Глава 10 (1/1)

Он привык не оправдывать ожиданий. Доказательств тому была масса. Он с легкой руки отдал меч, вверенный ему Богиней; предался человеческому греху, как только заскучал; побратался с демоном и извёл Гавриила (хотя тут дело пока в процессе). Неблагонадежный сотрудник, прямо скажем.Кроули уже давно ворвался в его жизнь. Вернее, вполз. Пригрелся и уползать не собирался. Ему даже была выделена мысленная… полочка. Не слишком широкая, но все-таки места на ней вполне достаточно, чтобы разместить всё необходимое.Когда Кроули, вихляя красным брюхом, подкрался к нему на стене Эдема и принял человеческую оболочку, первое, что он подумал: ?наконец-то есть, с кем поговорить?.Это неправильная мысль. Правильная была бы ?надо устранить оппозицию? или ?надо доложить наверх?.Но Азирафаэль тогда редко раздумывал над понятием ?правильного?, ссылаясь на удобную непостижимость, поэтому просто порадовался компании. А потом пошел дождь, первый в мировой истории, и он накрыл Кроули своим крылом, потому что эта штука капала с Небес и мало ли что могла сотворить с его новым знакомым.Кроули был прав. Если Богиня хотела бы, чтобы люди не узнали различия между добром и злом, она высадила бы яблоню на Луне. Значит, все шло по плану.—?Пошли поедим? —?предложил Кроули, выглядывая из-под белых перьев.Это тоже была часть плана.—?Поедим?—?Да, с той яблони. Надо же узнать, чего ради рисковали эти неудачники!—?А,?— Азирафаэль не хотел признаваться, что уже как два года ?узнал?. Самые обыкновенные яблоки. Ни хуже, ни лучше, чем с яблонь, что растут по соседству. Хотя, если их было подержать над пламенеющим мечом?— они становились мягче и слаще (жаль, теперь уже не подержишь). —?Ну пошли.Собирая с травы капли дождя, они оба намочили подолы туник. Пришлось подвернуть. У Кроули ноги были длинные и тонкие, как у косули, которая щипала свежие веточки неподалеку. Кроули ступал осторожно, стараясь не повреждать прибитые дождем цветы: те и без того растеряли лепестки.Кроули попробовал яблоки и коротко резюмировал ?гадость?. Но испокон веков первого искусителя изображают именно с этим плодом.Кроули любит персики. Зеленый виноград. Сушеные финики и козий сыр.Кроули любит спать до полудня и греться в горячих источниках.Кроули любит сказки, легенды и мифы.Кроули обожает детей, хотя в жизни в этом не признается.Азирафаэль собирал эти маленькие факты, как ракушки на пляже. Коллекция вроде и бесполезная, но выбросить жалко. Иногда, когда выдастся свободный часок, можно и перебрать наиболее ценные экземпляры. А потом?— вернуть на положенное место. На полку.Азирафаэль никогда не задумывался над природой Кроули. Не размышлял над тем, хороший он или плохой (он даже не спрашивал, за что Кроули пал: это не имело значения). Кроули это… Кроули. Ему не припишешь роль знакомого, друга, врага и, чего уж там, возлюбленного. С ним просто приятно. Сидеть. Говорить обо всем и ни о чем. Напополам разделять человеческие грешки, как стащенную за спиной мамы папиросу.Азирафаэль никогда не обращался к Кроули ?демон?, понимая, что клейма приносят боль. У него было имя: Змий-Кровлей-Кроули-Энтони.И Азирафаэль называл его так, как удобно Кроули на сегодняшний день. ?Энтони? приживалось плохо, уж больно человеческое. Как на английский, так и на французский манер. Кроули остался Кроули. Никто не возражал.Кроули называл его ?ангелом?. Всегда. Собственное имя было чуждо и почти не звучало. Может быть, называя его ?ангелом?, Кроули приравнивал его к остальным? Лишал идентичности. Ты всего лишь третий солдат слева в пятом ряду, ангел.Вытирая вспотевшие руки о синий подол, Азирафаэль думал, что это нечестно.Нечестно, что Кроули загнал его в рамки и теперь, вроде как, поразился, осознав, что его ангел в них не вписывается.Это не я лицемер. А ты.Он всего лишь предложил Кроули хорошо провести время. Да, по-новому. Кроули же повел себя так, будто ему собирались подсунуть попорченную невесту. Нравственность у него страдает! Надо же! Сослался на Библию, будто она имела значение. Между прочим, в любимых книгах Библия у Азирафаэля даже не числилась! И Кроули об этом прекрасно знает.Тараканы снова вышли на променад. Азирафаэль потер сухие глаза и запустил в них снятой туфлей. Не попал.Назло Кроули он начнет собирать Библии. Только какие-нибудь неправильные. Нечестивые (как он сам).И заповеди пусть будут в них идиотскими навроде ?прелюбодействуй, сколько влезет?.Азирафаэль очистил подол мановением руки, и тот снова стал синим, как море в полдень. А затем Азирафаэль встал и взял из холодной печурки уголек.На полу быстро нарисовался кружок с кривоватыми строчками из Каббалы. Материализовались и вспыхнули семь свечей.Азирафаэль встал в центр круга босыми ногами и сложил руки в молитвенном жесте. Произнес Слова важным голосом.Через три минуты на потолке в голубом сиянии возникло лицо Гавриила: недовольного и хмурого, будто его оторвали от чрезвычайно важного дела.Ничего. Потерпит. Пускай время и близилось к полуночи, сон?— удел людей.—?Мне нужны деньги,?— Азирафаэль сразу приступил к делу. —?Много. Сейчас.Незнакомый женский голос окликнул Гавриила, и голубое сияние возмущенно замерцало. Послышался короткий чмокающий звук (поцелуй?) и грудной издевательский смех. Гавриил стал еще более хмурым.—?Зачем тебе? —?спросил он.—?Для миссии. В чем проблема?—?Ни в чем. Хорошо.?Странно. Чего это он так сдался. Без боя? Обычно и грошика не выпросишь?.—?Будут инструкции?—?Нет,?— бегло ответил Гавриил, повернувшись к нему чуть ли не затылком,?— Действуй по усмотрению. Заодно прикупи приличное платье.—?Но…—?Господь с тобой,?— и Гавриил первым прервал связь. Будто его подняли по экстренной тревоге. Не так уж часто они общаются. Впрочем, без надзора начальства даже лучше.?Нетушки, не буду я ничего менять. Что-что, а выбор платья останется за мной!?Раздался металлический звон. Азирафаэль обернулся и обнаружил на круглом столе солидного объема мешочек с оттиском, изображавшим арфу, обрамленную двумя крыльями. С радостным трепетом Азирафаэль развязал шнурок, набрал пригоршню монет (так, постойте…), которые оказались… золотыми луидорами.?Болван! Он что, развоплощения моего хочет??Азирафаэль знал только одно место в городе, где можно было безопасно обменять старую валюту на якобинские ассигнаты. Хлебный рынок.Черный, как космос, пёс оживленно пыхтел под весом своего тела. Вязкая слюна то и дело капала с его отвисших брылей на начищенный паркет. Пожалуй, это было единственное живое существо, которое не слушалось Робеспьера. Несколько раз тот гнал его прочь, но пёс все равно ложился у ног хозяина, терся мордой о его белоснежные чулки и угрюмо смотрел на постороннего.?В следующий раз принесу ему съестного?,?— подумал Азирафаэль, обустраивая свое рабочее место. С гораздо большей охотой он избрал бы моделью этого пса. Рисовать закоченевшее лицо Робеспьера (хоть улыбнулся бы, что ли) не доставляло никакого удовольствия. Кроули справлялся куда лучше, кривляясь на диване проплаченной путаной.Кстати о Кроули.Азирафаэль упрямо прятался за холстом последние двадцать минут от его прожигающего взгляда. Сидевший рядом с Робеспьером Кроули то и дело брал со стола галеты и скармливал их псу. Робеспьер же довольствовался от него только россказнями о дрязгах Якобинского клуба.Но постоянно, постоянно Кроули бросал взгляды в его сторону!Азирафаэль смешал светлую и красную охру и добавил газовую сажу. Неспешно начал делать имприматуру для холста. Масло сохло долго. Чтобы не тратить время, он достал парочку белых листов для карандашных набросков будущего портрета.—?Антуан, сдается мне, вы тоже хотите свой портрет? Жан Батист уже не знает, куда деваться от ваших взглядов,?— сказал Робеспьер, поглаживая тяжелую мохнатую голову, которая льнула к его коленям.—?Было бы неплохо, хотя у меня уже есть одна картина.—?Правда? —?спросил Робеспьер и тоже взял галету из стоящей на столе вазочки.—?Я там чуть ли не Дионис. Жан Батист, не хотите после Робеспьера писать меня? У меня как раз есть время после восьми…—?Откажусь,?— ответил Азирафаэль. —?У меня очень много работы, гражданин Серпэн.У Кроули дернулась щека.Разительный контраст ?у меня очень много работы? с последними неделями, когда Азирафаэль только и делал, что читал, дремал и запечатлял кривляния Кроули на холсте.Хотя сейчас работа действительно будет. Когда Кроули не опекал и не готовил ужины, когда не требовалось ждать его по вечерам и предвкушать ночные пьянки, времени освободится предостаточно. А им следует распорядиться грамотно.Сам того не подозревая, Кроули вложил ему в руки самый ценный подарок?— Робеспьера. И этот подарок надо осторожно развернуть, извлечь из подарочной упаковки и, как велел Гавриил, придать нужную огранку, как драгоценному камню.—?Ангел, где ты был этой ночью? —?спросил Кроули, когда положенный час истек, и Робеспьер поспешил в Комитет. Демоническая помощь в создании имприматуры так и не потребовалось. —?Я полночи искал тебя по подворотням. Думал, если не найду у Робеспьера, усрусь, но обойду все тюрьмы Парижа. А их без малого сорок шесть!Они стояли на полумертвой улочке, которая так не хотела пробуждаться ото сна. Прохожие сонными мухами летели по своим делам. Трунькали губами запряженные в крытые повозки кони. Солнце карабкалось по небосклону.Азирафаэль выдохнул морозное утро из легких.Кроули выжидал и стыл в упелянде нараспашку.—?Далеко,?— ответил Азирафаэль. —?Все в порядке, дорогой. Тебе больше не нужно обо мне волноваться.—?Сегодня будет мясо на ужин,?— пробормотал Кроули, стараясь втянуть красные пальцы в рукава. —?И я принесу бутылку вина.—?Кроули. Я съезжаю,?— Азирафаэль это репетировал, но произнести с той важностью, которая планировалась, не вышло. Фраза откинула хвост ?ангелы и демоны не должны жить, ужинать и пьянствовать вместе. Я должен работать, блюсти заповеди и чтить законы. Так что отойди от меня, демон?.—?Тоже мне новость,?— однако дрогнувшие скулы говорили об обратном.—?Ах, да, чтобы я не был в долгу перед тобой?— держи,?— и Азирафаэль под прикрытием плаща передал Кроули мешочек. Кроули ощетинился, как еж, но сопротивляться не стал,?— Будь спокоен, там с избытком.—?Ой-ой-ой, как я растроган! Беспримерное благородство! Сам определюсь, что делать с моими деньгами.—?Твоя правда.—?И это все? По-еврейски рассчитались и разошлись?—?Нет, еще я хотел бы забрать все платья, что купила мадам Бланк,?— сказал Азирафаэль.—?Дались они тебе. Или считаешь, что женщиной подцепишь кавалера другого? Дурак в Париже один.—?А это уже совсем не твое дело,?— нахмурился Азирафаэль.—?Не мое, значит? Знаешь, я еще подумаю, отдавать ли тебе их…—?Но ты же сам твердил, что у тебя места для них не хватит! Тем более я их оплатил! —?Азирафаэль уже не мог не возмутиться. Он что, зря три часа стоял на клятой табуретке и терпел пытки мадам Бланк?! А сколько времени ушло на подшивание подолов…—?Отчего же? Хватит. Едва ты утащил свою жирную задницу, в моей квартире стало навалом места.Обычно Азирафаэль был невосприимчив к грубостям в свой адрес. За жизнь он наслушался их немало. Подумаешь, жирная задница. Она пять тысяч лет жирная.Но это слово в устах Кроули приобретало поистине убойную силу и разило безотказно.Азирафаэль думал, что они уже прошли с Кроули тот этап, когда можно бросаться словами, не думая. Стало быть, он допустил это осознанно.—?Хорошо. Береги себя, дорогой,?— сказал Азирафаэль и, развернувшись, пошел вниз по улице Оноре. Прорезав хвост длинной очереди, разбивающейся о пустой прилавок хлебной лавки, он через силу оглянулся, но, не увидев погони, тяжело вздохнул и продолжил путь.***Покрывшиеся морщинами, точно старческие, ладони отвратительно зудели. Кроули уже пятый час не вылезал из ванны и расписывал деревянную армию (даже тут солдаты у него ненастоящие. Но это ничего. Это будут самые красивые солдаты во всей Франции, ведь у них будет одно лицо?— Его).И пусть рука то и дело тянулась украсить личико россыпью красных точек-прыщиков, так, в отместку, Кроули в последний момент всегда передумывал. Низко отыгрываться на тех, кто не может дать сдачи?— даже для демона. Поэтому, заканчивая работу, он просто поворачивал расписанную фигурку к себе спиной. На перекинутой через ванну полке-подставке уже стояли десять фигурок, готовых сорваться с края.Кроули играючи мог их подтолкнуть, чтобы те плюхнулись в воду. Но своего труда было жалко.—?Или все-таки столкнуть тебя, ангел, мм?Это уже походило на какое-то наваждение.Вот уже несколько дней он безвылазно сидел дома. Только один раз мадам Бланк потревожила его покой, зазывая на ужин. Он отказался.Стройный ряд бутылок у ванны напоминал солдатскую шеренгу. Кроули пошарил рукой, надеясь найти бутылку, в который еще хоть что-то осталось, но его встречал только разочаровывающий звон.—?Дерьмо,?— он скрипнул зубами, когда так и не обнаружил искомое. Все, что можно было выпить, уже булькало в нем.Завернувшись в широкое полотенце, он вылез из посеревшей воды (последние пару часов он споласкивал кисточки от краски прямо в ванне) и уныло прошлепал в сторону кухни.Однако мелькнувшие отражение в зеркале заставило его передумать.—?Паршиво выглядишь,?— усмехнулся он. Желтизна разлилась по всей склере, как у заправского пропойцы. Хотя почему ?как?? —?Что-то я скис. Надо прошвырнуться чуток. Если я буду пить на свежем воздухе, здоровья не убудет?И Кроули, не убираясь, накинул на себя плащ и ворвался на заиндевевшие улицы Парижа. И куда дальше? Зайти в ?Le procope?? Нет, так он не уползет дальше двух улиц от дома. Ноги просились дальше. И он зашагал по мосту Понт-Неф на правый берег Сены. Эти же ноги завели его в Конвент, где он расположился в галерее для зрителей. Увы, от некоторых разило вяленой рыбой так, что собственный перегар Кроули почти не ощущал.Кто же это так дерет горло за кафедрой? Ха, да это ж Дантон. Легок на помине.Сотрясая громовым голосом опустевшие скамьи, подобно Зевсу, он метал молнии в сторону ?захлебывающегося в крови Комитета Робеспьера?.—?Пришел тот день, когда уже нас, нас всех надо спасать от милостей Комитета общественного спасения. Я так вам говорю: или Конвент постановит учредить Комитет милосердия, или Франция погибла! Этот комитет пересмотрит все приговоры, не приведенные в….?Сколько не ори, а Орфей [1] одним касанием струны тебя заткнет?.Дантон был так же порывист и безумен, как и тогда, перед штурмом Тюильри. Плотно сбитый, даже отталкивающий внешне (голова с отпечатком перенесенной оспы больше походила на чагу), этот авантюрист умудрялся располагать к себе. Еще бы, он походил на Робеспьера не больше, чем солнце на луну. Золотишка он не чурается, от дамских прелестей не краснеет, штоф с коньяком опрокидывает только так… Эврика! Вот с кем он сегодня напьется! А если он, Кроули, скормит ему пару годных анекдотов, так еще и забесплатно.Разгромная речь подошла к концу, и Дантон под жидкие аплодисменты уцелевших депутатов и одобрительный гул зрителей занял место на скамье. Кто знает, может эта речь донеслась через Сену до Консьержери, и семьдесят три жирондиста тоже рукоплещут ему из сырых камер? Робеспьер пока не трогает их, но это до поры до времени…Когда Дантон в компании своих сторонников вышел из душного зала, Кроули уже поджидал его:—?С возвращением!—?Ты вроде тот самый Серпэн? —?Бычьи черты лица смягчились. —?Помню-помню! Десятое августа… Это ведь ты вел солдат в атаку! Граждане! Перед вами бич тиранов!—?Такое разве забудешь! —?Как хорошо, что толпа не видела его прищура за темным стеклами. Какой там ?бич тиранов?. В тот день Кроули и не думал вышвыривать короля на улицу. Просто грех было не вскрыть под шумок винный погреб Его Величества.—?Да ладно, полно рдеть, не девица! —?Густой хохот Дантона настраивал на нужный лад. —?Мы?— в Пале-Рояль?— пропустить по бокальчику. Ты с нами?—?Шутишь? Конечно с вами.Кроули ни на миг не сомневался, что его позовут. Куплеты в его скромном исполнении а-ля ?Полюбилась мяснику блондинка, Ах,?— сказал,?— отменная грудинка!? [2] давно сыскали популярность. Благо, куплеты имели под собой богатую тысячелетнюю историю.Когда они завалились в кафе ?Corrazza? было еще светло. Выталкивали их оттуда уже за полночь. Но, увы, Кроули не нашел в компании Дантона то, что искал.Вместо разговора ?за жизнь?, его ждал затяжной политический дискурс ?бла-бла-бла, неприкосновенность частной собственности, бла-бла-бла?, приправленный щедрыми ругательствами в адрес Робеспьера и иже с ним. Горячась, Дантон посылал в пекло все то, за что ратовал Робеспьер: твердые цены на продукты, ограничение аппетитов нуворишей [3], материальную помощь родственникам фронтовиков.—?Если хочет жить, как церковная мышь, пусть живет себе, а не мешает добрым людям! —?сказал Дантон. —?Лично я все заработал своим горбом!Кроули хмыкнул: особнячок Дантона в Арси вырос отнюдь не на дрожжах.Но о чем бы ни повели речь собутыльники, все неизменно сводилось к уже прозвучавшей идее Комитета милосердия. Уже сейчас Кроули мог предвидеть, что это, ох, как не понравится Робеспьеру. Сама возможность пересмотреть вынесенный смертный приговор ставила под сомнение непогрешимость Трибунала: в свое время его созданием Революция воплотила предание о Страшном Суде. А Страшный Суд не предполагал апелляции.Единства в якобинской стае не было: каждый вел свою игру и в любой момент был готов перегрызть глотку уже ставшему бывшим другу.Горечи добавляло еще и то, что Кроули на удивление быстро хмелел, в то время как Дантон по причине своей конституции будто пил святую воду и нисколечко не остывал.—?Серпэн, любовь моя, пройдемте в номера! —?воскликнул он с таким энтузиазмом, будто шестичасовой попойки как и не бывало.—?Идите без меня,?— пошатываясь, отмахнулся Кроули и, опираясь рукой о чугунную решетку, было поплелся к себе, но…—?Ты меня уважаешь? —?точно сам рок заставил его обернуться.—?Уважаю.—?Серпэн!Его уволокли в бордель, как тюк с тряпьем. И этим тюком Кроули и пожелал бы остаться. Вон, в том углу! Там он блестяще справится с ролью живой мебели!—?Серпэн! Тебе какую? —?обратился к нему Дантон, обняв за талии молодых девиц. Те устроились у его плечей, как ангел и демон: одна в белом пеньюаре с пошловатыми потрепанными крылышками за спиной, другая?— в черном, без крыльев, зато с игривым лохматым пипидастром (и вряд ли она им пыль смахивает).—?Жопастую.—?Это левую или правую? —?не понял Дантон.—?Никакую,?— Кроули прикрыл рот рукой. Измотанный литрами алкоголя организм призывал его к отдыху, а не кувырканию в чужой постели.Но Дантон не сдавался так просто:—?Здесь есть бабы посочнее?Престарелая сводня затрепетала, как маков цвет, и громко цыкнула на худощавую девку. Та, подобрав подол розового платья выбежала, но через пару минут уже вернулась с новым товаром.Кроули осмотрел новоприбывших без особого интереса.?Привет, гонорея, здравствуй, сифилис. Я так давно не вкушал плодов Венеры?.?Эта с угрями, у этой вши, эта воняет, эта просто не нравится, а вот та…?.Если щупать с закрытыми глазами?— сойдет.—?Я не уверен,?— сказал Кроули.—?Ты такой привередливый! Не прощелкай все удовольствия! —?Дантон уже поднимался наверх с двумя девками, так и не решив, какую сторону принять: света или тьмы. И правда: зачем утруждать себя выбором, если в борделе можно взять всё и сразу? А ведь этот человек только недавно женился во второй раз… И чего только не хватает мужчинам?Кроули качнул головой:—?Ты. Пошли.Его привели в кокетливую комнатку среднестатистического борделя. И все было бы хорошо, если бы пол в этой комнатке не плыл. Вместе с полом плыл и тазик, и кровать, и розовый фонарь, свесившейся на цепочке с потолка (он качается?), и несколько пустых бонбоньерок, стоявших на тумбочке, и бумажные цветы в вазочке.Сохнущие презервативы колыхались на веревочке у окна, как флажки на ветру. Ай, какая забота. Ро-ман-ти-ка. Кроули сел на накрахмаленные простыни?— клопами не пахло. Разве что дешевенькой фиалковой водой: немного навязчиво, но сойдет. Неплохой бордель. Странно, что фанатик Шометт еще не прикрыл.Девчонка подошла, вихляя широкими бедрами.У нее были белые льняные волосы и синие жилки на висках. В её лице Кроули видел что-то от наивного сахарного ягненка. Щеки круглые, как яблоки, а руки маленькие, как у ребенка. Хорошенькая.Но Кроули не питал иллюзий.Представительницы вечной профессии по прошествии тысячелетий нисколько не изменились. Все они не испытывают к клиентам ничего, кроме брезгливого равнодушия, граничащего с легким любопытством: ?что ты мне сегодня покажешь, членоносец? О, неужели опять его??Одни и те же шутки, одни и те же касания, заученный, как под копирку, смех. Кроули не был из тех, кто мог бы пробудить в них праздное любопытство. У него не было черной кожи, от которой руки не пачкались, внешнего уродства или нетрадиционных наклонностей. Самый обыкновенный. Такие мнут их на простынях каждый день. И будут мять.—?Не угостите меня лафитом с лимонадом? —?спросила девчонка, накручивая прядь на палец.Даже выклянчивание угощений было традиционным.Кроули кивнул, не желая говорить. В горле стоял комок, а в животе противно булькало, будто вспучивалась магма или закипал жирный бульон.Девчонка тут же вскочила и кликнула экономку, почуяв щедрого посетителя. Кроули в прострации смотрел, как на тумбочку опустился поднос со снедью и темными бутылками.—?Меня Жозетта зовут,?— сказала она.Жозетта зазвенела подносом. Полилось вино из бутылки.Кроули устроил голову на подушке, наблюдая, как светлый локон щекочет девичью щеку. У Азирафаэля волосы светлее и даже на вид кажутся мягче. Как птичий пух.Как там его ангел? Он не видел его уже с неделю. Независимый. Неприступный. Глядящий на что угодно, но только не на него. ?Береги себя, дорогой?. ?У меня слишком много работы?. Голубой?— холодный цвет. И портрет у него выходит хороший. Робеспьер не горбоносый перепудренный мертвец и не розовощекая пигалица. И помощь больше не нужна. И он не нужен. Зира. Зирочка. Ледышка. Сволочь. Только жрать и умеет. И читать. Перелистывает страницы, будто любовницу обхаживает. Меня обхаживай. Гладь. Зира. Погладь. Как тогда?— в ванне. По голове. Только не змей, они и так уже получили то, что хотел я. Волосы. А можешь и не волосы, что угодно. Спину, руки, шею?— тебе же нравится моя спина, да? На живот не смотри. Я поем. Потом. Станет лучше. Предложи снова. Зира. Зирочка. Я больше не буду злиться. Я и не злился.Сквозь сгущающуюся пелену Кроули наблюдал, как Жозетта расшнуровывает корсет. Упругая белая грудь, как мячик, выпрыгнула из тисков застежек и ткани. А потом Жозетта скалолазом полезла по его телу вверх, в итоге устроив ягодицы у него на бедрах. Поерзала, как курица-наседка. Только на шест еще не взлетела.—?Какие-нибудь особые пожелания, гражданин? —?спросила она с профессиональной хваткой.Кроули помотал головой. Жозетта фыркнула и надавала лобком на живот, чтобы наклониться и урвать поцелуй.Магма обратилась лавой. Его наконец вырвало.