ХЁНДЖИН I (1/1)

Мейстер, доложивший о письме из Солнечного копья, скрылся в глубине длинной галереи так быстро, что Хёнджину показалось, будто с ним говорил ветер, завывающий по стенам Каменного Барабана. Путь до вороньей вышки в башне Морского Дракона лежит через бесконечную винтовую лестницу, но размашистый шаг позволяет ему взбираться куда быстрее костлявых мейстеров.Бегая глазами по содержанию небольшой записки, скрепленной печатью дома Мартеллов, Хёнджин думал, что солнце в Дорне и вправду чересчур жаркое.?Принцу Лысого Камня,Если мой друг не собирается чахнуть над своим драконьим стеклом до тех пор, пока сам не станет бледнее обсидиана, он мог бы отплыть на корабле из Солнечного копья, что пустует в вашем порту уже месяц, в Дорн. Похоже, драконы оставили не только груду бесполезного стекла.оно вообще живое??Наверное, надо очень долго пролежать под солнцем и упиться крепленым дорнийским, чтобы написать письмо, перескакивая с высокого валирийского на средний, местами добавляя пару слов на своем излюбленном богами забытом гискарском языке. Хёнджин рассмотрел полоску пергамента со всех сторон и не нашел подписи, но еще с первой строчки прекрасно понял, что принц Чанбин устал топтать пыль в пустыне красных песков в ожидании дорнийской короны. Он уже бывал в Дорне раньше, пока зимние бури в Узком море не стали слишком частыми, перекрывая пролив Глотки всем кораблям, намеревавшимся переправиться через Черноводный залив. Пока не пришла зима. У него почти нет воспоминаний о прошлом лете, когда ему слегка перевалило за десять, но воды Летнего моря он помнил как сейчас. И помнил Серую крепость, юный принц показывал её далекие смутные очертания своей маленькой рукой и говорил, что во всем Вестеросе это самое страшное место.Хёнджин не знал, шутит ли дорнийский принц про драконов в своей записке забавы ради или его воины действительно перехватили на Костяном пути что-то очень ценное для него. В прошлых письмах Чанбин упоминал, что в порту Тенистого города стали появляться корабли из залива Работорговцев и Летних островов, а после в ущельях Красных гор, между которыми простирается путь, находили разбросанные останки людей с этих судов. Он снова перечитал послание и странное чувство в груди подсказывало, что за многие мили от Драконьего Камня находится то, что принадлежало ему всегда.Кровь драконов говорила в нем, а она не могла солгать.Спускаясь с башни, он думал о драконьих яйцах, которых на острове не видели уже несколько сотен лет с гибели последних драконов. Он и сам отправлялся к Драконьей Горе много раз, но всегда находил только камни, кости и осколки обсидиана. На Драконьем Камне все лишь служило напоминанием о них, и это злило Хёнджина каждый раз. Башни в виде драконов, разверзающих пасть, каменные драконьи лапы и когти вырастают из стен коридоров и переходов, драконьи хвосты стелются по земле, вместо рева огнедышащих существ – гул северного ветра по холодным плитам. Вокруг бойниц обвивались и распахивали свои крылья маленькие каменные драконы. Они должны летать и сжигать, думал Хёнджин.

Если бы не Дейнис Сновидица со своим чертовым Роком Валирии, всего этого не было бы. Ее никто не просил открывать рот четыреста лет назад. Тогда бы этого каменного мемориала на пустом острове просто не существовало.Он нашел сестру в Палате Расписного стола, по обыкновению занятую подписью бумаг – все, что досталось ей от родителей как старшей сестре. Мужчина рядом с ней, по догадкам Хёнджина – мастер над кораблями – протягивал ей очередную стопку запечатанных резолюций о неразгромлении полупустого порта у подножия горы, но, заметив, как широкие плечи принца появляются в каменном проходе, он тут же попросил прощения и удалился через другую дверь.— Когда отправляется корабль из Солнечного копья? — резко спросил Хёнджин, не удостоив сестру церемонией обмена ласковыми речами о благостном состоянии духа.— Я дала разрешение людям Мартеллов утром, должно быть, они уже готовятся к отправке, — Гахён отвечала, не отрывая взгляда от очередной бумаги.— Черт дери этот Драконий Камень! — вскрикнул Хёнджин и ударил кулаком по столу, сбивая резные фигурки с стола, вырезанного в виде карты Вестероса. — Ты должна была сказать мне раньше!Гахён вздохнула и продолжила тем же невозмутимым тоном:— Раньше ты не проявлял интереса к тому, какие корабли стоят в нашем порту. Что за срочность, Хёнджин?— Я отправляюсь в Дорн сейчас же.— И какова цель? Попасть в очередной шторм? — Гахён отложила бумаги и скрестила руки на груди, всем видом показывая, как она устала от выходок младшего брата.— А ты собираешься как-то мне воспрепятствовать, сестра?— Ответь на мой вопрос.Хёнджин поднимает в воздух письмо, зажатое между пальцев. Изъясняться ему хотелось меньше всего, но ещё меньше он хотел задерживаться в этом скверном месте, где сестра предпочитала коротать свои дни.— В Дорне нашли драконьи яйца. Это наш шанс, Гахён, я должен отправиться туда.— Хёнджин, послушай. Драконов, как и настоящих драконьих яиц, никто не видел уже двести лет? Триста? Если ты жаждешь рискнуть переплыть Узкое море ради закаменелых артефактов, я намерена тебя удержать, — увидев, как брат закипает в гневе, Гахён тут же обрезала его пламенную речь. — И ещё. Если Мартеллам посчастливилось добыть драгоценные драконьи яйца, с какой стати им отдавать их тебе?— Владыка Дорна не знает об этом. Письмо было лично от его сына Чанбина, мы с ним в дружественных отношениях, ты ведь знаешь.— Какой сын утаит от отца-правителя цену целого флота с дюжиной золотых мечей на каждом корабле ради друга?— Гахён, ты не станешь меня удерживать, — Хенджин бросился к западному окну, выходящему на город-порт, расположенный на берегу.— Где Феликс?— Он говорил, что собирается помолиться в септе.— Семь преисподних, за что он все время молится? За то, чтобы у башни Морского дракона не отвалились зубы? Или, может, его молитвы вернут нам власть от Пентоса до Миэрина?— Хёнджин, ты же знаешь, что этого больше никогда не будет, Вольные города и залив Работорговцев нам больше не принадлежат.

— И ты даже не пыталась это исправить, Гахён.— Будто говорю с маленьким ребенком, — она нервно прыснула и резко повысила тон. — Я делаю все возможное после смерти отца и матери, чтобы поддерживать торговлю в порту, пока ты сутками прохлаждаешься в оружейной. Похвально, конечно, но я не собираюсь идти войной в разгар зимы.— Однажды торговать станет нечем, а равную цену за драконье стекло нам выплатят разве что Тиреллы и Ланнистеры, если сложат всю свою казну на корабли и отправят к нам, — прошипел Хёнджин, всем весом навалившись на Расписной стол и заглядывая сестре в глаза.Когда рождается Таргариен, боги подбрасывают монету. Когда родился Хёнджин, монета упала ребром. И теперь все зависит от того, какой дунет ветер.Сестра не нашлась с ответом и поджала губы. Она знала, что он прав, но явно не собиралась проигрывать в словесной перепалке юнцу.— Однажды и зима закончится.— Если зима закончится, Гахён. Не смею больше отвлекать тебя от занятия каллиграфией, — дверь палаты Расписного стола гулко закрылась, оставив диалог брата и сестры незаконченным.

Даже за Узким морем все знают, что от Драконьего Камня осталось одно название и откровенно смеются над этим, думал Хёнджин, выходя из чертога и направляясь к септе, где он планировал застать своего брата Феликса, занятого такой же ерундой, но еще более приземленной. Септа встретила его тишиной и слабым светом, льющимся из высоких окон. Глаза привыкли к полумраку, пока он шел к чьей-то фигуре у статуи Матери, но когда он развернул человека за плечо, увидел только древнего мейстера.— Чем могу помочь, молодой господин? — мейстер заметно оробел от страха перед горящими фиолетовыми глазами; они у него особенно яркие, с прожилками алого, в точности как у деда.— Где сейчас мой брат? Мне сказали, он в септе.Если Гахён решила устроить ему променад по всему Драконьему Камню, чтобы он точно опоздал на корабль, у нее почти получилось. Стервозная половина ее характера любила проявлять себя в неожиданный момент. За это он не любил свою мать, и за это он временами хотел скинуть сестру со скалы.— В саду, милорд.Хёнджин раздраженно рявкнул проклятие на низком валирийском и вылетел из септы, махнув рукой на мейстера, который уже начал отчитывать его за богохульство при ликах Семерых.Ему следовало пропустить визит к сестре и найти брата сразу же. Он на мгновение остановился посреди двора, прикидывая, как быстрее добраться в Сад, и из отдаленного шума моря выхватил льющийся звук арфы. Ноги в этот момент несли его еще быстрее, а хрупкую записку, нагретую южным солнцем, он крепко сжимал в кулаке.Он заметил стройный высокий силуэт Феликса, даже не дойдя до арки, разделяющей внешний двор и Сад Эйгона, полный высоких сосен и кустов диких роз. Хвойный запах ударил ему в нос, и Хёнджин снова затормозил, чтобы присмотреться. Брат играл придворным детям, среди них были как сыны и дочери простых слуг, так и малолетние отпрыски знаменосцев и полублагородных дам. Они слушали его тихое пение под звуки струн, которые он перебирал тонкими пальцами, не привыкшими держать сталь. Хёнджин узнает мелодию сразу, то была ?Ты будешь спать, моя любовь…?, слащавая песня о несбыточной любви рыцаря и лесной девы, которую поют в самых дерьмовых тавернах под утро, но Феликс слишком падок на такие истории, щемящие его мягкое сердце.…Ты будешь спать, моя любовь,В постели пуховой,Ходить в шелках и кружевах,В короне золотой.Клянусь тебя всю жизнь моюЛелеять и беречь,И защитит от всех враговТебя мой верный меч…Хрустящая под тяжелым шагом принца листва заставила детей обернуться и тут же кинуться врассыпную, когда кто-то из мальчишек шепнул ?Это принц Хёнджин?.

— Ко мне дети идут, а от тебя бегут, брат, — начал было Феликс свою проникновенную речь, но Хёнджин тут же сунул ему письмо. — Что за письмо? Откуда оно?— Читай, — отрезал Хёнджин и отвернулся, сгорая от нетерпения. Он очень спешил, и пустое ожидание душило его.Феликс проскользил пальцами по буквам, будто проверяя на подлинность, и прочистил горло, готовять что-то сказать.— Ты отправишься в Дорн? — Хёнджин просил всех богов, чтобы брат не задал всех тех глупых вопросов, которые задавала ему сестра.— Да, и ты должен уехать со мной. Мы больше не можем сторожить пустой двор, набитый костями.— Но мы не можем бросить сестру, в проливе всегда ходит много кораблей, и не все из них возят простых торговцев и моряков. Я не позволю ей остаться одной.Хёнджин не мог слушать этот лепет дальше.— Я был уверен, что ты полностью поддержишь меня, раз мы с тобой вышли из одной утробы, Феликс, — принц цедил каждое слово сквозь зубы, не в силах держать себя в руках.— Мы братья, но становимся дальше друг от друга с каждым днем, хоть и делили живот нашей матери. И это пугает меня, Хёнджин. Что с тобой происходит? И почему это так тебя будоражит? — он указал на записку в своих руках.— Nyke es ao hen Valyrio Uēpo ānogār iksan, Felix!? Тебе это хоть о чем-нибудь говорит? — голос Хёнджина стал похожим на утробный рык, когда он перешел на валирийский, пытаясь заставить брата опомниться.— Она не обязывает тебя бросаться за сотни лиг по бушующему морю, рискуя всем, ради того, в чем ты не можешь быть уверен.— Ты такой же трус, Феликс. Такой же трус, как Гахён, как наши отец и мать. И вы все умрете от страха на этом клочке земли посреди моря и будете засыпаны снегом.— В тебе говорит слепая ярость, — брат встал с широких ступеней, вымощенных плитами, и подошел к нему ближе.— Во мне говорит моя кровь, кровь драконов и Древней Валирии, о которой вы все предпочли забыть. Вы только называете себя Таргариенами, хотя в вас нет ничего от них.— Мне больно слышать это, кровь моей крови.— Кровь моей крови не станет ломаться, как девчонка, кровь моей крови возьмет меч и пойдет за мной хоть в Край Теней, хоть к Стылому берегу, если понадобится.— Но мы… — в глазах брата читалось непонимание и отчаяние.— Никаких мы, Феликс. Наверное, поэтому нас и трое, потому что кто-то должен рискнуть. Я отплываю сегодня же.

Хёнджин гневно прыснул и развернулся, чтобы уйти, но Феликс схватил его за руку, пытаясь остановить.— Тебе лучше отпустить меня, — он быстро высвободил руку из хватки и оттолкнул брата к стволу высокой сосны предплечьем, облаченным в железные наручи.Плавный звон стали резанул его слух. Феликс выдвинул пальцем меч из ножен, не обнажая его полностью. Песнь Зимы, так он его называл.— Вложи свою ледяную иголку обратно в ножны. Очень глупо применять ко мне силу. Жаль, что так вышло. Счастливо оставаться, Феликс.

Он оставил брата в Саду и направился к выходу из замка. Феликс ничего не сказал ему в ответ.Порт у подножия замка как обычно пустовал, редкие люди сновали из стороны в сторону, перетаскивая обозы и набитые до отвала мешки с зерном. От берега по морю стелился туман, туманы стали часто появляться над Драконьим Камнем с приходом зимы. Принц в спешке оглянул геральдику на парусах немногочисленных галер и кораблей, пришвартованных к берегу.— Ищете свой корабль, молодой господин? — старик, проходивший мимо него, удостоил принца приветственным поклоном.

— Здесь должен быть корабль, отплывающий в Дорн.— Вам к тому причалу, милорд. Поспешите, они уже отчаливают.Не ответив незнакомцу спасибо, Хёнджин кинулся в указанном направлении, не чувствуя ног. Увидев красное солнце, пронзенное золотым копьем, поверх янтарного, уже потертого временем паруса, он со всей мочи окрикнул штурманов, отшвартовывающих судно, но те даже не подняли головы. Чего и следовало ожидать от самовольных дорнийцев.Он взобрался на палубу несколькими широкими шагами, пытаясь отдышаться.

— Добрый лорд не хочет заплатить за путь до Солнечного Копья? — спросил издалека его один из тех штурманов. Ехидная ухмылка перекосила его лицо.— Я плачу вам своим присутствием на этой развалюхе, а теперь поднимай чертовы паруса и помолись своим богам, чтобы ветер был попутным, — недовольно ответил принц, и корабль тронулся от берегов Драконьего Камня.Долгие две недели в Узком море казались бесконечными, но когда на горизонте показались очертания Тироша и Ступеней, сердце Хёнджина переполнилось восторгом. Он всё ещё много думал над тем, что наговорил брату и сестре, но предвкушение долгожданной встречи и чувство свободы занимало его голову гораздо больше. Принцесса Минни, вероятно, все так же не любит его за ?бледную валирийскую кожу?, но сестра дорнийского принца ему по духу намного ближе, чем собственная.

Судно огибает Перебитую Руку за день, а на следующее утро попутный ветер вынес их в Летнее море. Оно ярче Дорнийского и полно кораблей, паруса Айронвудов, Блэкмонтов и Вейтов мелькают перед глазами, мешаясь с безымянными галерами и торговыми лодками.Тенистый город разросся вокруг Солнечного копья запутанным лабиринтом из саманного кирпича, марево от которого можно было увидеть далеко от берега. День подходил к зениту, когда они причаливали к Дощатому городу, где находился главный порт, на востоке тянулась в небо Солнечная башня, переливаясь и искрясь всеми цветами золота, а рядом располагалась башня поменьше — Башня Копья. Где-то рядом были и Водные Сады, но принцу не удалось их увидеть.Город-порт построен на воде, в нем нет улиц, как нет и домов. Здесь жили в торговых кораблях и ходили по многочисленным настилами и перемычками. Дальше путь лежал через восточный берег, и Хёнджин пока не знал, как сможет туда добраться. Воды Зеленокровной реки мутные и грязные, песка в ней, казалось, больше, чем воды, а по берегам от нее лежали только красные пески и дюны.

— Мы причаливаем, милорд! — крикнул ему капитан корабля. — Помочь ли вам с поиском лошадей до Солнечного Копья? За уместную плату, разумеется.— Не пытайся меня обобрать, старик, — Хёнджин рассмеялся, закинув ногу на бортик и оперевшись на нее острым локтем. — Иначе познакомишься с Рёвом Пламени.Он хлопнул по резной крестовине меча, украшенной рубинами и гранатом.— На ваше усмотрение, милорд. Но учтите, в Красных Дюнах драконов не ждут.Их уже давно нигде не ждут, подумал Хёнджин, но не сказал вслух.Принц высадился на каменистый берег, переполненный людьми, запахами и десятками разных наречий и языков. Перед этим он стянул с мизинца перстень в виде когтя дракона и бросил капитану корабля в знак благодарности, тот довольно ухмыльнулся и отсалютовал ему. Здесь никому не было дела, принц ты или летниец, пытающийся продать бараний мех за три цены. Хёнджин первое время не мог привыкнуть к горячему воздуху, его сапоги нагревались, а доспехи раскалялись и жгли кожу. Некоторые украдкой насмешливо смотрели на него, ведь дорнийцы носят кожу и чешую, а не сталь.Протолкнувшись между толпами людей и проносящимися мимо ослами, запряженными в телеги, он вышел к некоему подобию центральной площади и удивился тому, что не увидел ни единой лошади. Прошло столько лет, а в Дорне до сих катаются на ослах, подумал Хёнджин, припоминая, как в каком-то из писем Чанбин изрядно хвалился своим новым скакуном. Если это тоже скаковой осел, он будет просто разочарован.По левой стороне торговой площади послышался свист и зычный крик. Хёнджин обернулся к источнику звука и увидел клубы пыли, поднимаемые двумя черными резвыми конями. Толпа кинулась в стороны, спасая свой товар и уводя с дороги маленьких детей, выбежавших вперед, чтобы полюбопытствовать.Всадники, облаченные в черно-бурые одежды, скрывающие их лица, без единого герба на груди или хотя бы брошки, мчались прямо к нему, не сбавляя хода. Лошади под ними ржали и чеканили копытом по красным камням. Хёнджин обхватил рукоять меча рукой, хотя он мало что мог противопоставить двум дорнийским всадникам.Лошади пронеслись галопом вокруг принца, а мужчины перекинулись парой фраз на ломаном гискарском.— Неужели лорду Лысого Камня надоело охранять драконье стекло? — низкий голос одного из мужчин резко перешел на общий язык с заметным дорнийским акцентом, а сам он стянул с лица маску, открывая знакомое, но уже повзрослевшее лицо.Дорнийский принц был крепко сложен, смугл и плечист. Его можно было отнести к соленым дорнийцам, но волосы у него никогда не были черными. Невысокого роста, он обладал статной фигурой воина и точеным профилем, как и полагается истинному дорнийцу. Юноша рядом с ним не показывал своего лица, но громко смеялся и вращал в руке огромную саблю, рассекая жаркий воздух.— Я уж думал, ты встретишь меня на боевом осле.— Дорнийский песчаный скакун, его быстроте и выносливости позавидует любая турнирная кобыла в Вестеросе, — Чанбин слегка пришпорил коня и тот встал на дыбы, заставив Хёнджина отскочить назад, а южного принца снова громко рассмеяться.— Я не ожидал встретить тебя здесь, дорогой друг. Уже собирался искать лошадь до Солнечного Копья. Как ты понял, что я здесь?Чанбин прищурил глаза и взъерошил смоляную гриву коня:— На твоем месте я бы и сам приехал. А теперь садись, мы не едем в Солнечное Копье.Песчаные дюны сменялись песками и каменистыми хребтами, пока лошади неумолимо мчались вперед, хрипя и шумно дыша. К северо-западу отсюда лежат только Красные Горы, а между ними Костяной Путь, куда они и направлялись, хотя принц не промолвил об этом ни слова.К замку Айронвудов, что служит южной твердыней на Костяном пути, они добрались глубокой ночью, когда красные пески становятся черными и синими, а склоны хребтов освещает нарастающая луна.— Долгая же выдалась конная прогулка, принц Чанбин, — начал было ныть Хёнджин, но принц резким движением заткнул ему рот, и он понял, что их здесь действительно не ждут.Чанбин маякнул своему напарнику, тот кивнул и издал клич, похожий на лай пустыных койтов или даже шакалов. Они простояли так, в полной тишине, несколько мгновений, и на одном из горных склонов загорелся факел. Лошади сразу же двинулись туда.— Владыка-отец все никак не желает признать в тебе равного, верно? — усмехнулся Хёнджин, держа в своих руках три увесистых закаменелых яйца, покрытых ребристой чешуей. Им пришлось ехать в другую часть Дорна и прокрадываться мимо крепости ради этого.— Вопрос времени, — отмахнулся принц. — Я позаботился, чтобы обо мне не ходило ни единого дурного слова, так что годом раньше, годом позже – я примерю этот титул на себя. А Хан будет капитаном гвардии, как тебе?Хана на самом деле звали Чжисон, он уже сказал ему ранее. Юнец с безымянных краев и узких улочек Тенистого города, не знавший ни слова на общем языке, поскольку сам был родом со Старого Гиса. Чанбин выкупил его за золотое дорнийское копье и теперь называл своим братом по мечу.— Страшные вы ребята, вот что я скажу. Не забудь пригласить меня на свою коронацию, я подготовлю речь про непревзойденного Владыку Дорна Чанбина из Дома Мартеллов, Первого своего имени и все такое.Чанбин тихо хихикнул и выглянул из шатра, который его люди развернули среди зыбучих песков и раскаленных камней.— Так что, берешь своих ящеров или что это вообще за камни?Хёнджин снова взял в руки одно из яиц. Черное, почти обсидиановое, было покрыто грубыми чешуйками, отливающими кроваво-алым. Оно лежало в руке лучше всего, пульсируя каким-то неосязаемым теплом, и в груди у него снова разливалось то чувство.— Почему ты отдаешь их мне?

— Великие принцы не отнимают у детей их игрушки, так ведь? — Чанбин гордо хлопнул себя по груди.Хёнджин закатил глаза, прыская, и снова серьезно нахмурил брови.

— Я хочу отправить их брату и сестре, мне нужны твои люди и хороший корабль, — он указал взглядом на оставшиеся два яйца, серебристое с пепельными чешуями и темно-красное. Первое будто бы было предназначено Феликсу и его Песни Зимы, а второе он видел в руках Гахён, которой красное облачение Таргариенов шло больше всего.— Не собираешься вернуться домой? — деланно удивляется дорниец.— Пока мой дом – груда камней, моей ноги там не будет. Теперь мой путь лежит в Эссос.Корабль до Пентоса отплывал через две недели, поэтому у него было время вдоволь насладиться теплом и жарким солнцем Водных садов. Принц Дорна с удовольствием проводил свое время с ним, делясь планами на будущее, где он, несомненно, Великий Владыка Дорна, и золотая статуя на главной площади красуется в его честь. Когда они посетили Солнечное Копье, Хенджин спросил, где сейчас его сестра принцесса Минни, и Чанбин ответил, что та наносит визит принцессе Юци в Ланниспорте.В один из самых сухих и жарких дней Хан оповестил Хенджина, что судно до Драконьего Камня готово к отправке, и принц передал ему небольшую записку с просьбой доставить лично в руки брату.?Если ты кровь моей крови, ты вырастишь их. Драконы чувствуют кровь Древней Валирии.?