Часть 1 (1/1)

— … Дверь захлопнулась прямо перед его носом, и бессмертный старейшина Юйхэн не выругался в голос только потому что был бессмертным старейшиной Юйхэном, Бэйдоу ночного неба и просто очень благовоспитанным человеком. Этот благовоспитанный был хорош во всем, кроме исполнения социальных протоколов, переговоров с поставщиками тканей для одежды адептов и деталей для Ночных Стражей, закупке продуктов в орденских масштабах, нижайших просьб об отсрочке платежей, бесед с потенциальными заказчиками пресловутых Стражей?— то есть он был хорош во всем, кроме самого насущного прямо сейчас. Сейчас, когда на плечи старейшины Юйхэна легли заботы обо всем чертовом ордене, лечь то они легли, но лежать смирно совершенно не хотели, заставляя его покидать милый духу павильон Алого Лотоса и спускаться с горы, например. Или разговаривать с деревенскими старостами, или выслушивать робкие жалобы учеников на многодневное отсутствие в бульоне хоть каких-то признаков мясного духа-присутствия.Чу Ваньнин мысленно пожелал молчаливо-насмешливой двери превратиться в кучку пепла, Тяньвэнь сладко затрепетала в его сердце, но так и не получила возможности проявить себя. Не в этот раз. Он поджал губы и развернулся, уходя прочь?— и находя в идеально прямой спине поддержку и опору, которых не наскребалось по заметно запустевшим кладовым школы пика Сышен. С тех пор как на рядовой ночной охоте сын главы ордена?— и, по совместительству, единственный ученик самого старейшины Юйхэна?— повстречал чрезвычайно… неприятную тварь, вся размеренная, спокойная жизнь (и Ваньнина, и остального ордена) пошла паскудными трещинами. Сюэ Мэн выжил, но для поддержания все ещё слабого, колеблющегося огонька его жизни, приходилось тратить столько духовных сил, сколько не обеспечивали и тысячи талисманов всех калибров и форм. На духовные камни и сведущих лекарей содержимое орденских запасниц уходило только в путь, а сам глава после случившегося с единственным сыном и наследником оказался в сильнейшем смятении ума и сердца. Поэтому и участвовать в текущих… финансовых и иных неурядицах не мог совсем, и именно поэтому Чу Ваньнин терял дар речи перед очередным обманчиво-простодушным крестьянским ?никак не можем, благородный господин заклинатель, деньги вперёд?.На чужих физиономиях проступало наглое, самодовольное превосходство, а Ваньнин не умел… С ожесточенным, горьким сожалением он вспоминал, как Сюэ управлялся с приходящими ?покупателями?, как разливался соловьем, описывая мощь и надежность Ночных Стражей, как пришедшие за одной машиной, забирали на повозке и двух, и трёх человекообразных созданий?— ?все для борьбы с призраками, злыми духами, духами-оборотнями, захватчиками мертвых тел, мертвецами-марионетками…?. Какой у главы ордена был звучный голос?— и как сам Чу Ваньнин бесконечно далёк от всей этой мишуры. Ему хотелось, чтобы все каким-то волшебным способом сделалось по-прежнему. Чтобы к павильону Алого Лотоса никто не смел подходить без разрешения, чтобы тонкая, туго натянутая сеть защитных заклинаний не звякала тревожно каждые пятнадцать секунд, чтобы не жужжали привязчиво в виске мысли о том, где достать денег на закупку дров и подштанников для учеников.Потому что на самом деле Чу Ваньнин был достаточно хорош только в одном?— он умел придумывать и воплощать в камень, дерево и металл: молчаливые каменные охранники для Вашей защиты, лёгкие и маневренные металлические воины для совершенного, тактически просчитанного нападения, отвлекающие внимание противника ?пешки? из дерева. Он любил особенный, чуть липкий запах стружки на сбитых за ночь труда пальцах, а приходилось договариваться на более дешевый сорт древесины. Он любил молчать вместе со своими творениями?— пустые, не выкрашенные ещё лица, пустые, но уже готовые наполниться предназначением-смыслом глаза, а приходилось просить отсрочить долг ?ещё на один месяц?. Чу Ваньнин мог не спать сутками, доводя движения очередного Ночного стража до заметного ему одному совершенства, падая головой на неудобно сложенные руки, накрываясь верхним ханьфу вместо одеяла, во сне ловко балансируя на краю постели, заваленной инструментами и деталями, но в теперешней жизни все это оказалась и в сотую часть не настолько необходимым.Блядь. Чу Ваньнин не сказал ничего вслух, просто вернулся на пик Сышен злой как десять тысяч князей Ада, и он не был готов к тому, что у павильона Алого Лотоса его встретит… на самом деле сейчас любой человеческий звук или вид вызывал у старейшины Юйхэна неописуемое отвращение, но незваному гостю удалось удивить.—?Старейшина Юйхэн, там у вас…—?Тут у Вас я,?— сказал чужой ленивый голос, громко и отвратительно нагло, потому что его владелец каким-то образом умудрился проломиться через все защитные барьеры и теперь просто опирался задницей на рабочий стол (вероятнее всего этой же задницей, обтянутой темно-синим ханьфу, дорогим и прочным даже на вид, этот наглец умудрился столкнуть на пол бумажные чертежи),?— уважаемый мастер Чу. Здрастье.Что-то неуловимое в окружающем воздухе подсказало Чу Ваньнину: к нему заглянул отнюдь не трепетный юноша с просьбой ?позаботиться и взять в ученики?. С одной стороны он был рад, что спустя много лет (мастер Чу был опытен и велик, не то чтобы из него сыпался песок, но опыт точно плескался) сумел отвадить от своего обиталища нервных детей с их духовными потребностями в наставничестве (хватило Сюэ Мэна, вон, с головой хватило — до сих пор расхлёбывает). Со стороны же всего остального, новый заказчик из наглеца вырисовывался хамоватый и малосведущий (чего стоило то, что задницей он припечатал к столу вытянутый проволокой ценнейший сплав!).

?Уважаемый мастер? не смог посмотреть в чужое лицо, потому что зацепился и увяз в том, как чужие ладони (с очень длинными и крепкими пальцами) подбрасывали и ловили яблоко… Яблоко! Сочное, отливающее алым золотом, то, которое Ваньнин сберёг для себя в качестве ?утешительного приза по предполагаемому неутешительному итогу переговоров?. Он открыл рот и вперился… Чтобы перестать разглядывать широкую грудь, пришлось задрать подбородок?— незваный гость хуже демона-тыквы и оказался выше на полголовы даже сидящим.—?Слезай,?— произнес Чу Ваньнин, наконец, нехорошим, сосредоточенным шёпотом,?— оттуда.—?Мое имя Тасянь-Цзюнь,?— сказал ублюдок, игнорируя его требование так, словно и не слышал вовсе, по-прежнему лениво растягивая слова, а затем с громким хрустом откусил чересчур белыми зубами добрую половину яблока. У Ваньнина запульсировала болью прожилка на виске?— и в сердце, потому что про пирожные ему пришлось забыть несколько месяцев назад, и это яблоко тоже было последним из... — Ну, меня так называют, в смысле. Может, слышали… А так-то я Мо Жань, вообще-то, для своих…Чу Ваньнин не понимал ни слова. Яблочный сок стекал по чужим щекам и подбородку, срывался и капал на синюю ткань, на длинные пальцы, тёк по мощным запястьям, от болезненного отвращения крошились зубы. Тяньвэнь вопросительно зазвенела где-то на перефирии сознания, но сегодняшняя (очередная) неудача на дипломатическом поприще что-то сломала внутри старейшины Юйхэна. Иначе как было обьяснить тот факт, что он не располосовал наглое лицо напротив, не заставил грязного щенка скулить от боли и закрываться рукавами, нелепо и жалко поджимая колени, не… Он неслышно вздохнул и расцепил успевшие заныть челюсти:—?Полагаю, ты… Выпришли подобрать себе что-нибудь для безопасности? Есть Ночные Стражи. Цена условленная. Зависит от територии покрытия защиты. Работают хорошо.?О чем вообще Сюэ распинался перед ними по целому часу???— Чу Ваньнин с трудом, но все-таки постепенно начинал осознавать, насколько однозначно-львиную часть по обеспечению сбыта его изобретений раньше брал на себя глава ордена, но это осознание нисколько не приближало его к улучшению стратегии… Он смотрел на человека перед собой скорее как на помесь злейшего врага с раздражающей мелкой и кусачей букашкой, чем как на потенциального платёжеспособного заказчика, и сам замечал это в собственном разгневанном дыхании и полёте бровей, ноздрей, уголков рта. Но…—?Уважаемый мастер Чу,?— почему-то ?платёжеспособный заказчик? вместо того чтобы повторить за предыдущими (успешно отваженными стараниями Чу Ваньнина) клиентами номер с ?оскорбленной покупательской невинностью? и хлопнуть дверью, нисколько не принял к сердцу его настрой,?— уважаемый мастер…Невероятно.Он смеялся! Совершенно очевидно, нагло и не скрываясь. Смеялись его темные, прищуренные глаза на загорелом лице, смеялись кое-как собранные в нелепый, неряшливый пучок волосы, ямочки на щеках и глубокая ямка между ключиц в бесстыдно расстегнутом вороте, вся литая и чересчур большая для этого места, заваленного, заставленного, обжитого недоделанным механическими созданиями (никак не самим старейшиной Юйхэном), фигура, смехом топорщились складки на его рукавах и мелкие, неглубокие морщинки на переносице, и огрызок яблока в большой ладони. Чу Ваньнин сделал усилие (очередное и невозможное) и шагнул ближе, почти упираясь коленями в чужие ноги:—?Я… повторю. В наличии имеется…—?Не надо, не надо! —?Тасянь… Цзюнь (чем бы это неблагозвучное сочетание ни было: настоящим именем или прозвищем) вдруг замахал руками и откинулся назад, бессильно стукаясь затылком о заготовку механического корпуса. —?Если уважаемый мастер снова начнёт перечислять свои несомненные таланты, этот достопочтенный может не выдержать. Честное слово!Ваньнин почувствовал себя очень глупо и пришёл от этого в мгновенную ярость. Кто вообще пропустил это посмешище за ворота, как и зачем он сам продолжает просто стоять напротив как несмышленый почтительный ученик, зачем взвалил на плечи своего дурного характера ответственность за целый орден, почему не защитил Сюэ Мэна там и тогда… От громкого выдоха в павильоне затряслись тонкие стены, но чужой голос не дал воздуху облечься в слова:—?Я вижу,?— чужой голос сделался хищным и вкрадчивым, обволакивающим до неуместной интимности, а чужие очень твёрдые колени почти успели поймать Чу Ваньнина в капкан, потому что Тасянь-Цзюнь резко потянулся вперёд, приближая странно загоревшийся взгляд из-под тяжёлых век.?— Вижу, что после случившегося несчастья у пика Сышен явный недостаток… всего. Денег. Талисманов. Людей… ходят слухи, что вы потеряли больше половины адептов с тех пор как глава ордена затворился в своём доме рядом с телом единственного сына.Чу Ваньнин не мог позволить ему продолжать. В конце концов, мальчишка?— а его незваный гость был всего лишь заносчивым мальчишкой, без какого-либо представления о манерах и приличиях?— и без того отнял столько бесценного времени (правильно, ?бесценного?, потому что за последние недели тебе не удалось продать ни одного Стража). Чу Ваньнин был бессмертным, бессменным, бес…—?А других мне сделаешь?.. Не таких, чтоб охраняли, а таких, чтоб…ну. Кое-что другое. Неуместный, странный, слишком близко, слишком много?— чужого тела, чужого запаха, странный вопрос опрокинул его мысли навзничь, но Ваньнин не позволил себе отступить. Или сделать что-то ещё, ?кое-что другое?, почему вообще это прозвучало между ними и деревянными пустыми лицами, запахом клея и металлической стружки, яблочного сока, впитавшегося в ткань и разъедающего кожу кислым привкусом разочарования?Тасянь-Цзюнь улыбнулся снова и хлопнул себя по коленям. Потряс выбившимися из лохматого пучка прядями у Ваньнина перед лицом и громко хохотнул:—?Чтобы могли полностью удовлетворять… клиентов.Ваньнин не дал ему договорить, потому что не выносил сомнений в собственной профессиональной компетенции. Он ещё сильнее расправил плечи (между ними от этого движения немного прихватило уязвлённую гордость) и сказал:—?Моя работа всегда удовлетворяет… клиентов. Всех до единого,?— Чу Ваньнин рассчитывал, что сумеет заткнуть чужой смех, оставить его идиотским клекотом в горле, но, против его ожиданий, Тасянь-Цзюнь развеселился ещё сильнее. Он как-то очень странно облизал губы и на длинную, неприличную секунду зажмурился, сильно выдохнув через нос. А потом он заговорил снова, мягким и звенящим от издевательски-ласкового смеха голосом:—?Видишь ли, уважаемый мастер Чу, у меня есть… заведение, особого рода деятельности. Весенний дом. Когда ваша заклинательская и совершенная братия спускается в город, мимо обычно никто не проходит, весенний дом ?Хуй-Знает?, знает каждая собака. Наши гости?— очень прихотливый народ, знаете ли, мастер Чу, а ваше мастерство неоспоримо, и неоспоримо может пригодиться для удовлетворения самых изощрённых желаний…Чу Ваньнин на какое-то время совершенно оглох и предпочел притвориться слепым, немым, несуществующим?— не потому что нарочито вульгарное слово привело его в смятение или заставило утреней росой порозоветь щеки. Он не был смешным ?праведником? из детских книжек, но для старейшины Юйхэна не существовало большего порока чем дурной нрав (чересчур легкий, поверхностный, жадный только до удовольствий). Наверное, на его лице отразилось что-то совсем другое, потому что Тасянь-Цзюнь вдруг вздохнул так жалостливо, как будто пнул под дождь котёнка. Вздохнул и уточнил:—?Ну, трахали чтоб, понимаешь? Куклы эти твои, чтоб проникали в… бля, да как объяснишь-то блаженным, короче, в лоно, ох, сука, че вспомнил, слово какое, проникали в лоно и приносили у-до-воль-стви-е… Удовлетворяли. Уважаемый мастер Чу справится с таким заданием? А я заплачу достаточно, чтобы ты посвятил все своё время работе над заказом этого достопочтенного и проявил достойный почитания талант.Даже глава ордена?— будь он в здравом рассудке?— не посмел бы осудить Чу Ваньнина. Ублюдок приперся в его убежище, в его мастерскую, без приглашения завалился как к себе домой, лишил старейшину Юйхэна ужина (а, возможно, и завтрака), улыбался бесстыдно и нагло?— ямочками, ресницами и коленями, а теперь ещё и намекнул… в открытую заявил, что желает ?купить? вместо благородных Ночных Стражей развратные поделки для своего борделя. Чу Ваньнин больше не сомневался, не стирал зубы в крошку ради правил приличия, не царапал ногтями внутреннюю сторону запястий, стараясь удержаться от сокрушительной вспышки гнева?— незачем. Тяньвэнь запела в его пальцах золотой струной, вытянулась, выросла из небытия молодым ивовым побегом, гибко и знакомо, в ласковом приветствии потерлась о хозяйское запястье?— и старейшина Юйхэн пустил своё божественное оружие в ход.—?Убирайся!Первый удар успел лечь на все ещё расслабленное лицо?— обжег щеку и переносицу, сломал смеющиеся губы под неправильным, по-детски обиженным углом, оставил четкую красную полосу на подбородке. Тасянь-Цзюнь больше не был большим, больше не занимал все свободное пространство павильона, больше не улыбался?— он тихо выругался сквозь сжатый, ужаленный золотым прикосновением рот и соскользнул со стола на пол. Прикрыл голову руками, нелепо потерял равновесие, второй удар прошёлся по его торчащим лопаткам, по длинной линиии позвоночника, Ваньнин бил в полную силу, и под золотой плетью трещала синяя дорогая ткань и лопалась кожа.—?Убирайся немедленно, ты… паршивец,?— каждый из услышанных сегодня утром отказов, каждая сочувственно-презрительная улыбка, каждый день без навязчивой болтовни Сюэ Мэна где-то на периферии сознания и слуха, все оказалось здесь?— на кончике его божественной Тяньвэнь, все бессилие и отвращение (к себе, не умеющему ничего, ничего кроме как строгать, сверлить и клеить, вдыхая жизнь заклинаниями) ложилось на чужую спину, затылок, плечи неровными, глубокими полосами.Чу Ваньнин гнал его прочь с горы жалящими беспощадными ударами как гонят взбесившееся стадо. Не давая сделать передышку или сказать что-то ещё?— вдобавок к уже прозвучавшим глупым пакостям, а этот?— кровь на щеке, кровь на больших глупых губах и пальцах?— этот оборачивался и жмурился, норовя открыть свой бесстыдный рот. Зачем-то.