7:37 утра (1/1)

Ноющая боль - в том числе от недавнего исцеления и давнего недосыпа - прочно поселилась где-то недалеко от затылка. Она помешивала алюминиевой ложкой неподатливый мозг, заставляя мир отращивать щупальца, как у медуз, и проплывать под бурным напором течения, дрейфуя перед закрытыми глазами. Терять ясность, контрастность и яркость. Липкая патока растекавшихся чернил, перемешанных с чем-то красным, клеймила изнутри опущенные веки.Не знаю почему, но эта капсула для замера уровня нанитов в организме неизменно вызывала у меня стойкие ассоциации с крематорием... Тесно и жарко, особенно учитывая кожаную куртку и плотные джинсы. Замкнутые стены с люминесцентными лампами когтисто скребут глазные яблоки даже сквозь кожу. Чувствуют, как глаза перекатывались под ней, - словно апельсины, продавливавшие дно пластиковой емкости. Недозревшие и, скорее всего, кисловатые. Конечно, в том случае, если апельсинам еще не откачали сок через трубки, давясь не состоявшимся ядовитым летом, но всё равно - не собираясь делить его ни с кем.Превращаясь в амеб, эти кляксы грязного, неопределенного цвета отращивали ложноножки, перетекали из одной точки зрения в другую - понятную, но от этого не менее далекую. Постепенно добавляли к цвету звуки - по ту сторону ослепительно белого, словно фосфоресцирующего, пластика."Что, обязательно считывать уровень нанитов после каждого исцеления? Он ведь всего неделю назад был на Северной Базе..." Приглушенные слова, звенящие зеленой ржавчиной, - Агент Шесть в очередной раз успешно сдал анализ на полное отсутствие любых эмоций."Это занимает только двадцать минут" - отвлеченно отозвался высокий женский голос, считавший секунды по звукам. Акценты в интонациях доктора Холидей ставил фоновый, тоже приглушенный толстыми стенками капсулы, неравномерный стук крепких ногтей по клавиатуре. Кнопка пробела иногда западала, и время от времени их можно было определить даже на слух, все эти пробелы в ее мыслях, фразах и вообще в жизни. По-рыбьи молчаливо - жизнь подгнивала с головы."Тем более, насколько мне известно, у сегодняшнего дикого эво был особенно высокий уровень заражения" - невозмутимо продолжала доктор Холидей - "Лучше лишний раз проверить, чем столкнуться с тем, что ваше... оружие... даст осечку на следующем задании. Не согласны?""Оружие"... надо было слышать, как Холидей это сказала - и не так, как слышал я, не через стенки этого пластикового гроба с подсветкой из ровных прямоугольников, на которые, как мухи, слетались все посторонние шорохи.Они не знали, что я их слышу? Или им просто было всё равно?А мне? Мне не все ли равно?"Оружие и так далеко не идеально, - отрезал Агент Шесть, - Нужно усилить тренировки, а ваши тесты только отнимают драгоценное время"Нет. Не всё равно.Еще один пробел на клавиатуре."Вы не могли бы подождать за пределами лаборатории, Агент Шесть? Пожалуйста. Замер заражения уже начался, а вы нам мешаете"Слегка раздраженная вежливость, сплюнутая трижды через левое плечо. А может, и через правое. Наверное, при желании я мог бы увидеть лабораторию за пределами капсулы, воспользовавшись своими способностями. Мог бы, прикоснувшись к ее стенам, послать импульс через провода, объединив свое сознание с камерами видеонаблюдения... но это было долго, сложно и не слишком интересно.Зашуршали бумаги, - видимо, с показаниями."Спасибо, доктор Родс. Доктор Вильямс, вы подготовили анализ состояния пострадавшего?" Температура голоса начальницы научно-исследовательского отдела, слегка подтянувшаяся вверх при обращении к ее ассистентке, - доктору Родс, - снова упала. Скользнула по жидкой ядовитой ртути вниз, к завершенному, как круг, нулю, когда Холидей добавила: "Надеюсь, хоть на этот раз вы не станете утверждать, что мутацию надо было стабилизировать, а не лечить?" Повисла тишина. И в самом ее сердце слышалось негромкое, позабытое там из жалости, жужжание ламп дневного света. Практически бесшумные удалявшиеся шаги всё-таки остановились, шаркнув по паркету - настолько неуместные здесь, насколько неуместными они в принципе могли быть."Агент Шесть, вас же просили... еще десять минут - и Омега-1 подойдет на тренировку, обещаю. Подождите, пожалуйста, на верхнем ярусе..." ...там прекрасно видно Заповедник, где должен будет проходить симулятор, и совсем не видно вас. Конечно, Холидей не осмелилась бы так сказать по-хищному мягким шагам. На упрямо возвратившейся тишине остались отпечатки начищенной обуви.Это молчание, еще недавно неприятное многим здесь, попало под тяжелые металлические набойки и, раздавленное в плоское месиво из покрасневшей, слипшейся крысиной шерсти, стало просто жалким. А для кого-то - по-прежнему отвратительным, когда слова кровью из пережатых внутренностей подкатили к горлу."Возможность неограниченно генерировать тепловую энергию или наоборот вбирать тепло из окружающей среды? Я бы сказал, что это редкая сила... полезная...". Вильямс. Его голос было сложно перепутать с любым другим, а слова - невозможно слушать. Что-то неявное, опасное, как по весне набухавший на крышах лед - острый, и ждущий возможности сорваться, чтобы обрести багряный цвет. Он попадет в мозг. И в сердце. Как осколки кривого зеркала, тающие внутри открытых ран, выпуская в кровеносную систему замороженные кристаллы соли. Я бы не пожелал мутации и врагу, но вот Вильямсу... какую-нибудь излечимую, конечно. Просто чтобы он хоть ненадолго почувствовал, каково это. Чтобы понял, о чем говорит. Постоянно.Тем, кто сейчас собрался в лаборатории, вообще не стоило задевать эту тему про стабилизацию мутаций. Ведь Вильямс же просто физически не мог промолчать.Доктор Холидей чуть более резко ударила пальцами по клавиатуре. Кнопка ввода обозначила прозвучавшие выводы. Злилась ли она исключительно на подчиненного? Или всё ещё отчасти на начальство в лице Агента Шесть, прикрытом затемненными стеклами очков? На себя? На всех сразу? Может, вспоминала свою мутировавшую младшую сестру, Беверли, неизлечимую и дикую? В свое время я сам видел, как две восьмерки статистики прошли мимо нее, превратившись в звенья цепей и крик бесконечности, пережавший горло посередине..."То существо... у него было восемь голов!, - прошипела как кошка Холидей с дрожью на губах, - И пять метров роста! А вы рассуждаете о бесперебойном источнике тепловой энергии? Это ненормально, быть... таким!"Как тот эво? Или как доктор Вильямс?"Понятие нормы - вещь весьма относительная, доктор Холидей... нормально ли для муравья то, как живет кит? Или для птицы - жизнь рыбы? Для слона - мухи? Если проследить прогрессию в течение десяти лет после нанитного взрыва, то можно заметить, что стабильных и неизлечимых мутаций становится всё больше. Наниты приспосабливаются. Эволюционируют. Вместе с нами"Почему-то у меня по спине, вдоль позвоночника, прошла электрическая острая дрожь от его интонаций - таких спокойных, уверенных, с доказательствами, приколотыми к ним на скрепки и истекающими краской с гербовых печатей.Это было страшнее, чем когда какой-нибудь безумный кликуша выкрикивает на улице бессмысленные пророчества о конце света. Нелепые, по сути своей, не учитывавшие даже то, сколько раз этот "конец света" уже наступал, - но так и не приходил, не способный отказать себе в том, чтобы снова посеять панику и пожать что-нибудь. Что взойдет.Вильямс же просто знал. Его спокойствие оставляло длинные спицы в позвоночных дисках, как метрономы, - отсчитывать точную дату. Не произнесенную. К счастью, не произнесенную. Я не хотел ее знать. Не хотел думать, что... ...что да, мы не успели спасти мир! Что никто не успел. Что никто и не смог бы. Что я своими способностями к исцелению только продлевал агонию, более острую и мучительную, чем иглы, по которым вместе с нанитами утекает кровь. И мысли. Они меняются на вязкий, немного приторный эвкалиптовый сок, - чтобы снова сомкнуть веки и не видеть снов..."Это не эволюция, Вильямс! Это болезнь! И наша задача как ученых найти лекарство для тех, кого не способен исцелить Омега-1"Верила ли доктор Холидей в то, что такое лекарство когда-нибудь найдется? Ей, как и всем, просто не оставалось ничего другого. А 88 процентов, напоминая о своем существовании, отрезали от самих себя дуги прохладных снисходительных усмешек. Отразили одну из них на тонких губах Вильямса.Когда капсула для измерения уровня нанитов автоматически открылась и я, уже почти мечтая скрыться от этих разговоров на тренировку в Заповедник, поднялся, потянувшись за ботинками, то как раз увидел эту его улыбку в профиль. Опасно зеленые, становившиеся золотистыми ближе к зрачкам, почти парализующие, как у аллигатора, глаза тут же скосились в мою сторону."А вот и Омега-1"Еще одна констатация факта. В лаборатории было душно. И непроизвольно захотелось поправить показавшийся тесным ворот футболки. Сильно пахло антисептиками, совсем как на Северной Базе. Этот запах тоже был белым, как стены капсулы. И как кости, прогретые яростью вгрызавшегося в них сверла. Ещё как белки расширившихся глаз, постепенно по одному нерву отрывавшихся от лица...Запах страха. Почти незаметно прилипший к колесам переносных тумб и ножкам операционных столов, к отражениям и горячим лампам дневного света, он делал вид, что его не существовало, что будет не больно.Лгал. Потому что как никто другой он знал, - больно будет. Но не сейчас."Что с уровнем нанитов?" - непринужденно спросил я, сделав вид, что звукоизоляция в капсуле была намного лучше. И что всё в целом было намного лучше. Постарался выбросить из головы всё услышанное и додуманное, завязать память узлом вместе со шнурками на почти армейских ботинках с рифленой подошвой.Доктор Холидей, прищурившись, вгляделась в показания на экранах, ломко хрустнула кнопкой шариковой ручки в пальцах. Вымотавшись на работе и в бесконечных спорах с коллегами, начальница научно-исследовательского отдела всегда становилась раздражительной. А отдохнувшей я и не припомню когда ее видел в последний раз. Начиная с того года, когда мутация ее сестры была диагностирована как неизлечимая, Холидей даже не брала отпусков.Мне было жаль Беверли, совсем еще ребенка, и вдвойне жаль, что я ничем не смог помочь ей. Но это не значило, что мне нравилось общаться с Холидей, которая подсознательно винила во всем меня - "несовершенное живое оружие".А Холидей общаться со мной не нравилось и подавно."На 24% выше нормы эво" - сухо сообщила она"Много" - без энтузиазма прокомментировал я. По правде говоря, рассчитывал, что повышение содержания нанитов в организме будет не больше пятнадцати процентов, но, похоже, это был тяжелый день. И самое мерзкое - что он ещё только начинался."Ну ладно, у меня там тренировка..." Машинально брошенная мною, по сути бессмысленная, фраза покатилась по холодному полу лаборатории. Круглая и глупая, - она мелким камнем отметила слабые круги на воде молчаливых, неприветливых взглядов сотрудников научно-исследовательского отдела, которые и так знали об этом. Не прощались, шелестя бумагами и играя на струнах своих новых пустых теорий. Поправив на лбу защитные очки, я направился через лабораторию ко входу в так называемый Заповедник. Такое прозвище получила от оперативных агентов небольшая зона внутри Главной Базы. Почти настоящий лес - спокойный, отрешенный, самодостаточный, как и его обитатели, - он мог легко обмануть в этом тех, кто хотел обмануться. И я, пожалуй, хотел.Это был зеленеющий оазис среди металла, стекла и пластика, аккуратно размещенный в круглом помещении. Сфера, которая однажды - может быть - перевернется вместе со всем остальным миром, и тогда в ней пойдет снег. Такой же холодный, как ведущие туда двойные двери. Плотные и массивные, как от банковских хранилищ, они, едва почувствовав пробуждающее прикосновение ладони, не спеша откатились в сторону, словно лениво переворачиваясь на другой бок в полусне - им всё равно ничего не снилось.Густой, обволакивающий и давящий, как в тропических лесах, неподвижный воздух зевнул, отпуская запахи разнообразных растений и далекий шум искусственных водопадов. Вырвавшись, словно из клетки - и то и другое разлетелось, казалось бы, повсюду, теряя при наборе высоты перья, пыльцу и капли. Высокая трава зашуршала под ногами, вторя ненадежной почве, которая не переносила пустоты.Вязкая, старая, уставшая от слишком высокой влажности под стеклянным куполом, земля задыхалась здесь. Она хрипло хлюпала под ботиками, впивалась беззубой пастью в подошвы, не желая выпускать - пробки из собственных ран. Следы наполнялись грязноватой водой, прозрачной, как кровь арктических глубоководных рыб. Пресной. Пытавшейся отчаянно солить себя отражениями, уходящими прочь. От прошлого. От обрыва. От эпицентра.Это изолированное место, искусственная маленькая экосистема уже не знала, что десять лет назад произошел нанитный взрыв. Очень далеко отсюда. И я был там - со слов агентов "Провидения", которые нашли меня, официально единственного выжившего, недалеко от руин лаборатории. В лесу, который даже чем-то был похож на этот, только без рамок и стен, стекла и пластика. И там было настоящее небо, в которое упирались массивные столбы деревьев. Почему-то мне казалось, что оно было красным тогда, это небо, даже почти багровым, переходящим ближе к земле в глубокий фиолетовый цвет, который бывает перед закрытыми глазами, если слегка нажать на веки.Свежий, пронзительный закат, вскрывший свои вены об лезвие горизонта и лишь тогда - слишком поздно - осознавший, что совсем не хочет умирать... вот так.Одно из того немногого, что я знал о своей жизни до мутации, если таковая у меня вообще была... ... красное бескрайнее небо. Может, оно мне вовсе приснилось. Однажды. Сейчас я уже видел мало снов. Они были любимым лакомством усталости, которая пожирала их жадно, как черная дыра перед закрытыми веками после очередной миссии по спасению всего того, что уже, казалось бы, нельзя спасти.Но я все равно продолжал пытаться. Делал всё, что мог, там, где мог что-то сделать. Не умел иначе.Сны... все более редкие, нечеткие, беспокойные. В них часто было цветное поле - мутное, как туман, почему-то раскрашенный в смутные человеческие очертания. Они перемещались, были, очевидно, заняты, не замечая, что теряли на ходу части себя, а затем - снова отращивали. Прозрачные границы между бредом и реальностью скорее угадывались по налипшим на них грязным обрывкам чьих-то судеб и мыслей - не слишком приятных на цвет и, наверняка, на вкус тоже. Растворялись где-то далеко за горизонтом в еловых лесах, где на каждую ветку были подвязаны ленты, как засушенные бычьи цепни, вышедшие из чьих-то тел.Там - десять лет назад - был праздник. Последний день счастья! Юбилейная дата по календарю, ведущему отсчет каждой осени, остававшейся до конца света. Наверное, до конца тьмы тоже. За нее, в отличие от света, не платили, она шла довеском - раздавала всем и каждому что-то совсем не нужное.Что-то, что они все равно потом потеряют...Как тот силуэт из... снов? Воспоминаний? Вырезанный в жгучем осеннем бархате, вдалеке... его судорожная попытка обернуться, разметавшийся по плечам черный шелк длинных волос с пронзительными, как молнии, сполохами белых прядей у висков...Сорвавшийся крик, брошенный мне, не жалея раненого горла, замороженного металлом изнутри и снаружи. Он вырвался на свободу, на свет - вот только так же, как и этот свет, срикошетил от разбитых зеркал и ударил - до головокружения и предобморочных солнц перед глазами. Мое настоящее имя. И внезапная, почти безболезненная пустота. Ничего лишнего, верно?Ты не был лишним! Никогда не был...Я не помню твоего лица. Но я знаю, просто знаю, что когда-то любил тебя... сильно и страшно, в первый и в последний раз. Я умер за тебя, даже несмотря на то, что сумел выжить... умер - тот, кем я был до того, как перестал тебя помнить. Разлетелся красным, как небо, стеклом от лопнувшей лампочки, оставив пустую безымянную оболочку собирать осколки, режущие мысли, понимать, что они уже не сложатся воедино, не срастутся. Не воскреснут. Диагноз - амнезия.В первый год моей "новой жизни" странные повторявшиеся бессвязные кошмары намного чаще скреблись в виски, царапая до крови, добираясь до мозга, убеждая в самообмане. В том, что по официальным сводкам на много километров от лаборатории, разрабатывавшей это проклятое биологическое оружие, не выжил никто, кроме меня. Не могло там никого быть... не могло существовать в реальности этого миража, этих белых молний ранней проседи в длинных волосах, которые я видел так четко, что узнал бы даже в толпе. Искал их до сих пор на каждом боевом вылете, в каждой точке света.Но находил только нанитное заражение, которое убивало весь мир так медленно, что этот процесс кто-то еще мог бы назвать жизнью.Эти сны... они показывали больше, чем мне хотелось бы знать, и меньше, чем нужно. Они шипели, что меня самого просто не было до того момента, когда я очнулся в пронзительно белой больничной палате на базе "Провидения" и увидел сузившиеся кошачьи зрачки, как черную штопку на собственных глазах, отразившуюся в зеркальных светильниках операционной.Там было много законсервированного солнца.И мало меня.Только осколки удаленной памяти в жестяных подносах... отрывочные странные образы, которые кто-то неизвестный и непонятый рисовал вилами на воде - в три параллельные линии. Куски ваты, пропитанные какими-то важными чувствами и эмоциями, которые не спеша выкачивали из сердца через трубки. Шрамы, напоминающие раздавленных многоножек: красных, еще воспаленных, пригревшихся на ребрах и - там же умерших.Это были не мои шрамы. Но я их тоже видел в тех кошмарах, где не смог спасти мир. Ведь мой единственный мир - это ты...Остальное - было войной."Ты что, спишь на ходу, специальный агент Омега-1?!" - у войны оказался грубый, как металлические штыри, голос Агента Шесть. По просьбе доктора Холидей он терпеливо, как умеют только камни, ждал моей внеплановой тренировки на балконе, нависавшем над Заповедником.Нашел о чем спросить... если бы я умел спать на ходу - может, чаще бы высыпался!Тем не менее вслух я ничего не ответил, поставив про себя этому вопросу клеймо "риторический". Просто вышел на небольшую поляну, где в Заповеднике росло эво-дерево по кличке Моргалка. Единственное существо, которое на этой базе относилось ко мне почти по-людски. Конечно, оно не обладало человеческим разумом или речью, максимум могло мыслить на уровне животного, но зато - в отличие от агентов и ученых нашей организации - оно всё понимало. Даже меня.Все прочие сотрудники "Провидения", конечно, называли Моргалку образцом №111. Сам я проходил в их картотеке неизлечимых эво под индексом R-77, но для краткости ко мне обычно обращались Омега-1.Омега-эво - таким термином "Провидение" обозначало существ с особенно опасными способностями, которыми их одарило - или прокляло - нанитное заражение. Видимо, потому что это сулило конец.Уж не знаю, чему именно, если конец света уже случился. Подумать о том, что мой единственный приятель здесь - это мутировавшее дерево с набором глаз на стволе, было бы даже смешно. Если бы не было горько. Но я предпочитал смеяться."Здравствуй, Моргалка" - сказал я дереву, слегка улыбнувшись.Красно-оранжевые огоньки в листве перекатили клубки черных точек по радужкам, размыли их слабым фосфоресцирующим светом - невидимым днем, но вполне ощутимым, когда в знак приветствия глаза эво-дерева несколько раз закрылись и открылись, разомкнув на редкость пластичные ткани зараженной коры."Готово к тренировке?"Веки на центральных глазах Моргалки согласно и быстро опустились. "Вот и отлично..."Я чуть встряхнул руки, сбрасывая напряжение и еще вчерашнюю, безнадежно просроченную усталость, пахнущую запекшейся кровью. Внутренне настроился на ток нанитов - в костях, связках, венах и артериях. В каждой клетке. В каждом дыхании. Точечный неравномерный холод атомов так и не завершившегося прошлого. То, что осталось от него, собрали воедино, как грязный снежный ком с торчавшими из него острыми прутьями и мертвыми пучками травы, - и пустили лавиной вниз, под откос. Сами не знали куда, - туда, куда прилетит.Я все равно этого не помнил.Муляжи вокруг были уже расставлены - из обыкновенных картона и фанеры, с нарисованными углем погасшими окнами, похожими на мишени. И - без дверей. По обеим сторонам от поляны на ширине обычной улицы - это выглядело как декорация к плохому фильму, который кроме Агента Шесть всё равно никто не будет смотреть.А значит, и оваций ждать не стоило."Начали!" - прозвучала всколыхнувшая сонный воздух команда Агента, который неподвижно и прямо, как вонзившийся в мерзлую землю клинок, стоял на нависавшем над заповедником балконе.Он вообще не любил находиться в партере - будь то обычный симулятор или же боевая миссия.Ну, чем раньше начнем, тем раньше закончим...Из земли резко вынырнул корень, покрытый по спирали равномерной вереницей шипов, изогнутых, будто вырванные и наклеенные на смолу, уже не способные открыться ястребиные клювы. Моя рука завернулась в металл, становясь у него на пути - приняла на серо-оранжевую обшивку скрежет, не сумевший превратиться в царапины.Я прыгнул. На середине прыжка, оттолкнувшись ногой от атаковавшего, как кобра, соседнего корня, развернулся в воздухе, ухватился за достаточно прочную ветку, совершил еще один прыжок и - оказался справа от Моргалки как раз вовремя, чтобы отбить удар еще одного корня, нацеленный на муляж. Как того и требовала тренировка.И всё же... всё же в ней не было особого смысла, учитывая то, что Моргалка не дышал ни огнем, ни льдом. Возможно, не обладал и способностями следующего, пока еще неизвестного нам - и даже себе самому - дикого эво. Никакие симуляторы не смогут подготовить к абсолютно любому раскладу - особенно те, которые включали в себя лишь учебные поединки с Моргалкой, чуть реже - с менее разумными обитателями заповедника. Но, по крайней мере, это бодрило. Как горький кофе по утрам.Я никогда не пил кофе, но почему-то его запах что-то затрагивал в покалеченной памяти, что-то неуловимое. Был теплым, как настоящий дом...Давай, Моргалка, не поддавайся!Пусть наниты быстрее потекут в крови, выбьют из висков лишние мысли отполированными молотками пульса.Два синхронных взмаха шипованных корней с разных сторон. Ветви, скрученные в подобие пики, устремившейся вперед. Еще один прыжок, как можно более быстрый, и металлическая ладонь, перехватившая острие деревянного копья.Пусть неподвижный тягучий воздух порвется и по-разбойничьи свистнет своей скоростью в уши.Обозначить касание мечом у основания ветви. Не ранить, просто дать понять Агенту, что в реальной схватке этот удар был бы нанесен - точно. В два прыжка переместиться на самую крону эво-дерева.Пусть я забуду сейчас о том, где я и кто я.Ветви сомкнулись там, где меня уже не было, - и остался лишь вихрь от секундного триумфа турбинных металлических крыльев. Почти сразу же они вновь исчезли, но по инерции позволили опередить - и отразить - очередной, почти обрушившийся на муляж удар корня.Пусть уже неизвестно который по счету лист будет вырван из тетради, позволяя начать снова - с чистого. Без пятен крови, битума и штукатурки.Шип на корне почти полоснул по щеке - отвлекающий маневр, которым воспользовалось эво-дерево, чтобы другим корнем попытаться сделать подсечку. Я увернулся и от первого и от второго. Был третьим. Обозначил еще одно символическое касание меча...... почувствовал движение откуда-то сбоку, через заросли. Оно было громкое, на разрыв кустарников и листвы, явно не предусматривалось тренировкой и направлялось прямо сюда.К слову о том, что нужно быть готовым к любым раскладам...Я отразил поочередно три корня быстро - на последних остатках времени, которое дробилось сейчас, мелко и болезненно, как кость. Обозначил финальное касание меча, просто как отмазку для Агента Шесть, и, руководствуясь скорее слухом, чем зрением, на крыльях перемахнул через макет здания. Как раз вовремя, чтобы в развороте буквально за пару десятков сантиметров от земли перемолоть в турбине некошеную траву и успеть дугой того же металлического крыла отбросить прочь появившегося эво.Далеко не все обитатели Заповедника были такими умными и прирученными, как Моргалка. Их клетки мозга не были поражены, как часто случалось у диких эво, но и не развились. Оставили прежними звериные инстинкты с довеском в виде значительно возросшей силы. Как, например, у этого существа, влетевшего в заросли колючих кустарников, но, похоже, даже не ощутившего этого.Кустарники - ощутили. Каждой веткой.Существо же только оскалило клыки, повернув ко мне длинную, увенчанную костяным выростом морду каменистого, в мраморных разводах, цвета. Запустило зазубренные когти в кровоточащую болотистую почву. Та была черной - но уже сдавалась.Существу не было дела до этого.Оно думало, что я - дичь? Присмотрелось бы внимательнее...Но нет. Существо бросилось в атаку не глядя, наклонив голову с рогом - быстрое, как таран, качнувшийся на цепях в сторону ворот одинокой крепости. Ворота были из металла, таран - из дерева. Тренировочные макеты - из фанеры. И просто на пути, если бы я увернулся.Агент Шесть хотел, чтобы на симуляторе "дикий эво" не повредил импровизированную улицу? Что ж...Ледяное ощущение прокатилось по костям предплечья, такое привычное, когда мертвая сталь прорастает сквозь живую кожу. Цветы - сквозь камни. Камни - сквозь цвета. Скользящий шаг в сторону перед самым неизбежным столкновением и удар - я нанес его плашмя, широким лезвием меча. Как барьер, который противник не взял, это заставило существо перевернуться и рухнуть на спину. Открытое для удара, оно хваталось когтями за воздух. Удара не последовало. Не понадобилось.Существо неловко перевернулось, снова ощутив под лапами нетвердую почву, и исчезло в слегка поредевших, но по-прежнему затягивающих взгляды зарослях."Полагаю, симулятор окончен?" - я поднял голову, глядя на балкон. И на то, как Агент даже не сменил позу: прямой, стойкий и почти оловянный. Лишь рука экономно, будто удар крепких пальцев в болевую точку, поправила и так довольно плотно прилегавшие к лицу темные очки.Он мог бы сказать "хорошо" или хотя бы "неплохо" - но тогда это был бы уже кто-то другой, с другим номером, прятавший различия под закопченными перед затмением солнца стеклами. Агент Шесть - просто кивнул:"Да""Вот и отлично. Значит, на сегодня я могу идти" - второе, а может уже и третье дыхание впитывало терпкие запахи искусственных джунглей, как губка - меняло цвет, и темно-зеленая мятная свобода потекла по гортани. Она быстро попадала в кровь кислородом, разносясь по всему организму. Такая утренняя и недолговечная, свобода быстро становилась серо-оранжевой, обращаясь в некое подобие гравицикла, выращенного так же легко, как и крылья. Позволила рвануть с места прочь - через Заповедник к одному из хорошо известных мне шлюзов."Омега!" - растеряв и приставку "специальный агент", и индекс с цифрой, Агент Шесть чуть ли не поперхнулся моей кодовой кличкой, которая от этого стала заметно короче.Сейчас я бы в любом случае не отозвался, но вообще-то Агент мог бы для разнообразия - и еще большей краткости - хоть раз назвать меня по моему человеческому имени. Рекс.