Глава 31 (1/1)

Запах пропеченного румяного хлеба, горячего молока и сочащихся соком сахарных яблок заполонил кухню и теперь прокрадывался в спальню. Проверенный рецепт: он еще в ХIII веке пользовался бешеной популярностью. Одна королева, ради которой повара выдумывали кулинарные диковинки, мычала от восторга, уплетая за обе щеки. И звучное же у нее было имя?— Шарлотта.Кроули, как по сигналу, вскочил с кресла и пошел вынимать шарлотку из печки. Последняя со скрипом раззявила пасть, обдав жаром и без того разгоряченное лицо.Термидор [1] не принес с собой ничего, кроме дурманящей жары и пыли на носках туфель. Не в силах бороться с беспощадным солнцем, листья повально опадали: сквер при церкви Сен-Сюльпис целиком покрылся шуршащим ковром. Пресловутые савояры, как и положено, несли службу под окнами: день не баловал ?клиентами?, так что оракул-сурок взял отгул и прохаживался по траве, пока хозяева затягивались выклянченной папироской.Застыв напротив окна с протвенем в руках, Кроули думал, не расщедриться ли ему на кусок-другой для этих сорванцов? Нет, нет, нет. Первый почетный кусок уже обещан гостю, хоть гость о том и не просил.Робеспьер занял рабочий стол и пачкал бумагу с потрясающей скоростью. Появление Кроули в кабинете осталось незамеченным. Если бы не победоносный запах выпечки, то душистая шарлотка так бы и почила на краю стола, забытая и очерствевшая.—?Право, не стоило утруждаться… —?Робеспьер теперь разглядывал написанное, но к блюдечку притронулся.—?Когда вы попробуете, защебечете иначе! —?хмыкнул Кроули.Робеспьер немедля заел пирогом неуклюжую птичью метафору. Линии бровей тут же смягчились, листок был отброшен с сторону. Расправившись с куском и подъев все крошки, он откинулся на спинку стула, похлопал в ладоши и неожиданно задекламировал:—?Хвала тебе, о ты, кто ловкою рукойИз теста сдобного пирог слепил впервой,И смертным подарил изысканное блюдо.Но грубый род людской заслуги помнит худо.Забвеньем награжден твой драгоценный дар;На сотнях алтарей от жертв клубится пар,И статуи богов зрят волны фимиама,А сладких тест творец не удостоен храма.Хотя какой сравниться может богС великим гением, измыслившим пирог? [2]—?Могли ограничиться простым ?спасибо?! —?но самолюбие Кроули, вопреки словам, прыгало от восторга.Похвалы от Азирафаэля Кроули слышал непрестанно (и, кто знает, может, тот привирал, так, чтоб не обидеть!). Так что мнение третьей стороны приветствовалось.—?Кстати, чье сочинение? Написано на странность недурно.—?Приятно слышать! —?Что это, неужели улыбка? —?Думал, уже не представится случая собственные стихи почитать. Могут не понять. Вы?— совсем другое дело.—?Вот так сюрприз! —?И Кроули оседлал стул напротив. —?Хотя… не все же одной политикой заниматься.—?Нет, друг мой, поэзию я оставил вместе с адвокатской практикой в Аррасе. Там была милая провинциальная Академия наук и искусств. При ней учредили литературное общество ?Розати?, куда меня с охотой позвали. Какой дух братства царил там! Вечерами мы собирались вместе и слушали произведения товарищей, а после обсуждения нас ждал веселый и невинный ужин. Это стихотворение написано как раз для тех застолий.—?Да уж, мой пирог на рабочем столе сложно назвать ?застольем?.—?Бросьте: прислушайтесь к мнению со стороны. Если б не революция, из вас вышел бы отменный повар.—?А из вас тогда?— прославленный поэт.Кроули слишком поздно прикусил свой не в меру длинный язык. Неосторожные слова согнали с Робеспьера легкую ностальгию, и ей на смену наползала тягостная тоска. Робеспьер вернулся к листку с текстом.Кроули вздохнул и перевел взгляд на висевшую на стене картину. После разговора с Вельзевул он вернул ее назад?— в кабинет. Робеспьер только раз добродушно спросил ?так это вы тут Дионис?? и, получив быстрый кивок, больше не интересовался ею. Оно и к лучшему.Кроули сам не заметил, как Робеспьер занял… пространство. Они вернулись из Эрменонвиля, но на следующий день Робеспьер снова заявился на пороге. Правда, на этот раз без загадочных предложений. Просто прошел мимо, бросив: ?Я побуду у вас пару часов, ладно?? Ответ на вопрос ему был не нужен.?Побуду? переросло в дни. Дни незаметно сложились в декады. Не то чтобы Робеспьер мешался?— нет. Единственное неудобство, которое он доставлял?— так это невозможность создать при нем ванну. В остальном он был чем-то вроде аквариумной рыбки. Плавает где-то там?— за стеклом, сам себе на уме, только корми пару раз в сутки да воду меняй.Люди заводят животных. Для забавы или пользы. Кроули завел человека. Для чего? Сам не знал.—?Я прогуляюсь,?— сказал Кроули.—?Идите. —?Робеспьер снова зарылся с головой в бумаги. —?Вы не обязаны передо мной отчитываться.—?Желаете что-то на ужин?—?Антуан, вы не должны…—?Мне несложно.В этом и заключалась проблема. Ему несложно. Все, что Робеспьер принимал на свой счет, для Кроули было сущей безделицей.—?Сварите картошки. И хватит,?— выдавил из себя Робеспьер.И никаких тебе апельсиновых, как жидкое золото, конфитюров по прованским рецептам, тающего на языке тарта с воздушной меренгой и блинчиков креп Сюзетт, тонущих в вязком карамельно-цитрусовом соусе, как земля в извергнутой вулканом лаве.Тьфу ты. Ну и ради чего он работает на Хлебном рынке?.. Азирафаэль заказывал ему и первое, и второе, и обязательно десерт. И чем вычурнее и больше?— тем громче Азирафаэль охал. Гастрономическим вкусам Азирафаэля было приятно угождать. Впрочем, не только гастрономическим.Кроули махнул рукой. Забрав остатки шарлотки, вышел на улицу. Савояры, как крысята, накинулись на подачку и умяли всё. Кроули сел рядом на траву, разглядывая цветастую коробочку с билетиками счастья. Закурил.—?Гражданин, не одолжите?..?Одолжите?.—?Когда говорят ?одолжите?, имеют в виду, что вернут,?— добродушно сказал Кроули, протягивая голодранцам портсигар с папиросами. Один высокий, благо еще макушкой небо не скреб, черноволосый и породистый, как дорогой конь,?— красавец растет. Второй?— пузатый, кудрявый с хитрыми блестящими глазами и красным бантом под двойным подбородком. У второго и были волшебные руки, обирающие прохожих.—?Прошлый был лучше. —?Портсигар живо сцапали. Пареньки взяли каждый по две папиросы: одну в рот, другую?— за ухо.—?Кто? —?не понял Кроули.—?Ну этот ваш. Белобрысый. Который вас у окна драл.—?А. —?Кроули должен был чувствовать стыд и злость, но только равнодушно убрал возвращенный портсигар назад?— в карман. —?А этот плохой, что ли?—?Тот хлебом и вином угощал,?— мечтательно протянул высокий.—?Да и какое предприятьице кануло,?— подхватил пузатый. —?Все так на вас пялились, что мы в тот раз заработали, как за пару месяцев. Не хотите повторить концерт? Мы возьмём вас в долю. Сорок процентов!!!Кроули сделал затяжку, выпустив дым из ноздрей. Куда катится мир? Ему предлагают подзаработать, подставляя зад Азирафаэлю у окна? Слышал бы сам Азирафаэль…?Да ты делаешь деньги из воздуха, дорогой!??— от любимого прищура разбегутся ласковые морщинки, и рука устремится к паху, вызвав сладкое, тягучее предвкушение. Азирафаэль не возмутится ?да как ты смеешь предлагать такое?!?, а посадит на подоконник и будет обхаживать, пока не растеряет свое хваленое самообладание. Нарочито учтивые ласки?— я поцелую тебя, Кроули,?— ударят в голову высоким градусом и быстро заставят аппетиты разыграться. Учтивость сменится жадностью, ненасытность выгонит сдержанность. И Азирафаэль обглодает его до чистых звонких стонов, не оставив ему ничего, кроме своего сложного, непроизносимого в страсти имени. Ох, ангел…—?Шестьдесят,?— сказал Кроули дрогнувшим голосом.—?Сорок пять.—?Пятьдесят.—?Ладно. Если первый ещё объявится, я скажу ему о вашем предложении.—?А со вторым-то никак нельзя? Мы на мели!Кроули ухмыльнулся. Отодрать Робеспьера у окна? А что: голосит же он свои речи с трибун?— прославился именно ими. Тихий голос на публике обретает мощь, гипнотизирует и завораживает массы. Слава о его сольном выступлении прогремела бы на весь Латинский квартал…Кроули на миг представил разгоряченное лицо со стертой пудрой. Волосы взъерошены и спутаны, губы, обычно бескровные, теперь мягкие и ярко-розовые, будто под слоем помады. Серые глаза искрят, как подожженный магний. Робеспьер дышит часто, хватает руками жадно и втягивает и без того плоский, как равнина, живот. Стонет под свист и улюлюканье ?Антуа-Антуа-Антуа?, не в силах произнести ?н? на конце.Задиристо-рыжий и требующий к себе всё внимание мира?— моё зеркальное отражение.—?Я подумаю,?— Кроули закашлялся от смеха и дыма в горле. —?Мамочки. Ребята, возьмите меня к себе жить, а? Разбавлю флейтой завывания вашей шабретты. Не хочу возвращаться ко второму. Пойдемте пешком до Прованса.—?Не, кукиш. Париж?— лучшая кормушка. Это все знают.Так и разбиваются мечты. Кроули лёг на спину, подозвав лощеного сурка. Тот тыкнулся влажным носом в щеку и покорно заполз на грудь. Протянул билетик: мальчики втюхивали такие из цветастой коробочки за десять су.—?Мне стоит читать, или меня там ждет сплошное разочарование?—?Пузырь их на ходу придумывал и записывал. Вас ждет разочарование разве что от его глубокой парадигмы восприятия. Но счастье гарантировано!—?Ой, заткнись лучше,?— пузатый вцепился в высокого. Развернулась игривая возня на кулаках.Кроули, посмеиваясь, развернул билетик:—??Последующая декада будет благопреятной. Возможно вы встретете стараво друга. Фортуна будет улыбаца вам, но не теряйте головы?. И правда! Глубокие мысли. —?А вы что думали?—?Ничего,?— Кроули спрятал билетик за пазуху. —?Ничего.Кроули вернулся к Робеспьеру спустя час. Не нарушая его покой, незаметно шмыгнул на кухню чистить картошку. Ведро грустно позвякивало, когда грязные очистки летели в него.—?О чем вы так долго разговаривали с детьми? —?спросил Робеспьер, призраком возникнув в дверях.—?О вашем голосе,?— не соврал Кроули, продолжая удлинять спираль из кожурки ножом.—?А что с ним?—?Мальчики делали ставки, насколько громким он может быть.—?Странная тема для разговора,?— хмыкнул Робеспьер. —?И что же решили?..Кроули улыбнулся себе под нос. Невольно вспомнился каламбур Азирафаэля о происходящем в саду Эдема: ?Адам Еву прижал к древу. Древо трещит, Ева верещит?.ВерещитКроули бросил долгий взгляд на пустой кухонный подоконник. Мальчики кричали с улицы и снова подманивали прохожих билетиками счастья. Шабретта плаксиво выла, аккомпанируя их неразлучному дуэту.—?Ничего не решили. —?медленно сказал Кроули. —?Извините. Я вас позову, когда будет готово.Робеспьер вопросительно приподнял бровь, но так и не дождался чего-то вразумительного. Кроули не собирался ему ничего объяснять.Пустой подоконник должен оставаться пустым. Нечего заставлять его лишним.***—?Вот уже не менее пяти декад, как окончилась моя диктатура, и я не имею никакого влияния на правительство. Патриотизм теперь лучше защищен? Франция стала счастливее? Содрогаются ли недруги республики перед нами? Нет, мы страшны патриотам! Чудовища объявили войну мирным гражданам, возвели какие-то неисправимые предрассудки в преступление, чтоб повсюду находить виновных и устрашать народ Революцией! Повсюду порочные агенты производят несправедливые аресты, угрожают разорением скромных состояний. Подлецы, они винят во всем одного меня! Нет ни одного арестованного лица, которому бы ни говорили обо мне: вот виновник твоих несчастий, ты станешь счастливым и свободным, если он перестанет существовать. О, я без сожаления покину жизнь! Ибо знаю, неправы атеисты, смерть?— это не вечный сон! Смерть?— это начало бессмертия!В одинокой фигурке, стоящей за ораторской трибуной, узнавался былой адвокат. Только теперь в роли подзащитного Робеспьера выступал он сам. И народ. Они всегда шли бок о бок, в его голове.Робеспьер не изменял себе даже теперь: наряжая каждый довод в кружева пышных фраз, призывая на выручку античных Танталов, Салмонеев, Катонов, он вел защиту безупречно. Но пламенные фразы едва ли возмущали хладнокровное сборище депутатов. И чего он так старается? Прошло уже больше месяца, а чудовищный декрет двадцать второго прериаля до сих пор не отменили. Казалось бы! Всего-то нужно дружно поднять руки и проголосовать: всех не пересажают! Но нет.И что же теперь послужило помехой? Вариант ?Робеспьер? уже не подходил.?Политиканам насрать на народ. Все думают только о своей заднице. Недаром ведь, когда принимали этот чертов декрет, депутатов смутило только одно: из текста выходило, что они лишались своей неприкосновенности!?,?— Кроули подпер кулаком щеку, наблюдая за Робеспьером, распинающимся перед депутатами.Ох, лучше было остаться дома или выйти в сквер к савоярам, подсобив им своей игрой на флейте. Исполнил бы пару песенок, приготовил бы ужин, посидел бы в ванне до сморщивания кожи, как у высушенного финика. Но смотреть на эти наглые морды, равнодушные к стенаниям Робеспьера?— сил никаких не хватит.Жозеф Фуше. Земляк Робеспьера. В прошлой жизни был невинным преподавателем духовной семинарии, но с приходом революции отложил Евангелие в сторону: взрывать дома и расстреливать людей из пушек в мятежном Лионе показалось ему занятием более достойным. Кутон не смог, а Фуше?— пожалуйста!Поль Баррас. Сколотил состояние, устраивая в Марселе интересные ?аукционы?. Лотом, конечно, была жизнь. За определенное вознаграждение отпускал на свободу узников побогаче. Бедняки?— увы, ставки высоки.Жан Каррье. Этот вообще конченая гнида. Желая выслужиться перед начальством, топил заключенных баржами и придумал жуткий обряд бракосочетания. Словно кюре, но только без мантии, Каррье связывал обреченных веревками, ?узами брака?, и отправлял их в плаванье по реке любви, покуда смерть не разлучит их. Впрочем, смерть разлучала их очень быстро. Робеспьер довел бы этого изверга до эшафота, но ему помешали его же коллеги, не менее безжалостные фанатики Колло Д’Эрбуа и Бильо-Варенн.Фукье-Тенвиль. Общественный обвинитель при Трибунале: он отправлял на скамьи подсудимых пачками, вот уже целый месяц ни перед кем не отчитываясь. Судьи и присяжные верили ему на слово и вершили суд на скорую руку.Были и другие фамилии, среди которых чуть ли не полный состав Комитета общественной безопасности, развернувшие за последний месяц неслыханную охоту на парижан.Все эти люди, по донесениям немногих верных Робеспьеру агентов, плели ?Великий заговор? против якобинской Франции. Уж больно опостылели многим ?республиканская умеренность? и Робеспьер в частности. Теперь-то Кроули знал, откуда брались слухи о кровожадном Робеспьере.—?Эти люди позорят революцию! Вот увидите: не станет их, и террор постепенно сойдет на нет! —?говорил Робеспьер накануне, когда Кроули подкладывал ему третью картофелину в тарелку.Кроули тогда понадеялся, что тот шутит. Но шутник из Робеспьера оказался ужасный. Одинокий и затравленный, он пошел в бой против бездушной государственной машины, в создании которой участвовал сам. На кого он надеется? Кто утвердит арест заговорщиков? Правительство, да и Конвент не пошевелят и пальцем, чтобы выдать своих шишек.—?Я добьюсь, чтобы мою речь напечатали и разослали по всем уголкам Франции! Народ должен знать правду! —?не унывал Робеспьер.Мечтатель! он был влюблен в идеальный народ, как Дон Кихот в несуществующую Дульсинею Тобосскую. И ради него?— народа?— он боролся с ветряными мельницами!—?Добродетель! —?за нее Робеспьер хватался, как за спасительную соломинку, но насколько зыбкой она была! —?Непреодолимая страсть, святая любовь к отечеству, сочувствие к угнетенным?— это все она. Без добродетели революция была бы всего-навсего преступлением, разрушающим другое преступление. Но куда до нее продажным душам, для них мораль?— пустой звук!В парализованных страхом и недоверием депутатах эти слова не находили отклика. Но Робеспьер не умолкал, только изредка тянулся за стаканом воды, духота в зале всем спирала дыхание. Робеспьер увещевал, предостерегал, даже угрожал. Но угрозы, не адресованные никому в частности, мгновенно гасли, не долетая до цели.Финансовое ведомство, во главе с Камбоном, разоряет кредиторов государства.Тщеславные генералы, опьяненные победами, рвутся подмять всю Европу, чтобы поневоле насадить Революцию другим народам.Агенты при иностранных державах, не стесняясь, предают революцию.Эфемерные ниточки огромного заговора, но Робеспьеру было не до сомнений.Но вот в конце своей пространной речи он обрисовал четкие перспективы: сократить армию агентов, кошмаривших доносами Францию; вышвырнуть крайних террористов из обоих правящих Комитетов; покончить с враждой Комитетов, объединив их в один орган, подчиненный Конвенту…Конечно, это еще не отмена живодёрского декрета двадцать второго прериаля (утопист! Робеспьер всё верил, что справедливый суд зиждется на высоком моральном облике судьи), но как первый шаг к этому…Полуторачасовая речь подошла к концу, но повисшая в зале заседаний тишина продолжала говорить за Робеспьера.—?Давайте напечатаем речь! —?вякнул безликий крикун с места.Кутон, скрипя колесами, горячо поддержал:—?Этого мало, надо разослать текст во все уголки Франции, в каждую коммуну.Робеспьер сложил свой доклад в портфель. Чуть ли не сиял. Видимо, его царство справедливости уже не за горами?..Но по устам депутатов загулял тихий ропот ?а что, если под заговорщиком он имеет в виду меня?? Ропот становится все громче, пока не нашел выход в лице холодного, как глыба льда, Амара. Знал ведь, подлец, что Робеспьер не забыл его бесчинств в Комитете общественной безопасности и издевок над культом Верховного существа.—?Фамилии, Максимилиан! —?Однако, Амар обращался не к Робеспьеру, а к залу в целом. —?Если оратор так хочет послужить во благо государства, пусть выдаст нам фамилии заговорщиков.Робеспьер точно воды в рот набрал. Его явно застигли врасплох, а импровизировать?— не его конек. Почившего Дантона?— да, но не его.—?Что ж,?— пожал плечами Амар. —?В таком случае этот доклад?— не более, чем мнение частного лица. Робеспьер более не член правительства, а публиковать его личные обиды и домыслы?— лишний труд, сами посудите.Те, по чьим головам плакал нож гильотины, с радостью подхватили предложение Амара. И семьсот депутатов тут же передумали печатать речь. Французы так и не прочтут исповедь Робеспьера.?Подсудимый, встаньте. Процесс окончен?.Или это еще не конец?..Спрятавшись от гвалта в невидимый футляр, Робеспьер устремился к выходу, захватив в свою орбиту верных спутников?— Кутона и Сен-Жюста.В Якобинском клубе?— не протолкнуться. Сотни глаз прикованы к выступающему за трибуной идолу. Идол слово в слово повторял отвергнутую депутатами речь, но реакция была совсем иной. Аплодисменты, как в былые годы, с грохотом накатывались на трибуну.Старуха Тео была не так уж полоумна. Сколько Робеспьер тому ни противился, для собравшихся в церкви он был новым Мессией. Но идол не казался Спасителем при чуде в Вифсаиде. В перепаханном терзаниями лице читалось иное?— лик Спасителя по пути на Голгофу. Как только восторг публики смолк, Робеспьер сказал могильным голосом:—?Эта речь, которую вы выслушали,?— мое предсмертное завещание; сегодня я видел смерть?— заговор злодеев так силен, что я не надеюсь ее избегнуть. Я умру без сожаления; у вас останется память обо мне; она будет вам дорога, и вы ее сумеете защитить.Будто и впрямь уже из склепа говорит. Однако уподобиться мертвецу и успокоиться Робеспьер явно не собирался:—?Отделите злодеев от людей слабых, окажите Конвенту ту же услугу, что оказали в славный день тридцать первого мая [3]. Идите, спасайте свободу!?Что это? Никак призыв к восстанию? Прожженный романтик! Кому нужна твоя свобода? У твоего народа есть заботы поважнее?.Художник Луи-Давид в религиозном экстазе бросился к Робеспьеру в объятья:—?Я выпью цикуту [4] вместе с тобой! Сторонники умоляли выступить его прямо сейчас. Людское море в пятьсот голов?— уже немало, но даже его Робеспьер отказался взять под узду. Во всеуслышание он отказался брать Конвент штурмом.Кроули вышел из церкви, чтобы вдохнуть живительного табачного дыма. Мимо него пинками гнали из клуба Колло и Бильо-Варенна: врагам Робеспьера тут были не рады.Наполненный событиями день восьмого термидора катился к закату. На Елисейских полях?было почти безлюдно. На липовой аллее продуктовые лавочки закрывались одна за другой, так что напрасно Браунт несся вперед и размахивал пушистым хвостом?— вкусностей не предвидится. Следом за Браунтом фланировали Робеспьер, Кроули и Элеонора. Последнюю невозможно было не взять, иначе она просто не отпускала за дверь. Видимо, отсутствие Робеспьера в доме Дюпле сильно повлияло на нее:—?Как! Отпустить вас, когда враги жаждут вашей смерти? Нет, мой долг сопровождать вас и удержать от гибельного шага.Увы, Робеспьер плохо отплатил за такой порыв: всю прогулку он охотнее общался с Браунтом, забрасывая палочку все дальше и дальше.Солнце накрылось багровым горизонтом с головой, но сгущавшиеся сумерки не принесли прохлады.Повернули назад. Браунт, пыхтя от череды пробежек и жары, теперь вяло плелся следом.Наконец, в закрытом ото всех дворике дома Дюпле, они остались одни: Элеонора скрылась в мастерской отца. У Робеспьера точно язык развязался:—?Антуан, я могу попросить вас об одной вещи?—?На всякий случай скажу, что пить с вами на брудершафт цикуту я не намерен. Вредно для здоровья. Вино, коньяк, кальвадос, сидр?— пожалуйста. Пойдемте в ?Le Procope?? Прямо сейчас?—?Нет, сегодня я лучше высплюсь. Завтра понадобится много сил. Либо меня завтра выслушают, либо…—?Восстание?—?Я всеми силами постараюсь добиться правды в Конвенте и не допустить насилия. Сен-Жюст назовет фамилии, и все будет кончено. И все же прошу, заклинаю вас: не ходите завтра на заседание. Я… спасал вас не для того, чтоб потом погубить вместе с собой.Глупое человеческое сердце, не бейся! Ох. И почему Богиня наградила его такой никчемной чувственностью? Почему он готов раз за разом влюбляться в людей, несмотря на то, что они всегда его покидают? Почему его распирает каждый раз, когда к нему проявляют хотя бы толику внимания и заботы?Я не хочу снова быть один. Я так устал—?Раз это просьба, а не приказ, то и выбирать мне,?— сказал Кроули и, не тратясь на слова прощания, оставил Робеспьера наедине с собой. Вопрошающие серые глаза не слушались языка и жадно жгли его спину, пока он не свернул за угол.Уже на улице разъяренной гарпией подлетела Элеонора. Кроули еще не видел ее такой: сжимающей кулачки, чуть ли не в горячке.—?Забудьте дорогу к этому дому! —?процедила она. —?Ваше общество навлечет беду на Максимилиана. Это из-за вас он стал таким!Кроули поправил очки, сползающие с искривленной переносицы:—?Он всегда был таким. Не тешьте себя надеждами, вы его не удержите. Как спасти человека от его же природы?—?Вы меня не убедите…—?Слушай сюда,?гражданка,?— огрызнулся Кроули,?— я дам тебе хороший совет. С рассвета всей семьей покиньте город. Если схватят, на допросе все отрицай, говори, что он запугивал вас гильотиной, пропивал ваше добро, лез тебе под юбку, в общем, ври.—?В-в… ты?— мерзавец! —?Кроули отпрыгнул прежде, чем Элеонора замахнулась на него.—?Без тебя знаю! —?бросил он через плечо и быстрым шагом направился к Хлебному рынку. Сдалось ему слушать девичьи рыдания. Ему еще предстоит ?обрадовать? своих коммерсантов.Девятое термидора. Кроули пришел в зал заседаний к полудню. К тому времени галерея для зрителей уже скрипела от тяжести человеческих тел, но зачем торопиться, если узкая скамья может непостижимым образом подвинуться, оставив крайнего справа без места? Плюхнувшийся на пятую точку буржуа со сдавленным вздохом потер её и, чертыхаясь, вышел.Кроули же перегнулся через перила и стал высматривать Робеспьера. Его всё не было.Депутаты, рассевшиеся амфитеатром, галдели не хуже птичьего базара. Парило. Из распахнутых окон сочился удушающий зной.—?Быть грозе, уже который раз за год! —?шамкала беззубым ртом старушка сбоку.Но настоящая гроза разразилась внизу, на трибунах.В зале объявилась знаменитая троица. Первым шел разодетый, как богатый жених, Робеспьер: впервые с праздника Верховного существа он достал свой голубой фрак, золотистые кюлоты и яркую, как цветочная розетка, кокарду. Следом?— Сен-Жюст, весь в белом, прямо невеста на выданье. Последним катился Кутон в своем темном облачении?— он вполне сошел бы за кюре.?А ораторская трибуна?— брачный алтарь!??— хоть убей, Кроули не мог сдержать озорных мыслишек.Раздался звонок?— председатель Конвента (по злой иронии судьбы?— Колло Д’Эрбуа) попросил всех умолкнуть. На этот раз на трибуну взошел Сен-Жюст.—?Благодаря стечению обстоятельств,?— начал он голосом не защитника, но прокурора,?— эта трибуна станет Тарпейской скалой [5] для всякого, кто…И тут произошло немыслимое. Хотя где-то на краю сознания Кроули ожидал чего-то такого. На трибуну взлетел весь всклокоченный Талльен, и, что есть силы, завопил:—?Требую слова к порядку заседания… Вчера один член правительства выступил самостоятельно и произнес речь от своего имени! Теперь другой делает то же.?Талльен, ты-то куда?! Палач мятежного Бордо, казнивший направо и налево?— и ты говоришь о порядке??Сен-Жюст обратился к председателю, чтобы пресечь беспредел, но тот будто оглох. Талльен и дальше бы вопил, но сорвал голос. Зато его тут же поддержал Бильо-Варенн: его крик ?смерть тиранам!? подхватил весь зал. Робеспьер побежал на выручку Сен-Жюсту, уже принимая в спину крики ?Долой тирана!?—?Я требую слова! —?Робеспьер пытался перекричать гомон, но ему-то, в отличие от Талльена, отказали. Последний уже оправился: в руке Талльена блеснул кинжал.—?Этим кинжалом я поражу нового Кромвеля!—?Какой Кромвель, дерьма кусок?! Где ты видишь штыки? —?не сдержался Кроули.Все это его порядком доконало. Он вскочил с места, которое теперь буквально жглось. Под охи соседей перемахнул через перила и по портьере спустился прямо в зал, в эту клоаку. А там царил уже настоящий шабаш. Заседание главного органа власти превратилось в сплошную потасовку. Только били одного. Опьяненные яростью депутаты швыряли Робеспьера мячиком из стороны в сторону. Председатель, Колло Д’Эрбуа, заглушал его крик колокольчиком. Точно противный учитель осадил всезнайку-ученика. Но Кроули был на подходе, спускаясь по скамьям в самый низ амфитеатра, напоминавшего ад Данте.Робеспьер перестал просить слова. Это уже не Орфей, убаюкивающий зверей: его лиру вырвали из рук и сломали о колено. Он зашелся кашлем, едва держась на ногах. Его обступили, кто-то съехидничал:—?Это кровь Дантона душит тебя!—?Что же вы его не защищали?.. —?резонно просипел Робеспьер.—?А ну отошли! Живо! —?Кроули схватил подвернувшийся стул и замахнулся им на гогочущих депутатов. Они посторонились, но один, особо одаренный, не отставал:—?Ты вообще кто?! Берегись защищать тирана!—?А то что?..Спрятанные в оккультное пространство крылья яростно расправились и встопорщились. Одаренный заткнулся, получив в рожу неизвестно откуда взявшимся потоком воздуха.Стул все же пригодился. Кроули усадил на него Робеспьера, все еще судорожно дышавшего в платок. Встал рядом. Вместе с ним заняли пост Сен-Жюст и Кутон.—?Предлагаю арестовать Робеспьера, Кутона и Сен-Жюста! —?слепая ярость плескалась в голосах безымянных депутатов.Тут же с мест повставали немногочисленные сторонники Робеспьера и попросили арестовать тогда и их. Их просьбу с радостью удовлетворили. Что-что, а право быть арестованным во Франции?— священно!—?Как и остальные, прошу о своем аресте! —?гаркнул Кроули и для должного эффекта взял Робеспьера за локоть. —?Видите? Я?— опасный государственный преступник!Победившие депутаты проголосовали ?за?. Невиданное единодушие, с которым они принимали все чудовищные законы последних лет. Так же они теперь сваливали вину за всю пролитую кровь на одного человека.Старая кляча с плешью на крупе плелась по улице. Лошади конвоиров с трудом шли вровень ей, чтобы не обогнать. Сами конвоиры косились на свергнутого кумира. Возможно, что не без боли. Вид у Робеспьера был плачевный: на голове?— не парик, а воронье гнездо, правый рукав фрака достался в трофеи победителям. Даже жабо не пожалели. Прохожие спешили по своим делам, то ли не узнавая его, то ли боясь разделить его участь.—?Зачем? —?глухо спросил он. Вместо признательности Кроули получил полный укора взгляд.—?У меня все под контролем! —?подмигнул Кроули, попутно улыбаясь проходящим мимо гражданкам. Учитывая, что они ехали в телеге для смертников, девушек его кривляния буквально валили наповал.Но вот показались въездные ворота в Люксембургскую тюрьму. Как заключенные были бы рады воочию узреть предмет их ненависти!..Увы, братцы, не сегодня.—?Какой еще Робенпьер? [6]?—?вот и весь ответ от начальника тюрьмы. Напрасно конвоиры подводили к нему Робеспьера и тыкали в лицо приказом об аресте: тот только хлопал рыбьими глазами и тарабанил, как по бумажке:—?В мужских камерах мест нет. Только в женских. Мешать пол уставы не велят. Уходите!Ошарашенные конвоиры развернули клячу, и они потащились в обратную сторону. Робеспьер немигающим взглядом вперился ему в лицо. Неужели догадался?.. Хотя, куда ему! Скорее, любуется его кривым носом!Да и зачем что-то объяснять, все равно не поверит. А вот посмаковать победу, подтрунивая над конвоирами?— это стоящее дело!—?Солдатики! —?чуть не лопался от восторга Кроули. —?Куда путь держим?—?Не твое дело, помалкивал бы! —?буркнул усатый конвоир, нахлобучив треуголку на брови.—?Следующая тюрьма по курсу?— Консьержери. Скажу наперед, там битком.—?Мы выполним приказ, даже если придется тащить вас в другой конец Парижа! —?но в голосе второго конвоира?— совсем еще мальчика?— звучало отчаяние.—?А может ну его, этот приказ? Не горит же. Тут такой кабачок симпатичный за углом. Посидим, выпьем, а там дальше поедем. Как раз увезут партию на казнь, место в камере освободится. Я угощаю!Конвоиры переглянулись, но ничего не ответили. Поехали дальше. Но странности на этом не кончились. Со стороны острова Сите по крышам прокатился колокольный звон, и встревоженные стайки голубей закружили в воздухе.Тут уже дрогнули не одни конвоиры, вся улица замерла в изумлении. Низкий, протяжный, пробирающий до нутра гул?— так мог звенеть только один колокол.—?Неужели Эммануэль проснулся? —?воскликнул моложавый конвоир.Кроули немедля подал голос:—?Я, конечно, не эксперт, но судя по характерному мажорному трезвучию это именно он! Ух, чую я, что-то грядет.Южная колокольня Нотр-Дама продолжала играть побудку всему Парижу. Сколько она спала? Лет пять? Уж теперь Кроули назвонится вволю! В первый раз его остановил благоразумный Азирафаэль, но теперь он далеко. Вместо него?— разбитый горем Робеспьер, который так и просится на роль девушки в беде. Что ж, к оружию!Конвоиры продолжили путь, но на мосту Двойного Денье кляча встала как вкопанная. Напрасно стегали ее впалые бока: та ни с места?— и все тут. А Нотр-Дам гудел в ушах, прямо над их головами.С правого берега ему ответила колокольня Сен-Жак. Молодцы, коммерсанты, не подвели! Вот отозвалась с левого берега и красавица Сен-Сюльпис. Вот уже пять лет колокольни в Париже говорили только в час восстаний. Колокольный звон окружил их. Лошади конвоиров затоптались на оживленном мосту. Неожиданно кляча, так упорно бастовавшая, рванула с места, оставив поводья болтаться в воздухе.—?Какого черта! —?воскликнул старший конвоир, гневно смотря на Кроули с Робеспьером. —?Арестованные, за нами! Пешком!—?Эй, народ! Робеспьера арестовывают! —?крикнул Кроули.Мимо как раз проходил отряд канониров, тащивших пушку в сторону правого берега Сены.—?Мерзавцы! Под Трибунал негодяев! —?прорычал их офицер. —?Слава Неподкупному!При виде жерла пушки и обнаженных шпаг конвоиры окончательно струхнули и унесли ноги?— от греха подальше.Канониры и гражданские обступили повозку и приветствовали то серое подобие, которое Кроули назвал Робеспьером.—?Веди нас, Неподкупный!—?Куда? —?спросил Робеспьер слабым голосом.—?Как куда? —?выпучил глаза офицер. —?К общему места сбора?— у Парижской коммуны! Мы как раз туда.Робеспьеру не дали подумать. Поток людей увлек их за собой: они миновали собор Нотр-Дам и одноименный мост, пока их, словно волной, не вынесло на Гревскую площадь, запруженную народом. Под ажурным фасадом старой городской ратуши народ ?ковал орала на мечи??— кто вилы со двора притащил, кто серп на жердь насадил, кто разминался, размахивая молотилкой для зерна. У ?избранных? были с собой приличные ружья или копья. Подоспевшие канониры пошли обниматься с ?войском? и горланить ?свобода, равенство, братство?. Тут же немного поодаль митинговали каменщики из Сент-Антуанского предместья с криками ?долой максимум, даешь достойную зарплату?. Восторги и недовольство, страх и гнев - площадь гудела от бурных эмоций, порожденных непростым временем якобинской диктатуры. —?Кажется, сегодня Верховное Существо улыбается вам! —?шепнул на ухо Робеспьеру Кроули.Колокольный звон стих. Оставалось ждать, когда к восстанию примкнут верные Робеспьеру секции. Но секция Хлебного рынка уже была здесь. Вот они?— его любимые коммерсанты?— маленькой кучкой боязливо озираются на подготовку к боевым действиям.Сюбисс с сыном Этьеном встретили его легким кивком. Вчера Кроули пересказал им речь Робеспьера, подарив им смутную надежду. А, может быть, будет лучше? Если Робеспьер против крайних террористов, то с ним можно говорить. И, если говорить правильно, добиться перемен. Восторжествует прекрасная Конституция первого года, нож гильотины заржавеет, а Робеспьер засядет в каком-нибудь учреждении и обретет наконец покой…—?Если ты в него веришь, то и я в него поверю,?— сказал Сюбисс.Взгляды всех собравшихся устремлялись на запад?— в сторону Конвента, так смело за один день порвавшего с революцией. Там?— на горизонте?— уже сгущались тучи. Мало-помалу они проглотили гаснувшее солнце. Старушка не ошиблась. Быть грозе.Робеспьер стоял на оживленной площади и что-то раздумывал. Он еще что-то взвешивает!—?Все это добром не кончится, —?хмыкнул он тихо, чтоб никто больше не слышал. —?Я защитил бы себя в Трибунале, как того требует закон.—?Как защитил себя Дантон? Не витайте в облаках, Максимилиан. Идите в Коммуну, вас там ждут.—?А вы?..—?А я буду у твоего плеча.Вот уже четыре часа Кроули служил связующей ниточкой между площадью, где собрались восставшие, и маленьким кабинетом на втором этаже ратуши, где заседало наспех сформированное правительство. Люди на площади ждали приказа к действию, но ратуша молчала. На первом этаже ратуши?— в полном составе Генеральный совет Коммуны, в который Кроули так удачно не был избран?— он тоже ждал. Кроули уже замучился бегать по лестницам наверх и спрашивать указаний. Там было все одно и то же: за столом при тусклом свете лампы сидели ?чудом? вызволенные из тюрем Кутон, Сен-Жюст и Робеспьер, а также несколько их верных сторонников. Раздавались бурные возгласы, не смолкали споры. И только Робеспьер, поставленный толпой во главе восстания, все молчал и глядел куда-то… внутрь себя.Положение было незавидным. Из сорока восьми парижских секций за Робеспьера высказалось только тринадцать. Остальные либо отмалчивались, либо примкнули к Конвенту. Заговорщики, которых уже успели окрестить ?термидорианцами?, постарались на славу. Парижане, до смерти запуганные казнями мессидора, сбитые с толку клеветой, не думая отдались в руки террористам в сто раз страшнее Робеспьера.Реального Робеспьера, не идеального, но и не кровожадного?— знала лишь кучка людей в этой комнате.Робеспьер встал из-за стола и приблизился к окну. Осторожно отодвинул портьеру. Кроули от нечего делать подошел к нему.—?Ну как? —?этот вопрос Кроули задавал уже машинально. Ответа все равно не дождешься.—?Люди расходятся. —?задумчиво протянул Робеспьер.И правда. Залитая фонарным светом площадь постепенно пустела. Народ, еще вечером бодрый, к полуночи растерял боевой дух и стал растекаться по близлежащим кафе.—?Пушки отвели от Конвента? —?спросил Робеспьер.—?Как видишь. Генерал Анрио посамовольничал и приказал канонирам стрелять по дворцу, но те отказались и повернули. Теперь стоят тут, держат оборону по периметру.—?Правильно сделали, что не послушали Анрио. Он?— патриот, но такой выпивоха… —?Робеспьер вздохнул. Выдержав паузу, тихо продолжил. —?Кто мы такие, если будем обстреливать законно избранный парламент? Негодяев?— единицы, остальные только обмануты ими.—?Максимилиан, ты?— никудышный бунтовщик! —?в бессильной злобе Кроули взглянул на щуплую фигуру. —?О, смотри! Со стороны Конвента кто-то скачет. Парламентёр?—?Проверь и доложи мне. Пожалуйста.Когда Кроули очутился на площади, парламентёра уже и след простыл. Как и львиной части защитников Робеспьера. Даже канониры в спешке запрягали лошадей в орудийные лафеты.—?Стоять! Кто вам дал приказ расходиться? —?бросился им наперерез Кроули.—?Вы нам не указ! —?крикнул молодой канонир, но лицо его было перекошено от ужаса. —?Уносите-ка ноги, гражданин комиссар.Кроули вздрогнул, когда его похлопали по плечу?— это оказался старик Сюбисс.—?Объяснишь хоть ты, какого черта все убегают?—?Нам зачитали свежий декрет Конвента,?— дрожащий голос едва превозмогал громовой рокот,?— Они объявили всех, кто защищает Робеспьера, вне закона. Нас казнят без суда и следствия!?Вот это поворот…?—?Пойдем с нами,?— умолял Сюбисс, пока первые дождинки умывали его лицо. —?Моя жена укроет тебя. А как все уляжется, Этьен вывезет из Парижа. Мы помним добро, что ты сделал нам.—?Ступай. Не жди меня. Ты сделал свой выбор. Я тоже. У тебя семья. У меня ни черта.—?Но ваша жена, ребенок!..—?Ступай! —?рявкнул Кроули.Теперь площадь опустела окончательно. Ветер жестоко трепал карманьолу и норовил сорвать с головы двууголку. Как бы не так.Кроули повернулся к ратуше, иллюминированной, как рождественская елка. Ей бы больше пошли траурные ленты.Он не корил сбежавших за трусость. В конце концов это их свобода выбора. Кто он такой, чтобы ее отбирать? Потому, вернувшись в ратушу, он объявил услышанное членам Генерального совета. В ужасе те бросились врассыпную, теряя на бегу трехцветные перевязи. За считанные секунды зал опустел.Кроули, боле не торопясь, поднялся по лестнице и зашел в кабинет, заперев за собой дверь. Только узнав, что они обречены, сторонники Робеспьера стали действовать. Друзья Робеспьера. Последние.—?Предлагаю составить воззвание к секции Пик! Там еще живы истинные патриоты! —?предложение Сен-Жюста звучало скорее как приказ. Иного тона от организатора победы под Флерюсом не стоило и ждать.—?От чьего имени? —?Робеспьер изможденно потер переносицу.—?От имени Конвента, конечно! Разве те, кто здесь собрались, не есть истинный Конвент?.. —?слова Кутона иначе, как горькой иронией, и не назвать.Робеспьер снова впал в забытье. Наконец, очнувшись, сказал:—?Нет, будем писать от имени народа. Антуан? Бери перо.За какие-то две минуты Кроули записал под диктовку послание. Пришла пора ставить подписи. Робеспьер взялся за перо последним. Первые две буквы его фамилии легли на бумагу, когда на лестнице раздался грохот и дружный крик ?да здравствует, Робеспьер!? Прежде чем они поняли, что происходит, дверь выломали с одного удара, и в кабинет ввалился отряд Национальной гвардии.Сен-Жюст, как истый вояка, рванул вперед и вцепился в ружье одного из гвардейцев.Робеспьер достал из-за пояса невесть откуда взявшийся пистолет?— наверняка подарочек от Сен-Жюста:—?За спину, Антуан!И что, Дон Кихот, с тобой таким делать? Я?— не твоя Дульсинея. А ты, поди, даже стрелять не умеешь. Но…Кроули чувствовал, как губы против воли расплываются в глупой счастливой улыбке. Ох, уж эти люди. Такие разные во все времена. И такие одинаковые. Они никогда не устанут его удивлять.В общей суматохе друзья Робеспьера, как и он сам, не собирались сдаваться без боя.В общей суматохе моложавый гвардеец направил дуло пистоля прямо Робеспьеру в голову. Грянул выстрел. Но пуля непостижимым образом пробила потолок. Ох, сколько пуль тогда пробило потолок…Но Кроули увлекся. Он мог защищать Робеспьера от других: от гвардейцев, термидорианцев, подвыпивших рабочих и даже разгневанной ревнивой Элеоноры. Он мог защищать его никудышных друзей. Но он не мог защищать себя.Пуля обожгла плечо, напоминая о бренности человеческой оболочки. В который раз пальцы ощутили, как теплая кровь проступила сквозь одежду.—?Ну блядь.Впереди угрожающе щелкнул взведенный курок, и Робеспьер заслонил его, вскинув пистолет. А нет. Не заслонил. Робеспьера сбили с ног. Нечаянно нажатый спусковой крючок— и этот ненужный, нелепый выстрел.Стон.Кроули бросился к лежащему ничком телу.Нет. Еще живой.Кроули повернул Робеспьера навзничь.Правая щека распотрошена. Никакой белой пудры. Малиновое, красное, розовое. Течет в уши, пачкает воротник рубашки, растекается по полу. Все теперь в этом ярком, кричащем цвете.Гвардейцы обступили их. Не трогали.?Пусть только посмеют?.Один из них сухо зачитал с листа:—?Декретом Конвента постановляется: тиран Робеспьер и все его гнусные пособники подлежат аресту и казни в тот же день.Никто из друзей Робеспьера больше не сопротивлялся. Молчали, глядя на расползавшуюся кровавую лужу на полу. Только Кроули трясся от смеха, обнимая себя за плечи. Десятое Термидора?— конец декады.?Последующая декада будет благопреятной. Возможно вы встретете стараво друга. Фортуна будет улыбаца вам, но не теряйте головы?.Ах, бесхвостая крыса. Соврала! Каналья. А, может, у сурков просто злое чувство юмора?..я давно потерял голову