Часть 9 (1/1)

Майлз не сразу осознал масштаб произошедших в его жизни изменений. Стоило бы понять всё ещё в тот момент, когда он скупил в киоске несколько газет и журналов, где упоминался визит Эддингтона в Париж. Дальше было письмо, к которому Майлз приложил эти самые статьи и перевод. Артуру в свою очередь в голову пришла мысль нанять Майлза как переводчика. Для человека, чей заработок летом был куда скуднее, чем в иное время года, стабильный доход был несомненным плюсом. Нужно, конечно, однажды устроиться в школу или ещё куда-либо, но уж очень Майлз привык сам строить своё расписание и не заниматься бесполезной бумажной и административной работой, неизбежной в любом учреждении.Переводы вписывались в его стиль жизни идеально. Но вот теперь, сидя в поезде, который вез его на побережье, мужчина отчетливо понял, что всё это вышло из-под контроля.Он слишком сильно ждал писем, они шли куда чаще, чем требовалось для простого рабочего процесса. А ещё он скучал, действительно тосковал по Артуру, и вот уже пару месяцев избегал новых знакомств, да и от старых держался подальше. Мейтленд не считал себя пригодным для длительных отношений, да и для отношений в принципе, но теперь…ему хотелось этой самой связи. И казалось, что она у него была. Странная, неудобная, но ценная. Однако сколько протянет их ?роман в письмах?? Не больше года, скоро всё сойдет к деловой переписке.Он словно ждёт чего-то, то впадая в меланхолию, то наоборот, испытывая приступы деятельной суеты. Периодически его заносит к Энн и Филиппу, когда хочется почти домашнего уюта и молчаливого понимания. А когда от понимания становится тошно – сбегает туда, где никто ничего не знает и просто весело.В конце лета-начале осени Майлз отправляется на Лазурный берег. Такой отдых всегда влиял на его чувствительную душу крайне благотворно: он наслаждался умиротворением, которое может подарить только …море, обнимающее твоё тело, и жаркое солнце, согревающее, кажется, саму душу. Сам отпускной образ жизни помогал привести мысли и чувства если не в порядок, то к некой гармонии. Не обошлось и без короткого курортного романа, который легко возник, и после легко был смыт волной самой жизни. Мейтленд тогда подумал, что ему стало легче.А в октябре пришло письмо, в котором Артур недвусмысленно намекал на завязавшиеся отношения. И Майлз был за него рад, чертовски рад, сказал он себе. Так рад, что без особых сложностей вычислил по статьям и фотографиям с кем Эддингтон ?испытывает единение умов и…тел?. Профессор Гарварда, статный и красивый – прекрасная пара. Нет, Майлз не ревновал. С чего бы? У них с Артуром прекрасные деловые отношения, у Мейтленда полно… подходящих вариантов. В тот день звездный портрет, который Фил всё-таки впихнул ему, летит через всю комнату. А хороший был собеседник.Майлз почти не помнит, как оказался у автора злосчастной картины, как Энн вливала в него виски, а не кофе. Но точно помнит, как утром, не обязательно следующим за вечером его прихода, он обнаруживает себя уже дома. Приходится прийти в себя. Ему нужно перевести статью, и он будет работать, к тому же у него ученики. И надо позвонить кое-кому, развеять тоскливую монотонность бытия.На самом деле у Майлза было немало друзей. Самой забавной и самой разношерстной компанией были друзья по университету, с которыми он познакомился, когда ему потребовались документы об образовании, якобы утраченные. Вместе бегали по кабинетам, вместе сдавали некоторые экзамены. Майлз даже писал кому за плату, кому безвозмездно квалификационные работы. Получение дипломов, для кого-то первое, для кого-то повторное, они отметили в баре. Вчерашние студенты: совсем юные, несколько его ровесников, даже парочка преподавателей. Иногда они собирались вместе.– Так что, Франсин, это, вероятно, историческая ошибка, про поджёг Рима, – сидя на ступеньках набережной, распинался Майлз. – Не отменяющая, впрочем, того, что Нерон был сумасшедшим диктатором.Милая Франсин смотрела на Мейтленда немного пьяно и внезапно решила, что будет уместно его поцеловать.– Ох, прости, я не …– смутился он. Его не часто целовали девушки, и это всегда удивляло и обескураживало.– Вот дерьмо… я не должна была, ты просто такой милый.– Я был бы рад закрутить с тобой головокружительный роман, но, увы, – Майлз не объясняет причину отказа, просто разводит руками.– Я просто слишком много выпила, на самом деле, завтра я бы пожалела об этом. Мы же можем…продолжать дружить?– Это сколько угодно, дорогая, – мужчина салютует ей бутылкой вина и делает глоток, ежась от ночного осеннего холода. Он вспоминает Агату, её очень не хватает. Франсин бездумно бросает камушек в воду.– Ты влюблен?– Влюблен? Глупости какие, – кривится Мейтленд.– Иногда кажешься влюбленным. Ты смотришь на звезды, на реку и даже на людей порой таким взглядом…– Я философ, – А звезды …я перевожу статьи, это буквально профессиональное.– Что за статьи? – Жак, преподаватель математики лет сорока, садится рядом с ними.– Астрофизика, в основном.– Отличная работенка, интересная, но разобраться во всём этом…– Иногда я думаю, что кое-что понимаю. Во всяком случае до следующей статьи, опровергающей то, что было в предыдущей, – смеется Майлз.– Ну, эти ученые… Вот Эйнштейн. Все говорят о его теории, но я, честно, пытался понять. Я считаю себя всё же достаточно подготовленным. Пустое. То есть…это так…многогранно. Ты слышал шутку про то, что в мире есть только три человека, понимающих теорию Эйнштейна, и он вроде спросил, кто второй…или нет, кто третий, потому что, второй… – Жак морщится, вспоминая фамилию.– Артур Эддингтон, – вырывается из Майлза прежде, чем он даже успевает обдумать эту мысль.– Точно, он! Я ходил на его лекцию весной, из любопытства. Смотришь на таких людей и думаешь…как…как они это всё делают? Как работает их мозг?! Они говорят о звездах, словно сами были там, они говорят, что у пространства есть форма, это же уму непостижимо.– Да, да… Я устал, и завтра в обед у меня урок, я домой, – Майлз ставит недопитую бутылку рядом с Франсин.– Я настаиваю, чтобы ты шёл к нам читать лекции, – кричит ему в спину Жак.– Я думаю об этом буквально ежедневно, но всё никак не решусь, – честно признается Мейтленд.– И, кстати, насчёт Эддингтона, говорят, его снова пригласят весной. Может, сходим вместе, ты у нас будешь на правах эксперта.Майлз коротко улыбается и кивает, прощаясь с продолжающей веселиться компанией.Отлично! Нигде нет покоя от этого тошнотворно-милого астрофизика. Надо будет сбежать куда-нибудь из города, если он приедет, не стоит смешивать работу и личное. Или бросить к чёрту все эти переводы, пойти в университет за стабильностью и забыть уже окончательно имя Эддингтона…Фил и Энн появляются на пороге неожиданно. Майлз некоторое время не понимает цель их визита, но вскоре до него доходит основной смысл – ехать с ними в Англию. Это кажется ему глупой и бессмысленной идеей. Какая в этом нужда?Через некоторое время в хитросплетениях витиеватых разговоров, которые неплохо умеет вести Энн, всплывает-таки имя Артура. ?Старая сводня?, – стонет Мейтленд про себя, беззлобно.Он упрямо держит оборону, особенно напирая на то, что его вообще-то никто не приглашал, позвали скорее из вежливости, но буквально в этот момент, приносят телеграмму. И Майлз смеётся, словно ненормальный, с трудом сдерживая слезы. Просто, потому что грош цена его ?борьбе?. Просто потому, что ему было обидно, что его пригласили словно мимоходом, он вовсе не ждал и не хотел. Он вовсе не хотел ни домой, ни к чертову Артуру Эддингтону, пока у него в руках не оказались, словно неудачно обрезанные детскими руками, телеграммные предложения:?Приезжай на Рождество тчк Я невыносимо скучаю тчк?