день 0. Прошлое и новое (1/1)

Иногда слышишь музыку там, где ее нет. Какие-то фоновые отголоски запомнившихся мелодий или отзвуки собственного настроения, скачущие галопом рок-н-рольного ритма на подъеме или... ...Но лишь протяжный и глухой,Надрывный, гулкий ветра войЗастынет в том, что, не тая,Себя когда-то звало ?Я?.Конец апреля 2010 года.С резким скрежетом металлические ножки стула проезжают по рельефной тротуарной плитке, и молодая миниатюрная женщина в одиночестве приземляется за столик. Уложив сумку на сидушку рядом, она импульсивно поглядывает в зал кафе через витринное окно; внутри едва улавливается движение из-за дневного света и отражений на стекле. Кто бы там сейчас ни был, ее все же заметили: из открытой двери желтоватого двухэтажного здания шустро появляется официантка. На ходу спрятав мобильный и выловив из передника блокнот с карандашом, она улыбается и кивает.ОФИЦИАНТКА: (приближаясь) Привет, Вера, вы сегодня рано. Как обычно? (оглядывается) А где?..ВЕРА: (перебивает убедительно-низким тоном) Мне только латте.ОФИЦИАНТКА: (настойчиво) И чай?ВЕРА: (мотнув головой и тише) Потом скажет.С легким ?хорошо? официантка испаряется, а сидящая за столом, тяжело выдохнув, поднимает лицо и щурится. Небо закрыто навесом – вынужденная мера спасения от частых и непредсказуемых дождей, чтобы визитеры летних площадок внезапно не сырели. За границей бело-голубого козырька с рюшем раннее утро пасмурно-серо, впрочем, как и большинство дней на острове Туманного Альбиона.Бесшумно, словно подкравшись, официантка приносит горячий напиток и снова исчезает, пообещав вернуться, ?как только маякнете?. Верина рука с длинными темными ногтями разворачивает ворчливо дребезжащую пару – чашку и блюдце – на пол-оборота и оставляет дымиться горячим латте на пятнистой под мрамор столешнице. Дым тает, едва успев подняться над тонкой пеной, а мраморные разводы как были – не меняются. Вера тянет блюдце с напитком к себе, чтобы закрыть одно из расплывчатых пятен. Однако вокруг на виду остается еще дюжина подобных. Тогда за дном чашки прячется вторая отметина, а стоящий в центре светлый цветочный горшок уезжает на третью. Тем не менее полностью обелить крышку все равно не удается. Вера обводит глазами столешницу, трясет головой и отворачивается – взгляд рассредоточенный и серьезный, скорее даже понурый. Рядом с кафе – круглая площадка с мини-фонтаном и клумбами посередине. Свежо и безлюдно. Если бы минутами раньше не прошлась официантка, могло бы показаться, что в городке вообще нет ни души. Кроме сидящей за столом.В довесок и прохлада поздней весны явно не располагает к согревающему сердце жизнелюбию. Вера ежится, отвлеченно перемешивая кофейный коктейль, и судорожно выдыхает. Сморщив лоб, она закрывает глаза, а затем несколько раз часто моргает, унимая слезы и снова отворачиваясь от витрин кафе – определенно не горит желанием, чтобы ее видели. Судя по миниатюрной фигуре и гармоничным чертам лица – правда, с круто изогнутыми бровями и несколько продолговатым прямым носом – ей двадцать с небольшим. Однако гордо сомкнутый рот, напряженное спокойствие в осанке и колкий прямой взгляд почти черных глаз предательски свидетельствуют о возрасте намного постарше. Либо же о беспокойном прошлом.Много лет назад худая девочка лет десяти вышла из зала казенной квартиры в узкий коридор, заглядывая в примыкавшие к нему с обеих сторон комнаты. Там виднелись следы торопливых сборов: наскоро передвинутые вещи и запыленные вакантные места, где раньше стояла домашняя электроника. Проходя мимо зеркала трюмо, девчушка рутинно глянула на свое отражение: испуганный и серьезный вид, строже обычного и упрямей. В прихожей она задержалась перед сложенными на вынос пакетами. Когда за ее спиной появилась фигура женщины, настойчивый и категоричный голос отчеканил: ?Нам это больше не нужно?. Приговор давно минувших дней...Очнувшись, сидящая за столиком вскидывает голову. Еще раз тревожно обводит взглядом соседнюю крохотную площадь и пустующую улицу, которая стыкуется с пятачком. Визуально удлиняя тротуар, занятый летней верандой кафе, улочка как на ладони открывает стремящуюся вдаль перспективу. Если кто-то решится по ней пройти, то будет сразу заметен. Вера поводит плечами, словно озябнув. Короткий черный мягкий пиджак, простые облегающие джинсы, растрепанные ветром золотисто-коричневые волосы по плечи и полное отсутствие макияжа. Слишком обыденно для деловой встречи, слишком угрюмо для посиделок с подругами, тем более в такую рань. Единственная деталь наряда, которая выделяется в ее повседневном гардеробе и вычеркивает из рядов среднестатистического офисного планктона, – черные ботильоны на замысловатой слоистой подошве и высоком каблуке. Непрактично, неудобно. Ждущая, не шевелясь, смотрит вниз через плечо на выставленный вбок из-под стула черный каблук. Будто на полиуретановой глади высечены все ответы на вопросы нынешнего утра. А в прошлом девочка присела на пол рядом с пакетами и отыскала в содержимом одного из них три граммофонные пластинки, разложила перед собой. На бумажных квадратных конвертах – надписи The Beatles, Led Zeppelin, Dire Straits. К стоявшей неподалеку женщине подбежала вторая – младшая – дочка, обняла и заплакала в голос. Старшая же вынула из другого пакета стопку книг с общей надписью на корешках ?Антология научной фантастики?, спокойно повернулась к матери и сестре и категорично выпалила: ?Пусть он ушел, но книги его останутся здесь?. В протесте и желании сберечь то, что было дорого...Который раз суетливо сморгнув накатывающиеся воспоминания и подняв глаза, Вера снова оглядывает улицу. И настораживается. Взгляд фокусируется и замирает, спина вытягивается, как струна, а лицо становится непроницаемой маской. К летней площадке приближаются двое мужчин, оба невысокого роста и худощавые, по виду скорее напоминающие парней. Блондин чуть повыше и пошире в плечах, шатен ниже ростом и изящнее. Оба идут молча и смотрят на нее, сидящую за столом: первый – прищурясь, а второй, ссутулившись, – исподлобья. Во взгляде шатена читается мольба побитого щенка, а в его угнетенном и напряженном внешнем виде – отчаяние запертого в клетку тигра.Когда мужчины равняются с крайним столиком уличного кафе в другом конце от Веры, ждущая их предупреждающе вскидывает подбородок. Сжав губы, испуганно-нервно привстает. Мужчины тоже моментально и синхронно останавливаются: блондин – выжидающе, шатен – оробело. Вера, замерев наизготове, по очереди прожигает их взглядом. Пара секунд молчаливой тяжбы завершается не в пользу запоздавших: второй мужчина что-то тихо бросает первому, тронув того за локоть, и поворачивает вспять. С прерывистым, но все же вздохом облегчения выигравшая в бессловесной полемике усаживается назад и, пока блондин приближается, немигающе наблюдает за шатеном. Тот занимает стул у дальнего столика прямо напротив и просто смотрит на нее, положив руки на столешницу и склонив голову набок, подавленный и потерянный. В прищуре голубых глаз – вся боль мира. Сначала черты лица его визави смягчаются, но затем молчаливая собеседница второпях опускает взгляд, чтобы не встречаться с ним глазами. Чтобы не видеть его таким.Блондин, подойдя и аккуратно-беззвучно отодвигая стул, еле слышно здоровается, произнося имя сидящей тут. Вера же, наконец метнув взгляд на подошедшего, кивает и называет его Домом. Тот опускается, и за его плечом хорошо просматривается фигура второго мужчины поодаль. Куда ждавшая опять направляет свое внимание. Взгляд Дома, встревоженный и озадаченный одновременно, замирает на ней, и между делящими стол повисает пауза, в которой нет ни тени неловкости. Так могут молчать только друзья, переговорившие уйму всякого и разного, которые понимают друг друга по едва уловимому изменению осанки, выражению лица или жесту. Дом взъерошивает и без того хаотично торчащие волосы, оглядываясь на шатена сзади, и нарушает в конце концов тишину.ДОМ: (нервно усмехнувшись) Согласись, все это какое-то сумасшествие.Собеседница переводит взгляд на сидящего рядом и пытается изобразить легкую улыбку, приподнимая уголки рта вверх. Но печаль оседает в глазах и так и остается там.ВЕРА (грудным голосом): Жизнь слишком коротка для круглосуточного здравомыслия, согласись.Дом сперва прислушивается, но затем выдыхает с отрицанием и проводит рукой по лбу, как будто пытаясь избавиться от воздействия невидимого барьера, выстроенного ей.ДОМ: Послушай, насчет того вечера с Кейт. Он никогда бы тебе не изменил...ВЕРА (перебивает): Я знаю. (смотрит на шатена вдалеке, с прежней невеселой улыбкой и тренированной выдержкой) Он не изменял, (пожимает плечами) не в его принципах.Взгляд переговорщика, оттененный надеждой и невысказанным вопросом, резко и всецело сосредотачивается на ее лице. Но Дом не успевает его задать.ВЕРА (продолжает): Именно поэтому я и предложила нам двоим попробовать что-то новое. По отдельности.Ее голос – вкрадчивый и внушающий доверие – на собеседника производит совершенно противоположный эффект. Дом хмурится, поджимая губы, мотает головой и в итоге отворачивает лицо вправо, задумчиво разглядывая безлюдную площадь с неработающим фонтаном, словно видит их впервые. Третий участник разговора, бессловный и приютившийся вдали, копирует зеркально движения Дома, поворачивая голову налево, в сторону кафе. Под стать затянутому тучами небу нависает еще одна тягучая пауза, грозящая обрушиться неминуемым: финал этого утра уже предрешен.Видимо, официантка неверно истолковывает жест и взгляд шатена в окна здания, так что ее приближающиеся шаги нарушают комфортное безмолвие триумвирата, застрявшего в тупике.ОФИЦИАНТКА: (удивленно обсмотрев троих) Ребят, вы что, репетируете что-то?Вера опускает лицо, а Дом иронично кивает на нее и третьего участника сцены сзади.ДОМ: Да, новая версия шекспировской трагедии. Еще современней и еще печальней. И, надеюсь, короче.Мужчина вдали спешным жестом отсылает притихшую официантку назад, но уже поздно: негласный баланс и уединенность троих нарушены. Дом в полуобороте еще раз оглядывается на друга – уронив голову в ладони, тот отчаянно трет лицо руками.ДОМ (снова поворачивается к Вере, в глазах безнадежная мольба-вопрос): Почему ты не поговоришь с Мэттом?ВЕРА (с той же безрадостной улыбкой): Уже все сказала, мне нечего добавить. Прости.Она привстает, и серебристые ножки стула со скрежетом отъезжают назад. Сидящий рядом и Мэтт сзади вторят ее движению. Обходя стол и затаив дыхание, Вера невесомо приближается к Дому, а тот делает шаг навстречу и обнимает. В ответ она обхватывает его руками за спину и закрывает глаза, задавив проявляющуюся в них панику и придушив слезы. В низком росте есть и свои преимущества: даже на высоких каблуках стоящая навытяжку все равно оказывается ниже Дома и легко прячет лицо у него на плече. Через несколько секунд, не глядя друг на друга, они расходятся. Дом разворачивается, чтобы уйти, но Вера участливо окликает его вдогонку. Он, притормозив и медленно шагнув к ней обратно, уже смотрит без надежды – тяжесть и грусть в глазах.ВЕРА (прямодушно): Присмотри за ним.ДОМ (кивает): Береги себя тоже.Вера так же дает последнее обещание кивком головы в ответ, и Дом озадаченно и не веря удаляется прочь с летней веранды. Еще какое-то время оставшаяся стоять в одиночестве, опираясь рукой на стол для поддержки, смотрит в спину второго осунувшегося мужчины. Мэтт бредет впереди по одинокой улочке, покинув кафе, вероятно, еще до того момента, как она с Домом обменялась прощальными фразами. Ничем не примечательное серое утро – без режущих небо молний и пугающих раскатов грома, небольшой британский город – без фешенебельных кварталов и скоростных трасс, внешне неприметный молодой человек – невысокий, некрасивый, неспортивный. Просто часть Вселенной, отдаляясь и угасая, исчезает вместе с ним, а личное пространство, когда-то открытое для ставших семьей, теперь катастрофически убывает, сужаясь и сдавливая прессом.Восточная часть небосвода светлеет на какую-то минуту, а наблюдающая за двумя тающими в перспективе силуэтами мелко дрожит, взволнованно переминаясь с ноги на ногу, как будто решаясь и отмахиваясь от решения кинуться вслед, обнять и вернуть. Но как только недавно сидевший за ее столом настигает друга и кладет руку тому на плечо, Вера, точно избавившись от наваждения, выравнивается, подхватывает сумку и разворачивается к ним спиной. На своих высоких каблуках она быстро уходит в противоположном направлении. Потому что либо так, либо никогда. Время пробовать что-то новое, ломая привычное старое, в том числе и себя.