124. Луи/Филипп. Versailles. (1/1)

[modern! AU]Бумажные короны не жмут, вот это на самом деле облегчение.А по этикету никакой смирительной рубашки не положено, но Филипп Орлеанский давно научился выносить тяготы жизни с гордо поднятой головой.Впрочем, порой подбородок предательски клонится к груди?— от избытка седативных неизменно клонит в сон.К счастью, у него есть Луи, у него всегда есть Луи?— он бережно откинет темные спутанные пряди с лица брата, оставит невесомые поцелуи на его сомкнутых веках, испещренных сине-красными переплетениями капилляров, снимет его корону и спрячет поглубже под кроватью, чтобы чопорный и обозленный на них Берт (Бонтан отчего-то теперь предпочитает это имя) не выбросил ее прочь: он часто так делает, а раздобыть новые не так-то просто.Бумага здесь на вес золота.—?Спасибо, что любите меня, Луи,?— шепчет Филипп едва слышно, когда брат бережно подносит к его губам пластиковый стаканчик с неприятно пахнущей водой.Никто в этом богомерзком месте не желает соблюдать этикета?— ни вина, ни кубков, ни даже сколь-нибудь достойных монарших особ прочих условий.У них даже спальня одна на двоих?— впрочем, Филиппу это нравится, это позволяет им с Луи наконец быть вместе, быть неотделимыми друг от друга.Плен это или что-то другое, это уже и не важно?— важно лишь то, что Луи каждую ночь покрывает узорами из поцелуев ослабевшее тело своего брата, и даже тяжелое дыхание Берта, подсматривающего за ними в специальное окошечко на двери спальни, не может омрачить этих мгновений, наполненных любовью.—?Наконец-то вы мой, Луи,?— шепчет Филипп исступленно, впиваясь в губы брата перед самым рассветом. —?Наконец-то вы мой, и никакие фаворитки больше не отнимут вас у меня. Пусть бы мы умерли здесь, вдали от государственных дел и ваших бесконечных любовниц, умерли бы в объятиях друг друга!—?А мы непременно умрем,?— шепчет в ответ Людовик, и Филиппу никогда не удается понять, счастлив ли его брат этим фактом, или же опечален. —?Умрем, Филипп, и некому нас будет оплакать. Бонтан вновь стоит за дверью, слышите?.. Сегодня он надругается надо мной, сегодня мой черед. Вы подадите мне воды, когда я буду лежать израненный на полу? Вы убаюкаете меня? Вы принесете для меня немного еды и тех снадобий, от которых вы всегда так сонливы?—?Ах, Луи, да позвольте же мне наконец убить это животное, которое терзает нас из ночи в ночь! Я перегрызу ему горло собственными зубами, клянусь…—?Нельзя, Филипп. Нельзя. —?Луи прижимает палец к губам брата и шепчет еще тише:?— Если Бонтана не станет, некому будет защищать нас от других. От тех, которые еще страшней.Они так удручающе беззащитны и одиноки в этом странном месте, их покинули самые верные слуги и самые преданные мушкетеры, они больше не владеют ничем, кроме бумажных корон и кроме друг друга, но они пугающе счастливы по ночам?— кто знает, променяли ли бы они все это на затерявшуюся где-то в их прошлом мишуру Версаля и его великолепие?..* * *—?Тебе стоит прекратить это, Берт,?— санитар по имени Холден не особенно жаждет проблем со старшим смены, но его с души воротит от этого старого извращенца.Берта никто не спешит останавливать, и он вытворяет безнаказанно вещи, от которых у нормальных людей волосы на голове шевелятся. У Холдена?— точно.—?Прекратить что? —?в голосе Берта слышится раздражение: ему пришлось оторваться от смотрового окошка в палате пациентов Филиппа Орсона и Луи Кинга. —?Наблюдать, как два психопата ублажают друг друга?—?Нам вообще стоит расселить их по разным палатам,?— бормочет Холден под неприязненным взглядом Берта. —?Начальство не поощряет все эти связи…—?Начальству глубоко насрать,?— обрывает его Берт грубо. —?И тебе должно быть тоже насрать, я с этим сам разберусь. Кажется, мы это уже обсуждали.—?Если кто-нибудь узнает, что ты с ними делаешь, то ты попадешь в тюрьму,?— мрачно произносит Холден, он должен это сказать, должен хотя бы попытаться донести до этого ублюдка, что он не царь и не бог здесь.—?Если кто-нибудь расскажет, что я с ними делаю,?— четко, раздельно произносит Берт, чеканя каждое слово,?— То я успею проломить ему его ебучую башку до того, как попаду в тюрьму. Надеюсь, ты меня понял, Хол.Холден молчит?— ему нечего сказать.Он знает, что Берт говорит серьезно.Потому что Берт, мать его, куда как опаснее любого из пациентов этой психушки.Луи и Филипп обречены.К сожалению, Холден ничем помочь им не может.