Глава 11. Советник эльфов. (1/1)

Здание ?Трамп-Сохо? я покинул со скоростью реактивной торпеды. Шторм эмоций, огненным валом обрушившийся на рассудок, хоронил под собой способность мыслить здраво, обращая обрывки потерянных мыслей в обугленные угольки. Я сам горел – всепожирающее пламя гнева и обиды смердило едкой горечью, разъедающей глаза до слез. Приходилось сглатывать этот густой дым, поднимающийся откуда-то из груди, чтобы хотя бы частично укротить бушующий пожар и не дать ему вырваться наружу. Поэтому, если Джонс сейчас испытывал какое-то потрясение, то я не мог ощутить его из-за пламенной преграды.Расталкивая группы людей и протискиваясь между парочками, я по векторной прямой пробирался к террасе, не заботясь о том, что, оставаясь невидимкой, вызываю недоумение распихиваемых в разные стороны гостей. Мне было плевать на назревающую в толпе ругань, мне было плевать даже на месье Вашона, на глаза которого я мог случайно попасться. Единственной целью в тот момент являлась мнительная свобода. Уже на террасе, куда меня практически выплюнула оживленная тусовка пентхауса, я едва не поскользнулся на мыльной луже, совершенно забыв про пенную вечеринку, о которой мне говорил американец. Если бы крылья не раскрылись за спиной сами собой, я бы обязательно приземлился на пятую точку. Теперь же какой-то парень в плавках грохнулся на мраморную плитку, когда длинные перья задели его голову, а он отмахнулся от невидимого прикосновения, разливая пиво. Увиденное сорвало с губ нервный смешок, а затем меня заколотило в приступе беззвучного смеха. Краем сознания я понимал, что так проявляется обычная истерика, но эта мысль далеко не утешала. Я взмыл в воздух и полетел прочь – хотелось удалиться как можно дальше от небоскреба; то, что пальто так и осталось у меня в руках, я даже не заметил.Нью-Йорк сверкал и светился яркими огнями, по его дорогам, как кровь по венам, текли сияющие потоки машин. Не прекращая полета и плохо соображая, я незряче уставился на это движение, с высоты напоминающее струи переливающегося янтарем виски. Тоненькие струйки виски, которые буквально пять минут назад бежали по лицу ошарашенного американца, а потом срывались с его подбородка и желтыми каплями разбивались об очередную дурацкую футболку. Уходящий истерический припадок сменился изнеможенным стоном, потому что даже чертов мегаполис теперь напоминал мне о Джонсе. Весь мой мир отныне был пропитан Альфредом. А может бросить все и махнуть на другой конец Земли? Например, в Китай. Поселюсь в храме с тибетскими монахами и буду постигать совершенство жизни. Или, как минимум, обучусь какому-нибудь бойцовскому виду искусства, а потом вернусь на американский континент и сверну этому козлу шею.Зимний ветер трепал края белой рубашки, которую я забыл заправить в брюки, забирался под нее и заставлял трястись от холода – из-за озноба шестеренки в голове, жалостно скрипя, нехотя возобновили свой ход. Внутри все еще бушевал исполинских размеров костер, но благоразумие сумело заглушить его треск и гул, подсказывая спуститься вниз или найти теплое пристанище, чтобы привести внешний вид в порядок и согреться. Ежась и клацая зубами, я огляделся, стараясь присмотреть какую-нибудь плоскую крышу, но с неба весьма вовремя полил январский дождь, мгновенно впитывающийся в тонкую ткань рубашки.Грязно ругаясь, я все-таки начал спускаться к земле, решив спрятаться от ливня в уютном кафе. И вместе со снижением постепенно утихал вулкан моих огненных эмоций: ступая носком ботинка на асфальт в какой-то подворотне, пряча крылья и возвращая себе материальность, мокрый и окончательно сокрушенный, я чувствовал себя побитой собакой, которую злобный хозяин выгнал из дома в дождливый двор. Идти в кафе или бар решительно расхотелось. Теперь я не мог думать ни о чем другом, кроме как о поступке Альфреда.Ну, зачем? Зачем он это сделал? Словно не влажное пальто, а тяжелая ноша опустилась на мои плечи, когда я просунул руки в его рукава, задаваясь этими вопросами. Так подло обмануть, подставить, спровоцировать! Конечно, я тоже хорош, что повелся на самую глупую из глупейших уловок, но я был твердо уверен в том, что мальчишка добавил в виски наркотическую дрянь. Да, трудно представить, но я вообразил действие экстази и поверил в свою же выдумку – в какой-то степени это избавляло от ответственности. В какой-то. Ведь, если смотреть правде в глаза, экстази не было, был лишь его словесный призрак, следовательно, я руководил своими действиями: да, неосознанно, да, обманутый внушением, но все равно давал отчет о происходящем. Сам полез на колени и сам позволил себя лапать.Кулаки обрушились на грязную стену напротив. Я отказывался верить в то, что получал искреннее удовольствие от прикосновений Джонса, таял в его объятьях, задыхался, когда губы американца скользили по шее… Воспоминания вызвали непрошенный трепет внизу живота и я яростно замотал головой, чтобы отогнать недавно пережитые яркие картины. Ангел не может испытывать вожделение, не способен мириться с похотью. Я не мог хотеть Альфреда в тот момент, это просто-напросто невозможно. Чужое заклинание, приворот, наркотик – что угодно, но только не мои собственные чувства проявились тогда. Иначе мне придется вечно гореть в Аду за то, что я поддался дьявольскому низменному искушению.Да и к черту светлую натуру, как я в принципе мог соблазниться таким дураком, как Джонс? Кроме неприязни и крайней степени раздражения, к подопечному я пока ничего не испытывал, он только и делал, что выбешивал меня эксцентричными выходками и тупыми вопросами. Ни одна черта его характера не привлекала в той степени, чтобы проникнуться одобрением или хотя бы начать терпеть несносного янки. Даже моменты негласных тихих перемирий он умудрялся испортить, облачить в клоунскую обертку никому ненужных представлений, поэтому некое подобие умиления во мне мог вызвать разве что прямолинейный взгляд. В голове снова возникло лицо Альфреда, но только с того ракурса, каким я его видел, когда рассматривал светлые длинные ресницы: воспоминание о лихорадочно блестящих голубых глазах пронзило до самых костей. Я мрачно плюнул под ноги и, засунув руки в карманы пальто, в полнейшем смятении, подмываемым противоречивыми мыслями, бесцельно побрел вглубь темной подворотни вдоль мусорных баков. Натягивающаяся с каждым шагом связь между мной и Джонсом пока молчала – спасибо и на этом.Дождь кончился. Закуток между домами, куда меня занесло, становился все уже, а запах нечистот усиливался. Краем глаза я заметил прошмыгнувшую крысу, попавшую под свет прикрепленного к перилам пожарной лестницы тусклого фонаря. Очаровательное местечко для такого педанта, как я. Понимая, что если продолжу идти вперед, то наткнусь на тупик или решетчатую перегородку, я был готов закончить свое великое путешествие по оборотной от неоновых огней стороне Нью-Йорка, как проход расширился и вывел меня на небольшую площадку. Здания здесь с обеих сторон кончались, а в нескольких футах от них начинались следующие, образовывая, таким образом, освещенный перекресток. Я услышал, что где-то гулко грохочет музыка: видимо, в одном из подвалов был организован притон. И худшие мои предположения подтвердились, когда одна из ближних металлических, покрашенных дешевой потрескавшейся краской, дверь открылась, а из нее вывалилась неадекватная компания. Гогочущая грубыми мужскими голосами группа из пяти человек двинулась по направлению ко мне, а я даже не успел исчезнуть, чтобы избежать встречи. По перекрестку пронеслось:? Ух, парни, да вы только посмотрите, кто к нам пожаловал!Я дернулся, понимая, что приближающаяся свора явно не настроена вести задушевные беседы, а свою жертву, то есть меня, просто так не отпустит. Но бежать было бессмысленно, вот только погони по грязным подворотням в программе сегодняшнего дня не хватало. Невидимость тут тоже не помощник, слишком маленькое расстояние нас разделяло, чтобы попытаться улизнуть бесшумно, будь то пеший нырок в закоулок или взлет. Плюс у таких уродов всегда в карманах припасены ножи или что похуже, начнут еще палить пулями в воздух, а заденут меня. Так что оставалось только настороженно смотреть, как пьяные мужчины подходят вплотную и, не сговариваясь, обступают меня кольцом.? Да, милая девочка, ничего не скажешь, ? сказал один из них, и вся компания разразилась грубым хохотом.А вот это уже напрягало. Но только не так, как это напрягло бы настоящую девушку, очутись она на моем месте, это начинало злить. А в свете недавно отступивших эмоций, мне захотелось с кровожадностью серийного маньяка растерзать каждого стоящего рядом мерзавца. Сузив засверкавшие от ярости глаза и перебивая гогот, я холодно заговорил:? Парни, давайте оставим все, как есть. Я разворачиваюсь и ухожу туда, откуда пришел, вы же идете дальше по своим делам. Мне искренне не хочется, чтобы мы портили друг другу настроение в такой замечательный вечер.? Ночь, душка, ночь, ? гадко усмехнулся крайний, что стоял по левую руку. – Да и что ты нам сделаешь, сопляк? Ты себя в зеркало видел? Фея, да и только, таким крылышки ломать сплошное удовольствие, ? шайка снова заржала.Упоминание крыльев невольно вселило в меня страх. Слишком живо нарисовало воображение сломанные кости и вымоченные в крови бурые перья, хотя я знал, что с ангелом им в любом случае не совладать, но мысли о падших собратьях, которые были уличены в грехе и наказаны лишением крыльев, все равно лезли в голову. Да еще в свете развернувшихся в приватной комнате пентхауса событий.? Маркус, кажется, ты его напугал, ? теперь уже, заметно гнусавя из-за некогда сломанного носа, глумился какой-то мужичина справа. – Нельзя так обращаться с барышнями! Смотри и учись, ? он протянул ко мне руку, но я мгновенно отбросил ее и прошипел, ощетинившись:? Не смей меня трогать, грязный ублюдок!? М-м-м, да наша фея вздумала трепыхаться, ? раздалось за спиной скрипуче. – Видимо, не Маркуса придется учить манерам, а ее…Секунда и отморозки бросились вперед. Я рванулся из их кольца, но они схватили меня за шиворот пальто и заволокли обратно – будь оно расстегнуто, я бы сумел вывернуться, пусть и пришлось бы остаться без верхней одежды. Следуя избитому сценарию, в руке лидера, обладателя противного скрипучего голоса, блеснуло лезвие, которые тут же не преминуло оказаться возле моего беззащитного горла. Кто-то сзади крепко скручивал кисти рук, а потом этот кто-то или уже некто другой взял меня за волосы на макушке и, болезненно дернув их, заставил откинуть голову назад. Глава шайки приблизил свое уродливое, пожелтевшее от употребления героина лицо и, вдавив холодный металл ножа в шею, оскалил неровные зубы:? А глазки-то, глазки у малышки и впрямь сказочные, блестят, как настоящие изумруды. Может выковырять их, да сдать в ломбард? А, ребят?И мне было бы искренне страшно, будь я человеком. Моя душа ушла бы в пятки от его слов и одного предположения, что может произойти в следующий момент. Но я просто не успел ничего сообразить, что уж говорить об испуге.Из мрака подворотни выскочил некто и кинулся на главаря банды, с неведомой силой отшвыривая от меня угрожающего ножом наркомана. Стоило ему это сделать, как тут же завязалась потасовка – все происходило так стремительно, что мне оставалось лишь стоять и в немом недоумении наблюдать за разворачивающейся дракой. Слабый свет фонарей и быстрые перемещения участников бойни не давали всмотреться в лицо незнакомца, но нежданный защитник ловко уворачивался от ударов, не давая шайке повалить его на землю и забить ногами. И, судя по характерному хрусту и отчаянному воплю, даже умудрился кому-то что-то сломать.– Сука!!! – не своим голосом закричал желтолицый. – Ты поплатишься за руку Фила!– Только после того, как переломаю все пальцы тебе! Только попробуй еще раз его коснуться! – не остался в долгу неизвестный парень, который утирал кровь с разбитой губы и поднимался с колен, не обращая внимания на оброненные очки.Очки. Черт. Тебя. Раздери.– Альфред! – сорвалось с губ громко и испуганно, вот теперь я всецело ощущал ужас, который минуту назад не имел для меня никакого значения.Джонс будто опомнился, когда я воскликнул его имя, и медленно двинулся в мою сторону с намерением загородить от нового назревающего поворота драки. Мерзавцы, кроме выбывшего из строя Фила, по негласной команде начали обступать сверкающего глазами Альфреда, явно желая провести над ним быструю расправу. Я же продолжал стоять в полном оцепенении по непонятным причинам, хотя в крови бурлила двойная доза адреналина (моя и американца) и призывала к действию. Но все что я смог – это успокаивающе коснуться ладони Джонса, которую он отвел назад, желая удостовериться, что со мной все хорошо, и в случае чего оттолкнуть меня в сторону.– Так значит все-таки пидорасы, – презрительно отозвался главарь, смачно харкая под ноги. – Феечке на помощь пришел добрый эльф… Хватай их, парни!Сердце застучало в ушах, банда бросилась вперед снова, а время замедлило свой ход. Я смотрел, как невыносимо долго вскидывается рука лидера с зажатым в ней ножом, который он до сих пор почему-то не использовал. Видел, как на наши головы и лица, готов обрушиться целый каскад ударов, как острое лезвие разрезает воздух и неуклонно стремится воткнуться в живот американца, прямо под правым ребром. Как Джонс, каждая его мышца напрягается для нового, но уже бесполезного отпора. Чувствовал, как мой рот открывается, а внезапно пересохшее горло сокращается, порождая на свет звуки, и они непозволительно медленно оборачиваются в крик…– СТОП!!!Мгновение и минуты вновь бегут своим чередом. Глаза застывших мужчин стекленеют, а руки медленно опускаются вниз – я не смог сдержать судорожного вздоха облегчения, когда увидел, как нож со звоном вывалился из расслабленных пальцев главаря. Остановившись в каком-то шаге от напряженного и по-боевому настроенного Альфреда, бандиты смотрели в пустоту, и только моргание выдавало тот факт, что они все еще были живы, просто окаменели на месте. И хотя мои сорванные нервы просили меня прислониться к стене и дать возможность прийти в себя, я подбежал к недоуменно оглядывающемуся Джонсу и заорал, что есть мочи:– Кретин!!! А если бы тебя убили?!Блондин осоловело взглянул на меня и потерянно промямлил:– Но я же…– Я – ангел, ты, полоумная ошибка природы, – мой голос опустился до змеиного шипения, а я сам склонился ближе к американцу. – Я мог остановить их в любую минуту!– Тогда почему не остановил? – казалось бы, подозрительно прищурился Альфред, но на самом деле он плохо видел без очков.Я отпрянул от Джонса и гордо тряхнул головой, оставляя американца без ответа и всем видом показывая, что оправдываться перед ним не намерен. Осознавать то, что включи я мозг в нужный момент, никакого нападения бы не произошло, и без того было неприятно, а объяснить почему, собственно, умственная деятельность дала сбой, я не мог. Тем временем юноша склонился к асфальту, силясь найти оброненную оправу, без которой, наверное, чувствовал себя некомфортно; я же отмечал его опухшие разбитые губы, из уголка которых продолжала сочиться кровь, темный след на скуле, уже расцветающий лиловым цветом, покрасневшие костяшки сжатых кулаков и грязные джинсы. Все те детали, из-за которых в груди начинало невыносимо тоскливо ныть, а сущность хранителя хотела прикоснуться, успокоить, исцелить. Извиниться. Хотя последнее являлось детищем моей совести, не имеющей к ангельской стороне отношения. За этим чувством весь негатив и испарился – все-таки не каждый день тебя кидаются спасать, чтобы кричать на человека и продолжать злиться. Вот так под натиском раскаянья репутация Альфреда была восстановлена.– Как ты здесь оказался? – мы с Джонсом одновременно обнаружили его упавшие и чудом не разбившиеся очки, но я первым подобрал их, отдавая владельцу.Американца водрузил окуляры на нос и пожал плечами.– Не знаю. В смысле, после того что м-между нами случилось, – парень запнулся, а я поморщился, было неприятно вспоминать события в пентхаусе, несмотря на исчезнувшую обиду, – так вот сразу после этого я пошел за тобой. То есть я не знал, куда ты делся, просто блуждал по улицам, но в какой-то момент стало казаться, что иду по твоим следам.Я хмыкнул – значит, связь все-таки не была односторонним явлением, Джонс тоже подсознательно чувствовал присутствие магической красной нити. Но ведь это все равно не оправдывало глупое безрассудство! Я набрал в грудь побольше воздуха, чтобы прочитать непутевому защитнику нотацию о том, что лезть в назревающий конфликт, размахивая кулаками направо и налево, не самый мудрый поступок, но парень опередил меня.– Слушай, я хочу извиниться! – торопливо выпалил он. – Прости, что обманул и… вообще так поступил. Я не должен был этого делать, это было неправильно и несвоевременно.Я вылупился на юношу. Несвоевременно?! То есть произойди оно позже, я бы смог оценить эту искрометную шутку, а может быть, даже посмеялся над ней вместе с ним?! Хотя, вспоминая то, что Джонс любил путаться в словах и в их значениях, цепляться к ним было бессмысленно. И быть мне последним лицемером, но с каким же треском в тот момент душа разрывалась между прощением и гордостью: одна половина продолжала ощущать стыд перед Альфредом, а второй хотелось ломаться и юлить, лишь бы не дать американцу шанс успокоиться, хотелось опять горделиво выпрямиться, развернуться и зашагать прочь. Я насупился и закусил губу, пытаясь выбрать правильное решение, но Альфреду тишина, как обычно, надоела первому.– Так ты меня простишь? – тихо спросил он, опуская глаза.– Ох, да Бог с тобой, – я устало отмахнулся – его провинившийся вид разом втоптал в грязь соблазнительные поползновения спесивости.Зато американец расцвел в лучистой улыбке и засветился изнутри в прямом смысле слова. Едва сдерживая пораженный возглас, я смотрел, как Джонса окутывает теплая сияющая аура – его радостные эмоции были настолько сильными, что не могли оставаться в пределах тела, создавая вокруг энергетическое положительно заряженное поле. Эти чувства, проникая в меня, согревали озябшие под мокрой рубашкой плечи; пальцы перестали быть ледяными, а к бледным щекам прилила кровь. Я был готов поклясться самим Пророком, что никогда не видел у людей ничего подобного, если только они не были медиумами. Нет, этого парня, определенно, стоит узнать получше…– Что-то не так? – спросил Альфред, заметив мой ступор. – Эй, очнись! – теперь он пощелкал пальцами перед носом, и я вздрогнул. – Фух, не пугай меня так. Я уж подумал, что ты решил пополнить эту композицию странных человеческих изваяний, – он выдавил смешок, но вышло как-то нервно.Потом американец покосился на близстоящего участника нападения, с детским любопытством всмотрелся в его лицо, но тут же передернулся, завидев безжизненный взгляд оного. Светлая аура начала стремительно затухать.– Да я смотрю, нашему смелому Альфреду Ф. Джонсу, который пять минут назад изображал из себя героя в маске, стало страшно. Кому расскажешь – не поверят, – губы сложились в усмешку.– Даже Герои иногда боятся, любой комикс почитай, – обиженно пробурчал Альфред, а потом зажмурился. – А мне вообще никогда не нравились всякие жуткие штуковины! Поэтому расскажи, что ты с ними сделал. Ты их… убил? – произнес он с испуганным придыханием.– Как ангел может кого-то убить, дурень? – я страдальчески заломил брови.– Тогда что ты с ними сделал? – блондин смотрел возбужденно и недоверчиво одновременно, я имел честь лицезреть, как две противоположности – интерес и страх – вступили в неравный бой.Все это почему-то вызывало улыбку.– Я просто внушил им определенную мысль, чтобы они остановились. Влез в голову и заставил вообразить себя другими существами. В нашем случае теми, которые не могут двигаться… Так что ребята думают, что они деревья, – я легко пожал плечами.– Да ладно? Ты шутишь? – кажется, парень не мог поверить собственным ушам.Я отрицательно покачал головой, и взрыв смеха не заставил себя ждать. Альфред хохотал, хватался за живот и даже утирал слезы, а я не мог понять причину его бурного веселья, даже подумывал принять это на личный счет и возмутиться, но все встало на свои места, столько ему, задыхаясь, произнести:– И что, ты даже утками их можешь сделать?– Могу, но издеваться так не собираюсь, – я против воли прыснул в кулак, представив, как бандиты ходят вереницей за своим главарем и звучно крякают на всю подворотню. – Это не издевательство! Это наказание за нападение!– Справедливость должна восторжествовать! – продолжил я, подражая пафосным нотам в голосе Джонса.– Вот именно! Ну, Арти, ну, давай хотя бы этого наркомана проучим, – заныл американец, а потом негодующе воскликнул. – Он, между прочим, хотел нас убить!И, честное слово, такой весомый аргумент я просто не мог игнорировать. На залитые электрическим светом улицы Нью-Йорка мы возвращались едва ли не ползком, загибаясь от удушающего смеха, пока желтолицый позади глупо размахивал руками и издавал звуки обеспокоенной пропажей птенчиков утки. Очнуться от морока мужчины должны были через десять минут, но перед этим я стер воспоминание о нашей встрече и подправил сознание каждого, дабы отныне они вели себя, как приличные люди, а еще восстановил сломанную руку Фила. Альфред громко восхищался этим моментом и моими целительскими возможностями всю дорогу домой, игнорируя шиканья и призывы к тишине – мне не хотелось, чтобы водитель такси заподозрил неладное, я даже начал жалеть, что ?Бьюик? Джонса остался на стоянке ?Трамп-Сохо?. – А губу мне так вылечишь? – спросил Джонс уже сидя за столом на своей кухне.– Ты же сказал, что на тебе все заживает, как на собаке, – я привычно первым делом вымыл руки и теперь задался вопросом, что забыл в этом месте и почему сейчас не лежу в своей постели.– Но ты же мой ангел-хранитель, ты должен избавить меня от страданий и боли, – запротестовал Альфред, а потом вытянул губы трубочкой и смешно проговорил, – или хотя бы поцелуй, где бо-бо.Я хотел было ответить американцу, что он обойдется и вообще мне пора, но тот внезапно ойкнул и дотронулся пальцами до рта. Оказалось, что подсохшая рана на растянувшейся коже лопнула и теперь из подбитой губы снова бежала кровь. Я вздохнул и начал руководить ситуацией.– Иди в ванную и промывай боевые ранения. И, раз уж я твой ангел-хранитель и обязан оказывать первую помощь, неси аптечку. Будем лечить.Странно, но Джонс не стал противиться, а послушно поплелся к выходу из кухни. Через пять минут он вернулся, уселся на тот же стул и водрузил на столешницу небольшую коробочку с необходимыми медикаментами – я даже удивился, увидев этот набор, будучи твердо уверенным в том, что придется идти к себе, дабы добыть склянку с йодом. Но, наверное, Альфред достаточно часто влипал в неприятности и зарабатывал синяки, чтобы иметь дома хотя бы пару пластырей.– Ай! – дернулся Джонс, когда я взял его за подбородок и прикоснулся к губе смоченной в перекиси ваткой. – Зачем это надо, я думал, что ты просто заклеишь. Я все равно умылся! – его челка и волосы на висках, действительно, были влажными, а лицо посвежело.– Надо обеззаразить, – безапелляционно отрезал я и продолжил лечение.Парень шипел, ерзал на стуле и жмурился, но я не выпускал его до тех пор, пока последняя ссадина не оказалась залитой перекисью и не покрылась заживляющей мазью. На правую разбитую скулу вовсе пришлось наложить марлевый тампон, поэтому бесконечно бурчащий о том, что завтра он все равно был бы как новенький, Джонс сидел с заклеенной крест-накрест щекой. Глядя на результат докторской деятельности, я удовлетворенно хмыкнул и все-таки осторожно провел большим пальцем по губе Альфреда, позволяя целительным искоркам сорваться с кожи и впитаться в рану, затянув ее. Американец, почувствовав прикосновение, вскинулся и в упор уставился на меня своими невероятными голубыми глазами – я с трудом подавил накатившую неловкость и странное чувство дежавю, словно уже видел их такими, только во сне.– Знаешь, что самое интересное было в словах того бандита, который назвал меня эльфом? – неожиданно спросил он.– Что? – отозвался я, удивленный странным вопросом.– Мое имя так переводится. Ну, то есть первая часть имени. А вторая означает ?совет?.– Альф-ред… Ну, что ж, советник эльфов, боюсь Вас огорчить, но мое имя далекое не фейское, – я смешливо прищурился. – Будем знакомы – медведь.– О-о-о, Арти, да ты, оказывается, брутальный чел! – засмеялся юноша, обхватил меня руками в районе талии и притянул ближе, прижимаясь лбом к животу. – Слушай, останься сегодня. Прости меня еще раз. Не уходи, – он вдруг стал абсолютно серьезным.Мое сердце екнуло, но я так и не смог найтись с ответной фразой.– Останься, – повторил он глухо и, повременив, тихо добавил. – Я люблю тебя.А вот на эти три слова ответ мне был известен еще с момента попадания золотой стрелы в сердце кое-какого американца… Я отстранил от себя Альфреда за плечи, наклонился вперед и, мягко целуя его в светлую макушку, шепнул:– Я знаю.В ту ночь одной половине дома пришлось побыть пустой.