Кинопробы (1/1)

Ты пьян. Победой. Инъекцией колоссальной дозы адреналина. Вкусом золота. Эмоциями первого большого триумфа. Повышенным вниманием публики. Комплиментами поверженных конкурентов. Счастливым поворотом в карьере. Пойманной за хвост удачей. Осознанием своего превосходства.Ведешь себя адекватно своему состоянию. Нетвердо стоишь на ослабших ногах, в то время как окружающим кажется, что ты скачешь от радости. Благодарно принимаешь поддержку сильных рук товарищей по команде и смущенно отводишь взгляд от главного неудачника сборной. Пытаешься утаить от меня восторг вселенских масштабов, но я успеваю заметить, как он ярко сверкает в твоих глазах. На одно мгновение тебе становится стыдно передо мной за свой успех, но через секунду ты вновь радуешься победе, словно ребенок. Хмельной успех зажигает хорошо знакомый мне румянец на твоих скулах. Ты машешь и улыбаешься всем вокруг с детскою непосредственностью. А через миг вновь заставляешь себя мило скромничать.Тебе совершенно несвойственны все эти игры на публику. Ты словно сам не свой в эти минуты. Хочешь дышать полной грудью, но задерживаешь дыхание от переизбытка чувств. Спешишь насладиться пойманным кайфом, но не позволяешь себе потерять контроль. Желаешь задержаться в данном времени как можно дольше, но что-то заставляет тебя абстрагироваться от происходящего, и ты начинаешь хмуриться далеким от спортивного праздника мыслям. Удивляюсь, как в победном экстазе ты успеваешь думать о чем-то другом, ведь даже я сам в эти минуты столь впечатлен твоим достижением, что в голове рассеян густой дурман. Испытываю хроническую потребность крепко тебя обнять, прижаться грудью к груди. А могу лишь наблюдать, как опьянённый счастьем ты падаешь в объятия каждому встречному, да раскованно строишь глазки возбужденным болельщикам, возомнив себя желанней Фуркада и его ближайших сексапильных преследователей. Пока я переживаю приступ дичайшей ревности, ты словоохотливо даешь блиц-интервью журналистам, а после, выпятив грудь, шагаешь готовиться к церемониалу чествования новоявленных чемпионов. Моментально трезвеешь, заметив как я кидаюсь в другую сторону и бесцеремонно перетряхиваю твои личные вещи. Знаю, я сплоховал! Нужно было сделать это гораздо раньше! Из-за меня твоя видеокамера упустила из виду самые ценные моменты этого дня: первый шаг через финишную черту, разделивший твою спортивную жизнь на ?до? и ?после?, твой первый победоносный вдох и первые слова глубочайшей признательности, обращенные к биатлонному божеству.Кофр с камерой, давно ставшей неотъемлемым атрибутом нашего быта, оказывается в моих руках слишком поздно. На твоем лице, несмотря на мой очевидный косяк, читается стопроцентное одобрение. Ты всегда и без вопросов готов доверить мне свою аппаратуру со всеми её причиндалами. Но все-таки внимательно следишь за тем, как я в спешке пытаюсь расчехлить недешевое почти профессиональное оборудование. Обычно ты предпочитаешь оставаться за кадром, помещая в центр событий членов нашей дружной биатлонной компании. Однако теперь, вооружившись по последнему слову видеотехники, я фокусирую прицел на тебе. На фоне избитого антуража соревнований с извечно надувным задником, бутафорским пьедесталом и живым изваянием французского идола, ты выглядишь нежданным гостем на чужом празднике. Тем не менее, ты на своем месте. Одиннадцатое февраля – твой день! Твоя минута славы! Сегодня ты – единоличный герой чемпионата для нашей страны и всего мира! Трибуны скандируют твое имя. Ликую, что это награждение войдет в историю, став частью домашних архивов семейства Доллей, а я приложил к этому руку. Крепче обхватываю камеру вспотевшими пальцами, ревностно наблюдая, как ты принимаешь букет, любезности и рукопожатия от заслуженных и титулованных лиц. Немного завистливо мечтаю оказаться в твоей шкуре завтра. Ты держишься с достоинством, без лишнего пафоса, и с каждым мгновением смотришь на происходящее все более трезво, принимая прощальные лавры уже как нечто само собой разумеющееся. Спрыгивая с высшей ступеньки подиума, привычно салютуешь любительскому объективу рукой, игриво подмигиваешь оператору-дилетанту и одними губами передаешь мне тайное сообщение. Не успев разобрать артикуляцию, рассеяно ищу режим воспроизведения, словно от твоего немого послания зависят моя судьба и участь твоих потомков, которым ты заранее завещал все свои фильмы. И вдруг понимаю, что красный глазок записи до сих пор не моргал... Снова я всё испортил! Ферштейн. Кина сегодня не будет.***- Да целуй ты уже! Хватит тянуть резину. Ещё. Ещё разок…. Сразу бы так! А теперь слегка прикуси! Дааа, вот так…- Тьфуу. У меня теперь пыль на зубах!- Звёздная? Шучу, Бенни. Не отвлекайся!- Ладно. Но когда мы закончим, всыплю тебе за такие шуточки.Утомленный затянувшейся пресс-конференцией чемпион мира лениво, но не без удовольствия, продолжает позировать для своего лучшего друга.- Как же здесь душно…. Ооо…. Лизни-ка еще разок! - Шемпп воодушевляется и щёлкает затвором всё чаще, - Чёрт, это будет отличный кадр!- Это ты ?кадр?, Симми, - пытается отвлечь его от процесса Бен, - Видел бы себя в этом согнутом положении. Да еще с прищуренными глазами и приоткрытым ртом.... Ммм…- Я хочу увидеть сейчас только доказательство того, что другими частями тела ты работаешь также хорошо, как языком! - заявляет его личный домашний фотограф, - Продолжай двигаться! Поэкспериментируй с позами! .... Ну, ты и пошляк…. А в рот её засунуть, слабо?- Я тебе сейчас в рот засуну, герр режиссер. - находит причину, чтобы прервать съемку Долль.- Дал бы хоть в руках подержать для начала.- Держи! - Бенедикт подбросывает свой трофей в воздух.- Мог бы и сам предложить, - улыбается Шемпп, сцапав медаль, - Знал ведь, что я стесняюсь просить.- Сим, ну что ты как в первый раз? Золотых медалек не трогал?- Это не простая медаль!- И чем же она так знаменательна для тебя? Тем, что секунду назад побывала в моих штанах?- Притворимся, что этого я не слышал. Серьезно, Бенни. Это же личная награда ЧМ-2017! - Я так и понял.- Мне нужно кое-что с ней сделать, тогда золото придет и ко мне! - задумывает хитрость Симон.- Раньше ты и без "кое-чего" справлялся. Что с тобой стало? В какой момент "Чемпион всего" смирился с ролью неудачника? - поддевает его более успешный бойфренд.- Только не говори, что ты стал моим за прошлые юниорские подвиги.- Что ты! Это всё из-за твоей классной задницы, будь она проклята! - без смеха, хотя и с улыбкой, признается ему Бенедикт, - К слову, я тут подумал, может она стала тяжеловатой? Отсюда и западение скорости, и падения на поворотах... - Что?! - Шемпп, крутнув фирменной ленточкой, припечатывает увесистой медалью по бедру разговорившегося призёра.- Ауч! Больно ведь! Меркель тебя подери!- Не провоцируй меня. Иначе я сделаю так, что и твой зад не оберется проблем. Надеру так, что вообще по трассе передвигаться не сможешь.- Ладно-ладно! Ты победил! - Бен вскидывает вверх руки, - Моя медаль в твоем полном распоряжении! Шамань над ней сколько угодно! Я ведь её не только чтобы фотосет здесь устроить выиграл!- А для чего же ещё? Вдохновить, раззадорить, промотивировать старого и больного лидера? - Надеюсь, у меня это получилось? - на этот раз Бен глядит на Симона без дерзости, бережно и осторожно, - Если честно, то я боялся обратного. Что ты окончательно расстроишься, разочаруешься в своих результатах и утратишь остатки воли к победе.- Вот же глупый! Чтоб ты знал, твои успехи для меня так же важны как собственные! А ещё... они невероятно заводят.Симон притискивается к возлюбленному и возвращает заслуженную награду ему на шею в момент нежного поцелуя.- Надеюсь, стимуляция с моей стороны поможет тебе мощно выстрелить в индивидуальной гонке. А если нет, то, так и быть, перед масс-стартом мы совершим ритуал с призывом побед, который ты там задумал! - не открывая глаз, обещает ему Бенедикт, - Что хоть он из себя представляет? - Всё просто. Ровно в полночь нужно надеть выигранную кем-то другим медаль вместо груди на спину и за ночь двенадцать раз обойти задом-наперед победителя, соблюдая между заходами двенадцатиминутные перерывы.Шемпп говорит отрывисто, медленно. И также неспешно ведёт руками по телу Бена, словно проверяя не появилось ли где другого лишнего веса, кроме медали.- Ты собираешься не спать всю ночь, водя вокруг меня хороводы, в надежде, что они помогут тебе выиграть? - млея от его ласковых рук, усмехается тот, - Это похоже на суеверие из сборника ?Сто и один способ завалить важный старт?, авторства тебя и вице-неудачника Антуана Шипулина.- Мы с ним в этом смысле прекрасная пара, да? - прищуривается Симон.- И, я смотрю, ты совсем не против такого пиара? А вот наши с тобой парные отношения почему-то держишь в строжайшем секрете! - это задевает Бенни и он отстраняется.- А ты готов дать о них эксклюзивное интервью? Или, быть может, снять фильм?- Отличная мысль! Можно и снять. Когда начнем?- Один момент, - Симон поднимает камеру, - Чуть сменим ракурс…. Готово. Поехали?- А ты точно включил ?rec??- На этот раз точно.- Что ж, Симон Шемпп, поздравляю! Скоро весь мир узнает о том, как я тебя люблю!- И как же?- Как в кино.- Хм, каком?- Для взрослых. - Ты же не хочешь…- Хочу-хочу. Впервые я подумал об этом, когда общеизвестный француз произнес в своём интервью: "Мы с Антоном сделаем это на телевидении, но не для телевидения", имея в виду просто их мировое постскандальное рукопожатие с Шипулиным. Но мне закралась в головую другая идея, ибо рейтинг наших с тобой отношений позволяет совершить перед камерой более интимные действа. Что скажешь?- Это было бы интересно увидеть, - не стал возражать Симон, - Можно попробовать. Я согласен!***Съемка только началась. Камера на штативе работает в обычном режиме, заполняя девственно чистую память флеш-карты первыми захваченными её многолинзовым глазом картинками. В умышлено приглушенном свете торшера еще не признанный боец немецкого порно-фронта, но уже заслуженный биатлонный герой ФРГ, Симон Шемпп, несмело снимает футболку, узкий ворот которой цепляется за нос и норовит застрять на ушах. Строить свою личную жизнь под наблюдением механической копии Ока Саурона молодому человеку до наступления этого часа не приходилось. Однако идея лучшего друга ему импонирует. Она волнует, увлекает, заводит. Смущает его, но не пугает. В конце концов, домашняя камера ?сам себе режиссера? повидала уже достаточно сцен их совместного быта, чтобы стать свидетелем обратной стороны крепкой дружбы.Покончив бороться с предметом своего костюма, Симон приценивается к центральной декорации импровизированной съемочной площадки. Расправленная для любовных игр кровать подкупает белоснежною чистотой и благоухающей свежестью простыней. Стойко переборов желание уткнуться в постельную идиллию носом и пробыть до утра спящей красавицей, он замечает лубриканты и презервативы, втиснутые между подушками. Непроизвольно сжимает ягодицы, в бесконтрольном смятении комкает в руках майку, но по-актерски талантливо сохраняя в лице невозмутимость, бросает призывающий взгляд на партнера. - Я открою окно, не возражаешь? - играя роль идеального соседа по комнате, спрашивает разрешения Бен, - Думаю, свежий воздух не будет здесь третьим лишним?Симон широко улыбается в знак согласия. Интуитивно понимает, что его друг, директор и сценарист картины в одном лице, стремится направить диалог в русло непринужденности, не дав их обоюдным переживаниям устояться. Но, вопреки стараниям, его голос предательски вздрагивает. По сути, частичная обнажёнка перед видеокамерой для спортсменов совсем не нова, но ныне случай особый, да и обстоятельства съемки иные, что заставляет робеть обоих.- С нашим приездом здесь стало удивительно тепло, да? Странно, что норвежцы не бегают по трассе нагишом, обычно они такой возможности не упускают.Вероятно, кому-то разговоры о погоде кажутся лишними, но именно они привносят в атмосферу человеческих отношений тонкую природную романтику. Придают разворачивающемуся театру двух актеров естественности и предоставляют право событиям их частной жизни течь своим чередом. Шемпп знает, если Бенедикт заводит речь о погоде, значит, замышляет заняться любовью. Это такая примета, действующая со времен их первого поцелуя. И какой бы сезон года не стоял за окном, осечек она не давала ни разу! Вот только, если начальные наблюдения за данным совпадением ?слов и дел? вызывали во внутреннем мире Симона стихийные бедствия, то теперь, спустя время, секс в любую погоду стал их привычной практикой. Пока Симон вспоминает их первый раз, Бен появляется в кадре. В ореоле золотого света вчерашней победы. Утрированной походкой ?от бедра? шагает навстречу бойфренду. Неимоверным усилием воли заставляет себя оторваться от созерцания его обнаженного торса. Успевает на мгновение заглянуть в глаза с темными крапинками, лишающими всякой духовной и физической выдержки. Проводит рукой по плечу. Сильными пальцами разжимает его кулак, вынуждая футболку тихо и плавно, словно в замедленной перемотке, пасть к их ногам. Как по заказу на красный коврик. Многократный зум не позволяет упустить из виду ни одного движения: вот едва появившийся персонаж, в предвкушении взаимно проникновенного поцелуя, сглатывает тягучую слюну с языка и, приблизившись к партнеру вплотную, дает волю нетерпеливым губам. Эта попытка Долля затмить целовашками излишнее беспокойство Симона, увенчивается успехом. Таймер успевает отсчитать неполный десяток секунд, как колено одного из любовников проникает между ног другого, бедро упирается в пах; одна пара рук цепляется за лопатки товарища, вторая в ответ обвивает талию, и оба тела начинают поддаваться размеренным волнообразным покачиваниям, эпицентром которых неизменно становятся то и дело наталкивающиеся друг на друга губы. Пока длится этот блаженный миг, неопытные актеры успевают забыть, что планировали на сегодня лишь репетицию, своего рода апробацию обзора техники и площадки. Здесь и сейчас их одновременно начинают заботить абсолютно другие вещи – чувства, эмоции, ощущения. Они слышат только общее дыхание и эхо сердечных мышц. Видят разве что розовую пелену с внутренней стороны век. Чуют лишь будоражащий запах страсти, который выступает из пор кожи вместе с первым горячим потом. Испытывают исключительно непреодолимую тягу друг к другу и мечтают обладать этой ночью отнюдь не статуэтками ?Оскар?.Их первый секс случился в похожих условиях. Правда тогда они не снимали, а смотрели кино:- Пол холодный, подушку возьми! - в тот промозглый осенний день порекомендовал другу Бен, лишь только Шемпп привычно устроился вблизи телевизора, чтобы полностью погрузиться в сюжет выбранного совместно фильма, - Не хочу, чтобы ты снова разболелся и пропустил целый этап!Симон улыбнулся его заботе и привлекательным ползком отправился за подстилкой к дивану.- Или двигай сюда, - предложил заманчивую для самого себя альтернативу любитель кино, похлопав рукой по нагретому месту, - А то мне из-за твоей головы всегда половину экрана не видно.Симон вновь подчинился. Подозрительно быстро. Будто Бенедикт произносил не банальные предложения, а волшебные фразы. Он медленно разогнул спину и предстал перед ним в полный рост, перекрыв телевизор полностью. На его губах заиграла виноватая ребяческая улыбка, а игривый вопрос "Что дальше?", горящий в глазах, распалял в груди Бенни старательно сдерживаемое желание.Шемпп так и стоял, ожидая от него ответа или дальнейших распоряжений, пока Долль восседающий среди подушек, словно персидский царь, занимал своим телом практически весь небольшой диванчик. Приткнуть свой зад Симону было, в сущности, некуда. Он мог оказаться, разве что, сверху Бенни, либо под ним, но сделать выбор самостоятельно нерешительный молодой человек не мог.- Ты не стеклянный, друг! - проницательно прищурившись улыбнулся Долль и, схватив Симона за майку, потянул на себя, заставляя уткнуть колени в мягкую поверхность, образовав на ней две нехилые вмятины в аккурат между своих раздвинутых ног. И предвидя, что последует дальше, нервозно заерзал на месте. Сердце закрутило в груди сальтухи, в ушах шумело, а самому Бену хотелось провалиться сквозь поролон и пружины, только бы оттянуть страстно желаемую, но пугающую перспективу первой близости еще на некоторое время. Хотя он ещё с утра подумывал о том, что в этот вечер они оба зайдут намного дальше и их дружбе придёт хеппи-энд. Но лишь только Симон, очевидно догадываясь о том же самом, подался вперед, Бен смутился, резко крутнул его, дернув за майку, и усадил ягодицами между своих бедер. Симон уставился ничего не видящими глазами в экран телевизора. За горючую смесь чувств, которые вызывал в нём его парень, с яро краснеющими от любой простейшей эмоции ушками, Шемпп давным-давно хотел задушить его собственными руками. Пока однажды не постиг страшную истину: каждый вздох Бенедикта был для него превыше всех других благ и радостей жизни. Всё, чего он хотел сейчас - это крепко-крепко его обнять, словно вереёвками перетянув сильными руками грудную клетку. Симон слишком переживал, что Бенни попытается убежать от неизбежного, однако от охватившего тело смятения тот долго не мог даже пошевелиться.- Я кое-чего хочу, Сим, - наконец, несмело признался в своих чувствах он, уткнувшись носом в волосы на затылке товарища, пахнущие мятой и морской солью, - Хочу ещё с прошлой осени. Помнишь тот жутко морозный день, когда выпал первый снег?- Помню, - прикрыв глаза, шепнул ему Шемпп, - Я тоже хочу тебя.После того киносеанса кино в их отношениях отошло на второй план, и только теперь, спустя целый сезон, активно возвращалось в их жизнь.***Обсудив между собой персональные воззрения на проблему выбора активного\пассивного ?отдыха? ещё на этапе первых набросков будущих отношений, Бенедикт и Симон сошлись в том, что добровольный союз двух мужчин просто обязан быть полностью равноправным. Исходя из этого убеждения, они менялись ролями верхнего и нижнего плана легко и непринужденно. На их тренированных сексуальных телах отсутствовали ярлычки из серии доминант\пассив, и оба ненасытных в плане физической активности молодых человека были этим обстоятельством удовлетворены. Тем не менее, официальный лидер в области спорта частенько, хоть и ненавязчиво, проявлял свое лидерство в областях интимного сорта. А условно ?второй номер? дуэта, каждый раз с сентиментальной уступчивостью поддавался лидерскому воздействию старшего по призванию. Другими словами, равноправие в сексуальной жизни германцев было столь же смехотворным, как демократия в их стране. И то, что именно Бенедикт, в первую минуту наблюдаемой камерой близости, инициативно подмял под себя решившего поскромничать ради приличий Симона, еще не гарантировало предсказуемости дальнейшего развития сюжета их секса.Смена плоскости действия с вертикальной на горизонтальную предоставило этим двоим больше простора для обоюдных ласк. Позволив вдавить себя в матрац всем весом мужского тела, Симон дал Бенни возможность продолжить сходить с ума от своего живота и груди, пуская в ход все врожденные манипуляции, на которые был способен человеческий рот – целовать, кусать, лизать и сосать. Позволил наиграться с деревянными кубиками своего пресса и насладиться похвалой, в общих словах, за хорошее поведение любимого человека. А сам вдоволь насмотрелся на эти волнующие действа, во многом дублирующие киношное порно, но вызывающие куда больший отклик в голове и другом стратегически важном месте.Дождавшись, когда влажные и припухшие губы приткнутся к учащенно бьющейся артерии на его шее, Симон, поддавшись собственным слабостям, начал торопливо тереться носом о светлые волосы парня, желая впихнуть их дурманящий запах как можно глубже в себя. Но, так и не надышавшись им, за уши притянул Долля к своему лицу, причиняя легкую боль исключительно от большой любви. Впился требовательным поцелуем в его приткрытывшийся от возмущения грубоватым обращением рот и по-хозяйски забрался в него губами, высасывая вертлявый язык.Сладкозвучные покряхтывания Бенедикта, явившиеся кульминацией сего эпизода, обещали стать топовым саунд-треком, но не пределом звукового сопровождения данного фильма. Тут же скомандовав ?Гоп!? одновременно с подбрасывающим движением бедер, Симон столкнул с себя друга и, без координационных сложностей исполнив перекат в группировке, навис над ним сам.В спортивках и олимпийке, надетых на голое тело, Долль был соблазнительно хорош. Зная о привычке любимого исправно терять нижнее белье, Симон мог часами неотрывно провожать его глазами из одного угла номера к противоположному и обратно, упражняясь в рентген-взгляде. Пробираться им под одежду и рисовать на матрице воображения мельчайшие фрагменты желанного тела. Но теперь истязать себя этими тренировками Шемппу совсем не хотелось. Поэтому, игриво подмигнув стороннему наблюдателю, он с издевательской медлительностью расстегнул молнию и помог другу избавиться от первого предмета одежды.Моторчик в груди вчерашнего чемпиона стремительно набирал обороты, отзываясь ударами в обоих висках и напряжными толчками в паху. Симон Шемпп был прекрасным тренером для его сердечной мышцы, нагружая её до предела совершенно простыми приемами. Последовательными мягкими прикосновениями к беззащитной наготе его плеч, рук, ребер и живота. Наэлектризованная кожа фиксировала каждую мелочь ласк, и эйфория нарастала как снежный ком, из которого вчерашним вечером дружные биатлеты пытались вылепить снеговика-биатлониста, но в итоге получили популярного в сети Ждуна.В то же время, экскурсия пальцев Шемппа по его раскаленному телу вызывала и совсем иную ассоциацию, напоминая Доллю действия полицейских при особенно тщательном, но предельно корректном обыске. До того момента, как он просунул горячие ладони под его бедра, совершенно бессовестным образом стянув с них штаны. Раскрасневшийся в руках полного беззакония Бенедикт, теперь выглядел в глазах временного лидера ещё более идеально. Но чтобы упрочить его обнаженную красоту сильнее, Симон с эстетическим чувством поправил расположение его приподнявшихся яичек, бережно расправил складочки кожи на члене и довольный совершенной картинкой потянулся за поцелуем. Однако красавчик под ним остался недвижим, как ненавистное всем трахальникам бревно. Словно в предыдущих действиях его любимого друга не было ничего особенного. И только его глаза под прикрытыми веками метались в неслабом темпе, выдавая внутренний переполох чувств, который не способна была передать камера даже с самой высокой чувствительностью.Легко усмехнувшись наигранной отрешенности нижнего, Симон ущипнул его за сосок, призывая проявить другие грани своих актерских талантов и, подавая пример, с притворной отдышкой начал отжиматься над ним на руках, едва касаясь ширинкой ни чем неприкрытой плоти.Теперь настала очередь Бена улыбнуться импровизированным действам партнёра и, открыв глаза, поймать губами его подбородок, вовлекая того в новую серию поцелуев. Быстрых и долгих, страстных, глубоких, мимолетных, с языком и даже укусами. Во время которых Долль приложил руки к характерным для элитных лыжников железобетонным ягодицам, согревая канавку между ними теплом ладоней.С этой любвеобильной частью тела Симона Шемппа у него сложилась особая связь. Стоило лишь, как в сказке, мысленно произнести веселенькое заклинание ?Сим-сим, откройся!?, как вход в недра тайной пещеры был готов впустить его внутрь. Правда, Долль очень редко злоупотреблял таким откровенным гостеприимством и, даже когда это случалось, прежде чем врываться в волшебную дверцу, заботливо обрабатывал каждую ее петельку, не жалея смазки и ласки.Грубая на ощупь джинсовая ткань, к которой в данный промежуток временного диапазона съемки прижимался его постепенно раздувающийся половой орган, подстегивала стойкое желание проторить сказочно гладкий маршрут по прямой кишке Шемппа сейчас. И, к неподдельному счастью размечтавшегося персонажа, Симон, в силу своей врожденной эмпатии, догадался об этом без слов.Недоверчиво покосившись на камеру, которой было доверено держать свечку над запланированным им эпизодом, он решительно сбросил с себя брюки вместе с трусами, тем самым соглашаясь отдаться во власть автора фильма. И своевременно раскрепостившись, принял картинное положение ?задом, раком, кверху каком?. Бен, приятно польщенный жестом любовника, без промедлений потянулся за презервативом. Его старый друг полагал, что ?трахаться в резине, всё равно, что принимать душ в дождевике?, отчего, вероятно, никто с тем парнем, до сего времени любовью не занимался. Эти дурные мысли вызвали глупую ухмылку, с которой Долль умело раскатал по себе средство скольжения и защиты, как вдруг подумал, что взять любимого парня в позе ?лучшего друга человека? будет, наверное, слишком пошло для домашнего кино-дебюта. А потому, обняв за талию, он уложил Шемппа рядом с собой на бочок. Заигрывая, насухую проник в задний проход мизинцем, попутно целуя его за ухом и нашептывая киношные комплименты, усыпляющие его бдительность.Палец прошел внутрь свободно, растворяя все мысли о неприличности подобных занятий в ожидаемом охватившем тело желании большего. Симон был спокоен и даже расслаблен, насколько это вообще было возможно в сложившемся положении тел, а потому, неспешно заменив мини-перст следующим на очереди безымянным братом, Бенедикт смело подвигал им внутри, прочерчивая диаметр своего члена, и приподнялся на локте, разыскивая гель-смазку.- Средство для интимного массажа? - остроглазо прочитал мелкую надпись Шемпп, и пикантно хмыкнул шевельнувшемуся внутри воспоминанию о накануне подаренном золотому спринтеру массаже, который никак не мог забыть и Бенедикт, и его камера. - Дай руку, - возбуждённо улыбаясь попросил Долль, будто намереваясь с благодарностью пожать её массажисту, но на деле, дождавшись исполнения просьбы, щедро выдавил на его ладонь прозрачную массу из тюбика. Ткнул в нее двумя пальцами, предельно аккуратно размазал ароматное клубничное средство меж половинками аппетитных ягодиц, и, снова взяв руку Шемппа в свою, обтер остатки геля о свой латексный пенис.- Ответный массаж отложим до твоей победы, а сейчас мы начинаем секс! – патетично объявил Бен своей операторской установке, и, подождав пока Симон с готовностью кивнет, приподнял его ногу и пристроился сзади.Шемпп прошептал ?давай?, явно плохо соображая, что ?дает? как раз таки он, но Бенни не был против таких оговорок. С готовностью к полной самоотдаче, он втиснул головку затвердевшего члена туда, откуда едва вынул пальцы, и задержался на входе, выжидая, пока отверстие откроется ему навстречу и само начнет втягивать внутрь. Через пару секунд, с нажимом, но без труда и боли для обоих сторон, благодаря свойствам лубриканта и взаимодоверию, Долль сантиметр за сантиметром двинул вперед, сходя с ума от ощущений. Хорошо известных, сотни раз испытанных, но не пресыщающих его желание хотеть Симона снова и снова.В момент, когда член соотечественника влез в него практически целиком, Шемпп со стоном помянул немецкого бога и на один миг перестал дышать. И Бен, задержав дыхание с ним в синхроне и мысленно досчитав с места Симона в общем зачете до первого, плавно выскользнул из вожделенной обвалакивающей нежным теплом тесноты наружу.- Я без ума от тебя! - не по сценарию выдал Симон и, быстро развернувшись, вознаградил еще не успевшего продемонстрировать даже части своих секс-способностей Долля небывало страстным засосом.Схватил его в охапку и, издавая странные полуистеричные звуки, откатился на другой край кровати, подминая под себя простыни и затаскивая на себя оторопело моргающего глазами парня. Бенедикт никогда не видел Симона в постели таким, но быстро смог оправдывать это его случайное поведение тем, что действуя на показ, мы все становимся немножко другими, словно скрывая истинное лицо за театральным гримом. - Еще. Еще! - отрывисто попросил спятивший лидер, раздвигая под Беном ноги, а через секунду снова целовал его как ненормальный, будто в последний раз перед Армагеддоном.Что это с тобой!? - вопросило удивленное и изрядно обслюнявленное лицо Долля, когда сумасшедшие поцелуи, наконец, прекратились. Ответ нашелся в честных, хотя и не совсем здравомыслящих, глазах Шемппа. Симону в один момент стало плевать и на въевшуюся в подкорку потребность руководить процессом, и на комплекс публичности. Он просто хотел Бена и хотел столь сильно, что премьерный оргазм был уже совсем близко.С пониманием этого, Бенни схватился за член, пару раз провел им вдоль увлажненной впадинки и пощекотал головкой мошонку, примеряя на свой скромный фейс до беспредела блудливую улыбку. И немного поиграв таким образом на нервах изнемогающего от нетерпения Симона, приподнял одной рукой его бедра, неглубоко проталкиваясь в анальную звездочку.Внутренний мир Шемппа как и всегда встречает Бена жаром и нежностью. Сим любит его и это лучше всего ощущается изнутри. Бену хочется забыть обо всем на свете и остаться в этой райской нирване хотя бы на пять минут, не шевелясь. Просто перестать существовать отдельно и стать частью Симона. Но ему не позволяют этого, легонько сжимаясь и вытесняя наружу.?Выгоняешь? А я вот не хочу уходить!? - он снова подает бедра вперед, возвращая член в крепкие внутренние объятия, наперекор проникая глубже. Через паузу предпринимает ленивую попытку высвободиться, но на этот раз Симон зажимает его у самого выхода, и Долль вновь рвется по накатанной трассе вперед. Отсечка, вторая и вот он весь в нем. Конец пути – дальше не пройти, но зато можно перейти к самой сути процесса.Включая излюбленную волнообразную технику, друг увлекает друга в монотонную качку удовольствия, и, по ходу вспоминая советы бывалых, через раз совершает прорывающиеся движенья к простате. Но даже знания физиологии и чужой опыт терпят фиаско рядом с врожденными талантами Шемппа, который интуитивно двигается навстречу настолько верно, что Бена буквально передергивает от спазматического удовольствия. Он стонет, да и Симон тоже. Громко, сладко и часто, напрасно надеясь, что Лессер и Пайффер за стенкой этого никогда не слышат. Симону чертовски, ошеломительно хорошо, и стыдно признать, что в действительности он очень устал. Устал на такой короткой дистанции! Стыдоба. Устал не от Бенни и страстного поединка их тел! Просто вымотан трудным днем и изможден долгой гонкой преследования. Его так и тянет скорее кончить, дотянуться головой до подушки, и продолжить это восхитительное занятие с новыми силами утром.Угадывая это желание через считанные минуты, Бенедикт осторожно снимает его с себя, чтобы не причинить боли в самый напряженный по накалу всех аспектов момент, и, видя помутневший взор своего капитана, выпускает порцию суточной спермы рядом с ним на белые простыни. Съемочная аппаратура готова вот-вот перегреться и оплавиться от градуса поглощенного ХХХ-материала, но воздух в комнате накаляется дальше. Бенни расслабленно падает на подушки, в полузабытье пощипывая себя за яички. Симон же, собрав последние силы и выдержку в крепкий кулак, привстает на колени, чтобы последовать за ним через минуту, которая нужна для переживания одной странной детали. Каждый раз, когда Бенедикт ловит оргазм, Симону кажется, что его развели, и вместо любимого он только что удовлетворил кого-то другого. А все потому, что он далеко не сразу узнает в его одухотворенном и просветлевшем фейсе родные земные черты. И это обстоятельство каждый раз натягивает канатики возбуждения до столь ошеломляющего предела, что нервы за копчиком разрывает с нещадной болью.К облегчению этой участи, рельефный торс Долля остается всегда неизменным, дразня и выпрашивая отстреляться по маленькой круглой мишени на его животе. Что Симон с наслаждением делает, после пары самостоятельных потряхиваний набухшего члена, уже основательно готового к эпичной разрядке. Все мысли утопают в молочной дымке, а первым воспоминанием, после случившегося духовно-физического потрясения, становятся ленивые действия того же Шемппа, который плашмя лежит на ноге Бенедикта и обляпанным собственной спермою языком выводит символическое сердечко вокруг пупка.Репетиционный кино-прогон завершен. Кровать и камера не подвели, а для скрытой финальной сцены подойдет, разве что, обычный комментарий главного тренера: ?Хорошо поработали! Молодцы! Всем спасибо! Свободны!?.