты поймёшь со временем. А даже если и не захочешь?— всё равно поймёшь?.Это какая-то ошибка.Почему именно Зенья, а не Тецуо?Вместе с нарастающей болью, внизу живота предательски ощущалось приятное тепло.Зенья, потягивая напиток из той самой алюминиевой банки, которую уже когда-то видел Йоджи, сорвал последний лепесток, восхищённо воскликнув:— Любит! Вот видишь… —?наклонился он, шепча. —?Я же говорил, что Йоджи только мой. И… Никакой Широнума не отберёт у меня тебя. Никогда.Юноша ощутил на себе прерывистое дыхание Окинаги. На груди и шее почувствовалось прикосновение светлых длинных волос.—?Ты мой…Йоджи уже заранее знал, что за этим последует.Он не хотел этого.Он не был готов.Он просто молился, чтобы всё как можно быстрее закончилось. Чтобы боль прошла как можно быстрее.Зенья выкинул стебель ромашки на пол. Блондин никогда не интересовался у Йоджи?— да и, он подозревал, что не только у него?— хочет он что-то делать или нет. Зенья просто брал и получал то, чего желал.И нынешняя ситуация не была исключением.Он, тяжело дыша, потянулся к ширинке своих джинсов, самостоятельно и слегка грубо раздвигая Йоджи ноги. Брюнет зажмурился. Но Зенья, видимо, не торопился?— он прильнул к шее Йоджи, проведя по ней языком длинную и ленивую полосу. Сделав это, он усмехнулся.От таких прикосновений Йоджи обычно всегда испытывал довольно неоднозначные ощущения: по его коже пробегал холодок, а после следовала небольшая судорога, но это не было удовольствием. Скорее, что-то вроде отвращения, и даже не физического, а эмоционального.Йоджи глубоко выдохнул, когда Окинага протянул руку к набухшей плоти. Он по-прежнему сидел сверху, свободной рукой держа алюминиевую банку, из которой пил.—?Тебе хорошо, Йоджи? —?усмехнувшись, спросил он, крепко и даже больно для брюнета обхватывая его член и медленно двигая ладонью вверх-вниз, словно специально пытаясь причинить лёгкую боль.?Хорошо? Нет, мне очень-очень плохо, и я был бы счастлив, если бы ты исчез навсегда??— так бы сказал Йоджи, будь у него хоть капля смелости. Теперь он понимал, что такое качество в нём напрочь отсутствует, а если бы оно было, то не находился бы сейчас здесь, взаперти дома Окинаги, который только что сказал что-то про то, что Йоджи постоянно молчит. Хм, странно. Сакияме всегда казалось, что такое Окинагу вполне устраивает.Спустившись к брюнету между ног, Окинага провёл языком, из-за чего на Йоджи, как ни странно, накатило безумное возбуждение.—?А если ты будешь слишком шуметь,?— Зенья шептал эти слова, словно дразня Йоджи,?— эхо разгуляется даже внизу.К чему он это говорит? Йоджи старался думать или пытаться что-то ответить, но не мог; вместо этого он издавал лишь сдавленные стоны, то ли боли, то ли удовольствия. Прикосновения Окинаги отдавались во всём теле, лицо Йоджи буквально горело. Он тяжело дышал.Закончив ласкать член Йоджи, Зенья начал играть с промежностью своей жертвы, просовывая туда пальцы.Казалось, ему и это доставляло дикое удовольствие, он и не пытался этого скрыть.Кровь Йоджи запачкала руки Зеньи и простыни, но он не обращал на это внимание, будто этого и не было вовсе.Несмотря на то, что у Зеньи уже давно была эрекция, он продолжал прелюдию.Зачем? Всё, чего хотел Йоджи?— скорее кончить. Совершенно животное чувство, желание испытать удовольствие.Получить желанное…Покончить с этим. Поскорее бы избавиться от моральной боли, приносимой ему от каждого оргазма, испытанного из-за Зеньи. Йоджи и сам не заметил, когда впервые начал испытывать реальное удовольствие от происходящего. Абсолютный дисбаланс разума и тела. Разум желает одного, тело?— другого.Боль.Или желание.Йоджи сдавленно простонал, моля о скорейшем завершении происходящего. Ад, агония, боль. Желание прекратить и желание продолжить…Дисбаланс…Мысли путались.—?Йоджи, у тебя такая красивая шея… —?противно чавкая напитком из алюминиевой банки, прошептал он. Брюнет почувствовал горячее дыхание у себя на шее.Этот тон… Йоджи всегда слышит его только в свой адрес. Зенья не разговаривает так в повседневной жизни?— полушёпот, полный желания. В такие моменты голос словно не принадлежал ему.—?Ну вот, больше нет,?— его интонация мгновенно изменилась на привычную. Его способность так легко менять тембр голоса всегда поражала и пугала Йоджи.— Опять не могу их достать.Словно дразня, Зенья вдруг прекратил ласкать промежность Йоджи и увлёкся содержимым алюминиевой банки. Он снова порезал себе язык, как тогда, в тот самый день, когда они впервые столкнулись лицом к лицу.Тогда он и представить не мог, что всё так повернётся.Йоджи подумал вдруг, какова чужая кровь на вкус, но тут же вздрогнул от этой мысли.Кровь Зеньи. Не-е-ет, этот человек был противен ему не только морально, но и физически.Наверное, действие препарата, о котором говорил Зенья, постепенно сходило на нет. Рассудок брюнета вновь затуманился, а способность более-менее нормально соображать и анализировать вдруг куда-то улетучилась. И вдруг Йоджи с удивлением, а позже?— страхом, обнаружил, в каком плохом состоянии находится. Постепенно связь с окружающей действительностью терялась, а возбуждение, несмотря на всё ещё очевидную эрекцию, совершенно пропало, оставив за собой, по-видимому, один единственный инстинкт. Он словно бы вернулся к прежнему состоянию, в кладовке?— только сейчас, на контрасте с недавним хорошим самочувствием, он почувствовал себя как никогда плохо. Кажется, Сакияма совершенно утратил самоконтроль, абсолютно перестав понимать, что происходит. Странно, что действие препарата закончилось так быстро и так резко. Тело словно потеряло чувствительность, но продолжало реагировать без ведома своего хозяина.Йоджи и впрямь превратился в куклу.Самую настоящую куклу.Он почувствовал что-то очень тёплое у себя между ног. Окинага вошёл в него, с привычной резкостью и глубиной, которые теперь практически не ощущались.Он привык.Зенья дышал, а Йоджи издавал короткие стоны ему в унисон, что, по-видимому, довольно сильно нравилось блондину.Видя эту картину, он улыбался.Зенья улыбался.Йоджи хорошо изучил эту улыбку. Её отличительная особенность состояла в том, что она всегда была…Одинаковой. В ней никогда не было настоящей радости. Глядя в его глаза, Йоджи видел в них безумное желание и…грусть?.. Именно улыбаясь, он всегда смотрел так, словно что-то скрывает. Что-то, чего он не хочет показывать. Юноша подумал, что это ему только кажется?— сейчас он находился в бреду, и привидеться могло всё, что угодно, поэтому он решил попросту не обращать внимание.Но всё же эта мысль ему не давала покоя. Совсем не давала. Внезапно для себя он решил, что нужно с этим что-то сделать. Хотя, зачем? Йоджи ненавидел этого человека. Он был сейчас таким слабым, и, видимо, останется в бессильном состоянии навсегда.До тех пор, пока не умрёт. Ему точно не выбраться. Он навечно останется здесь, в этом доме. Даже если он организует побег, Зенье не составит труда узнать, где он?— пробить место жительства родственников, найти его самого или что-то вроде этого?— связи Якудза, думал он, дают немалые возможности.Да и сил бежать уже не хватит. Вряд ли.Остаётся лишь смириться. И ждать. Ждать часа расплаты за глупость.Скорее… Бы…Йоджи захотелось расплакаться, но он лишь всхлипнул. Его мысли совершенно не были связаны с телом, которое в экстазе продолжал насиловать Зенья. Он, как правило, просто кончал в него и уходил, что-то бормоча о детях?— глупо. Он никогда не заботился о состоянии и удовлетворении Йоджи, а все прелюдии?— это было лишь только ради своего собственного удовлетворения.Действительно, зачем заботиться о чувствах какой-то там куклы?Интересно, у в голове Окинаги схожие мысли в такой момент? Думает ли он о том же? Йоджи даже стало смешно. Нет, он был слишком увлечён процессом. Хуже животного, уверен Йоджи, в голове у его собственного мучителя лишь пустота. Какой же он всё-таки… Омерзительный. Какое же это унижение. Йоджи надеялся умереть как можно быстрее, лишь бы не сломаться окончательно. Всё. Неважно. ?Хватит думать, Йоджи. Забудь?.Йоджи и не замечал, что на его обнажённом плече сидела неприятная холодная игуана.— Эй, Кристи,?— посмеиваясь, воскликнул Зенья,?— нельзя жевать волосы Йоджи! Я ведь только-только украсил его волосы цветами. —?Окинага, не отрываясь от ласк, любовно убрал игуану с тела Йоджи, посадив её себе на плечо.Зенья любил говорить во время полового акта. Он всегда так делал. Это странно, это очень настораживало и отталкивало. Однако блондин, как ни в чём не бывало, продолжал двигаться, и сейчас он делал это на удивление медленно и плавно, и, сколько бы брюнет не пытался, стоны он сдержать не мог. Каждое движение тепло отдавалось во всём теле, но также каждый раз унижало и опускало его. Приятно телом, мерзко душой. Стыдно и противно. Это были стоны удовольствия?— вот, что самое отвратительное. Выкрики, полные грязного блаженства. Йоджи, опущенный и униженный, не мог никуда деться, убежать. Отныне собственная жизнь ему не принадлежала.Окинага Зенья стал его богом.—?А теперь,?— прошептал он на ухо Йоджи,?— теперь пора уже заканчивать.Сказав это, Окинага стал больно и интенсивно двигаться, буквально ударяясь о тело Йоджи?— у последнего даже пошла кровь.Теперь они стали единым целым. Естественный запах Зеньи, запах Йоджи, запах крови?— всё слилось воедино, даже судорожное дыхание двоих. Слились воедино и их стоны. Стоны, сочетающие в себе и боль, и неземное наслаждение.Йоджи никогда раньше не испытывал такую гамму чувств, какую он испытывал с Зеньей. В такие моменты ему казалось, что его тело слишком мало для того, чтобы одновременно удерживать в себе и ненависть, и экстаз, и миллионы-миллионы мыслей, всплывающие одна за другой. Его буквально выворачивало наизнанку. Испытывал ли Зенья то же самое?Единственная разница между ними состояла в том, что Окинага ощущал то, чего Йоджи никак ощутить по отношению к нему ощутить не мог?— любовь.Мысли словно заглушали стоны.—?Приятно… Йоджи,?— слегка задыхаясь, проговорил блондин.Йоджи чувствовал, что вот-вот кончит. Сдавленные стоны ни то удовольствия, ни то боли, превратились в негромкие крики. Йоджи, смущаясь и краснея, пытался отвернуться. Ему хотелось спрятать своё лицо. Заметив это, Зенья засмеялся.—?Цветы тебе действительно идут, Йоджи,?— Зенья наслаждался стонами возлюбленного. —?Громче. Сходи еще больше с ума из-за меня, Йоджи.Похотливый шёпот Зеньи ещё больше выводил из себя. От отвращения по телу пробежала судорога. Сколько раз это уже происходило… Но он продолжал испытывать эмоции. Он хотел стать бесчувственной куклой, но не мог. Чем дальше, тем больше обострялись чувства, которые, как казалось сначала, исчезли совсем. Предчувствуя скорый оргазм, Йоджи понимал, что это будет конец всему: мыслям и эмоциям. Ему снова станет плевать на всё до тех пор, пока не вернётся Окинага Зенья.Окинага Зенья…Он уткнулся носом в шею Йоджи, а потом спустился ниже до ключиц.—?Йоджи, ты так вкусно пахнешь,?— нехотя отрываясь от кожи своего возлюбленного, проговорил он. —?Совсем как цветок. Не могу удержаться…Казалось, что более быстрыми и напористыми чем сейчас, движения быть не могут, но теперь Зенья ускорился, входил и выходил ещё более резко, и Йоджи стало совсем больно и плохо. Теперь это точно были скорее стоны боли, но никак не удовольствия. Его тело покраснело, а самому ему хотелось куда-то деться, но всё, что он мог?— отвернуть лицо в другую сторону, лишь бы не позволять Окинаге видеть гримасу боли и иногда даже блаженства на лице Йоджи, тем самым оправдывая его ожидания. Зенья был единственным, кто испытывал настоящее наслаждение, даже его лицо свидетельствовало об этом. Его глаза были прикрыты, брови сдвинуты в лёгком напряжении, а рот открыт, чтобы было легче дышать. Сейчас его вздохи были особенно громкими.—?Не могу… кончаю!..Они стонали в унисон. С каждым разом Зенья увеличивал частоту толчков и силу, словно пытался как можно больше насладиться перед кульминацией. Ему хотелось вдыхать запах Йоджи, ему хотелось полностью обладать им. И он понимал, что церемония их единения скоро подойдёт к концу. Ему хотелось подарить Йоджи своё семя, хотелось зачать ему ребёнка, но и не хотелось, чтобы всё прекращалось. Будь у него возможность, он бы никогда не расставался с Йоджи. Он хотел быть с ним вечно. И сейчас, находясь внутри него, он нежно проводил кончиками пальцев по цветам в его волосах, по лицу, которое он, к великому сожалению, старался прятать, по приоткрым, горячим губам, которые так сильно хотелось поцеловать, целовать так сильно, чтобы из них хлынула сладкая кровь; по груди и покрасневшим соскам, в удовольствии вздымающихся то вверх, то вниз; по слегка выступающим, красивым кубикам пресса, и всё ниже и ниже, к слегка опустившемуся, но всё ещё влажному от возбуждения члену Йоджи.Он ощутил, что его тело вот-вот охватит прекрасная судорога, судорога неземного удовольствия. Кажется, Зенья никогда не испытывал такого раньше. Только с Йоджи, с ним и только с ним он действительно может быть счастлив. И сейчас…Фонтан чувств настигнул Зенью. Долгожданная волна пробежала по всему телу, оставив сладкую дрожь и приятную слабость. Йоджи же, в свою очередь, не кончил. Если возбуждение настигло его на середине полового акта, то сейчас его эрекция и вовсе сошла на нет, но Окинага, не обращая внимание на неудовлетворённость своего, если можно так выразиться, партнёра, застегнул ширинку джинс и откинулся рядом на кровати, тяжело дыша. Наконец-то всё закончилось. Йоджи тоже устал, и дышал он не менее тяжело и громко, чем Зенья.Наконец-то.—?Было приятно, Йоджи,?— нежно произнёс Зенья, глядя на брюнета, который отвернулся, поджав под себя ноги. Находиться рядом с Зеньей не хотелось.Йоджи не понимал, как человек, думающий только о себе, мог говорить с такой интонацией.?Чудовище. Настоящее чудовище??— не унимаясь, думал Йоджи.Глядя на сжавшегося в позу эмбриона Йоджи, Зенья заботливо поинтересовался, вплотную придвигаясь к объекту своего обожания:—?Ты устал? —?блондин целует парня в голову. —?Немножко вздремнем, ладно? Давай спать вместе,?— зевнув, Окинага захихикал. —?Мой прекрасный, дорогой Йоджи. Никогда тебя не отпущу, мы всегда будем вместе.Окинага постоянно повторял эту фразу, но, каждый раз слыша её, внутри Йоджи словно что-то ломалось. Он не мечтал о такой судьбе. Всё, чего он хотел?— это нормальная человеческая жизнь. Почему же всё вокруг такое странное, запутанное и безумное, подумал брюнет, в то время как Зенья укрыл себя и Йоджи под мягким одеялом. Так тепло и хорошо…Нет, Йоджи. Мечтать об этом просто нет смысла. Ты больше не человек, и ни нормальной жизни, ни нормальной смерти тебе не видать.Внезапно он понял, что не расстроен этим.В объятиях Окинаги он медленно провалился в сон.***Сновидения Йоджи были весьма странными и неприятными. Спал он плохо, ему вообще не удавалось выспаться в доме Окинага, однако это был первый раз, когда он запомнил, что ему снилось. Странный сон?— началось всё с того, что, освещённый светом прожектора, он стоял перед разбитым зеркалом в абсолютнейшей темноте. В разбитом зеркале отражались его глаза, его нос, его губы.Всё лицо, разбитое на миллионы осколков.Было холодно. Йоджи обнаружил, что на нём нет одежды. Попятился, возмутился, но не удивился.Он подумал, что не хотел бы простудиться.Тревожно. Он не знает, куда идти. Не знает, куда смотреть. Кругом слишком темно и холодно.Сердце болит, а плакать не хочется. Словно все чувства разом вынули у него из груди. Мерзко. Мерзко.Мерзко!Тогда Йоджи начинает голыми ногами давить осколки, разбивая своё отражение ещё на несколько частей.Так будет правильно. Только так. И никак иначе.Йоджи смеётся. Он ощутил хлынувшую кровь не только на искалеченной тонкой коже ступней, но и на лице.?Сходи с ума из-за меня?.Юноша взглянул на осколки, перепачканные в чёрно-красной жидкости. Тепло, а не больно. Совсем не больно. Не больно, даже хорошо. Но смеяться больше не хочется. Что же делать дальше? Брюнет глядит в своё отражение. Волосы его растрепались, чёлка упала на глаза. Вид поистине жуткий.?Я не могу выглядеть так наяву?.В отражении Йоджи плакал.Не-е-е-т, он не просто плакал. Он ревел в агонии.Невыносимый крик.Его слёзы перемешались с кровью.Он нашёл это удивительным. Даже прекрасным. Он не мог выразить то, что видел в отражении. Словно в зеркале были запечатаны его настоящие чувства.Это раздражает.Он принялся собирать зеркало по осколкам снова. Это неправильно, всё неправильно. Это не должно быть так. Грязно. Порочно.Чьи-то скользкие пальцы двигались по его телу. Медленно, но настойчиво и уверенно.Нетрудно догадаться, кому они принадлежат. Однако, оглядевшись, Сакияма понял, что рядом никого нет.Странно.Зато в отражении… Он увидел ревущего себя, а рядом улыбающийся Зенья обнимал его, водя руками по обнажённому телу.— Мы с тобой навсегда вместе. Верно? Верно. Но-но-но-но, не плачь, о, мой сладкий Йо-чин… —?языком он прошёлся по щеке Йоджи. —?Мы вместе, ты не один. Ты нужен мне, а я?— тебе… Ты мой, а я?— твой. Навеки. Ох… Сладко.Он шептал нежно. Почти успокаивающе. Но, глядя на сея картину со стороны, Йоджи осознавал.Жутко.К своему удивлению, Брюнет обнаружил, что в отражении прикосновения Окинаги действуют и имеют благоприятный эффект. По ту сторону зеркала Йоджи больше не плакал. Он просто уткнулся в грудь по-прежнему и даже как-то по-доброму улыбающегося блондина, словно пряча лицо от себя настоящего.Йоджи был обескуражен. И… И что же это значит?!Чьё-то дыхание чувствуется на шее.Окинага.Йоджи и не удивлён. Он устал. Он не хочет больше. Что ему остаётся? Лениво обернуться и посмотреть в наглые глаза вечно весёлому садисту, чему он и последовал.По крайней мере, хотя бы во сне он может вести себя раскованно. По-настоящему, не пряча эмоций за сдержанными жестами, никому не подчиняясь…Прямо перед собой он видит заплаканное лицо Зеньи. Правый глаз не спрятан за повязкой, обнажая воспалённую кожу. Они абсолютно холодны и равнодушны, но из них предательски стекают по щекам блестящие капельки.Слишком реалистично. Это не может быть реальностью. Всего лишь сон, да? Да. Не может.— Я хочу домой,?— тихонько шепчет Йоджи блондину,?— я устал. Пожалуйста…Увидев явную боль в глазах Зеньи, Йоджи мгновенно ощутил стыд за свои слова. Почему? Почему?! Почему ему стыдно?!Окинага не сделает этого. Никогда не сделает. ?— Я не могу отпустить. Я… —?он запинался. Его голос дрожал. Легонько прикрыв лицо одной рукой, он отвернулся, пряча в тени покрасневшие глаза. —?Йо-чин мне нужен. Пожалуйста. Я хочу быть рядом с тобой. Я люблю тебя, Йоджи.Йоджи никогда не видел Зенью таким. На него было по-настоящему больно смотреть. Насколько сильно он хотел быть рядом? Настолько, что готов похитить его и запереть рядом с собой, наплевав на всех? А ведь его, Йоджи, наверняка уже ищут. Вот только…Никто не поможет.—?Забудь Широнуму. Забудь всех. Теперь станем семьёй для Йоджи. Зенья, Китани и Кристи…Йоджи никогда не сможет забыть. Как такое вообще пришло ему в голову?! Как можно заставить кого-либо забыть дорогих ему людей?—?А ты… —?осторожно начал брюнет,?— ты бы смог забыть всех?Едва Йоджи успел закончить фразу, Окинага уверенно ответил:—?Да.Ложь ли это? Возможно. Йоджи не мог вообразить себе, чтобы Окинага бросил всё и всех ради него одного. Это совсем на него не похоже.Вот только… Было ли у него, кого бросать? ?— Я не могу иначе.Тихим, едва слышным хриплым голосом он сказал заключительно, точно давая понять, что дальше говорить не собирается.—?Тогда… Поцелуй меня?Йоджи действительно сказал это. Слёзы из глаз Зеньи продолжали литься, но, заметив слабую, грустную улыбку, Сакияме стало легче. Правда легчеОн плакал, улыбаясь.Больно.***Он проснулся от холода и неприятного чувства влаги на лице?— оно было мокрым. Хлопковое одеяло, пропахшее неприятным, схожим с алкоголем, запахом Зеньи и потом, совсем не грело.Рядом никого не было.Комната, в которой был выключены все источники света и задёрнуты шторы, выглядела абсолютно пустой. Мёртвой.Она всегда была такой, пока хозяина не было рядом.Йоджи как никогда ощутил душевную пустоту и одиночество. Привстав, он оглядел всё помещение, уже такое знакомое.—?Никого нет…Во всём теле предательски, но так ожидаемо ломило. И, естественно, он абсолютно не выспался. ?Ничего нового?,?— сокрушённо подметил парень, уже слегка посмеиваясь над самим собой: словно птичка в клетке. Он привык к боли.А ещё… Он захотел в туалет.Честно говоря, определить, утро сейчас, ночь или вечер, он не мог, да и как-то не думал на тот момент о времени суток и присутствии хозяев дома. Больше всего его пугал страшный мужик в костюме, который привёз его сюда вместе с Зеньей?— Китани, кажется?.. Неважно. Так или иначе, даже от него помощи нельзя ждать. Он работает на Окинагу, он за него, наверняка и такой же неадекватный. Значит, и его стоило опасаться.Но, конечно же, сейчас Йоджи ни о чём подобном не думал, его мозг не был способен нормально функционировать, а вот тело во всю посылало не самые приятные сигналы. Стоит заметить, что Йоджи в доме Окинага находится достаточно давно, как ему казалось, но он не помнил, чтобы хоть раз справлял нужду и где это вообще делать. И сейчас он впервые за долгое время мог видеть и контролировать свои движения. Вколол ли ему что-то Окинага или же его тело привыкает к этим кошмарам, если оно вообще на это способно?— неизвестно.Когда он понял, что абсолютно не знает, куда идти, было уже слишком поздно. Дверь громко хлопнула, и у Сакиямы вообще пропало желание куда-либо двигаться. Но было поздно. Он слишком поздно почувствовал, что его тело настолько слабое, слишком поздно осознал, что еле идёт, слишком поздно ощутил ватность ног… Слишком переоценил свои силы. И теперь он, с грохотом упав и выругавшись, услышал, как Окинага удивлённо присвистнул.Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!Увидев перед собой угрожающе возвышающуюся стройную фигуру, он всхлипнул, разглядывая явно недовольное лицо Зеньи.Он ненормальный.Глядя на него, Йоджи буквально терял дар речи. Он не мог и слова вымолвить.—?Что ты делаешь, Йоджи? —?Окинага, присев на корточки и заглядывая в глаза Йоджи, произносил каждое слово будто бы с издёвкой: словно обращаясь к маленькому ребёнку, при этом зная, что перед ним взрослый. —?Ты и правда подумал, что можешь сбежать с таким-то слабым телом? Ты и впрямь так хочешь вернуться в ту кладовку? Идиот. Хорошенький,?— так странно он кидался из крайности в крайность. —?Ты действительно хорошенький, Йоджи,?— помимо издёвки, в голосе его можно было услышать едва ощутимое расстройство, которое отчего-то показалось Йоджи,?— но дети, которые себя плохо ведут, должны быть наказаны.Действительно ненормальный.Встав, Зенья потянул Йоджи за руки, волоча беднягу прямо по довольно-таки холодному полу. Сказать, что Йоджи был в шоке?— значит, ничего не сказать. Он, как всегда, чувствовал себя осквернённым. И абсолютно больным и хрупким, словно вот-вот сломается. А сейчас он чувствовал, что, ещё чуть-чуть, и ему вырвут руки. Окинага что-то бормотал про тяжесть тела Йоджи, а потом что-то шептал о том, что тот слишком хилый и что ему это нравится, хихикал, но при этом в итоге всё равно совершал довольно грубые движения.Так, секундочку.Какого чёрта? Он же не хотел бежать! Ему всего лишь нужно справить нужду, так за что?.. Игнорируя всякие попытки оправдать себя, Окинага продолжал тянуть Йоджи за собой. Увидев лестницу, он невольно зажмурился и рефлекторно ухватился за первый попавшийся косяк.Со здоровым телом Йоджи из дома Окинага точно не выйдет.—?Больно… Отпусти… —?из последних сил и едва ли не рыдая, нет, не от унижения?— от боли, взвыл Йоджи.Цокнув языком, Зенья остановился, взял Йоджи за руку и грубо дёрнул на себя, дабы тот встал, и, не обращая внимания на то, что брюнет едва ли не упал снова, потянул за собой. Окинага подметил, что вести Йо-чина, когда тот на ногах, ещё тяжелее, чем когда он лежит.—?Ну же, пошли, живо! —?его приказной тон был отвратителен.Да как же так! За что! Это несправедливо. Йоджи просто не мог принять это, он не должен был отвечать за то, чего делать не собирался.Тело ломило и болело.Но он не мог противостоять. Он хотел, но не мог.—?Нет… Нет… —?он пытается переубедить Окинагу из последних сил.Он не мог рассказать о своей боли.—?Сказал тебе, идем со мной! —?пытаясь тянуть Сакияму за собой, Окинага раздражался ещё больше.Несправедливо.Почему происходит то, чего быть не должно?Это нелепо.—?Нет! Прекрати. Нет… Пожалуйста, не делай этого! —?Йоджи почти плачет и сам удивляется силе своих эмоций: как же он устал.Йоджи умолял, представляя, что его ждёт дальше.Ему не хотелось. Не снова.Кое-как Окинага затащил своего возлюбленного в кладовку, таки отбив тому все конечности.Больно. Йоджи даже говорил об этом, но блондин его не слушал. Ему словно…доставляло удовольствие осознание того, что Йоджи не сможет никуда деться, никуда убежать.Нет, он не был садистом.Просто он не умел любить так, чтобы было хорошо обоим. Словно не понимал, что человек?— не просто вещь. И Йоджи это заметил, понял.Он сумасшедший.(Или его можно понять?)С таким человеком… Он действительно обречён. И сейчас блондин, бросив Сакияму на холодный пол, смеялся. Йоджи уже давно приметил довольно странный смех Зеньи.Виноват ли он в этом?Он никогда не слышал подобного смеха. Никогда не видел подобной улыбки. Ни у кого, кроме Зеньи.Сделав пару тяжёлых ударов в живот Йоджи ногой, он по-прежнему улыбался. Как только старые синяки с тела брюнета сходили, он умудрялся снова оставлять новые.А уже не больно.Просто обидно?— и слёзы текут сами собой. Слёзы, которые, как казалось ранее, никогда больше не дадут о себе знать.Боль и обида?— нет разницы. Теперь в понимании Йоджи они значат одно и то же, они перемешались между собой, образовав что-то странное.Тяжёлое дыхание и судороги?— всё происходит произвольно.Он, совершенно игнорируя находящееся посреди подвала искалеченное тело, взял откуда-то благовония и принялся ходить с ними по помещению. Зрелище, честно признать, поистине жуткое. Сейчас Окинага был похож на настоящего психа. И выглядел ещё более страшно, чем когда-либо: непривычно серьёзным и сосредоточенным.Казалось, этим запахом уже давно пропиталось всё тело брюнета. Тошнота исчезла, потому что Йоджи уже даже не слышал этот запах?— настолько привык к нему.—?Запах уже должен был распространиться,?— любезность Зеньи в сочетании с раздражающим детским тоном выглядела наигранной. И, к слову, была крайне неуместной. —?Йоджи, ты как?От запаха кружилась голова. Этот запах… Он всегда действовал на тело Йоджи очень странно. Видя это, Зенья ехидно засмеялся.— Ты уже так одурманен,?— довольно прокомментировал он. —?Ты частенько попадаешь в кладовку, да? Хоть я распространяю запах, вызывающий возбуждение, но сейчас даже я чувствую себя мутновато.Закончив ?распространять запах? и разговаривать, Окинага очень больно, надавливая и оставляя красные полоски, которые вскоре превратятся в синяки, провёл ладонями вдоль бёдер Йоджи.От жестоких манипуляций с собственным телом Йоджи возбудился. Боль ощущалась очень явно, даже острее, чем ранее, но за ней следовало что-то… Схожее с тепловыми волнами, распространяющиеся оттуда, где было нанесено увечье.Совсем сломался.А после избиения действительно более остро ощущаются прикосновения. Или… Это запах? Он во всём виноват? Так или иначе, тело Йоджи сейчас было невероятно отзывчиво.— Стоит мне лишь коснуться, ты уже весь трясешься,?— Зенья был возбуждён тоже,?— раз так…Йоджи закрывает глаза, тяжело дыша?— ему не нужно видеть, что будет дальше. Он чувствует, как сильные руки грубо тянут его тело, слышит металлический звук расстегнувшейся молнии…Не страшно. Ведь это всего лишь тело?..Просто… Расслабиться?Даже смешно. Смешно, но хочется плакать.—?Ничего делать не надо, все будет хорошо, да?Йоджи чувствует, как между ног ему упёрлось что-то противно твёрдое?— и в следующую секунду резко проникло внутрь. Он не смог сдержать вскрик.—?Видишь, вошел и так.По телу Йоджи пробежали мурашки. Окинага тёплый.И холодно, и тепло.—?Йоджи, ты меня чувствуешь?А синяки совсем не болят. Правда. Только удовольствие и ненависть вперемешку создают странное ощущение реальности…—?Йоджи, тут лепесточек застрял,?— Окинага весело захохотал, вытаскивая испачканный в крови лепесток. —?Смотри. Вот.Зенья кладёт лепесток на грудь Йоджи.Так противно, что тошнит. Но Окинага продолжает двигать бёдрами, он всё ещё внутри. Йоджи, осознавая своё возбуждение, действительно настоящее возбуждение, проклинает себя в тысячный раз. Он прячет лицо. Морщится. Но он всё ещё возбуждён и тело его требует наслаждения.—?А вот еще один тут. Хорошенький.Это всё какая-то ошибка. Они не подходят друг другу. Он не был создан для этого.А стоны и вздохи становились всё громче.—?Эй, теперь до тебя дошло? Йоджи не может убежать.Йоджи был на грани. Мерзко. Ему всегда хочется кричать, когда готов кончить?— во всём виноват Окинага. Он не мог больше. Он хотел уйти, но он не пытался сделать этого. За что он расплачивается… Вот так?! Не надо больше.Он не хотел.Зенья ускорял темп, увеличивал силу своих и без того жестоких движений.Страшнее всего Йоджи было осознавать, что научился получать от этого удовольствие.Он просил его остановиться. Он просил об этом уже механически, по привычке.—?Нельзя, потому что ты мой, Йоджи,?— ответил Зенья.Йоджи принадлежал ему. Стал куклой.Да.Его всё устраивало.—?Сдайся наконец. Тебе не сбежать, ты ведь понял уже?Он сдался. Неужели по телу не понятно?—?Посмотри на меня! —?Зенья резко обхватил щёки Йоджи ладонями и потянул на себя, из-за такого грубого жеста тот открыл глаза, встретившись с Окинагой взглядом. Как он и хотел. —?Ты мой. Мой!..Какой раз он это повторял… И сейчас, когда Йоджи открыл глаза, прямо во время оргазма, он видел лицо Зеньи. Детскую улыбку.И глаза. Почти улыбающиеся.Глаза, из которых предательски выпало пару слезинок. Так легко, словно Зенья сдерживал их долгое время.И тогда Йоджи понял.Он был уверен.Каждое слово, произнесённое с детской, наивной, абсолютно искренней интонацией…Каждое слово было наполнено болью.***Через некоторое время ничего не изменилось. Всё было как всегда. Темнота, стены, холодный пол, шум телевизионных помех… Йоджи на полу, без сил. Окинага?— рядом.—?Ты в порядке, Йоджи? —?просто спрашивает он, сидя на корточках рядом с обессилившим телом Сакиямы. —?Я мог немного переусердствовать. Но это наказание, так что ничего тут не поделать.Йоджи злит это. Почему… У него всё так просто? Почему делает вид, что всё просто?Брюнет лежал без сил. Он не боялся в упор смотреть в зелёные глаза. В свой собственный взгляд Йоджи постарался вложить всю ненависть по отношению к блондину. Показать ему.И это всё, на что у него хватало сил.Как же он его ненавидел.Окинага, конечно, поймал взгляд. И, естественно, молчать не стал.—?Йоджи всегда, всегда-всегда-всегда будет, наконец, моим. А еще, ты нарожаешь мне кучу деток,?— он засмеялся,?— я так счастлив. Даже сама мысль об этом заставляет меня трепетать.Этот смех в очередной раз испугал Йоджи. Смех… Словно обратная сторона медали, зеркальное отражение.Йоджи вспоминает детали своего сна.Как отреагирует Окинага, если рассказать ему? Выдвинуть своё предположение? Йоджи полагал, что, если это правда, которую Зенья старательно пытается скрыть, это могло бы разозлить его.Тогда…—?В чем дело? —?удивляется Окинага. —?Я растаю, если ты будешь так пристально испепеляюще смотреть. Что-то хочешь мне сказать?Йоджи вздрогнул. Ему ведь не часто дают право голоса, так?..—…к-кое что… —?мямлит он.Идея.—?М-м-м? И что же? —?Зенья спросил с таким тоном, будто его совсем не интересуют дальнейшие слова Йоджи.—?Кое-что… о страдании.?Мы с тобой в одной лодке?.Последнее слово, сказанное Йоджи, явно вызвало в Окинаге неподдельный интерес и, заинтриговав, захватило его внимание. Он удивлённо, широко раскрыв глаза, взглянул на Йоджи, всем своим видом показывая, что ждёт объяснения.?Мы страдаем оба?.Йоджи поймал себя на мысли, что он умиляется лицом Окинаги, но, испугавшись, отогнал от себя глупые мысли.?Это твой шанс?.Стоит ли упоминать о постоянном страхе касательно блондина и собственной, словно готовой вот-вот погаснуть, жизни? Страх, присутствующий постоянно. Страх, ставший настолько привычным, что уже практически не ощущался.—?Ты… —?он действительно говорит это? —?У меня впечатление, что ты плачешь.Брови Зеньи в удивлении приподнялись, а в глазах заблестел огонёк, не предвещающий ничего хорошего.?Шанс освободиться?.Как же он устал.—?А? Что с тобой? —?Зенья нахмурился, пристально глядя на Йоджи. Во взгляде его постепенно рождался гнев. —?Всё ещё одурманен? Всё еще ведёшь себя несносно? Что ты такое болтаешь, я не пла…Бинго.—?Я чувствую это,?— перебил Сакияма, и теперь на удивление уверенно: его цель практически достигнута,?— ты плачешь… улыбаясь.Он не увидит улыбки. Нет.Лицо Окинаги налилось краской. Брови в гневе сдвинулись. Он взорвался, наградив Йоджи нехилой пощёчиной.—?Ха! Уж чего-чего, а этого я не делаю! Я плачу? Никаких подобных глупостей. Забирай свои слова обратно, немедленно!Он не собирался отрицать правду. Он видел это. Он начал видеть настоящего Окинагу Зенью.—?Забирай обратно! —?кричал Зенья.—?Нет,?— уверенно ответил Йоджи.Может, Окинага убьёт его прямо здесь, на месте? Йоджи подумал… Да, это была великолепная идея, которую он пытался воплотить в жизнь прямо сейчас?— положить конец всем мучениям, заставив Окинагу себя убить. Он его не отпустит. Но если убьёт…—?Так… Ясно, теперь ясно. Йоджи, ты тоже надо мной смеешься, над тем, какой я неудачник. Ты тоже… Ты тоже… Ты тоже!Зенья налетел на Йоджи, обхватив руками его шею. Последний сдерживал улыбку, но начал задыхаться. Ему было и страшно, и смешно, и грустно.Окинага?— удивительный человек.Превосходный.?Ну вот и всё?.—?Все и каждый такие же,?— он почти кричал, проговаривая каждое слово с упрёком. В голосе его была слышна горечь. Боль. —?Все наезжают на меня, смотрят сверху вниз, высмеивают, издеваются надо мной! Никто, никто не хочет закончить с таким-то телом.?Вот ты и выдал себя?,?— грустно подумал Йоджи, подметив помутнение в своих глазах. Кислород заканчивался.Он ведь знал, какую реакцию вызовет.Он знал.—?Значит, и ты такой же? —?не унимался блондин, всё сильнее и сильнее вдавливая своего заложника в пол. —?И ты хочешь превосходного ?самца?? Я знаю об этих вещах. Но знаешь ли, жизнь-то твоя сейчас в моих руках! Стоит мне приложить усилие, и ты сдохнешь.Инстинктивно Йоджи цеплялся за руки Зеньи. Инстинктивно он пытался сохранить себе жизнь. Или он хотел жить?—?Держись за меня. Цепляйся. Хватайся за мои руки, признавая, что я тот, кто сильнее и может тебя спасти! Сейчас единственный, кто может тебя спасти?— это я! И только я.Совершено внезапно Зенья отпускает брюнета. Он и не думал, что тот это всё-таки сделает?— сохранит Йоджи жизньВ какой-то миг, с жадностью глотающий воздух, он подумал о том, что всё могло вот-вот закончиться.Но теперь он продолжит мучиться.До какого-то момента он останется рядом с Окинагой. Сакияма верил, что ?какой-то момент? настанет совсем скоро.Он продолжит медленно умирать.?Не вышло?..??— Йоджи не понял, каким характером обладала эта мысль.Окинага оставил ему жизнь. Снова. Хоть мог убить уже много-много раз… Но нет, он будет изводить Йоджи медленно, убивать постепенно.Распоряжается жизнью, словно бог.?Хозяин…?Зенья отчаянно всхлипывает и крепко обнимает Йоджи. ?— Йоджи, Йоджи, Йоджи… —?Зенья почти плакал, прижавшись к плечу возлюбленного. —?Посмотри на меня. Пожалуйста. Посмотри на меня,?— он поднял голову и пристально посмотрел в едва открытые глаза брюнета,?— прими меня. Люби меня. Стань только моим. Йоджи… Если Йоджи не будет, я, я… —?и тогда он вновь уткнулся шею Йоджи, всё так же крепко обнимая его за плечи.Сквозь помутневшее сознание, Йоджи почувствовал влагу от льющихся слёз.***После этого случая он ничего не помнил. Провалился в сон. Может, он уже умер?— это казалось отличной перспективой. ?Смерть пахнет кровью?,?— думал Йоджи, вкушая острый запах,?— ?Кровью, в которой я весь испачкан. Она мокрая, холодная, вязкая и противная. Моя смерть?.