море и каминчик (1/1)

И Виктор приехал. Да куда он денется, конечно, приехал, как будто были варианты? В Москве ждут обвинения, проблемы, самобичевание, добровольное одиночество и, пусть совсем немного, страх за свое будущее. А главное, какое же несправедливое обвинение! Упечь за решетку Лебедева, заслуженного полковника СБР, за то, что он застрелил преступника, которому, вероятно, и так могло светить пожизненное, он бы лично это ему устроил. Не сдержался, решился отомстить за причиненную боль и гору проблем, обрушившихся на Виктора и до и после смерти Станислава Кулешова. А эксперт так и не знает, что так ждет и пугает Виктора в Москве, и почему же он первым рейсом прилетел в Таллин. Лучше ему и не знать, своих проблем хватает, если просил помочь, не просто хватает, перевалили через край. Глупые попытки построить с Воскресенской хотя бы что-то, отдаленно похожее на нормальные отношения, не приводят ни к чему хорошему. И вот он снова один, потому что последнего родного человека сегодня похоронили. Без лишней роскоши, поминок, банкета и без тени печали единственного сына. Но, может быть, внутри у него сейчас настоящая буря из тоски, непонимания и злобы. Пусть и дальше думает, что Виктор приехал только лишь потому, что ему "скучно и некуда пойти вечером", так как-то спокойнее за его душевное состояние. Не видит, не понимает, не догадывается — все, что угодно, кроме осознания реальных чувств Виктора, ведь принять он их явно пока не способен. А будет ли когда-нибудь способен? Сможет ли вообще стерпеть рядом с собой такого человека и однажды не послать в серьез?И море ничуть не теплое. Ледяное, темное, глубокое, но отчего-то такое желанное и зовущее к себе, что тем же вечером, после похорон, Виктор сбрасывает с себя одежду и поддается пенящимся волнам. Спустя время оно уже не кажется таким мрачным, не заставляет дрожать от холода, наоборот, становится бархатным, нежным. Море укачивает в неведомом танце, убаюкивает и успокаивает, оставляя все заботы позади, где-то на берегу, рядом со скомканной одеждой и давно отключенным телефоном. Водная гладь удерживает, не дает уйти на дно, выталкивает наверх, на мягкий, едва заметный, лунный блеск, ложащийся красивыми бликами на влажную кожу и короткие черные волосы. Виктор смотрит в сторону берега, высокая фигура в пальто стоит у крыльца с его вещами и уже через мгновение исчезает из виду, похоже, заходит в дом. И Виктору становится легко как никогда. Он здесь, теперь всегда рядом, живой и здоровый, со своим типичным вечно чем-то недовольным выражением лица, которое окончательно въелось в память Виктора. Закрываешь глаза, и на веках тут же вырисовывается до боли знакомый образ, которому в своем сером воображении очень хочется пририсовать улыбку, виденную всего пару раз, но запомнившуюся навсегда. Выбивающуюся из строгого образа, но вместе с тем так идеально его дополняющую, чтобы превратить эксперта в настоящего человека, испытывающего какие-то положительные эмоции. Холодный колкий ветер вырывает полковника из объятий ласкового моря, вынуждая быстрее идти в сторону дома, где на пороге сидит внештатный эксперт, протягивая Виктору широкое махровое полотенце. Виктор берет его и кладет на ступень ниже, присаживаясь, чтобы оказаться на одном уровне, подбирается все ближе и ближе. В конечном итоге невесомо касаясь губами губ эксперта, а затем и втягивая в глубокий, немного дерзкий, но все еще очень нежный поцелуй, укладывая мужчину на лопатки. Во рту различается вкус морской соли, с коротких прядей стекает вода, а холодные руки полковник бессовестно греет под футболкой, оглаживая плоскую грудь и опаляя теплую — сейчас она ощущается очень горячей, раскаленной — кожу ледяным прикосновениями и легкой щекоткой. Все происходит так быстро и случайно, но Виктор совершенно ни о чем не жалеет. Ну, разве что, стоило все же наспех вытереться тем полотенцем, чтобы сейчас не оставлять на футболке и брюках эксперта влажные пятна. Впрочем, вскоре от одежды удаётся избавиться, как только они перемещаются в уютную гостиную, размещаясь на мягком диване. Не так удобно, как на большой кровати в спальне, но, к сожалению, это непозволительная сейчас трата времени. В камине потрескивают дрова, а пламя разгорается так непривычно ярко, но, наверное, это и не огонь вовсе, просто в глазах плывёт от желания и похоти, давящей, опьяняющей нежности. Виктор покрывает кожу поцелуями, даже забывается и оставляет пару бледных засосов с районе ключиц. Спускается все ниже, ждет разрешения: чуть заметного кивка, туманного взгляда зелёных глаз. Полковник поглаживает бедра, касается губами сперва напряженного живота, проводя языком по выступающий костям, а потом вбирает в рот эрегированный член. Он делает это впервые в жизни, но так, как ему самому бы было приятно. Впускает глубоко в горло, до упора, почти захлебывается вязкой слюной, двигается плавно, пытаясь соблюдать выбранный ритм, а отрывается только чтобы сделать пару жалких вдохов. И почему-то ему нравится все это, от странного непривычного вкуса, до неприятной боли в гортани, но о ней он тут же забывает, увидев лицо эксперта, с надломленным изгибом бровей, плотно зажмуренными глазами и распахнутыми губами, с которых срываются сорванное дыхание и сдавленные стоны. Но дойти эксперту до конца Виктор не позволяет, желая немного помучить и наказать, чтобы больше не смел уезжать без предупреждения, еще и не взяв полковника с собой. Вытирает слюну удачно захваченным полотенцем и принимается выворачивать содержимое сумки в поисках лубриканта. Удача улыбается ему, и не единожды, срок годности заветного тюбика не подводит. К тому же смазка без ароматизаторов, значит, не придётся слушать лекцию о том, как вся эта дрянь вредит заднице эксперта. Да и плевать ему уже на все вокруг, в голове ни единой лишней мысли, все сразу отходит на второй план, когда Лебедев, приехавший именно к нему, касается в таких местах, где никто больше не касался. Шторм в сердце сменяется лёгким бризом, толкающим к берегу небольшую раскачивающуюся на волнах лодку. Покой. И Виктор разделяет с ним это состояние. За окном выл ветер, словно голодный волк, рыщущий в чаще, где так и не находит к заходу солнца добычи. И больше ничего, ни единого лишнего звука, только шумные вздохи двух слишком увлечённых друг другом мужчин, для которых ничего вокруг уже не существовало. И позы Виктор от чего-то выбирал странные, не совсем подходящие и ни чем это не объяснял. Заламывал руки эксперта тому за спину или за голову, всеми силами пытался прикоснуться везде, убедиться, что происходящее здесь и сейчас не очередной сон. Но фистинг он делать, конечно уже отлично научился, наизусть выучил, как именно больше нравится его эксперту, куда стоит надавить и с какой силой, чтобы услышать чуть ли не скулеж под собой. Он и пожаловаться не посмеет или сделать вид, что ему неприятно и вообще все равно, что там с ним делают, главное побыстрее. Пальцы уже свободно скользят, да, полезное умение, жаль, что и "спасибо" за это никто не скажет, просто примется как должное. Прелюдия, обязательная далеко не для всех. Все это уже вошло в привычку: определенные ласки, точные движения, случайные фразы, будто считанные с листка. Как по идеальному сценарию какой-то глупой романтической комедии или чего-то похожего. Жаль, что здесь все не так, пройдет время, Воскресенская не растворится и не исчезнет, как и Нордин, к которой Виктор продолжает что-то чувствовать, правда, сам еще не решил, что именно. Слишком запутанный сценарий, где все хорошее происходит так спонтанно в доме на берегу моря, В Таллине, где оба оказались по воле случая. И поддались странному и, возможно, нелепому и неуместному желанию, пожирающему рассудок и остатки здравого смысла. И ладно, лучше все сгорит в этом бешенном огне безрассудства, чем потухнут эти яркие и еще такие горячие угли, готовые вот-вот вспыхнуть с новой силой. Но сейчас они оба тонут в море, только не в том мокром холодном и соленом, а совсем в другом, которое выдумали для себя сами, упиваясь стонами друг друга и уходя все глубже и глубже, не боясь остаться на самом дне только вдвоем. И чем больше в голове проплывает кораблей "люблю", тем чаще все они разбиваются о скалы реальности, отрезвляя, пробуждая, поднимая с того темного и тихого дна на сушу, где над головой разрываясь кричат чайки. Обломки кораблей, пустота и обида — вот, что ждет в Москве. Но сейчас... сейчас подворачивается хорошая возможность немного сменить позу, которой Виктор с удовольствием пользуется, подхватывая эксперта за бедра и усаживая на свои колени. Обнимает, прижимается щекой к плечу, просит двигаться самостоятельно, дает полную свободу действиям. Мужчина медленно приподнимается и снова насаживается на член, пробует, как будет удобнее и меньше болезненных ощущений. Оплетает Виктора длинными руками за шею и плечи, отвечает на каждый, даже случайный, поцелуй шершавых губ.Шторм, ураган, настоящая буря в одной уютной тёмной гостиной, где единственным освещением является камин и блеклый свет полной луны, попадающий через толстые стекла. Стоны, крики, скрип дивана, отдалённо похожий на предсмертные мольбы — все смешалось в один сплошной шум, незаметный для них двоих. Вите ни с кем не было так легко и хорошо, столько женщин уже было в его жизни, но он никогда и не думал, что то самое счастье он найдёт рядом с этим педантичным мужчиной. Не подозревал, что будет делить с ним постель, дарить ему всю свою любовь, даже если он не всегда принимал ее. Все это было одновременно новым, удивительным, интересным и в той же мере привычным и очень родным. И сам эксперт тоже стал очень близким и родным настолько, что невозможно было отпустить его от себя.Движение грубее, резче, настала очередь полковника руководить процессом. Он вынуждает эксперта встать на колени, склоняясь грудью на подушки и прогибаясь в пояснице, на которой уже красовались пара мелких засосов. Позади слышится хриплое "расслабься", что не слишком помогает в данной ситуации, но эксперт покорно молчит и удобнее размещается на подушках. Витя снова входит внутрь, совершая медленные и глубокие фрикции, и наваливается на спину эксперта, сплетает руки вместе, целует в шею, кусает, шепчет что-то приятное и пошлое. Сердце в груди готово вырваться только от одного понимания происходящего, от самой ситуации. Как же хорошо, чертовски хорошо, все сложилось. Если бы так было и дальше.Чувства разрывают изнутри, хочется кричать от всего, что было, и что, наверное, еще будет. И сейчас можно. Можно остановить Виктора, и долго молча смотреть ему в глаза, успокоиться, забыться. И ведь полковник все понимает, для него это знакомо. Безумие у них теперь на двоих. Как и так же внезапно возобновившийся ритм, жаркие поцелуи, выдохи, слитые со стонами. Вокруг ничего нет, все смешалось в один расплывчатый фон. Никаких звуков, никаких посторонних движений. Вот куда-то постепенно исчезают мысли о привязанности к Нордин, каждая фрикция выбивает из памяти запах Воскресенской. Они и за решётку готовы отправится вместе, хоть на край света, хоть в самый темный омут, хоть в петлю, но вместе, держась за руки, как сейчас.Штиль. Долгожданный, необходимый. Светлые волосы скользят между пальцев с кучей мозолей и шрамов. Тихий ветерок — короткая ссора без повода. И снова тишина. Два одиноких разбитых корабля пришли к общей пристани, залатали пробоины и готовы бороздить океан дальше, зная, что всегда у этой пристани они могут встретиться вновь. Совершенно неудобный диван сменяется кроватью, теперь делимой на двоих строго напополам, ну, если конечно эксперт не забудет, что запретил Виктору прижиматься к нему. Два корабля, два сердца, живущие трепетной надеждой, спасаясь от самих себя в объятиях друг друга. И правда, стоит надеяться. Потому что все будет хорошо.