Рассвет в Кембридже (Гэнри/Акменра) (1/1)

Наступит день, и с ним придет решенье,Которое, увы, не мне менять.Ты не простишь мне, но надеюсь, верю,Что не простить сумеешь, а понять.Остановись же, время, будь неспешно!Как мне, скажи, твой быстрый ход унять?Блуждающие Огни "Рассвет"От рассвета до рассвета. Он умирал и воскресал вместе с ним, понимая, что так дальше продолжаться не может. Его психика отчаянно давала трещину, и он понимал, что некому, некому объяснить, как это больно. Он понимал, что еще чуть-чуть, и на очередном рассвете его хватит удар. Он понимал, что не может больше смотреть, как это происходит, едва только солнце касается здания своими лучами.Первые десять минут для него просто не существовали.День был хорош забвением, можно было упасть и спать ни о чем не думая — дорога пешком домой отлично выматывала. Но утро. Утро было ужаснее всего, особенно летнее утро. Он ощутил это с первыми же увеличивающимися днями. Тревога нарастала, а больше всего его отчаянно накрыло после весеннего солнцестояния.Это было хуже, чем голод. Это было хуже, чем боль. Это было...Дышать становилось больно. Казалось, что он и сам забывал, как дышать. Отчаянно, жестко, напоминая себе, что надо, и как надо вдыхать воздух — короткие всхлипывающие вдохи, прежде чем успокоиться и успеть умыться. Вытереть платком. Скрыть свои слезы. Потому что лаборант кафедры не должен был себя так вести.А дышать ему нужно было, чтобы вечером Ака мог кто-то встретить. Он мог встретить Ака.Но как же он ненавидел...Ненавидел...Себя ненавидел, за эту слабость.И за то, что он не может ему об этом рассказать.Слишком было больно.И слишком важно, чтобы вообще говорить об этом.Когда его забрали в музей в Нью-Йорке, он так и не знал, как к этому относиться. Он так и не отрастил себе броню к утру, он так и не смог от этого всего абстрагироваться. Он так и не смог с ним об этом поговорить. Приготовления заняли меньше суток, да что там, меньше дня — Америка спешила получить ценный экспонат. Он даже не смог ему ничего объяснить, представляя только, что будет, когда Акменра очнется где-нибудь в самолете в саркофаге, ведь скрижаль едет с ним, и как это будет жутко.Подготавливая документы к передаче, он думал о том, что, наверное, слишком слаб, чтобы перенести это, и слишком боится признать это. А еще он думал о том, будет ли кто-нибудь разговаривать с Акменра там, в Америке, выпускать его по вечерам, не любить утро... На этом моменте рука сама потянулась к крышке саркофага, проводя по ней, а слезы сами потекли, падая на экспонат и теряясь в древних узорах. Папка с документами легла на саркофаг слишком громко.Будет ли кто-нибудь там с болью дышать утром и... оживать вместе с ним вечером.Будет?Внутри все вздрогнуло. Он отвернулся.Эта часть его жизни закончилась.