Эпилог (2/2)

Все эти сложные мысли как ветром сдуло при виде завтрака. Организм тут же вспомнил о том, что нормальную пищу принимал двое суток назад, и немедленно потребовал компенсаций. Жизнь пациента в больнице куда скучнее, чем у врача, но ощутить эту разницу Томозо практически не удалось, потому что полностью отстраниться от работы не вышло. Да и Зета всё время проводил с Игараши, а заместители справлялись не со всем. Но дни шли, ему становилось всё лучше. Только вот с Таа было тяжело. *** – Ты далеко? – сонный голос Таа заставил остановиться перед приоткрытойдверью и обернуться. Полоска света из коридора легла на мужчину. Тот сидел на кровати и морщился, прикрывая лицо рукой. Проснулся только что. – Далеко. Спи, – ответил Томозо коротко, но Таа не послушался и подошёл к нему. – Ты не лунатишь случайно? – усмехнулся он, помахав перед лицом Томо рукой. – Да пошёл ты. Препираться с ним хотелось сейчас меньше всего, да и объяснять что-либо тоже. За неделю проживания бок о бок в нём уже достаточно накипело, чтобы взорваться в любую секунду. Томо покинул палату без слов и даже не сразу понял, что Таа следовал за ним. Обнаружил он это только в своём кабинете. – Чего тебе надо? – раздражённо спросил он, но даже не посмотрел на своего гостя. Куда интереснее было проверить всё ли тут в порядке, не случилось ли чего за время его отсутствия. Судя по пока что живым цветам Зета или ещё кто-то из персонала позаботился о кабинете. – Ты посреди ночи свалил с койки и ещё спрашиваешь чего мне надо, –развёл руками Таа. – Мало ли что тебе в голову взбредет, а повесят на меня. Иногда его шуточки доводили до белого каления. И что самое прекрасное, он ни черта не понимал, насколько бывал бестактен. – Когда ж ты свалишь отсюда... – беззлобно ответил Томозо и вздохнул, успокаивая себя. Общество бывшего друга тяготило, несмотря на вроде бы устоявшееся перемирие. На столе как обычно свалка документов, но один конверт привлек внимание - он прекрасно помнил, что обычно лежит в таких. Выходит, официально он ещё не подписал заявление Масаки об увольнении? Любопытно, можно было этим запросто воспользоваться, но к чёрту. Пусть катится на все четыре стороны. – Вообще-то у меня есть кое-какой разговор к тебе. И раз уж так вышло... – Таа хозяйским жестом пригласил Томо сесть за стол. Вот раскомандовался. – Мне правда не до пустой болтовни посреди ночи. Своих дел хватает. Вон видишь уже неделю человека не могу уволить, – он помахал перед Таа конвертом, но за стол всё-таки сел. Хотя бы потому что голова опять раскалывалась. – Как раз об этом и разговор. Возьми меня на работу. От столь нахального тона Томозо поначалу опешил. Потом понадеялся, что Таа неудачно пошутил, но не обнаружил на его лице и тени улыбки. – Уборщиков у нас хватает, – съязвил Томо, но тут же добавил серьёзнее, – ты издеваешься, да? Если издеваешься, просто скажи об этом, посмеёмся и забудем. Таа не отвечал, но только потому что больше слов так и не подготовил. Если Томо прогонит его, можно смело идти за веревкой и мылом, ведь совесть так или иначе его удушит. – Ты назвал меня шлюхой, помнишь? А мою клинику цирком уродов. А теперь что? Захотел сам работать в этом цирке на грёбаннуюшлюху? Ты ненавидел меня, когда приходил с угрозами, а потом, в своём кабинете, пытался трахнуть. Какого черта с тобой происходит? Раздвоение личности? Не стесняйся, расскажи, уж я-то пойму. – Я действительно был зол, но... не на тебя. Шо достал меня, вынуждал связываться с тобой, а ты, как оказалось, очень болезненная часть моего прошлого. Меня бесила собственная слабость, ещё и Зета сказал, что у тебя кто-то есть. Это тоже почему-товыбесило. Глупо, конечно, учитывая, что я боялся сорваться, увидев тебя. И я сорвался,помнишь? Внешне ты никак не изменился, даже тот ошейник... – Выкинул, – ответил Томо на немой вопрос. С каждым сказанным Таа словом причин не доверять ему становилось всё меньше. Очень хотелось ему верить, еслиуж быть честным с самим собой. Воцарилась неловкое молчание, и каждый погрузился в собственные мысли. Томо открыл верхний ящик стола, неспешно обыскал его. Не найдя нужного, закрыл, осмотрел второй, третий. Измятая пачка отыскалась в самом нижнем, часть сигарет поломалась,но пара ещё сгодится. Обещание, которое он дал себе, нарушал он неосознанно. – Тебе нельзя, – нахмурился Таа, проследив за тем, как Томо прикурил и глубоко затянулся.

– Ой ли, – хмыкнув, он встал из-за стола и открыл окно. Датчики дыма в кабинете не столь чувствительны, как по всей больнице, но рисковать не стоило. Он ничего не чувствовал кроме усталости и головной боли, которая, к слову, всё нарастала. – У меня ничего больше нет, – голос Таа раздался прямо над ухом. Тот успел подняться со своего места и подойти к Томозо вплотную. – Отдел кадров работает с девяти, а меня завтра не будет с десяти. Так что времени у тебя немного, не забудь документы.

Выгнать его теперь, после всего, что произошло, просто не представлялось возможным. Особенно, вспоминая самого себя когда-то – такого же растерянного и не представляющего как жить дальше. – Спасибо. Таа положил ему руку на плечо, и в этот же миг у Томо всё потемнело перед глазами, ноги подкосились, но упасть ему не позволили. Таа удержал его в своих объятиях, что-то быстро говорил, но слышать его Томозо не мог – мешал невыносимый шум в ушах. Недокуренная сигарета отправилась в пепельницу на подоконнике. Бегло осмотрев, Таа отнёс его на диван и сходил за водой в приёмную. Последствия травмы ещё долго будут напоминать о себе, и ему чертовски повезло, что Таа увязался за ним. Слабость потихоньку отступала, но сердце никак не успокаивалось, всё так же бешено стучало, грозясь проломить грудную клетку. – Руки ледяные, – задумчиво произнёс Таа, крепко сжимая ладонь Томо. – Ну, конечно, какими им ещё быть, – он не открывал глаза, пока приходил в себя, чтобы не видеть уплывающий от него мир. Тёплые руки Таа грели его, это вызывало противоречивые чувства. – Отпусти меня. Ответа не последовало, а мгновение спустя и губы обожгло чужим теплом. – Не смей пользоваться моим беззащитным состоянием, – быстро прошептал Томозо в этот скромный поцелуй, всё так же не поднимая век, но не сопротивлялся, когда его поцеловали вновь, настойчивее, хоть и с не меньшей нежностью. – Не здесь, – отстранившись первым, Томозо наконец открыл глаза. Лицо Таа было к нему так близко, что можно было прочитать каждую эмоцию. Таким его Томо видел второй раз в жизни. Казалось, будто ему очень больно, и вряд ли из-за ранения. – Хочешь, покажу кое-что? Повинуясь порыву, Томо медленно, не без помощи, встал на ноги и направился в свою комнату. Отпирая дверь, он на мгновение засомневался. Отчего-то очень не хотелось туда возвращаться, вспоминать и переживать всё то, что здесь случалось последние месяцы. Да и бардак он оставил знатный, даже как-то неловко перед Таа. Тот стоял позади и придерживалТомо за талию. Что они творят... Мягкий свет лампы открыл действительно неприглядную картину. Вещи разбросаны так, будто в них рылись, стулья валялись на полу. В последний раз он был здесь в не совсем вменяемом состоянии, хорошо, что ума хватило не поджечь всё к чертям, например. Кровать была самой ужасной частью художественного беспорядка – словно была местом битвы. Простыни смяты, подушеквидно не было. Зато отчётливо видны засохшие пятна крови. Томозо поморщился. Та ночь оставила след нанём безобразным шрамом на груди – единственный урод среди тонких аккуратных полосок.

К счастью, Таа никак не комментировал увиденное, хотя явно не это ожидал увидеть в жилище бывшего любовника. И пыл его явно подостыл, это тоже к счастью. Мало ли каких глупостей они могли наделать. – Кажется, сегодня ночью у меня дела поважнее и неприятнее есть, – вздохнул Томозо. – Иди, тебе утром надо... – И оставить тебя одного? Ты десять минут назад чуть сознание не потерял. Я помогу. Томо не стал спорить и гнать Таа, в конце концов, с ним убраться получится легче и быстрее. Да и привыкнуть к его присутствию надо. И пока Таа собирал его вещи, он занялся постельным бельем. Его он сразу решил выкинуть, было бы неплохо вообще костёр на стоянке развести. Потом достал из шкафа небольшой чемодан и собрал всё самое необходимое – сменнуюодежду, предметы личной гигиены, пару книг и документы. Наконец его ничто не держало на месте. С расследованием всё прояснилось, лишние факты удалось утаить, кое в чём пришлось поступить в разрез с совестью, но это было необходимо. Ещё бы поговорить с Хитоми, но тот взял две недели за свой счёт и вообще игнорировал директора. – Ты куда-то уезжаешь? – от Таа эти скромные сборы не укрылись.

– Да, в отпуск, как ни странно, – не было смысла обманывать,всё равно бы узнал. – В свой первый отпуск за весь стаж, странно, да?

– И надолго?

– Не знаю, как получится. Не смотри на меня так, я вполне могу справиться сам. И, если уж так интересно, то я еду в некое подобие дома отдыха у моря. За мной там присмотрят. – Всего неделя прошла, как ты получил черепно-мозговую, уверен, что стоит? – Всего неделя прошла, как ты получил огнестрел, но ты не только провёл сложную операцию,но и собираешься работать в полную смену. Ну, продолжим письками меряться? – хмыкнул Томозо и получил совсем не ту реакцию, на которую рассчитывал. Раньше бы подобные слова поставили друга на место и присмирили бы его, но нынешний Таа резко притянулТомо к себе, почти грубо обняв и поцеловавтак жадно и страстно, что тот поначалу так растерялся, что ни ответить, ни оттолкнуть не смог. А потом он уже не мог понять от чего именно кружится голова – из-за травмы или ласки бывшего любовника. Они плавно опустились на голый матрас, не отрываясь друг от друга ни на секунду, целуясь так отчаянно, словно было важно возместить годы разлуки прямо сейчас. Тело отзывалось на такие знакомые прикосновения, разум отказывался следовать здравому смыслу, хотелось плыть по течению и будь что будет. Пусть его потом выброситна пустынный берег или затянет на дно. Пусть. Таа прижимал его к постели и одновременно пытался раздеть, получалось плохо, но кое-как с больничными пижамами они всё же справились. Хотелось изучить его, узнать изменился ли он, и поэтому Томо хаотично водил руками по телу Таа, старался запомнить его таким, тощее прежнего, свыкнуться. В комнате и так было душно, а теперь и вовсе не осталось воздуха, в висках пульсировало, а перед глазами вновь всё плыло. Он давно не испытывал такого острого желания, что было плевать на всё, лишь поскорее почувствовать его в себе, чтобы вернуть его себе.

– Как я скучал, ты не представляешь, – хрипло произнёс Таа. Он двигался как-то дёргано, на пределе терпения. – Ты и сам не представляешь, – ухмыльнулся Томозо и тут же возмущённо охнул, когда его притянули за бёдра, чуть приподняв. Правильно, не нужно никаких церемоний. Кожа любовника притягательно блестела от пота, и Томо не смог удержаться, приподнялся и облизнул его шею, вызвав томный вздох. – Прекрати, я сейчас с ума сойду... – Иногда это приятно– сходить с ума, знаешь ли. Боли не было, по крайней мере, он её не запомнил. Было лишь удовольствие до откровенных криков, до багровых засосов. Таа не сдерживался, как обычно, но его грубость не отвращала, она заставляла биться в экстазе, желая ещё и ещё. Почему после потрясающего секса становится вдруг так пусто? Не из-за того, что нечего сказать ведь. Наоборот, нужно сказать слишком многое, а сил на это нет ни у того, ни у другого. Томо обмотался одеялом, чётко обозначая свою позицию – он сожалел о случившемся. И пока Таа одевался, не проронил ни слова. Снова вышло как-то неправильно. – Я любил тебя, – начал Томозо внезапно пугающе серьёзным тоном . – И сейчас понимаю каким был трусом, запрещая себе думать о чувствах. Они точно были бы лишними, да и ты бы рано или поздно узнал… Глупо бы вышло, даже глупее чем всё закончилось в действительности. Вряд ли с тобой происходило что-то подобное, поэтому я признаюсь сейчас самому себе. Я отчаянно любил тебя. Таа не сводил глаз с Томо, ошарашенный неожиданным признанием, и постепенно до него доходил смысл его слов. Он тоже был трусом. – А сейчас? – несмело спросил Таа. Руки предательски задрожали, ну что за ерунда, не маленький же, чтобы так волноваться. Томо тихо усмехнулся и сильнее укутался в одеяло. Он стал походить на кокон – небольшой такой кокон на огромной кровати. Вроде бы их разделял всего метр, а на самом деле – несколько лет. – Я не знаю. Правда. Все эти годы ты не стоял на месте, как я, у тебя столько всего происходило... Ты изменился, это видно, – почему-то он отвёл взгляд, будто смутился. – А я заперся в четырёх стенах и остановил жизнь на двадцать восьмом году. Даже попытка что-то изменить ни к чему не привела в итоге. Забавно, да? Я до одури боялся одиночества, но сам себя к нему приговорил. Думал, что больше не будет больно... – Мне жаль. Теперь, оглядываясь назад, я просто ненавижу себя. – Пришлось отвернуться от Томо, чтобы говорить именно то, что хотел. Иначе бы снова вышла какая-то бессмысленная чушь. – Мы оба были трусами, а я ещё и подонком. За это ты вряд ли простишь, но.. – О чём ты? Брось, я никогда не был в обиде за то, что ты не хранил мне верность, – снисходительно улыбнулся Томозо. – Мы ведь никогда этого не обещали друг другу. Наверное, если бы не смерть директора, я бы к тебе вернулся. Только вот за Селию я тебя никогда не прощу. Ни тебя, ни Шохея, ни самого себя.

Искорка грустного веселья в его голосе затухла. Таа прикусил язык, ведь на это ему нечего ответить. Справедливо, и всё тут. – Не буду скрывать, я рад тому, что ты здесь. Мне пригодится такой работник. Их нынешние отношения не были похожи на натянутые струны, как это было перед расставанием. Теперь же струны уныло провисали, на них ничего путного не сыграешь, если не подтянуть и не настроить как следует. Томо смотрел на него с какой-то отрешённой нежностью и усталостью. Как человек, которому всё осточертело, и он хочет лишь одного – покоя. Было бы правильнее уйти, оставить его одного, но тогда бы это значило и самому остаться в одиночестве. Наконец Таа осознал самый главный страх Томозо, ощутил его в полной мере. – Когда я сказал, что у меня ничего не осталось, я не шутил и не преувеличивал. Я потерял работу, невесту, друзей, но в какой-то степени я этому рад. Потому что они не были нужны мне, потому что они были иллюзией нормальной жизни. И потеряв их, я не почувствовал ничего, кроме необходимости вернуть то, что позволяло мне жить по-настоящему. Поэтому я здесь, – к горлу подступил горький комок. Держи себя в руках, тряпка, и не облажайся в этот раз. – Ты не изменился, это правда, зато у меня выветрилась дурь из головы. Я люблю тебя. Прямо сейчас. Таа вглядывался в лицо Томо, чтобы понять его реакцию, в тишине, царившей в комнате, он слышал стук собственного сердца. Он пришёл не за прощением, а за милостью. Не выпутываясь из одеяла, Томозо чуть придвинулся к нему. – Такие вещи надо тщательно обдумывать, но времени у меня совсем нет, – в искренности Таа он ни секунды не сомневался и, хоть и пребывал в мрачном настроении, всё же не сдержал улыбки. Оказывается, когда тебе признаются в любви, это приятно. Неловко, но приятно, особенно, если чувствуешь к этому человеку то же самое. – Уже поздно...почти половина четвёртого, а тебе надо в девять быть в отделе кадров. Он вздрогнул, когда Таа протянул к нему руку и мягко погладил по щеке.

– Одеялом делиться не буду и не мечтай, возьмёшь себе покрывало. Разбужу в восемь, на завтрак не рассчитывай... Не нравится – возвращайся на больничную койку. Таа тихо рассмеялся, прервав ворчание Томозо, тот сначала нахмурился, а потом присоединился. Так легко смеяться, когда всё страшное позади и не знаешь, что будет завтра.