15-5 глава - Последствия пламени ада (1/2)

Насколько нужно знать правду? На десять, двадцать или все сто процентов? Нужно знать, чтобы в чём-то себя утешить или возгордиться? Знать, чтобы не оплошать или чтобы не просчитаться? Я хотела знать правду, чтобы не обжечься, но в итоге чуть не сгорела заживо. Естественный свет едва достаёт до края моей кровати. Голова болит, тело ноет.

Не уж-то тренировка Гладиатора была такой изнурительной?

Тошнит. Да ещё так, как будто я чересчур много волновалась и теперь это волнение норовит выйти. Но что могло так извести меня? Я же вроде спала… Я поднимаю корпус. Одеяло спадает до живота. На мне не ночнушка и далеко не минимум одежды и не домашней. На мне весь тот наряд, в котором я посещала университет, но уже помятый и местами грязный. Как я вообще додумалась забраться в подобном виде в чистую постель? Я точно была не в себе, раз совершила это. Но я же не пила, а… А что я вообще делала?

- Ты как? – голос раздаётся из-за угла, где стоит телевизор.

Это Чимин. Он расположился у стены, облокотившись на неё лопатками так, что мне виден лишь левый бок его тела. Мимика его лица источает сдержанность, зрачки смотрят куда-то вперёд, вероятно, на вход в студию, а руки, скрещенные у грудной клетки, выказывают его серьёзное отношение в заданном вопросе, как и всегда.

- Не очень. Я берусь за голову и прикрываю веки. Отчего-то верится, что этот метод прогонит моё недомогание. - Болит что-то? - Подташнивает и голова кружится. Что вчера было? - Когда именно? - Не имеет значения. Вчера, весь день. Я помню только пары, как шла домой… Потом так смутно… Вроде бы родителям звонила… А потом был Шуга, его друзья, ты и… - И ты отключилась, – между строк вклинивается Чимин, поняв, что я не сразу, но всё же моменты того дня вспомнила. – Заснула от переутомления. - Переутомления? Не слишком ли то, что было называть переутомлением? - Видишь, стоило мне всего на долю соврать, и ты уже репродуцировала правду. Я, ввиду физического истощения, неспешно оттягиваю блузку, а уловив то, что под ней, безотчётно расширяю зрачки. - Что с цветком?! Чимин направляет взор на меня, но не проходит и секунды, как возвращается к прежнему обзору. - Всё нормально. - Н-нормально? – заикаюсь я. – Покажи мне свой. - Кей, всё нормально. В конце концов, Чимин поворачивается ко мне всем телом. - Покажи. Я бы уподобилась хладнокровности Чимина, если бы не увидела ?преображение? на своей зоне над грудью.

Новый день и новый сбой. Всё известно, знакомо, но до сих пор не воспринимается сознанием и изведённой душой. После недолгого всматривания в мои померкшие глаза, Чимин всё-таки снимает с себя чёрную футболку, оставшись в спортивных штанах, и встаёт спиной.

Я прячу лицо в ладони, как только меня прошибает на слёзы. Наши татуировки полные, обновлённые, одинаковые, такие же, как в самый первый раз – пять лепестков снова гадко выведены на коже. И что же теперь? Всё по-новой? Опять их боль, исчезновение или закрашивание? Я не вытерплю, если это болезненное звено возобновится. Цветок же сгорал, его стирало чёрно-синее пламя, равнозначно ластику. Да, было мучительно, да невыносимо, да так ужасно, что я этого не выдержала, и сознание бросило меня на растерзание судьбе. Но, а сейчас? Дальше? Что будет и ждёт меня, если цветок вернулся?

К горлу подступает, скопившаяся где-то в желудке, масса чего-то того, что доставляет дискомфорт, в связи с чем я вскакиваю с кровати и, с небольшим заносом на повороте, забегаю в ванную комнату, обойдясь без падений. Я, не переставая плакать, извергаю из себя всё то обременительное, что во мне скопилось и не проходит.

Отчего же так гадостно и плохо? Чимин подходит сзади затем придерживает мне волосы, и я, больше озабоченная тем, что со мной не так, этому не противлюсь. - Это от обезболивающего, который я принимаю. Я вколол его тебе, когда ты потеряла сознание. Потерпи немного, это пройдёт. Я прячу область рта за плечом, ссутулившись, чтобы в случае чего не спровоцировать рвотный рефлекс у Чимина. Но, по-видимому, в отличие от меня у него сильный желудок, и в общей сложности не только он. Морально Чимин устойчивей. - Зачем? Хочешь зависимую из меня сделать? Такими темпами как ведёт себя цветок, я умру раньше, чем ей стану. - Я думал, это поможет погасить убивающее тебя пламя. - Но оно отступило не из-за него, – домысливаю я. - Оно и не отступало. Нечто вернуло былые истоки Олеандра. - Что за ?нечто??

Я искоса взглядываю на Чимина, продолжая скрывать рот за плечом, чтобы ему не было противно. Но Чимину, видимо, без разницы, причём всегда и на любое моё состояние. Он страшнее мордоплюя, и не в злости суть, а в его нескончаемом равнодушии. - Такое не придёт тебе на ум.

Почему-то Чимин украдкой глянул не в глаза, а на линию плеча, за которым спрятаны мои губы. Наверно, ему они одиозны, даже притом что он их не видит.

- Слишком сказочное. - Сказочное? В таком случае, мнения у нас сходятся. Ведь сказка и наш Олеандр – точно как антитеза. И всё на этом. Чимин убирает руки, после того как я встаю. Следом, я подхожу к раковине и начинаю промывать рот.

Хоть меня и вырвало, но лучше не стало. Тяжёлая голова, ноющие мышцы в теле о себе напоминают, а точка на руке вообще в пот бросает, ввиду чего я призываю себя на неё не отвлекаться, на благо самочувствия. - Что с твоей щекой? – глянув в отражение зеркала, спрашиваю я. – Моего кота мучил? - Я мучил? - Это рана от когтей. Правда, понятия не имею который час, но отговорки, что ты поцарапался веткой, упал или успел провести время с какой-нибудь страстной девушкой – или женщиной, – не пройдут.

В квартире тускловато для дня, а значит за окном либо пасмурно, либо уже вечереет. Скорее и то и другое, потому как по ногам свежо тянет ввиду открытого балкона, а по моим внутренним часам ощущается не меньше пяти. - Твой кот может и невыносим, но я его не трогал… До тех пор, пока он не превысил свои права животного. Я обернулась к Чимину, когда закрыла кран. - Ты ударил Лохматыча? - Что будешь с этим делать? - Скажу, что так тебе и надо. Я указываю на оцарапанную щёку Чимина и направляюсь к выходу, больше не поддерживая с ним зрительного контакта. - Не похоже на тебя, – Чимин пресекает моё отступление, схватив за руку. – Обычно ты совсем не грубая. - Не касайся меня!

Я всполошено вырываюсь из его хватки и, в качестве безопасности, отхожу на два шага. Чимин же лишь на немного мимикой показал, как растерялся.

- У меня от всего, что с тобой связано скоро психоз начнётся.

- Я же ничего тебе не сделал.

Вероятнее всего, он имел в виду сейчас, но и поэтому… - Чимин, прошу тебя. Мне страшно, меня пугает то, что татуировка снова целая. Я надеялась, что Олеандр исчезнет и всё закончится. А эта летаргия ещё продолжается, понимаешь? Я уже сама не своя, честно. Меня уже и я сама пугаю. Такое ощущение, что ещё чуть-чуть и меня увезут в психушку. Всё это мистическое, ты со сверх силами, ещё и мордоплюй с Тэхёном, как дополнение к этой коллекции, боже… Я, в самом деле, уже не могу. Ничего не ясно, ничего неизвестно. Хотя бы что-то раскрылось, хоть какая-то мелочь, возможно, после мне бы стало проще дышать, а то создаётся такое впечатление, что я безостановочно брожу в заброшенном здании, подвергшемся пожару, без кислородной маски и в панике ожидаю своей участи. Чимин безмолвствует, витая где-то в чаше своих раздумий. А я жду от него какого-нибудь сигнала, чтобы прояснить, будет он со мной чем-то делиться или повторно всё замнёт по своим причинам, или от неведения.

- Мне нужно покурить. Сдаётся мне, у него всё-таки есть, что рассказать. - Кури здесь. Чимин с подозрением поморщился, но я это проигнорировала. По сравнению с возрождением шрамирования, ядовитый дым мне до того безразличен, что накапывают беспокойные мысли, вроде: ?на что ещё я готова согласиться в такой момент, если уже разрешаю парню курить в пределах квартиры?? - Ладно. Я скатываюсь вниз по стене у раковины, а Чимин вынимает из кармана необходимые ему предметы. Сидя на корточках, я придерживаю голову, которую ещё не отпустило, и, с чуждым мне безразличием, наблюдаю за тем, как брюнет босыми ногами перемещается к раковине, намереваясь использовать её как пепельницу. Он поджигает кончик сигареты и впускает достаточное количество дыма в свои полумёртвые лёгкие.

Пожалуй, Чимин так настраивается на предстоящую беседу, в которой я даже не гадаю, какая из тёмных сторон будет раскрыта. Кажется, что ниже того дна или же края, на котором мы вдвоём с ним пребываем, не существует, что уже просто некуда опускаться и вредить себе, но то, как брюнет ведёт себя, показывает, что, возможно, мы ещё и дна не достигли, и к краю ни крошки не приблизились. Чимин зачёсывает назад тёмную, подросшую чёлку и выдыхает вверх дым, который нависает над ним серой тучей, а позже тянется к открытым дверям ванной комнаты. - Пока ты спала, я кое с кем увиделся. Эта личность мой информатор. Он сообщает мне всё, что узнаёт об Олеандре. Сведений мало, но они есть, на какие-то вышел он, а какие-то выяснил я. До того, как мы встретились с ним сегодня, я был уверен лишь в том, что нельзя, чтобы большинство лепестков или все они потемнели. Если это случится, возгорится пламя ада и поглотит цветок, и когда поглотит полностью, то носивший его на себе, умрёт. Вчера, мы умирали Кей. Значительное число лепестков потемнело. Тем не менее, если бы мы потянули время и не дали последним двум лепесткам подвергнуться потемнению, то Олеандр исчез бы так, как того желала ты: навеки, без негативного эффекта и вместе со мной. Я не решаюсь выражать своё мнение касательно сказанного, а с ошарашенными очами утыкаюсь в пол.

Брюнет же затягивается, смотря на меня, я это чувствую, но слишком, до боли в сердце, не до этого.

Меня едва хватает на то, чтобы сдерживать влагу, наворачивающуюся на глаза и помаленьку вдыхать задымлённый воздух, чтобы он не резко бил по носу. - До сегодняшнего дня феномен с потемнением был приговором безвыходности, смерти. Но мы предотвратили это, хотя и не без последствий. Мой информатор сказал, что дважды возобновить Олеандр не выйдет. Если допустить произошедшее снова, не выживу ни я, ни ты. Олеандр допускает применить к себе хитрость исключительно один раз, а вот пламя ада нет. Поэтому, если ты ещё желаешь пожить, закончить универ, обзавестись мужем, детьми и состариться, то лучше бы тебе радикально измениться. Стать более стойкой, уверенной и совершенно не трусливой. Иначе, ты не выживешь. - Я слышала, что обстоятельства меняют людей. Доходили слухи о тех, кто всю жизнь был добрым, смиренным, но в один момент, всего лишь единичный случай сделал из них самых опасных тиранов и убийц. Но я хорошо знаю себя, Чимин, я так мгновенно не изменюсь. Особенно сама, без чьей-то помощи. - Ты уже меняешься. - Но не кардинально, а ты от меня требуешь именно это. - Объяснить тебе как ты можешь измениться до неузнаваемости? - Не принуждай меня, я не хочу. - Тебе этого не избежать.

Эти слова, его самодовольный взор вкупе с тем, как набожно он затягивается, сломали меня, мой механизм, который отвечал за контроль эмоций. Они хлынули, пробили дыру в глубоком ущелье моей души, заваленную камнями, и полились на Чимина. - Как и тебе моих вопросов.

Я резко встаю, игнорируя короткое мерцание ?мушек? перед глазами и покалывание в ногах, вслед за чем выбиваю недокуренную сигарету из рук Чимина, что падает на пол.

Брюнет, потемнев в лице, бесцеремонно вцепляется в моё запястье и за него придвигает к себе, так что я проезжаюсь ступнями в колготках по прохладному кафелю, а свободной рукой чуть не прислоняюсь к его голому торсу, но вовремя завожу её за себя. - Не играй со мной. Свет в комнате замелькал как огни в клубе, что ясно показывает, как я, всего одним движением, вывела из себя Чимина. - Тогда, и ты тоже, – если сравнить с голосом Чимина, то я произношу это абсолютно не грубо. – Почему раньше не сказал, к какому результату приведёт закрашивание лепестков? Почему умолчал? Я же могла знать, а соответственно, и предотвратить произошедшее. - Как бы ты предотвратила?! Ты даже не в курсе, почему они закрашиваются! - А ты разве в курсе?! – прикрикиваю я, оттого что Чимин повысил тон. - В отличие от тебя, да! - Как? – оторопела я. – Я же у тебя уже спрашивала, и ты сказал, что понятия не имеешь об этом. Почему не рассказал, раз знал?

В растерянности я отсоединяю его пальцы, плотно в меня вцепившиеся. - Тебя бы это изрядно подкосило. - Ты не всевидящий! Чимин утихает, а следом и свет приходит в норму. - Тогда, может, тебе также известно как вытащить из меня подвеску, но ты не вытаскиваешь? - Нет. Я серьёзно не знаю, как это сделать.

Чимин расслабляет ладонь и я, в тот же миг, извлекаю из неё свою руку. - Ложь.

Выгораживаний от Чимина не следует. Нужно ли удивляться этому? Нет, я просто выставляю ему свою спину и иду в главную комнату.

Я не придаю значения хаосу в квартире, а сосредотачиваюсь на поиске своей сумки. Долго искать не приходится. Нужная мне вещь валяется у дивана, и пока я удостоверяюсь в наличии каждого в ней предмета, который мне понадобится, парень выходит из ванной.

Я запрограммировала себя думать о нём как о чём-то неодушевлённом, чтобы не сбиться с мыслей и не расплакаться вновь. Но когда я накидываю на плечо сумку и подхожу к туалетному столику чтобы взять успокоительное, оно внезапно отъезжает вбок от моей ладони.

Это был поток ветра, но не от балкона, так как пачка таблеток проехалась по столику не от него, а, наоборот, к нему. Я сразу притворяюсь, что не поняла, кто в этом замешан, и ещё раз подвожу ладонь к успокоительному. Но оно отъезжает. Я увеличиваю резкость движений, однако в таком случае пачка валится на пол и, под руководством силы воздуха, прячется под небольшую щель столика, откуда мне её не достать. - Куплю по дороге, – шепчу я, избегая любого диалога с Чимином. - По дороге куда? Я дёргаю губой от нервов и ускоряю сборы.

Открыв шкаф, из него мгновенно вываливается почти вся моя одежда, вперемешку с чёрной мужской. Но я слишком подавлена, чтобы как-то отозваться на это, даже действиями.

Мне бы уйти, сбежать, да побыстрее. Желание такое сильное, что я пренебрегла душем, переодеванием, духами и всем тем, чем надо было бы привести себя в прилежный вид, а не закреплять потрёпанный, своего рода изгойный, образ, который насильно меня заставили примерить в прошедшую ночь и до сих пор не сняли. Когда я отрываю в бездне вывалившихся вещей свою ветровку, то обратно всё то скопище не складываю.

Если Чимину безразлично то, в каком бардаке он живёт, пускай, хотя бы до моего возвращения, если я всё же решусь когда-нибудь сюда вернуться.

Я засматриваюсь на верхнюю одежду в своих руках, которая была последней из всех моих весенне-осенних вещей. Пальто и предыдущую ветровку я потеряла ещё где-то в переулке, и понимаю, что, возможно, они до сих пор там, но идти за ними не отважусь по причине неприятного следа от того места. - Боже! – вскрикиваю я, когда прикрыв дверцу шкафа, обнаруживаю Чимина.

Не имею представления как долго он там стоял и как очутился: через перемещение на своих двоих или в пространстве, но ни то, ни другое не успокаивает. Я теряю психическое равновесие, оттого набрасываю ветровку на голову, сведя друг с другом её края, где вшиты змейки, перед лицом. - Так, куда? Чтобы не утратить уверенности, я опускаю взгляд вниз, став блюсти за босыми ногами Чимина, которые пока что не двигаются. - Не дави на меня, пожалуйста. Я еле держусь рядом с тобой. Мне тревожно, страшно, я чересчур мягкая, чтобы даже просто быть вблизи тебя. Если я застряну в таком состоянии, то не исключено, что возгорятся лепестки и, может, один из них закрасится.

- Не закрасится, – Чимин отходит назад. – Не от страха. Я трусливо развожу края ветровки и, в той же манере, взглядываю на невозмутимого брюнета. - А от чего? Чимин замолк. Он не желает говорить, оно видно, у меня тоже, в какой-то мере, нет желания узнать ответ, но я так не могу. Неведение хорошо исключительно тогда, когда ты ни о чём не догадываешься. А у меня догадки есть, пусть и не точные. - Только не руби с плеча… Былым днём, я выявил ещё один фактор, отчего они темнеют. - Ещё один?! Почему первый утаил? - Кей, – вздыхает он. - Говори. Всё говори. Мой взгляд пробыл под надзором Чимина ровно столько, сколько требовалось, чтобы удостовериться в том, что я не струшу на середине разоблачения правды.

- Первый фактор потемнения лепестков – когда я жутко хочу убить тебя. Чимин едва начал, а у меня уже сердце сдавило так, будто его на несколько раз обмотали тонкой леской и намертво стянули, но я пытаюсь этого не выдать, чтобы дослушать все детали. - Продавца аптеки я убил из-за тебя, так как меня ужасно мучило шрамирование, после того как ты в первый раз призвала меня. Я был взбеленён и всем нутром жаждал твоей смерти и тогда наш первый лепесток ?завял?. Вспомни вечер на балконе, когда ты попросила меня помочь забрать велосипед у Шуги. Тогда я тоже хотел убить тебя, потому что ты оторвала меня от важных дел… Но он же пил. Неужели алкоголь для него так важен?

- Второй фактор, разоблачённый мной вчера – когда я иду против твоих велений. Именно велений, не желаний. Тогда лепесток тоже темнеет.

- Я могла умереть... – снимая с себя ветровку, я как робот без чувств, а лишь за счёт вошедших в привычку механизмов, начинаю надевать её. – Кануть в бездну, пустоту. С какой целью ты, будучи проинформированным, всё равно вредил мне? Тебе совсем фиолетово, что я живой человек со своим пределом переноса трудностей и опасностей? - Всё то, как я поступил с тобой – было показательным представлением для Шуги, а не, потому что я собирался тебя изувечить. Это глупо, что я жду от Чимина извинений? В конце концов, я же их не получу?

- Мог не разъяснять мне это. Ещё там я всё это понимала, оттого не сопротивлялась. Ты изувечишь меня живописней: или пронзишь молнией или убьёшь через Олеандр. А может удивишь ещё чем-то, но на тот момент, я полагаю, моя личность, как и тело, уподобятся доживающему свой сезон овощу, который не будет испытывать ничего, всего-то флегматично глотать воздух. Одевшись, я проморгалась и торопливо смахнула слёзы. - Ты ведь хотел убить меня и на пирсе? Но по неизвестной причине лепесток не закрасился. - Да, жутко хотел. Но, видимо, в связи с тем, что силы вышли из под контроля, и я нанёс ущерб себе, а не тебе, всё обошлось. Лепесток ни потемнел, ни исчез. - А в остальные дни, когда угрожал, что убьёшь? Когда обещал, что убьёшь? - Просто запугивал тебя. - В таком случае, зачем вчера спас от смерти? - Мне выгодно чтобы ты жила, пока я не закончу своё дело. - А когда закончишь, тебе будет без разницы как возвращаться на тот свет: с потемневшим Олеандром или с исчезнувшим, да? Ты же мертвец, просто временно возвращённый в наш мир, и тебе неважно утянешь ты меня за собой или бросишь здесь. Я же всего-то сосуд, и не вправе претендовать на что-то, да, Чимин? - Да, Кей. - А я хочу пожить. Поэтому раз нам так и так суждено ещё не раз пересечься, хоть на немного, дай мне пространства побыть одной. Мужской, пристальный взор в мой взгляд, неумеренно пропитанный влагой, подталкивает собираться дальше.

Чимин мне больше не мешает, тихо следит за каждым действием.