Пусть всё идет, как идет (1/1)

Потом были еще две встречи, и снова они говорили ни о чем, и пили чай с угощением от матери Римельта. И Том нахваливал – вкусно как, молодец твоя мама.И снова Макс обнимал его, присев рядом на диван, и Том подставлял лицо под поцелуи и тело – под его горячие руки. Они ничего не говорили об этом друг другу. Будто не знали, что говорить. А может, действительно не знали.На третий месяц Максу пришлось лететь на съемки в Бразилию. На два месяца. И Том тоже был занят – фестиваль в Канаде, презентация в Каннах.Они поставили друг друга в известность и какое-то время молчали.?До встречи, Том. Буду ждать твоего звонка??Удачи, Макс?.И больше ни слова.Том вернулся раньше него, но дела в Берлине, семья и встречи отнимали всё его время. Может быть, даже и к лучшему. Думать о том, как там бесится Макс, было неуютно. А он там бесится. Том уже понял, что всё было всерьез. И он нужен Римельту, как наркотик.И когда после возвращения из Бразилии Макс прислал короткую смску, Том поехал к нему на следующий день.Дверь распахнулась, едва Том нажал на звонок, и Макс не сказав ни слова, схватил его в охапку.?Пусти, Макс. Задушишь ведь?, - улыбнулся Том, и, увидев горящие глаза, понял, как сильно Римельт тосковал по нему.На этот раз Том приехал на такси, выйдя за пару десятков метров от его дома, и поэтому они смогли выпить за Берлин, за успешные дела, и за встречу.Потом Шиллингу захотелось осмотреть участок с лужайкой, и они вышли на воздух. Уже наплывали сумерки, и фонари загорались мягким светом. ?Красиво… - отметил Шиллинг, - уютно?. Макс осторожно положил сзади руки ему на узкие плечи и робко предложил – ?Останься сегодня подольше?? И Том, не оборачиваясь, кивнул.Они вернулись в гостиную, и пока Том прикуривал сигарету, Макс обхватил его сзади и прижался, уткнувшись в затылок. Потом стал целовать шею, сбоку и над воротничком. Руки вытянули рубашку из брюк, и стали гладить живот. Том курил, полуприкрыв глаза. Теплые поглаживания были приятны, молчание – уютным. Вдруг он почувствовал, как сзади в него ощутимо упирается ширинка Макса, а его рука потянулась к ремню на брюках Тома. И тут же замерла, будто в испуге. Макс даже дышать перестал от страха – что сейчас будет. Том наклонился к столику, затушил сигарету, и, развернувшись, посмотрел ему в глаза.Потом вздохнул, перевел взгляд на темнеющую лужайку. И начал расстегивать свою рубашку, глядя на ошарашенного Римельта. ?Только будь осторожен…?И Макс от избытка чувств схватил его на руки, и понес в спальню. Том рассмеялся – ?Тебе так нравится носить меня на руках, мечта всех женщин Макс Римельт???Нравится. Пусть мечтают. Мне не до них?.Больше они не говорили. Макс, опустив его на постель, начал раздеваться. Том, сидя на кровати, стянул брюки и рубашку. Внезапно почувствовал озноб – то ли от страха перед тем, на что только что согласился (и опять не понимал, зачем это сделал), то ли в комнате стало действительно прохладно. Забрался под одеяло, и стал смотреть на Макса, который с каждой снятой вещью казался ещё шире и крупнее. Тело – полный набор великолепных тренированных мышц, и внушительных размеров член – украшение Макса. Том подумал о том, что теперь отступать поздно, остается надеяться, что тот действительно будет осторожным.Римельт погасил верхний свет, и оставив небольшой светильник, забрался к Тому под одеяло. Взял за плечи, притянул, и Том почувствовал, как закаменело в напряжении его тело.Замер, ожидая бешеного натиска, но Макс осторожно гладил его, ласкал, целовал мягко и нежно. Том успокоился и расслабился.?Не бойся. Я потихоньку? - открыл ящичек, достал смазку и презерватив, а потом сполз пониже, немного отклонившись назад, подстраиваясь под Тома. Положил его ногу себе на бедро, и Том почувствовал твердую прохладу, уперевшуюся в него. Макс погладил его попу, и медленно двинулся вперед. Том закусил губу, и движение остановилось. Подождав немного, Макс двинулся снова. Немного вперед, немного назад. И снова сильнее вперед, и немного назад. Наконец вошел полностью, и плотнее обхватил тонкое тело.Теперь движения шли чередой, равномерно и глубоко.Том испытывал странные ощущения. Ему не было хорошо, но и неприятно, как он ожидал - не было. Лишь ощущение чего-то распирающего, но не болезненного. Он закрыл глаза и отдался этим движениям. Он будто погрузился в теплые волны, которые баюкали его тело снаружи и внутри. Закрыв глаза, он чувствовал себя, будто в огромной теплой колыбели, и чувство невероятного покоя и полной отрешенности от мира поглотило его целиком.А потом волны стали стихать, кроме той, что внутри, но и она, ускорившись и качнув его в последний раз, замерла, содрогаясь где-то в самой глубине.Макс, тяжело дыша, осторожно вышел из него, и, стащив презерватив, бросил его позади себя на пол. Снова обнял Тома, и прижался к нему взмокшим телом.А когда Том открыл глаза и посмотрел на него пристально, будто не узнавая, принялся целовать его губы и глаза, всё еще до конца не веря в свершившееся.Незаметно оба задремали, Том – пригревшись в теплых сильных руках, Макс – обессилев от удовлетворения и ни с чем не сравнимого покоя.Очнулись оба от звука телефона. Звонили Максу. Он встал, бормоча ругательства, вернулся с мобильником в руке, присел на край постели.?Слушаю… Привет. Нет, давай завтра. Сегодня никак? (повернулся с трубкой к Тому). Тот сделал движение пальцами, указав на себя – я уже ухожу. Макс, держа трубку возле уха, глядя на Тома, умоляюще поднял брови, и сказал кому-то ?Да, с утра приеду. До встречи?. И отключился.?Это не срочно, можно и завтра. Я сегодня всё равно уже никуда не поехал бы?Они оделись, и Том сказал – ?Неплохо бы кофе. Сделаешь??Макс, незаметно подхватив с пола презерватив, ушел варить кофе, а Том, зашнуровывая туфли, думал – что сейчас было? Почему всё это происходит? Как вообще всё это уместить в голове?Затянул шнурок, и отмахнулся от мыслей. Всё равно никогда он себе этого не сможет объяснить, зачем себя мучить.Странные это были встречи. Они почти не разговаривали, а расставаясь, не звонили и не писали друг другу. Не поздравляли с праздниками, не интересовались делами – если только кто-то из них сам не хотел о чем-то рассказать.Каждый занимался своей жизнью, но теперь появилось что-то еще, необъяснимое, но дающее каждому то, что было необходимо. Максу – счастливое удовлетворение, ведь Том теперь был рядом. А Шиллинг с ним становился тем, кем всегда запрещал себе быть.Он был мужчиной – со всеми, всегда. Даже там, где другие, более мужественные на вид, могли расслабиться – он не мог. С подругой, с детьми, с родными, с коллегами и режиссерами, с друзьями, со всем миром! – он был сильным, амбициозным, сдержанным. Но когда Макс обнимал его или брал на руки – от всего этого не оставалось и следа. В этих объятиях он мог ни о чем не думать, ничего не бояться. Его никто никогда не носил на руках, да и с чего бы… И если бы ему сказали, что для него это будет так приятно, он бы наверное разбил говорившему лицо.Они не устраивали каких-то эротических экспериментов, просто одному нужно было быть с другим.В другом. Или просто рядом, пусть и ненадолго. Они не знали, как долго всё это будет продолжаться и чем закончится. И каждый думал примерно так: ?Пусть всё идет, как идет?Могло бы показаться, что они играют в какую-то игру, двое взрослых мужчин, один из которых давал любить себя, не отвечая, но принимая все ласки. А тот, которого обожали тысячи женщин, дрожал от одной только мысли, что наступил очередной месяц, и скоро он снова увидит его, своего неповторимого.И если какое-то правило соблюдалось в этой игре, то только одно: ?Я сам буду звонить?Семьи, работа, друзья, популярность – всё это по-прежнему присутствовало в жизни каждого, но было и то, что прочно вошло в жизнь обоих. И стало таким же привычным и необходимым, как и всё остальное.Никто не знал об этой связи, не догадывался о встречах, и уж конечно никому и во сне не могло присниться то, что между ними происходит.Но как-то оба вдруг похорошели, и это отметили все окружающие. Макс посвежел, будто скинул несколько лет, глаза сияли, как в юности. От него исходил тот уверенный покой, какой бывает у полностью счастливых людей. А Шиллинг будто снова стал прежним двадцатилетним мальчиком – с тонкой фигуркой, огромными синими глазами и бесподобной улыбкой. Усталые морщинки разгладились, и невозможно было отвести глаз от его лица. Они не искали друг друга в перерывах между встречами, подсознательно каждый боялся выдать себя взглядом, жестом, прикосновением. Даже Макс, изнывающий от нетерпения, сдерживал себя, чтобы не помчаться на какую-нибудь презентацию с участием Тома. Понимал, что будет сидеть там и пялиться на него, забыв обо всем.***Но однажды им пришлось провести долгий вечер в компании общих знакомых. Деннис Ганзель устраивал большую домашнюю вечеринку в честь своего дня рождения, пригласил каждого лично, и отказаться было бы верхом неуважения. Макс и без приглашения поехал бы к нему, старые приятели, как-никак. Но Том внутренне напрягся, раздумывая – стоит ли ему там быть. Деннис никогда прежде его не приглашал. Всё же решился. Долго выбирал костюм, как всегда стараясь выглядеть солидно, хотя все кому не лень тискали и обнимали его, наплевав на костюм и официальное выражение лица. Таким уж он был для всех мальчиком Томом. Хоть десятерых детей заведи. Голосок тонкий, улыбка мальчишеская, так и тянет обнять. Что все и делали.Шиллинг повесил обратно в шкаф все выбранное, достал джинсы и тонкий черный свитер, который редко надевал, хоть он ему и нравился. Под него – белую футболку. И кроссовки. Сойдет. Так будет легче и проще.Постоял возле машины, и, развернувшись, пошел пешком. И только через несколько минут, прикуривая сигарету, заметил, как дрожат у него руки.