1983 (1/1)

У Чендлера Кила есть несколько идиотских, по мнению окружающих, привычек. Например, он никогда не выходит из дома, не нацепив какую-нибудь из многочисленных тонких шапок, даже, несмотря на то, что его за это часто подкалывают друзья и коллеги. Он курит только Мальборо красный, и если в магазине около его дома нет этих сигарет, он готов ехать за ними хоть на другой конец города. Заканчивая очередную статью, он покупает себе пачку скоб для степлера, даже несмотря на то, что из еще не распечатанных коробок уже можно сложить неплохой такой кукольный домик.Если умирает кто-то из знакомых Кила, он продолжает хранить его визитку. Очередная глупая привычка, или же правило – не имеет значения, как это называть. Просто Чендлер не умеет по-другому. А что еще делать? Выбросить в мусор? Нет, он так не может. В очередной раз, поднимая трубку и выслушивая скорбные вести, блондин лишь находит нужную визитку и добавляет ее к стопке таких же, уже лежащих в выдвижном ящике стола.Уэсли Монтгомери.И десятизначный номер, отныне навсегда недоступный.В прошлом году у него было пять таких визиток. В этом – пятьдесят.Стопка могильных плит, перетянутых тонкой резинкой.***Курт едет на прием к Рейчел, стараясь не обращать внимания на то, как на него косятся в метро. Он уже давно перестал маскировать небольшие пятна на подбородке и лбу. В чем смысл, если люди все равно замечают – замечают и косятся, словно он какой-то прокаженный?– Я выживу, – уверенно улыбается он, сидя в больничной форме на кушетке. Рейчел смотрит на него теплым взглядом, растягивая губы в сдержанной улыбке. – Мне всегда везет.Уголки его губ опускаются, когда он смотрит на свои серые, покрытые редкими пятнами руки. Берри подбадривающе сжимает его кисть, одновременно измеряя пульс.– Молодец, – говорит она. – Так и надо думать.– Хотел работать в ?Таймс? – пожалуйста, – продолжает он, будто и не слышит врача. Будто пытаясь убедить самого себя. – Я хотел быть с Блейном…Он тихонько смеется, когда Рейчел подмигивает ему с несвойственной для нее игривостью.– Я его не заразил? – выдыхает он, глядя в шоколадные глаза.Берри смотрит на его коротко остриженные потускневшие волосы, нездорово бледную кожу, на чересчур впалые щеки и серые от недостатка кальция зубы.– Я не знаю, – честно отвечает она, светя фонариком в покрасневшее горло шатена. – Когда человек простужен, он может заразить своего партнера, но может и не заразить.Женщина объезжает кушетку, жестом прося Майка развязать форму Хаммела. Азиат оголяет спину парня и тут же с ужасом оборачивается к Берри, которая закусывает губу, стараясь сдержать судорожный вздох.– Некоторые врачи говорят, риска нет, если предохраняться, – замечает Курт, и Рейчел кивает.– Да, я в курсе.На сероватой коже, натянутой на каждом позвонке и ребре Курта, по всей его спине цветут багровые пятна всевозможных форм и размеров.– Целоваться-то можно? – усмехается шатен, когда Ченг вновь завязывает форму, и женщина взрывается.– Курт, твоя иммунная система в отключке, организм не может бороться с болезнями! Твое тело открыто для любой мыслимой инфекции. Ты должен быть осторожен. Я сделаю все возможное, как и ты.Мужчина делает несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаивая разливающуюся по венам панику. Когда сердцебиение приходит в норму, он прикрывает глаза, апатично улыбаясь.– Да Вы так всем тут говорите.Рейчел хмыкает, глядя на него не с жалостью, но с сожалением.– По правде говоря, – она чуть заметно улыбается, – тут ты прав.***Когда Блейн открывает входную дверь, его встречают тихие стоны боли из спальни. На свинцовых ногах он пересекает гостиную, чувствуя, как темнеет в глазах, и видит грязные, смятые простыни и разбросанную по полу испачканную одежду. Ему становится по-настоящему страшно, когда он слышит тихий плач из ванной комнаты, и, с трудом дотащив свое колотящееся от ужаса тело до заветной двери, он замечает сгорбившегося на унитазе Курта. Шатен поддерживает голову руками, упирая локти в колени, и его трясет, трясет действительно сильно – и тогда надежда внутри Блейна, кажется, дает первую трещину.Жил да был на свете маленький мальчик, который просто хотел любить другого мальчика. Однажды он нашел любовь. Это было прекрасно.Блейн должен носить перчатки. Блейн должен делать то, Блейн должен делать это. Ему нельзя целовать Курта. Но он все равно прижимается губами к короткому ежику волос на затылке Хаммела, крепко жмуря глаза, пока тот тихо скулит, глотая слезы и взывая к богу, в которого они оба не верят.Блейну в сорок пять приходится выхаживать тридцатипятилетнего умирающего старика. Но он лишь крепче стискивает зубы, натягивая на лицо улыбку и загоняя влагу обратно в глаза, часто-часто моргая, когда настраивает температуру воды в душе, а затем, залезая туда вместе с Куртом, нежно проводит руками по его телу, смывая грязь и пот и отчаянно желая смыть хотя бы часть той боли, что свалилась на его хрупкие плечи. Рейчел говорит, что это похоже на качели. Ему то лучше, то хуже. Снова лучше. Еще хуже.Курт поворачивает голову, пока Блейн аккуратно проводит мочалкой по его ребрам, но как бы Андерсон ни старался, жалкой пены недостаточно для того, чтобы скрыть багровые пятна, которые похожи на кровавые отметины, рассыпанные по всей спине Хаммела. Который поворачивает голову и видит в зеркале свое отражение, видит себя – хрупкий скелет, обтянутый землистого цвета кожей, с торчащим позвоночником и ребрами, готовыми прорвать ненадежный покров. Видит каждый отвратительный рубец, каждый уродливый синяк. И это заставляет его взвыть, скатиться по стенке на кафельный пол и обхватить руками колени, потому что все это слишком несправедливо. Потому что его жизнь, его счастливая жизнь, кажется, только началась, и он не мог закончить так.Если у Блейна спрашивают о состоянии Курта, он никогда не употребляет слов вроде ?плохо?, ?болен?, ?хуже? или ?без изменений?. Он говорит, что Курт держится, умалчивая о том, как сложно им обоим действительно удерживать Хаммела.– Господи, – тихо скулит шатен, утыкаясь в ладони мокрым то ли от слез, то ли от душевой воды лицом. И Блейну остается лишь опуститься на колени за его спиной и обнять, крепко прижимая к своей груди, чувствуя каждый острый позвонок, незаметно смывая собственные слезы под горячими струями.Обнять и держать. Чтобы Курт держался.Блейн собирает грязные простыни и одежду, перестилает кровать и спускает в прачечную, расположенную в подвале дома. Курт думает, что он уйдет. И хотя он заверяет его в обратном, в том, что даже мысли подобной не допустит, Курт ему не верит. Им обоим сложно верить хоть во что-то. Но они всегда должны верить друг в друга.Блейн чувствует себя раздавленным, опуская белье в стиральную машинку и засыпая порошок. Он чувствует себя уничтоженным, разворачиваясь и приваливаясь к аппарату спиной, просто потому что ноги отказываются держать его после того, каким храбрым он пытаться быть рядом с Куртом. Поэтому Андерсон чувствует, как по кусочкам разваливается его тело, его душа, и он обнимает себя руками, стремясь удержаться в цельном состоянии, но уже секунду спустя он рыдает навзрыд в темном сыром помещении прачечной, просто потому что ему иногда тоже нужно побыть слабым.Он плачет не только о себе и Курте, но и всех остальных маленьких мальчиках, которые нашли свою любовь, когда подросли. А ночью они сидят в обнимку у телевизора, делая вид, что увлечены происходящем на экране, но думая об одном и том же. Курт обнимает Блейна, чувствуя биение под своей ладонью, и близоруко щурится, глядя в его лицо. Андерсон, будто почувствовав взгляд, оборачивается и дарит улыбку в ответ, ощущая, как от этого становится немножко легче.– У тебя такое большое сердце, ты знаешь?Курт улыбается, когда Блейн берет его руку в свою, целуя костяшки пальцев.– У меня самое обыкновенное сердце, Курт, – смеется он, нежно поглаживая кожу запястья Хаммела большим пальцем, – и оно целиком твое. Отныне, когда кто-то спрашивает у Блейна о состоянии Курта, он отвечает, что тот улыбается.***– Добрый день…– Здравствуйте! Вы позвонили…– Приветствую Вас, это горячая линия…Небольшой офис трещит по швам от непрекращающихся телефонных звонков и сливающихся в монотонный гул голосов операторов. Чендлер сдавливает пальцами виски и чувствует, как у него начинается мигрень.– Здравствуйте, меня зовут Юник, чем могу быть полезна? – улыбается афроамериканка напротив него, поудобнее перехватывая трубку и подмигивая Килу. Мужчина чувствует, как заливается краской, и неловко прячет лицо.– Где Блейн? Нам нужно поговорить, – хмурится Уолтер, копаясь в каких-то бумагах.– В другой комнате, – отвечает Чендлер, не отрываясь от печатной машинки.– Чен, я нашла четырех квалифицированных добровольцев. Все лесбиянки, – довольно произносит Адамс, и Кил широко улыбается в ответ.– Обожаю их.Юник хихикает, ехидно прищуриваясь, и блондин отмахивается от нее с глуповатой усмешкой.– Уолт, почему ты не в Рио? – устало интересуется бледный Хантер.– Я отключил телефоны, – произносит старший оператор, Джеймс, вставая и надевая куртку. – Вам всем пора отдохнуть. Не надо надрываться!– Доброй ночи тебе, Джеймс!– Спасибо, милый!Он улыбается, покидая офис, и остальные операторы, на мгновение оглушенные тишиной неработающих телефонов, медленно начинают собирать свои вещи.– Удачи, детка…– Хорошо поработали сегодня!..– Джеймсу поставили диагноз, – тихо, так, чтоб слышала только Адамс, произносит Чендлер, с горечью качая головой. Юник ободряюще сжимает его ладонь, после чего мимолетно целует щеку и уходит.В офисе остаются Кларингтон, Кил и Лишман, смотрящие в разные точки пространства и размышляющие каждый о своем.– Уолтер, – повторяет Хантер, уткнувшись взглядом в бумаги на столе, – разве ты не должен был лететь в Рио?– Я улетел, – устало вздыхает мужчина, стягивая с носа очки. – Я улетел, но… потом мне позвонили с работы и сказали, что утром я должен быть у них. – Что им было надо?Лишман пожимает плечами, стараясь скрыть собственную подавленность.– Я пришел в мэрию, Фиггинс полтора часа продержал меня в приемной… Затем выходит его секретарь и говорит: ?Фиггинс больше не хочет тебя видеть?. – Уолтер качает головой, потирая переносицу. – Я чуть не заорал ему в лицо, что двое суток не спал… но не заорал. Я сказал: ?А почему же он вызвал меня из Бразилии??. А он такой: ?Боюсь, этим он со мной не поделился?. И ушел.Мужчина смеется как-то загнанно и неверяще, качая головой. Потом его лицо как-то резко ожесточается, когда он видит брошенную на стол газету. Схватив ее, он швыряет разлетающиеся вмиг листы в центр офиса.– Блейн написал статью с критикой Фиггинса. Я не хочу терять работу только потому, что у Блейна нет тормозов.В этот момент они все оборачиваются, видя замершего в дверях Андерсона. Тот удивленно приподнимает брови, поправляя очки.– В чем дело, Уолт?Лишман сжимает челюсти, упирая руки в бока, и начинает расхаживать по кабинету, блуждая взглядом по лицам собравшихся.– Ты так и пытаешься заставить нас говорить то, чего мы совсем не хотим. Нам не нужно столько врагов, когда у нас почти нет друзей. Прошу, хватит, прекрати! – Он падает в кресло, уронив голову и упираясь руками в колени.– Уолт, ты как там? – неуверенно произносит Чендлер.– Плохо. Плохо. – Лишман замолкает, после чего начинает едва ли не шептать, будто опасаясь, что стены тесного офиса могут его услышать. – Почему они не могут найти вирус? На работе я дни напролет пишу о разнице между грудным и искусственным вскармливанием, о методах лечения герпеса. Ночами пишу брошюры и статьи для ?Нэйтива?, и я…я больше так не могу.Он вскакивает, отчаянно размахивая руками и не в силах остановиться на одном месте.– Я перебрал все варианты до единого. Повторное вирусное заражение, спящий вирус, новый вирус, старый вирус, мульти вирус, латентный вирус, мутирующий вирус – вирус, вирус, вирус!..– Угомонись, Уолтер…– Нет!!! А еще нельзя забывать про секс, поцелуи, переливания крови, наркотики, нищету, антисанитарию, Африку, Гаити, Кубу, амеб, свиней, гребаную планету Уран!.. – голос Лишмана срывается, когда он переходит на крик, и мужчина переводит дыхание, пытаясь взять себя в руки. – А что, если дело на самом деле в них? Великая чума в Лондоне началась из-за зараженной воды, на которую никто и не думал!.. Может, у кого-то склонность? А может, заболеть может лишь какой-то процент?.. А если виновата моногамия? Хант, что, если мы с тобой подставляемся, потому что у нас есть постоянные партнеры?Кларингтон смотрит на него с тоской и молчит. Но Уолтер и не требует ответа.– Может, у тех, кто шляется по баням, лучший иммунитет? Не знаю, не знаю, что об этом говорить – а меня все спрашивают… Кто прав? – Я не знаю!!! А кто не прав?.. А я просто… некомпетентен. Как сказать об этом людям? Прекратите, прекратите! Я просто… просто… не знаю. Я не знаю.Лишман поднимает взгляд увлажнившихся глаз на Андерсона.– А может, он прав? И это страшно! Блейн, ты правда думаешь, что… что президент хочет всего этого? Что ЦРУ выпустило вирус, который истребит всех неугодных святошам педиков? – Мужчина уже практически плачет, но, кажется, он и сам не в силах остановиться.– Уолт, успокойся, – мягко произносит брюнет, но это производит обратный эффект.– Как?! – кричит Уолтер. – Я любил свою страну!.. К нам пришло анонимное письмо с описанием плана по разработке вируса, созданного с целью уничтожить иммунную систему, под названием ?Твердая рука?. Этот вирус был протестирован в семьдесят восьмом на группе геев, и я просто… Они нас затравят, лишат страховки, сошлют в лагеря, изолируют – по-твоему, это я людей убиваю?!– Я не это писал…– Именно это!.. Пятнадцать лет своей жизни я боролся за наше право свободно заниматься любовью, когда и с кем мы хотим, а теперь ты утверждаешь, что все, за что мы боролись – зло! А я – убийца! А я… нет, я не убийца. А ты давай, говори всем, что мы были не правы и извиняемся! Однажды к тебе подойдут и воткнут нож в спину, и тогда ты поймешь, что все, ради чего ты жил – дерьмо!Уолтер бросается на ошарашенного Андерсона, и Кларингтон с Килом спешат оттащить мужчину, который откровенно бьется в истерике. Чендлер шепчет что-то обнадеживающее Лишману, пока надевает на него куртку и выводит из офиса, оставляя Хантера и Блейна наедине. Мужчины какое-то время молчат, переваривая произошедшее, когда первый безжизненным голосом произносит:– Хочешь стать президентом?– Я хочу, чтобы Курт жил, – не задумываясь, отвечает брюнет.На столе Кила звонит телефон, и Андерсон снимает трубку.– Горячая линия… Фиггинс, старина, как дела? – он подмигивает Хантеру, который в удивлении поднимается со своего места и подходит ближе. Блейн что-то записывает в блокнот, после чего молча отключается. – Ну что, готов?– Да, – пожимает плечами Кларингтон.– Мэр открыл маленький тайный фонд, чтобы помогать нам. Мы не должны говорить, откуда у нас деньги, иначе мы больше ничего не получим.– И сколько?– Девять тысяч, – выплевывает Андерсон, швыряя блокнот с ручкой в стену. Эта грошовая подачка от мэра кажется ничем иным, как насмешкой – злобной и издевательской.– Блейн, – хрипит Хантер, и брюнет поднимает голову, вглядываясь в серое лицо друга. – Себастиан умер.– Мать в Финиксе хотела его повидать, и по нему было видно, что это его последняя неделя, – безжизненно продолжает мужчина чуть позже, в баре, пока Блейн в ужасе закусывает костяшки пальцев, дабы не взвыть при виде боли в глазах друга. – Я попросил у Рейчел разрешение и отвез его в аэропорт. Мы сели в самолет, и пилот… он увидел нас и отказался взлетать. Тогда я отказался сойти. Ты бы мной очень гордился.Кларингтон горько усмехается, делая очередную затяжку и небрежно стряхивая пепел прямо на барную стойку. Он вспоминает ощущение ледяной ладони Смайта в своей руке, его осунувшееся серое лицо, покрытое пятнами, и жмурится, сглатывая.– Наконец, нашелся другой пилот… Мы взлетели, и… Себастиана понесло.Блейн крепко прижимает ладони ко рту, качая головой. Хантер пытается отмахнуться от голоса в его голове, причитающего ?Я не хочу здесь быть… я не хочу лететь в самолете…?. От других голосов, вопящих ?Пусть он сядет!..? и ?Сэр, сейчас нельзя вставать?. Пытается отмахнуться от видений женщин, зажимающих носы, стюардесс, с брезгливостью смотрящих на шатена, Себастиана, которого тошнит прямо в проход между сидениями. Пытается – и не может.– Он меня не узнавал, – хрипло выдыхает он ненавистные слова напополам с тяжелым густым дымом, – не знал, куда мы летим. Он просто… Кларингтон жмурится, смаргивая слезы.– Мы приземлились, отправились в больницу. Его мать приготовила нам палату. Но Себастиан… был уже мертв.Андерсон судорожно выдыхает, пока Хантер тушит недокуренную сигарету о пепельницу.– Врачи в госпитале отказались делать осмотр и указывать причину смерти в свидетельстве. Без свидетельства тело не принимают ни в похоронные бюро, ни в морги. Наконец, приходит санитар, и запихивает моего Себастиана в мусорный мешок и выкидывает вместе с остальным мусором! – Мужчина истерически всхлипывает. – Потом помогает вывезти его из больницы за деньги…Кларингтон закрывает глаза. Мать Смайта рыдает, колотит его кулаками в грудь, пока он крепко держит ее в своих объятиях. Какой-то седой мужчина в подпольном крематории отдает ему прах Себастиана, прося три тысячи, и руки мужчины трясутся, когда он лезет в кошелек, от осознания того, что никто не готов помогать им, потому что всем выгодно зарабатывать на их смерти.Блейн прикусывает губу до крови, глядя, как Хантера начинает колотить. Тот задыхается, покачиваясь на стуле и цепляясь за собственную рубашку на груди.– Он умер. Умер, – шепчет он, глядя на брюнета так, словно впервые его увидел. Словно впервые понял, что произошло. – Господи, он умер, умер, умер…Андерсон притягивает Хантера в объятия, и тот утыкается мокрым лицом в его плечо, крепко хватаясь за драповое пальто друга. Его трясет, но он лишь повторяет одними губами одно единственное слово, медленно умирая где-то внутри себя.***?Я повторяю: они нас убивают, а мы не сопротивляемся. Мы умрем все! Мы умрем очень скоро, если немедленно не начнем бороться!?Берри смотрит сквозь прозрачные двери госпиталя на Блейна, который выходит из такси. Она машет ему рукой, которая мгновенно безвольно падает, стоит ей увидеть Курта. Андерсон вытаскивает его из машины, и тот едва переставляет ноги, скрючившись в три погибели.– Рейчел уже ждет, – ободряюще шепчет брюнет, и Хаммел с трудом растягивает растрескавшиеся губы в улыбке, потому что он знает, что так Блейну будет легче.– Давай, две ложки, – говорит Андерсон позже, в палате, буквально пытая шатена несчастным йогуртом. Тот тяжело дышит, отворачиваясь, и его тошнит от самого вида еды и некогда любимого запаха киви.– Ну, давай, еще…– Так с братом и не разговариваешь? – бормочет Курт, внимательно глядя на мужчину. Тот замирает, после чего кладет ложку и мисочку на тумбочку, как-то сразу сгорбившись и будто став еще меньше. Его губы дергаются, и Хаммел хмыкает. – Да, я все про тебя знаю. Ты не разговариваешь с теми, кого любишь…Блейн вскакивает с места, останавливаясь у прикроватного столика напротив шатена. Он бездумно переставляет баночки с лекарствами, прикусывая дрожащие губы и не глядя на мужчину.– Больше всего ты хочешь, чтобы я выздоровел, а у меня ничего не выходит, и… мне так стыдно, – голос Хаммела дрожит, он смотрит прямо на Андерсона, пытаясь поймать его взгляд.Тот поднимает глаза, в которых сталью сверкает упрямство. Сжав губы в тонкую ниточку, он часто-часто мотает головой, после чего раскрывает ежедневник Курта и берет ручку. Шатен устало опускает веки.– У тебя в пятницу обед с Рори Фланаганом, – читает Блейн, и его голос звенит, будто он сдерживает слезы, но изо всех сил пытается это скрыть. Хаммел подыгрывает ему, хмыкая.– Позвоню, извинюсь… – он открывает глаза, видя, как Андерсон старательно что-то пишет в его блокноте. – Что ты делаешь?– Через два месяца мы пойдем на свидание, – уверенно заявляет мужчина, напряженно улыбаясь. – Меня пригласили выступать на ?Неделе Геев? в Йеле, и мы туда пойдем. Помнишь, я говорил, что они устраивают танцы? – Курт едва заметно кивает. – Ты пойдешь со мной. Будешь моей парой.Хаммел улыбается, глядя на брюнета. Его губы дрожат, а на глаза наворачиваются слезы, и он слишком слаб, чтобы притвориться, что все нормально. Андерсон отрывается от ежедневника и судорожно всхлипывает, переводя взгляд на Курта. Шатен шмыгает носом, отворачиваясь и с тоской глядя на дверь палаты. Черт возьми, он ведь даже не уверен, что выйдет отсюда…По щеке мужчины скатывается слеза, и он шумно выдыхает. Его плечи трясутся в беззвучном плаче, и тогда Блейн откладывает блокнот на столик, подходя и ложась на кушетку рядом с Куртом, беря его за руку и переплетая свои теплые пальцы с ледяными пальцами шатена. Он кладет ладонь на лицо Хаммела, и тот хватается свободной рукой за нее, словно за спасательный круг, утыкаясь мокрым лицом в шерстяной рукав свитера Блейна.– Я так хочу, чтобы ты жил, – хрипит Андерсон, и Курт перед его глазами расплывается из-за собственных слез, которым он не позволяет пролиться.– Я тоже, – мгновенно отвечают ему.– Я не должен этого говорить, – произносит Блейн, и в голосе его столько боли, что Хаммел распахивает глаза, слепо глядя в больничный потолок.– Боже, дай нам еще только год… я обещаю даже есть шпинат, – выдыхает он, слабо усмехаясь, и тогда брюнет жмурится, отпуская слезы на свободу.***– У меня под наблюдением больше жертв этой болезни, чем где-либо в мире, – произносит Рейчел, пока Майк листает слайды, и за ее спиной вспыхивают и гаснут фотографии воспаленных век, покрытых пузырями, гноящихся нарывов на коже, конечностей всех оттенков красного и фиолетового. – У нас больше образцов крови, больше данных и гораздо больше опыта.Женщина замолкает, и в аудитории зажигается свет. Блейн жмурится, потирая переносицу и поправляя очки, глядя, как Хантер и Уолтер одобрительно переглядываются.– Доктор Берри, – говорит седобородый мужчина, сидящий в центре зала, – позиция Правительства такова: у нас есть пять миллионов долларов, а запросов на все пятьдесят пять.Рейчел фальшиво улыбается.– Пять миллионов – недостаточная сумма для двух тысяч зафиксированных случаев. Правительство потратило три миллиона на расследование семи смертей от тайленола. У нас эпидемия третий год!– Мы решили отказать вам в финансировании, – безапелляционно заявляет мужчина, и улыбка сползает с лица Берри, когда она двигает напряженной челюстью.– О, да? Объясните, почему это.– Ваши исследования недостаточно точны и движутся в непонятном направлении.– Неужели? – щерится шатенка, пока Блейн и его друзья с ненавистью смотрят на представителя из Правительства. – Вы знаете об этом не больше моего. Не могли бы Вы объяснить, почему сознательно мне мешаете?– Доктор Берри, этим занимаются и другие врачи. Что бы вы об этом ни думали, это не ваша личная болезнь.– Так вот оно что, – усмехается Рейчел, – и Вы пришли, чтобы у меня ее отнять, да? Я скажу Вам страшную тайну: забирайте! Или Вы думаете, мне приятно смотреть, как все они умирают?! Да о чем я спорю! Вам не хватит мозгов разобраться в кипяченой воде! Как вы смеете предъявлять мне Ваше мнение?!Она хлопает рукой по столу, и Блейн готов поклясться, что никогда не видел шатенку такой разгневанной. Но он не уверен, что ее ярость сопоставима с его желанием размозжить голову этого нахально-безразлично улыбающегося бородатого ублюдка о ближайшую стену, и единственное, что его останавливает – руки Чендлера и Уолтера на его собственных сжатых в кулаки ладонях.– Мы просто члены комиссии, которую собрал доктор Мюррей…– Еще один кретин и тайный гей, который делает все возможное, чтобы замести это под ковер! А ведь я клялась… я клялась, что никогда не скажу ничего такого на людях. – Рейчел глубоко дышит, ее ноздри гневно раздуваются, пока она пытается взять себя в руки. – Почему все идиоты всегда на Вашей стороне? Как Вы смеете отказывать мне в финансировании и не делиться результатами исследований?! Вы получили мои первые запросы на финансирование два года назад. Год ушел на то, чтобы вы распечатали бланки, – она саркастично усмехается, хлопая в ладоши. – Прошло три года со времени первого случая – и вот, наконец, вы жалуете нам подачку из четырех миллиардов, получаемых Вами на охрану здоровья страны! Французы обнаружили подозрительный вирус. Почему вы отказываетесь с ними сотрудничать? Почему нам нельзя работать с французами?! Чтобы у Вас был шанс сорвать Нобелевскую премию, пока люди по всей стране умирают?!Берри переводит дыхание, мечтая плюнуть в это наглое ухмыляющееся лицо.– В Африке зафиксированы случаи заражения среди женщин. Вирус явно передается половым путем. Это вопрос времени, мы все можем умереть, пока вы почешетесь! Хотите мои исследования? Мои мысли? Мои работы?! – Она хватает объемные папки со всеми кропотливо собранными материалами и швыряет их на пол, напоследок с силой отпихивая стол. – Забирайте! Сделайте с ними хоть что-нибудь!Лицо Берри краснеет, когда ее голос срывается от крика. Она медленно делает несколько вздохов, глядя на представителя комиссии, но он продолжает смотреть на нее со снисходительной улыбкой. – Да, Вы правы, – говорит она, и в голосе ее слышатся слезы. – Мои исследования не точны, но вы просто кретины!Она уезжает, ни на кого не глядя, и Блейн бежит за ней, останавливаясь в дверях и глядя на сгорбившийся силуэт в коляске. Он чувствует, как в груди растекается нечто безжалостное и леденящее кровь от мысли о том, что Берри права, но они ничего не могут сделать.***– Как чисто, – улыбается Курт, когда Блейн и Чендлер вкатывают коляску в их с Андерсоном квартиру.– Давай, я помогу, – улыбается Кил, когда Хаммел, стараясь не кряхтеть, медленно поднимается с инвалидного кресла, с трудом стаскивая с себя куртку. – Пойдем, я уложу тебя в постель. Шатен благодарно улыбается, стараясь идти ровно и не слишком наваливаться на поддерживающего его блондина.– Юник приготовила тебе фаршированную капусту, – возбужденно говорит Чендлер, отводя Курта в спальню и оставляя Блейна с тоской и болью смотреть им вслед.– В Париже есть новое лекарство, – говорит Андерсон позже, когда они с Килом сидят за столом в их кухне, перебирая бесчисленные бумаги, – за ним полетел один наш сотрудник… Вот смотри: Эйч-Пи-Эй-двадцать три…– Блейн, – Чендлер пристально вглядывается в лицо друга, – он очень плох…– Думаешь, что-то стоящее, или опять пустышка? – перебивая его, интересуется Андерсон, старательно отводя взгляд.– Ты должен быть готов попрощаться, – тихо произносит Кил, и Блейн отрицательно мотает головой, рассматривая собственные ладони.– Нельзя сдаться, когда воюешь за любимых. Неужели ты никогда ни за кого не боролся? – он вскидывает голову, глядя на блондина жалостливым взглядом. Чендлер хмурится и опускает лицо, теребя пальцами наполовину пустой контейнер с едой от Юник. Блейн замечает это и кладет руку на плечо мужчины.– Чен, ты не можешь скрывать свои чувства от всех.Кил нервно поправляет шапку, покусывая губы, и нервно бормочет:– Это что еще за розовые сопли…Андерсон смеется, и блондин присоединяется к нему, когда раздается звонок. Блейн встает с места, подходя к телефону и снимая трубку.–Да… Да, мэм, – Чендлер вопросительно вскидывает брови, видя, как приосанивается брюнет. – Завтра в четыре тридцать?.. Да, мэм!Блейн заканчивает разговор, нажимая пальцем на рычаг и забывая повесить трубку. Его рот распахивается, и он огромными глазами смотрит на Кила.– Это Белый Дом… Хрен с ним, с мэром, меня зовут в Белый Дом!!!Губы блондина трогает неуверенная улыбка. В груди Андерсона цветут сады надежды.***– А можно уточнить: что означает Ваша должность применительно к нашей чуме? – спрашивает Блейн, в который раз глядя на табличку ?Советник Президента? на столе вежливо улыбающегося ему лысого мужчины.– Мы предпочитаем избегать ярлыков, – елейным голосом отвечает тот, – они всех пугают.Андерсон хмурится.– Но сейчас зафиксировано три тысячи триста тридцать девять случаев, – он смотрит, как мужчина что-то быстро записывает в свой блокнот. – Тысяча сто двадцать два уже мертвы. Что это, если не чума? Мне страшно. Вам нет? Так что все-таки значит ваша должность?Ему кажется, что он ведет себя глупо, задавая столько вопросов. Но ведь это, черт возьми, Белый Дом. И он, судя по позолоченной табличке, в одном шаге от президента!– Я придумываю для президента, что ему стоит делать, а что нет, – хмыкает мужчина, безразлично глядя на Андерсона, словно он – маленький, несмышленый ребенок.– Эм, хорошо, понял. То есть, деньги есть, да? Они просто не потрачены? Во Франции есть новое лекарство. Почему мы его не изучаем? Я хочу – в смысле, мы все хотим, чтобы кто-то помог нам выбраться из дебрей бюрократии.– Могу Вас заверить: президент получает всю необходимую информацию. Мы уже добились прогресса в изучении…– Но это же заразно! Вы же понимаете? Это заразно, надо работать быстрее…– Вы, правда, считаете, что в глубине души даже за самыми закрытыми дверями хоть один политик может сказать ?да ладно, не из-за чего беспокоиться??– Да, – грустно ухмыляется Блейн. – Ваш босс ни разу на публике не произнес слово ?СПИД?. Помощник президента ерзает на своем месте, после чего подрывается и закрывает дверь. Андерсон смотрит на него с непониманием, пока тот не садится прямо на стол напротив него.– У меня к Вам вопрос, – вкрадчиво начинает он, и брюнет ежится. – Эта зараза… проститутки могут заразиться? Или загулявший муж?– Конечно!..– Вы не можете этого доказать. Если я не ошибаюсь, передача вируса от женщины к мужчине при нормальном половом акте маловероятна.– Это неправда, – хмурится Блейн, решительно не понимая, что от него хотят услышать. – Это вирус, ему все равно…– Да, но… это ведь так, да? – мужчина явно ждет от Андерсона подтверждения, его маленькие глазки внимательно изучают лицо брюнета. – Для нормального… эм, гетеросексуального мужчины шансы заразиться почти нулевые, я прав?– Простите?..– Задокументированных случаев нет? Ни одного случая, чтоб заразился гетеросексуальный мужчина ни от секса, ни от минета?..О.Блейн опускает лицо, уже понимая, что перед ним очередная наглухо забаррикадированная дверь.– У меня нет такой информации, – тихо, почти неслышно выдыхает он.Мужчина перед ним вздыхает с нескрываемым облегчением, кивая головой и вставая с места.– Ясно. Так я и думал. – Он нажимает кнопку на телефонном аппарате. – Сьюзен, собирайте людей. Я опоздаю на пятнадцать минут. Спасибо.Помощник президента лезет в ящик стола, доставая оттуда визитку и протягивая ее Блейну.– Спасибо. Всего доброго.– Я…Мужчина молча выходит за дверь, и Андерсон, медленно поднимаясь со своего места, шагает в коридор. Он не может поверить в то, что это конец. Не снова.– Прогноз сто миллионов, и всем на них наплевать?! – кричит он, видя, как из своих кабинетов выходят люди, чтобы посмотреть на очередного униженного клоуна.Кто-то рядом вызывает охрану, но Блейну все равно. Он медленно приваливается к стене, сползая вниз и садясь на пол прямо в своем дорогом парадном костюме. На глаза наворачиваются слезы, и его тошнит от всех этих людей, что его окружают. От всех, кроме одного.***– Курт, почему ты сидишь на полу?Блейн ставит в кресло огромные пакеты, принесенные из магазина, и снимает куртку, обеспокоенно глядя на Хаммела, который смотрит на него загнанным зверем из угла комнаты.– Я хотел пересесть оттуда сюда и упал, – говорит шатен, двигая челюстью, будто пережевывая что-то.Андерсон подходит к мужчине, предпринимая попытку поднять его, но тот отталкивает брюнета, глядя на него как-то затравленно.– Не трогай, – шатен отворачивается, закрывая лицо руками. – Сколько можно смотреть…Брюнет делает пару глубоких вдохов, стискивая зубы, после чего вновь берет пакеты и несет их на кухню.– Ты есть хочешь? Я хочу, а ты?– Я все свои книжки перерыл. Все, с кем я спал, здоровы. Может, это ты переносчик?Блейн замирает в кухонном проеме, не веря своим ушам. Его губы начинают дрожать от обиды, и он вновь ставит чертовы пакеты в чертово кресло.– Нам незачем друг друга мучать. Курт, ты поправишься. Обязательно. Рейчел говорит…– Опять эта Рейчел…– …что они, наконец, начали исследования. У нас есть шанс.– Да неужели? И как я должен тянуть это дальше? – скалится Хаммел, глядя на Блейна и засовывая в рот очередной крекер.– Не ешь эту дрянь, – морщится Андерсон, пытаясь отобрать у Курта пакет.Тот сопротивляется, отбиваясь кулаками.– Отстань! Мне осталось жить еще десять минут, что хочу – то и ем!..Брюнет шумно выдыхает, яростно раздувая ноздри, и отворачивается, зарываясь пальцами в волосы. Курт смотрит на него влажными глазами, в которых читается жалость.– Блейн… Мне становится хуже, понятно? Я не хочу заставлять тебя смотреть.– Никто меня не заставляет, тебе давно пора это понять, – говорит Блейн, разворачиваясь, и на лице его фальшивая улыбка. – Ну что, ты собрался всю оставшуюся жизнь сидеть на полу?– Блейн! Ты меня слышишь?! Мы перепробовали сорок лекарств. Три… нет, четыре вида химиотерапии – нет! Три экспериментальных препарата! Рейчел убила на меня больше времени, чем на всех остальных – ну и что толку?! Солнце насильно не зажжешь!..– Я так устал от ссор, чужой глупости, слепоты, от игр на моей совести, – стонет Блейн, чувствуя, как в нем взрывается вся накопленная за последние пару лет ярость. Он делает несколько глубоких вздохов, но это больше не помогает. – Не хочешь есть? Не ешь! Мне плевать! Травись на здоровье, мне-то что? Рыба полезна? – он достает из пакета мешок с треской и швыряет его в стену над Куртом, который испуганно прикрывает голову. – Нам это не надо! Нет зеленому салату! Нет брокколи!Продукты летят в стену, и Хаммел сжимается в комочек, дикими глазами глядя на мужчину.– Нет овощам! Нет хлебу с семью злаками! И зачем людям нужно молоко?! – брюнет хватается за пачку с жидкостью, и глаза шатена расширяются в ужасе. – Так ведь, не дай бог, кальций в кости попадет!Бросок – и белая жидкость стекает по стене, капая на пол и притихшего от испуга Курта. Андерсон, чувствуя, как очередной всплеск гнева сжигает последние нервные окончания, с рыком переворачивает стол, заставляя мужчину в очередной раз вздрогнуть.– Хочешь умереть? Умирай! – кричит он Курту, отходя в противоположный угол комнаты и разворачиваясь к двери. Его тело бьет дрожь, и он закрывает лицо руками, беззвучно рыдая, чувствуя себя смертельно уставшим и опустошенным, чувствуя, как на место злости приходит стыд и вина. Он сгибается пополам, как если бы из него выкачали весь воздух, и он – боже, он просто не может не быть с Куртом.Андерсон пересекает гостиную, падая на колени около Хаммела и утыкаясь лицом в его живот.– Не бросая меня, – скулит он, чувствуя, как на его шею капает то ли молоко, то ли слезы, и как ледяные ладони нежно касаются его спины и головы.И, кажется, это все, что ему нужно. Все, что держит его на этой планете. Все, что заставляет его бороться и жить дальше. Все, что помогает ему не сломаться, когда через несколько дней Хантер, не глядя ему в глаза, зачитывает составленное всеми членами их крошечной компании письмо, в котором говорится, что остальные считают вандализмом то, как он эксплуатирует в СМИ смерти гомосексуалистов, что им не нравится, как всего через несколько лет после освобождения он вновь помог сделать секс грязным, что они не хотят, чтобы он становился их лидером, и что они просят, чтобы он ушел с миром. И когда он пытается посмотреть на бывших друзей и коллег, избегающих его взгляда, когда он со слезами на глазах умоляет их не выгонять его из им же созданной организации, которая стала его главным детищем, стремлением и смыслом жизни, когда он созерцает спины покидающих его людей, когда он жмурится, смаргивая влагу с ресниц, пока его на прощание обнимают Чендлер и Юник, единственные, кому осталось до него дело – когда он в последний раз покидает родное офисное здание, единственное, что помогает ему переставлять ноги по дороге домой – осознание, что там его ждет Курт с его почти здоровой улыбкой, понимающими глазами и ледяными, но такими ласковыми руками.***– Мы с твоим братом любовники.Брови Купера взлетают вверх, и он вскидывает голову, глядя на ковыляющего к его столу мужчину с палочкой. На нем слишком теплая для октября куртка и вязаная шапка, и наверняка ему не больше сорока – но у него серое, испещренное красными нарывами лицо и словно подернутые пленкой мутные голубые глаза.– Я умираю, и мне нужно завещание, – хрипит он, и Купер предполагает, что когда-то у него был высокий чистый голос.– Прошу, – бормочет Андерсон, указывая на кресло напротив, и не верящим взглядом смотрит на едва передвигающегося мужчину. Тот, поблагодарив его, с тихим стоном садится и откладывает трость, улыбаясь и обнажая серые зубы.– Я хочу завещать все Блейну, – говорит он, переводя дыхание после ходьбы, и сердце Купера сжимается от боли.– Как он там? – с деланным равнодушием интересуется он, незаметно разглядывая визитера. Должно быть, когда-то тот был по-настоящему красив, хотя сейчас больше напоминает живой труп.– Он винит себя во всем, – произносит посетитель, и его губы начинают дрожать. – В моей смерти, которую он отрицает, в том, как мир устроен… К тому же, вы до сих пор не разговариваете. Ты, наверное, такой же упрямец.Мужчина сипло смеется, покрасневшие крылья его носа раздуваются с каждым вдохом, так, словно ему тяжело дышать. Глаза его на мгновение загораются, выдавая в нем мудрого человека, и Купер изо всех сил сражается с зарождающейся в нем симпатии к этому непонятно откуда взявшемуся парню его брата.– Я… ему позвоню, – неуверенно бормочет он, отводя взгляд.Мужчина улыбается.– Да, он дома. Собирается. Мы едем в Йель на пару дней. На ?гейскую неделю?, – он смеется, чуть задыхаясь. – Говорит, что сам не верит.Андерсон смотрит на него с каким-то тупым сожалением, ненавидя себя за то, как щемит у него в груди от тоски по этому совсем незнакомому человеку.– Я не богат, – говорит визитер. – У меня есть только красивый клочок земли на Кейп-Коде в Веллфлите. Блейн о нем не знает, это… был такой сюрприз, куда бы мы с ним ускакали в закат жить долго и счастливо. Он горько усмехается, и на его глаза наворачиваются слезы. Взяв себя в руки, он судорожно вздыхает, продолжая:– Еще у меня есть страховка, рабочая. Я журналист в ?Нью-Йорк-Таймс?, она предназначается моим родным. Боюсь, они ему ее не выплатят.– Если он указан бенефициаром – должны, – мгновенно вставляет Купер, начиная чувствовать себя в своей тарелке.– Ну, ты же не дурак, не говори глупостей, – грубо спорит мужчина, но Андерсон почему-то не обижается.– Поверь мне: я их заставлю, – произносит он, многозначительно приподнимая брови.Посетитель улыбается – искренне и открыто. Его белесые глаза смотрят куда-то в душу Купера, и тот чувствует мурашки, пробежавшие по спине.– Я надеялся, что ты так скажешь, – говорит мужчина, после чего заходится в долгом сухом мучительном кашле. Он наклоняется, прикладывая ко рту платок, и Андерсон скорбно сводит брови к переносице.Он смотрит на принесенную гостем страховку, читая его имя, и грустно улыбается.– Курт, – Хаммел поднимает лицо, виновато шмыгая носом, – мне жаль, что мы не познакомились раньше.Курт смеется. И Куперу действительно жаль, потому что, даже видя этого мужчину отдельно от своего брата, он понимает, что он – идеальная пара для Блейна.Куперу жаль, когда Хаммел говорит, что ему нужно идти. Ему жаль, когда он провожает его до выхода из здания к уже вызванному такси.Но когда Курт падает посреди дороги, теряя сознание, Куперу становится страшно.***Блейн выскакивает из лифта на нужном этаже госпиталя, удивляясь, что все еще в состоянии ходить. Его конечности трясутся, тело бьет дрожь, и он бежит по коридору, заглядывая в каждое окно и каждую приоткрытую дверь, а в голове набатом бьет ?Курт-Курт-Курт-Курт?, но он не может, да и не хочет заткнуть эту сирену. Поэтому он просто бежит, чувствуя, как холод сковывает все внутренности, и весь жар тела перебирается в голову, пока не останавливается как вкопанный, видя сидящего с опущенной головой у одной из палат Купера. Тот поднимает лицо, заслышав шум, и мгновенно встает с места, какое-то время просто глядя на брата. Они не виделись год, но это время кажется бездонной пропастью – кажется то до тех пор, пока старший Андерсон не делает шаг, а затем еще один, все быстрее и быстрее. На его глаза наворачиваются слезы, и в какой-то момент он просто стискивает Блейна в объятиях, не сдерживая рыданий и утыкаясь мокрым лицом в шею мужчины. Брюнет, сбрасывая с себя оцепенение, чувствует, как щиплет в глазах, и ничего не может с собой поделать, когда его руки сами тянутся вверх, крепко цепляясь за ткань пиджака брата, и когда его собственные слезы начинают безостановочно катиться по щекам. Их обоих колотит, и какое-то время они просто держатся друг за друга, безмолвно вымаливая прощение и разделяя общую невыносимую боль на двоих. Слезы Блейна не высыхают и отказываются прекращаться, срываясь с кончика его носа, когда он чуть позже гладит лицо Курта, его скулы, волосы, плечи, пытаясь коснуться везде, везде, где только можно.– Меня нужно одеть в белое, – мечтательно произносит Хаммел, сияющим взглядом тусклых глаз глядя на Андерсона, словно он – лучшая часть его мира.– Ты и так в белом, – шмыгает носом Блейн, и Курт тихо-тихо смеется, качая головой.– Нет, что-нибудь, что модельер сшил специально для меня, – он счастливо прикрывает глаза, ярко улыбаясь, и брюнет целует его в щеку, просто чтобы он снова посмотрел на него, просто чтобы он мог утонуть в этих почти прозрачных радужках, просто потому что глаза Курта слишком прекрасны, чтобы быть скрытыми веками.Улыбка Хаммела меркнет, и он стискивает зубы, фокусируя уплывающий взгляд на мужчине.– Блейн, – хрипит он, и, боже, Андерсон задыхается от его красоты. Даже с этим серым лицом, кожей, плотно обтягивающей каждую кость, даже с этой пеленой в глазах он – самое прекрасное, что Блейн когда-нибудь видел.– Блейн, ты только не сдавайся.Брюнет кивает, и очередная капля срывается с его носа. Губы мужчины сводит, и он, не выдержав, утыкается в плечо Хаммела, чувствуя слабую ладонь на своем подрагивающем плече.– Эй, эй, ну что ты, – шепчет Курт, на глазах которого выступают слезы. Он пытается улыбнуться, но на мгновение где-то в его груди рождается стон, больше похожий на вой, и он прикрывает глаза, жмурясь от боли, в тисках сжимающей его сердце. Он поворачивает голову, глядя на Берри, которая с надломленной улыбкой и влажными глазами безмолвно наблюдает за ними.– Рейчел… Рейчел, – сипит он, и взгляд женщины становится осмысленным. – Давай начинать.Шатенка бросает короткий взгляд на стоящего у стены Купера, и тот неловко улыбается. Вздохнув, она прочищает горло, уверенно произнося:– Мы собрались здесь, перед Богом, чтобы соединить этих двух мужчин. Они очень любят друг друга и хотят пожениться перед друзьями и родственниками.Блейн прикусывает губу, сотрясаясь от рыданий, и Курт, улыбаясь, холодными пальцами касается его лица.– Возражений у меня нет, – тихо произносит Берри, скрывая всхлип за неловким кашлем. – Согласен ли ты, Курт Хаммел, чтобы Блейн Андерсон стал твоим…– Моей единственной любовью, – хрипит шатен, и глаза его загораются. – Да. Согласен.Дрожащими пальцами он надевает на безымянный палец Блейна тонкое золотое кольцо, восхищенно вздыхая, когда оно занимает свое законное место.– Согласен, – эхом вторит ему Андерсон, надевая идентичное кольцо на палец Курта, – согласен, согласен…Хаммел прикусывает губу, сдерживая счастливый выдох, и с его ресниц срываются слезы. Блейн судорожно хнычет, припадая к губам шатена в мимолетном поцелуе.– Согласен, – шепчет он, целуя снова, – согласен, – и еще раз, – согласен…Рейчел на мгновение закрывает лицо руками, потому что это выше ее сил. Потому что это чересчур даже для нее. Потому что жизнь слишком жестока и несправедлива.Она смотрит на Купера, который, закусив костяшки собственной ладони, тихо рыдает, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Посмотрев на Берри, он берет ее за руку, переплетая их пальцы, и ему кажется, что он не слышал ничего прекраснее этого бесконечного:– Согласен. Согласен. Согласен. Согласен…