Глава 1 (1/1)

ЖЧ: Если ты не передумал. Я весь твой.ЧС: Я бы много отдал за это. Рад, что ты написал. Я не был уверен, что ты захочешь, чтобы я снова попадался тебе на глаза, не говоря уж о том, чтобы согласиться попробовать. Хочешь попробовать снова свидеться, и мы потолкуем обо всём лично?ЖЧ: Дай угадаю, ты не любитель смс?ЖЧ: Современная молодежь и их чертовы телефоны, я прав?ЧС: Да ты просто фейерверк ходячий, знаешь? XDЖЧ: Шумный, несносный, показушный? Это я!ЧС: Впечатляющий, чудный, сногсшибательный. ЭТО тыЖЧ: Вау... это... наверное, самое лучшее, что мне когда-либо говорилиЖЧ: Э-э, ага, давай встретимся и всё обсудимЖЧ: 212-473-0001ЧС: Это твой личный номер? Я польщенЖЧ: Ты и должен, всенепременноЖЧ: Вот дерьмо... Мне надо бежать на встречу, поговорим позже?ЧС: Всенепременно! Хорошего тебе дня, ТониБаки уже несколько дней улыбается, и парни в мастерской, чёрт бы их подрал, не затыкаются на этот счёт, но он в самом деле не может сдержаться. Улыбка сама возвращается на лицо.У него было ещё несколько кошмаров, и после того, как он оставил Тони той ночью и к утру передумал кучу всего, он словил флешбек, после которого его выворачивало и трясло от того, как под пальцами ощущалось сминающееся горло Марии Старк. Он не помнит всех, кого убил, некоторые из них больше похожи на смутные ватные фигуры с лицами, ускользающими от его цепкого разума.Говорят, время лечит любые раны, но Баки со всем пиздецким почтением бы поспорил. Его тело и разум покрыты шрамами — как появились некоторые, он помнит, а другие остаются загадкой.По словам Сэма со временем он может вспомнить больше, но Баки скорее не уверен, что ему этого хочется. Он не уверен, что хочет, чтобы призраки прошлого преследовали его ещё сильнее, чем сейчас.И без того паршиво, когда Стив смотрит с надеждой в глазах, будто думает, что если захочет сильно-пресильно, Баки вновь обернётся собой прежним, назовёт Стива сопляком, и они примутся танцевать как обычно. Но это уже не он.К чёрту, большинство дней он вообще не знает, кто он такой.Он Джеймс Барнс, и Баки, и сержант Барнс из 107-го, и Зимний Cолдат, и вообще никто, просто безымянный безликий человек в толпе.Но теперь, теперь он мог бы стать Домом Тони Старка, и что-то поселилось в груди, тёплое и сияющее, и он смутно осознаёт это как счастье.Прошло много времени с тех пор, как у него были причины для улыбок и счастья, и он обнаруживает, что цепляется за это обеими руками, не желая отпускать, когда только-только нашёл.Каждое сообщение, которым они с Тони обмениваются всю неделю до встречи, заставляет его улыбаться, смеяться и трепетать от волнения, тёплое сияющее чувство в груди мерцает, как угли, на которые подают кислород.Его выходной идёт псу под хвост из-за нового механика Курта, сказавшегося больным, и Баки приходится подменять его, чтобы мастерская не простаивала из-за нехватки рук.Он полагал встретиться с Тони в 6, но с каждым часом всё сильнее и сильнее тревожился, что опоздает. Когда на часах наконец 5:15, он отмечается, что ушёл, спешно обтирается над раковиной в комнате отдыха, затем натягивает чистую смену, запихнув в подмышку футболку, чтобы не пропотеть по дороге в отель.Остаётся надеяться, что быстрое распыление одеколона средней ценовой категории перебьёт оставшийся запах пота или смазки, а затем он спешит по забитым тротуарам в час пик, стиснув зубы от желания закричать. В Нью-Йорке июнь, разгар туристического сезона, улицы полны людей и их громких голосов; звук и влажная жара давят, изнуряя его на пару с тревогой.Когда он приближается к отелю, который они выбрали в качестве нейтральной территории для встречи, уже 5:45. Его кожа густо блестит от пота, а раздражение натягивает нервы как струны. Он притормаживает у стойки регистрации, сгребает ключ-карту и поворачивает в туалет, чтобы умыться и сделать несколько глубоких вдохов.Он изучает себя в зеркале, отмечая тёмные круги под глазами, слишком длинные волосы, после работы выглядящие грязноватыми, и бороду, которую не бросил отращивать, потому что это маскировка не хуже другой.Не то чтобы много народа знало, кто он такой, но большую часть времени его не покидает ощущение зуда между лопатками, говорящее, что кто-то наблюдает за ним. Он не убеждён, что Гидра исчезла, несмотря на заверения Стива, что её уничтожили после Альтрона.Отрубите одну голову, на её месте вырастут две.Гидра всегда умела скрываться в тени, дёргая мир за марионеточные ниточки, которые никто не видит, пока не становится слишком поздно.Слышится треск. Он удивлённо смотрит вниз и обнаруживает, что почти сломал раковину. Быстро оглянувшись по сторонам, с облегчением видит, что он один в общей уборной — меньше всего ему нужно, чтобы кто-нибудь присмотрелся слишком внимательно и понял, что он другой.Другое опасно.Другое убивает.Он не хочет быть другим, он просто хочет раствориться в безвестности и жить своей долбаной жизнью в покое. Господи, он даже не знает, на что это должно быть похоже.Двенадцатью этажами выше его ждёт одна возможная составляющая покоя.Глубоко вздохнув, он откидывает волосы назад и нервно вытирает руки о джинсы, спешит к лифту и заходит внутрь следом за семьёй с двумя маленькими детьми. Давит смешок, когда они сразу жмут на все кнопки подряд, из-за чего лифт останавливается на каждом этаже.Мать выглядит готовой заплакать, а отец — так, будто остро нуждается в выпивке, дети болтают взахлёб обо всех крутых штучках, которые завтра увидят.— Вам бы э... заглянуть в Романос* в Бруклине — бормочет он, выдавливая нервную улыбку, когда родители удивлённо глядят на него. — Семейное место, чисто кусочек Италии. Годов этак с тридцатых.Мать кивает, отец семейства благодарно ему улыбается, пока дети спорят, что круче — пицца или кальцоне (пицца, без вариантов), и он даже чуть-чуть машет им, выходя на двенадцатом этаже.Видите, он способен быть обычным человеком.Иногда.Он долго стоит и гипнотизирует номер на двери, адски нервничающий и одновременно настолько полный надежды, что сводит желудок. Бездна времени прошла с тех пор, как он делал нечто подобное, и это страх как пугает — ответственность, приходящая с подчинением саба, и доверие, заключённое в действии, всегда приводившие его в благоговейный восторг.Он может сказать Тони, что у него, скорее всего, не самый лучший опыт, и потому он опасается, что всё запорет и в конце концов навредит — особенно после того, как отнял у Тони родителей и заимел огромный долг боли, который должен восполнить.Нервно сглотнув, он стучит, а затем использует ключ-карту, и нос наполняется запахами гостиничного номера и свежестиранных хлопковых простыней. Дверь за ним с тихим клацаньем притворяется, он осторожно шагает вперёд, останавливаясь, когда Тони выступает из-за угла и глядит широко раскрытыми глазами. На подвижном лице ясно написано удивление и нервозность.— Человек столетия? Правда? Разве это не самую малость чересчур очевидно?Баки медлит секунду, затем тихонько весело хмыкает: — Твоё имя пользователя — Железный человек! — парирует он, и сияющее тепло под рёбрами разгорается немного сильнее, когда тот в ответ ухмыляется.Тони явно пытается сдержать смех, бормоча: ?Я и есть Железный Человек?. Мгновение они смотрят друг на друга, прежде чем расхохотаться, и вот так лёд между ними трескается.Баки пробегает вокруг внимательным взглядом и небрежно оценивает: — Хорошее место. — Оно определенно лучше его квартиры, и лучше любого места, где он обитал — за вычетом Сэмова дома. Там было уютно и тихо, и Баки захотелось иметь собственное место за городом, чтобы расслабиться и, наконец, сбежать от суеты и жерновов этого мира.— Сойдёт. — соглашается Тони.И Баки напоминает себе, что перед ним человек буквально с миллиардами на счету — пятьсот долларов за ночь в отеле карманная мелочь для Тони.Мысль о таких деньгах настолько чужда Баки, что ему трудно вообразить, как они могут выглядеть. ?Наверное, как у той утки из мультика с бассейном, полным монет?, — думает он, сдерживая весёлое фырканье.Они неловко стоят, переглядываясь, пока Баки не машет в сторону небольшой гостиной: — Почему бы нам не сесть и не расслабиться? — Он пытается ободряюще улыбнуться явно нервничающему Тони.Баки перетекает, чтобы сесть в кресло у камина, инстинктивно оставляя за спиной стену, обеспечивая быстрый отход к двери. Отсюда он может видеть почти всё помещение — только окно находится вне поля обзора, отчего у него подёргивается кожа.Он сдвигает кресло на три дюйма левее, пока один из углов не оказывается напротив камина, и окно не начинает просматриваться лучше. Задёрнув шторы, он коротко кивает сам себе, а затем оборачивается и обнаруживает, что Тони наблюдает за ним с чем-то вроде весёлого интереса в глазах.— Я не могу брать вещи у незнакомых людей, — вдруг сообщает Тони без видимой причины. — Говард без предупреждения протянул мне горячие сварочные клещи, и я получил ожоги второй степени. — Он пожимает плечами и тускло улыбается Баки. — Я понимаю. У всех нас есть вещи, которые укоренились.Баки кивает, обозначая улыбку, благодарный за понимание.Тони опускается на диванчик и закидывает щиколотку на колено, ткань поношенных джинсов туго натягивается на сильных бедрах. В прорехах проглядывает кожа, заставляя Баки испытывать поистине танталовы муки. Тяжело сглотнув, он на мгновение отводит глаза, прежде чем снова взглянуть сквозь упавшие на лицо пряди волос и заметить, что Тони пристально его изучает.— Так чем ты занимаешься? — внезапно спрашивает Тони, уводя взгляд в сторону. Пальцы пробегают по ткани джинсов, смахивая несуществующие пылинки.Он нервничает не меньше, чем Баки, спасибо, господи. — Работаю в семейном гараже в Бруклине, — объясняет Баки, и губы трогает улыбка от того, как пальцы Тони замирают на секунду, а взгляд возвращается к нему от этих новых подробностей. — Извини, если слегонца притащил мастерскую с собой.— Порядок. Думаю, ты здорово недооцениваешь количество времени, которое я провожу, покрытый смазкой. — отвечает Тони с мягким смешком, а затем жестом велит Баки продолжать.— В основном занимаюсь авто подороже, которые притаскивает нам народ, но могу управиться и с развалюхами-драндулетами.Он изучает Тони, откидывается в кресле и раздвигает ноги, демонстрируя непринуждённость в этой обстановке, — даже если внутри он по-прежнему слегка на нервах. Десятилетия в щупальцах Гидры сделали его не просто убийцей, но и лжецом и шпионом.Он научен, как манипулировать целью — и внезапно отсекает от себя эту мысль, потому что Тони совершенно точно не цель.— Я научился собирать двигатель, когда мне было четыре, — говорит тот, и Баки, сморгнув пелену отрешённости, наблюдает неловкую улыбку на нервном лице — усилия Тони, чтобы поддерживать разговор, видны как на ладони. — Да? — поощряет Баки, от волнения голос хрипит. Он улыбается, не очень уверенно, но с теплотой, и ему дышится немного свободнее, когда плечи Тони чуть опускаются от ушей. Тони кивает, и Баки улыбается шире. — Какой, ты помнишь?Тони коротко задумывается, хмурясь и закусив нижнюю губу, и Баки внезапно ударяет осознание, что этот мужчина весьма привлекателен. Острый изгиб скул уступает только линии челюсти; Баки голодно пялится на горло с двигающимся кадыком и задается вопросом, какова на вкус кожа под челюстью, как вдруг слышит своё имя. И звучит оно так, что становится ясно — Тони окликнул его уже несколько раз. Он стряхивает рассеянность и устало улыбается: — Прости, я не думал отвлекаться, нынче был длинный рабочий день. Обещаю, теперь моё внимание всё для тебя.Тони пару секунд смотрит так, будто сомневается, верить ли, затем медленно кивает:— Ладно, окей, я э-э... просто говорил, что это был э... движок джипа, одной из старых военных машин моего от... Говарда. Он разозлился, что я его разобрал, и, ну, не очень хорошо отреагировал.Баки отмечает внезапно скомканное ?отец?, заменённое именем, следом фразу ?не очень хорошо отреагировал? одновременно с чем-то, что у человека, контролирующего себя хуже, можно было бы назвать вздрагиванием.Но Тони не вздрагивает — он скалится шире, фальшиво и тревожно, и смеётся, дёрнув плечами. — Я должен был подумать получше, прежде чем трогать что-то такое ценное, — произносит он просто, как будто отец, избивающий четырёхлетнего сына за разобранный двигатель, является образцом разумности.— Он всегда казался мудаком, — высказывается Баки, застигая Тони врасплох, судя по широко распахнутым глазам и приоткрытым губам. Тони продолжает таращиться, и Баки осклабливается. — Он думал, солнце светит ровнёхонько из задницы Стиви, и ни словечка поперёк бы ему не сказал. И ты знаешь, каков Стиви — уступишь ему дюйм, он отхватит целый грёбаный континент.Тут Тони прорывает весёлый смех, и Баки жадно глядит, как становятся заметнее тонкие морщинки в уголках глаз, как движется горло, и как до чёртиков Тони красив такой — счастливый.Баки любит это.В этот миг он решает заставлять Тони смеяться и улыбаться как можно чаще, пока они вместе.— Боже, хотел бы я посмотреть, как ты скажешь это Стиву в лицо, — произносит Тони с задумчивой улыбкой.Баки фыркает: — Что, по-твоему, я проделывал весь тот год, что мы были вместе, покуда не сверзился с поезда? При каждой возможности напоминал ему, что он тупой мелкий засранец, налетающий с кулаками вместо того, чтобы как следует пораскинуть мозгами, и что он не может помыкать всеми вокруг, пошта полагает себя кругом правым. — Баки смеётся и откидывает волосы со лба. — Должен сказать, мне это было не слишком-то по нутру.Усмехнувшись, Тони опускает голову.— Ага, он точно не может.Они погружаются в уютную тишину, внезапно вспугнутую громким бурчанием в животе Баки, решившим объявить, что пустует с... прошлой ночи? Честно говоря, Баки не взял бы сказать точно.— Хочешь, закажем еду в номер? Мы должны взять тебе что-нибудь, — бормочет Тони, тут же вставая. — Эй, всё путём, я могу обождать до дома, — слабо отбивается Баки, но Тони сует ему в руки меню. Живот завывает призывней, так почему бы и нет?В итоге он заказывает четыре чизбургера с беконом, порцию картошки фри и пару молочных коктейлей, один с шоколадно-арахисовым маслом, другой кофейный с солёной карамелью.Они ещё немного треплются о машинах и механизмах, и видах транспортных средств, над которыми им доводилось работать, затем прибывает еда, и Баки нетерпеливо вгрызается в свой первый бургер, замечая при этом, что Тони украдкой поглядывает на другой.Ухмыляясь, он кусает ещё и лёгким толчком отправляет завёрнутый в фольгу бургер через стол к Тони, следом кофейно-молочный коктейль и кивком указывает на них: — Налетай, я заказал слишком много.Тони разглядывает его, будто подозревая ловушку, а Баки просто жуёт, радостным мычанием одобряя вкус свежих помидоров и бекона.Боже, еда хороша в будущем.Тони нерешительно тянется к бургеру, пальцы движутся осторожно, когда он разворачивает его и изучает, прежде чем поднять и откусить. Когда он прижмурившись стонет, Баки расценивает это как успех и широко усмехается: — Недурственно, правда?Тони кивает, и Баки откидывается в кресле, глубокомысленно жуя, наблюдая за ним и потягивая коктейль. Немалая часть его гордится, что он заставил своего саба поесть — это глупо и доминирующе, и он гасит порыв похвалить Тони за то, что тот ест.Определённо, они ещё не пришли к этому. Но, может быть, скоро.Ему всегда нравилось заботиться о своих сабах, своих друзьях и семье. Он до мозга костей опекун.В воспоминаниях вспыхивают рыжие волосы, тоненькая балерина заставляет Актив улыбнуться, лучшая из учениц, его единственный друг.Он заботился и о ней, как только мог в том месте.— Я только что получил в руки Ягуар SS 100 тридцать шестого года.** С краской настоящая катастрофа, но движок на удивление хорошо сохранился, учитывая все обстоятельства.Баки поднимает голову, сбрасывает оцепенение воспоминаний и улыбается Тони. — Звучит потрясающе, — мурлычет он, — у тебя есть какие-нибудь снимки?Тони качает головой: — Со мной нет, краска действительно в плохом состоянии, и я не хочу позорить его, фотая в таком виде. Но ты можешь прийти посмотреть на него как-нибудь, если захочешь, — скороговоркой выдаёт он и умолкает в явном замешательстве от собственных слов. Мнётся пару мгновений, затем сует бургер в рот, по щекам разливается краска, глаза опущены.Баки не может согнать с лица ухмылку, потому что, чёрт побери, этот человек восхитителен. В самом деле нечестно, что такой привлекательный, умный, милый мужчина почему-то такого низкого мнения о себе.Он тотчас принимает решение, что без разницы, долго ли, коротко они будут вместе, — он будет нахрен баловать, радовать и ценить этого человека.— Ладно, а что самое странное тебе попадалось с машинами на работе? — наконец находится Тони.Баки смешливо хмыкает, но не прохаживается насчёт неуклюжей попытки сменить тему, а просто начинает рассказ о том, как видел винтажный Камаро, притащенный перепуганным пареньком, который взял его покататься, покуда предки были в отъезде, и за городом бесславно съехал на нём в пруд для коров.— Тони, чтоб я сдох, в бензобаке бултыхалось коровье дерьмо!Он усмехается, когда Тони, зажмурясь, долго неудержимо хохочет и под конец так смешно обессиленно фыркает, что уже оба принимаются хохотать. Они смеются так, будто уже никогда не перестанут; в конце концов у Баки начинают болеть бока, и становится трудно дышать.Они медленно успокаиваются. Обмениваясь мягкими ухмылками, приканчивают картошку и коктейли. Баки весело цокает, когда Тони окунает картошку не в свой молочный коктейль, и ни капли не возражает, просто наслаждается румянцем, всё так же покрывающим его щёки.Баки рассматривает последний бургер и принимает решение против — он приятно сыт и всегда может съесть ещё, когда снова проголодается. Он не хочет, чтобы бургер пропал зазря, поэтому молча предлагает его Тони, который секунду оценивает, прежде чем мотнуть головой.Он заберёт бургер с собой и отдаст Хэнку, бездомному, живущему в переулке рядом с квартирой Баки.— Ты... ты собираешься рассказать Стиву об этом?Баки поднимает взгляд на него, чуть удивлённый:— О чём? — спрашивает он, сдвинув брови.Тони как-то неопределённо машет между ними рукой: — Об этом, о том, как мы встретились, обо… — он сбивается, тяжело сглатывая, и до Баки внезапно доходит.— Тони, я не собираюсь рассказывать никому ничего, если ты этого не хочешь. — Тот выглядит ничуть не убежденным, и Баки приходит на ум, что здесь, похоже, кроется что-то серьёзнее банальных разногласий между Тони и Стивом. — Кто ещё... Кто-нибудь знает? Что ты саб, я имею ввиду?Тони сжимается немного сильнее, на челюсти вздуваются желваки. Он с какой-то отчаянной яростью хмыкает:— Господи, да зачем бы мне кому-то рассказывать. Уже отстойно, что я оказался сабом, и даже не слишком хорошим.Баки чувствует, что сердце разрывается из-за того, с какой с горечью и уничижением Тони говорит о себе и о том, что он саб. В прошлом Баки знавал людей, до краёв наполненных отвращением к себе из-за вещей, которые они не могли контролировать.Их называли феями и педиками и избивали, если это выплывало наружу, а тех, кто сопротивлялся и пытался требовать уважения, не хватало надолго.Прочистив горло, Баки чуть подаётся вперёд, пытаясь заглянуть в глаза Тони, но тот упорно не хочет встречаться с ним взглядом. Неслышно вздохнув, Баки встряхивает головой, отгоняя досаду подальше: — Дорогуша, мне жаль, что ты так думаешь насчёт того, что такое быть сабом, и жаль, что кто-то внушил тебе, будто бы из-за этого ты не достоин уважения, как любой другой человек. Но знай, то, что ты саб, значит для меня примерно то же, что у тебя карие глаза. Взгляд Тони искоса скользит по нему, настороженный и озадаченный.— Это просто часть тебя, Тони, а не ты весь. Ты гений, герой и механик, и ты потешно фыркаешь, когда слишком сильно смеёшься, но ничего из этого не определяет тебя, это просто, — он шумно выдыхает, подыскивая слова, — это как ингредиенты в супе. Если бы какой-то исчез или стал другим, ты бы больше не был собой. И ты мне нравишься такой, какой есть.Тони долго испытующе глядит на него, сжав губы. В глазах появляется любопытство и даже что-то вроде надежды. Они большие и блестящие, и Баки подозревает, что тот пытается удержать слёзы, поэтому мягко улыбается и постукивает пальцами по столу, привлекая внимание: — Тони, без твоего разрешения я никогда никому ничего не сболтну. Сейчас или впредь то, что мы делаем вместе, только между нами. Я уважаю твоё личное и не собираюсь ни для кого его нарушать.Тони слабо шмыгает и кивает, глядя в сторону, украдкой вытирая глаза. Баки деликатно отводит взгляд, давая время прийти в себя.Баки собирает обёртки от еды, комкает в шар и точным броском отправляет через всю комнату в корзину, частично скрытую столом, и ухмыляется, поймав взгляд Тони, полный весёлого недоверия.— Хочешь испытать меня, чтобы увидеть, что ещё я могу, ага? — поддразнивает он и смеётся, когда Тони выглядит пристыженным и снова краснеет. — Попроси хорошенько, и, может статься, я позволю тебе, — игриво мурлычет он, подмигивая, когда Тони бросает на него быстрый взгляд, просто чтобы увидеть, как румянец станет гуще.Тони ёрзает на своём диванчике, и Баки, сжалившись, откидывается на спинку и внимательно смотрит. — Итак, обсудим, какой будет наша первая сцена? — предлагает он. — Если ты не раздумал поучаствовать в этом со мной.Тони мотает головой, хотя ещё заметно сомневается, поэтому Баки выжидает, пока тот не поднимет на него глаза, и тогда говорит: — Знаешь, мы можем ничего и не делать. Без обид, без обмана, если хочешь уйти, я не буду против. — произносит он, хотя все инстинкты кричат не отпускать саба, ведь он в паре шагов от того, в чём так нуждается его тело.И всё же он никогда не будет заставлять кого-то быть с ним, того, кто не хочет. Он сполна нахлебался такого дерьма, когда его принуждали. Больше ни в жизнь.Тони медленно качает головой, прикусив губу, и смотрит на Баки из-под греховно длинных ресниц. — Нет, всё нормально, я... Я хочу этого, — в его голосе куда меньше энтузиазма, чем хотелось бы Баки, но, эй, он может с этим работать. По крайней мере, с этого можно начать. Наклонив голову, Баки барабанит пальцами по столу, отстранённо слушая скуление сервоприводов, пока рука рекалибруется. — Окей, думаю, для наших встреч отель сейчас самое нейтральное место, согласен? Тони кивает, и Баки кое-что вспоминает. — У тебя в профиле сказано, что ты в этом только один раз, это правда? — с любопытством уточняет он. — Если да, не имею ничего против, просто хочу быть уверенным, что мы сможем спланировать сцену, которая даст всё, что тебе нужно, за раз. Если нет, у меня на примете есть пара-тройка идей; Я просто должен знать, в какую сторону думать. — он сопровождает слова коротким смешком, который срабатывает, вызывая у Тони тень ответной улыбки.— Я э-э... вначале хотел всего один-единственный раз, — тихо говорит Тони, опустив взгляд, — но… думаю, мне нужно больше. Это было... ха! это продолжалось какое-то время, а потом я вроде как, ну, отведал прелести отказа от Дома.Тони морщится и отворачивается, словно пытаясь избежать осуждения.Кривая улыбка расползается по губам Баки, и он цыкает. Взгляд Тони немедленно притягивается к нему.— Похоже, мы с тобой в одной лодке, — ворчит он и кивает, когда лицо Тони озаряется пониманием. — Прошло несколько десятилетий с тех пор, как я был Домом. — признаётся он. — Какое-то время после Вашингтона я без затей полагал, что это ушло, что я стал нейтрален, — он невесело смеётся, кривя губы, — бессонницу, раздражительность, тревожность и скачущее настроение вроде как легко спутать с ПТСР, и я въехал, что меня ломает без саба, всего полторы недели назад.— Угу, та же самая сраная лодка, — задумчиво бормочет Тони, пристально изучая его с чем-то вроде осторожной надежды. После кивка Баки Тони делает глубокий вздох, тоже кивает и выдаёт бледную улыбку. — Окей, тогда будем просто видеться так часто, как нам нужно, пока оба не придём в норму?Баки прикусывает язык — он-то уже осознал, что Тони ему нравится, но судя по оговоркам, тот очень навряд ли готов к чему-то серьёзнее временной связи, которая продлится не дольше, чем будет нужно. Поэтому он утвердительно наклоняет голову и мягко тянет губы в улыбке.— По мне, звучит славно.Тони кажется успокоенным, переминаясь на сиденье и медленно кивая. Осваивается с идеей, думает Баки.— Итак, э-э... Полагаю, ты сказал, у тебя есть планы, так что... Что там у тебя на примете? — тихо спрашивает Тони, уставившись на свои руки и время от времени поглядывая на Баки.Баки перетекает в чуть более открытую позу, тепло улыбаясь, когда Тони в очередной раз кидает на него взгляд.— Я думал принести верёвку и попробовать лёгкую обвязку поверх одежды, ну или раздетым настолько, как тебе будет удобно. Я бы сидел, а ты стоял рядом на коленях; я бы хотел накормить тебя с рук и чуток поиграть с волосами, если ты будешь не прочь. Просто дать нам попривыкнуть друг к другу.От этого Тони хмурится, слегка приоткрыв рот, будто разом растерял все слова. — Ты... не хочешь меня натянуть?Баки не знает, чего в словах Тони больше, замешательства или разочарования, вовремя ловит усмешку, от которой так и дрожат губы, и мотает головой: — Ну, не сходу. Мы только начали приглядываться друг к другу, и я не думаю, что это будет впопад.— Но... как ты собираешься кончить?Баки приподнимает бровь. Без шуток, он бы хотел как следует потолковать с тем, кто так изгадил представления Тони о доминировании и подчинении. Прояснить пару вопросов.— Я не собираюсь кончать, — пускается он в объяснения, — не в этом дело. Доминирование и подчинение, по сути, обмен властью. Ты подчиняешься мне и позволяешь делать с тобой то, что я хочу, с пониманием, что ты тоже этого хочешь.— Что?.. — безжизненно вылетает у Тони, и Баки чувствует, как внутри глухо ворочается гнев оттого, что кто-то издевался над этим человеком и по-уродски перекроил его взгляды.— Затея не всегда в том, чтобы натягивать и кончать. Смысл в доверии и заботе друг о друге, — мягко говорит он, с любопытством наблюдая за сменой эмоций на лице Тони. Тот явно сбит с толку, полон недоверия, и Баки возвращается к мысли, что неплохо бы разузнать, кто же так навредил ему.Знаете, такой чисто исследовательский интерес.Тони с заметным трудом сглатывает и медленно кивает: — Я… ну, такого я определённо не проделывал никогда, — слабо признается он, — Но я… я бы хотел провести сцену, как ты описал. Это звучит... неплохо.Баки широко улыбается. — Здорово, Тони, я рад слышать, что ты за. Есть что-нибудь, что ты хотел бы добавить или убрать из сцены?Прикусив губу, Тони издаёт длинное ?хм-м-м? и, подняв руку, задумчиво-отстранённо постукивает пальцами по груди там, где по представлениям Баки находится реактор. Баки молчит, не мешая ему размышлять, и тепло улыбается, когда взгляд Тони снова сосредотачивается на нём.— Я не против веревки, если она не будет слишком туго затянута на груди, — осторожно шепчет Тони, глядя на Баки так, будто ожидая, что его одёрнут.Баки ободряюще кивает: — Без вопросов, мы будем следить за этим по ходу, а если что-то пойдёт не так, поправим.Тони с минуту глядит на него, затем кивает: — Окей, тогда... м-м-м, я не против быть раздетым... может, до белья? — нерешительно предлагает он.— Об этом я тоже думал, — соглашается Баки, — но опять же, если в какой-то момент поймёшь, что это тебе не по нраву, я хочу, чтобы ты не молчал, а сказал мне, чтобы всё, что мы делаем, было в охотку.Тони медленно кивает, не сводя с него глаз. — Э-э... угу, окей, — бормочет он по-прежнему неуверенно. — Я... э-э... меня никогда не кормили с рук, так что... полагаю, это неплохо? Звучит интересно, — он неловко дёргает углами рта.Баки улыбается и кивает: — Это приятно и славно, думаю, ты оценишь.— Я... так что ты собираешься делать, пока я буду есть и просто... сидеть там? — в любопытстве Тони отчётливо звучит сомнение, что Баки на самом деле интересен такой расклад.— Собираюсь поиграть с твоими волосами и поворковать с тобой, чтобы полюбоваться на симпатичный румянец на твоих щеках и поглядеть, пойдёт ли он дальше, — Баки отвечает честно и самую малость игриво, ухмыляясь, когда Тони краснеет и уводит взгляд в сторону.— Хм-м... Ага, ладно, — бормочет Тони, с несмелой улыбкой мельком глянув на него из-под длинных тёмных ресниц.— Ага? — переспрашивает Баки, счастливо улыбаясь. — Замётано! — Он смотрит на свой телефон, затем снова на Тони: — Итак, хочешь снова свидеться здесь? Скажем, в пятницу вечером?Тони берёт свой телефон впервые с момента, как Баки переступил порог, минуту хмуро пролистывает, затем кивает:— Ага, годится. Семь, окей? — предлагает он, взглянув на Баки.Баки кивает, и Тони ещё с минуту тычет в экран, прежде чем отложить телефон в сторону и с осторожной улыбкой слабо спросить: — Полагаю, на этом всё?— Если только ты не намерен сидеть здесь и обсуждать, какой движок лучше, феррари или ламборгини, то да, я бы сказал, можно закругляться на сегодня. — поддразнивает он, усмехаясь, когда Тони смеется, и чувствуя себя победителем.Он быстро обнаруживает, что ему нравится заставлять Тони улыбаться и смеяться.— Так мы проторчим тут всю ночь! — восклицает Тони с ухмылкой. — Может, предадимся жарким дебатам в другой раз.Баки многообещающе осклабливается и внезапно понимает, что оба наклонились друг к другу через маленький столик, улыбаются и смотрят в глаза. Прокашлявшись, он прощально кивает и отталкивается от стола, вновь улыбаясь, когда Тони встаёт одновременно с ним.— Я просто, наверное, провожу тебя, — бормочет Тони скорее сам для себя.Они подходят к двери, и Баки приостанавливается, колеблясь между тем, чтобы просто уйти или попытать счастья с тем, чего ему хочется с первой встречи в офисе Тони. Полуобернувшись, он спрашивает с тихим немного нервным смешком:— Слушай, если я попрошу чуток потискаться, это не чересчур?Брови Тони взлетают, он выглядит донельзя удивленным, но, к радости Баки, кивает и подступает ближе. Руки Баки инстинктивно распахиваются, а после скользят по спине Тони, одна — вверх до самого затылка, другая о! так мягко ложится на поясницу, притягивая.Тони на миг деревенеет, а потом растворяется в Баки, крепко обхватывая за талию, словно боясь развалиться, если Баки отпустит.Баки ничего не может поделать с тем, как дышит запахом Тони, уткнувшись носом ему в волосы. Богатый аромат всего, что тот использует, тёплый и очень вкусный, и Баки, больше не сдерживаясь, теснее прижимает Тони к себе и дышит ещё глубже.Тони издает мягкий неясный звук и прячет лицо на его широкой груди, безвольное отяжелевшее тело в руках Баки.Боже, он бы всё отдал, чтобы остаться так навсегда.И всё же в конце концов он отстраняется и улыбается Тони, легко пробежав пальцами по горячим от румянца щекам, прежде чем опустить руки.— До скорой встречи, — обещает он, — если к тому времени надумаешь что-нибудь изменить в сцене, просто черкни мне и дай знать.Тони кивает, его руки задерживаются на боках Баки, глаза немного остекленевшие. Баки так и подмывает поцеловать его, и он понимает, что пора уходить. — Свидимся, — мурлычет он напоследок, толкает дверь и удаляется по коридору. Звук закрывающейся двери доносится только тогда, когда он ступает в лифт.Всю ночь с его лица не сходит улыбка.