12. Мне бы с тобою, река (1/1)

Сплетенные ветви темнеют в туманной дымке двух окровавленных волчьих лун.В них застыл нечеловек?— его черные глаза бездонными провалами следят за каждым их шагом, его сухие кости скрипят вековыми стволами высоких сосен, шуршат осыпающейся корой, его руки-ветви протянуты к небу, а рога венчают голову шипастой короной. Его дыхание?— ледяной ветер, что шумит колючими еловыми лапами да завывает стонущим, протяжным свистом.Сестра склонилась к земле и на зеленоватом ковре влажного темного мха зажигает магией белые полупрозрачные цветы, проросшие из искрящихся бутонов и распустившиеся серебристым лунным сиянием. Движения сестры скованны и неловки, тонкие бледные пальцы, озаренные ненастоящим светом, дрожат, как ветви. Причудливые искривленные тени терновника мелькнули меж высоких стволов, и кажется, будто это тени зубастых и когтистых тварей, притаившихся совсем рядом, готовящихся броситься и разорвать их.Нечеловек недоволен тем, что рядом с ним родился свет. Его иссохший лик искажен злой усмешкой, его когти мечтают вцепиться в чье-то беззащитное горло, вырвать чужие глаза да примерить в свои пустые глазницы. Он слепой!—?Ванмирия! Я слышу, как он дышит! Он совсем рядом, сестра!—?Нет-нет, это добрый Дух леса, Силль, не надо его бояться.—?Он не добрый и не дух! Посмотри на него! Вот он, висит на ветвях. Эти руки, рога, эта кожа… Он сожрет нас, сестра! Чуть погаснут наши светлые цветы, он подойдет и утянет за волосы, да прямо в болото!—?Силль, тише, он может услышать. Дух превратится в демона и загрызет нас, Силль!Сердце стучит, словно камень о камень высекает отчаянные искры?— там, в ветвях громко вскрикнула птица, и ужас прилившей к ушам кровью застилает мнительный слух.—?Мирра, мне страшно! Уходим, сестра, умоляю! Это не дух, это не дух, Мирра, он ждет, пока мы погасим огонь! Мирра! Мирра!—?Мы не погасим огонь, Силль, родная. Успокойся, не плачь. Дай мне руку. Вот так. Тише. Мы выберемся, слышишь? Мы скоро уйдем отсюда, скоро будет рассвет, скоро все закончится!Руки Ванмирии холодны, но тепло ее тела вселяет надежду. Она мягко отодвигает волосы со лба Сильвы и целует. Губы ее потрескались и запеклись темной кровью.Силль замечает движение между ветвей и отблеск белых пустых глаз, жадно ищущих цель среди бесконечного переплетенья терновых шипов.У оленя высокие тонкие ноги?— он почти достает до середины старой сосны,?— и из глазниц льется белый светящийся туман, а рога оплетены паутиной, в которой, как в рыбацкой сети, запуталось несколько блуждающих звездных искр. Он смотрит прямо на дев и тянет к ним длинную шею, дыша прохладою летних цветущих полян, терпким ароматом можжевельника и опавших листьев.Нечеловек из ветвей начинает дрожать, как от ветра, смеясь жутким лающим хохотом, изгоняя из крон сонных птиц, осыпая листву и ломая себе пальцы.—?Мирра…Силль с ужасом смотрит на мох.Цветы гаснут! Сначала казалось, что это не так, но потом всё отчетливей?— тьма пожирает цветы один за другим, они становятся прозрачными, тают, как льдинки на темной глади предрассветного озера.Ванмирия пытается усилить заклинание, но все впустую.Олень, бесшумно ступая по опавшей сухой земле, не задев ни единой ветки, подходит все ближе.Где-то рядом, прямо за их спинами, хрипит мертвая рыжая дева, бурля гнилой темной кровью в глубинах разорванной своей груди. Она тянет к ним руки, как и нечеловек из ветвей тянет к ним руки.Олень склоняется над ними?— теперь от него пахнет дождем и чем-то знакомо сладким. От него пахнет гнилыми яблоками, что лежат на земле. Сильва отпрянула?— но олень явно тянется к ней, пытаясь дотронуться хоть краем сияния своих глаз до кончиков ее волос, и ветер в ветвях?— словно шепот его, что звучит одним словом ?Моя, моя, моя?.Кроме него, ничего не видно. Да и нужно ли им это, видеть ужас, что бродит во тьме!—?Мирра!Ванмирия, не в силах унять страх, поднимает дрожащую ладонь перед мордой оленя:—?Умоляю… Дух леса… Не тронь нас, прошу! Дай уйти.Он обращает к ней свой равнодушный взор.Заклинание света сбоит и не действует, цветы больше не прорастают из влажного мха. Сильва трясется от страха, прижимаясь к сестре, как к скале по-над пропастью.—?Я изгнал,?— изрекает олень до дрожи знакомым, но неведомым голосом.—?Ч…что?..Вдлалеке слышны приглушенные опавшими еловыми иглами тяжелые стальные шаги?— и олень чутко вскидывает голову, ослепив двух испуганных дев белым туманом из глаз.—?Он изгнал,?— тихо-тихо, позади дев повторяет покойница, скрывшая лик под грязным огнем своих рыжих волос, хладной рукой достигая плеча Ванмирии. —?Радуйся, плети победу, сегодня не умрет ни один сломленный!—?Ваша земля пуста?— не пейте воду из старого колодца. В ней чернеет отравленная кровь,?— слышен голос столь же бесшумно уходящего во тьму оленя.Где-то вдалеке нарастает лай гончих, которых охотники отпаивают кровью вольных, чтобы те лучше искали следы в лесной чаще. Слышен топот тяжелых сапог. Звон цепей из теневой стали! О духи! Преследователь нашел нас!—?Кровь? Чья еще кровь?!—?Спроси у Кровавой Богини,?— двумя голосами отвечает олень, обрамляя серебрящимися паутиной рогами сердце двух алеющих лун.Ванмирия и Сильва просыпаются одновременно, судорожно обнимая друг друга. У Силль от слез красны глаза. Дыхание девочки быстрое и сбивчивое. Она дрожит, поспешно освобождаясь от душных объятий сестры.За окном?— темное западное небо, где-то в стороне леса кричат птицы. Слышны шаги и голоса во дворе. То, что во сне казалось звоном теневой стали?— лишь скрип приоткрытой двери. В реальности преследователя и его гончих нет. Как хорошо! Как хорошо, что это был только сон!Холодно.Мирра тянет на себя их пестрое лоскутное одеяло и пытается укрыть сестру, но та отстраняется. В ее крови еще кипит ночной ужас видения, проникшего в реальный мир, в ее сознание, в ее кровь… Но за что сестре, она не сновидец, она просто рядом была… О, во имя духов!—?Силль… Ты как?Девочка не смотрит на нее. Идет к бадье в углу, долго плещет водой, умываясь и смывая остатки кошмара, который, казалось, прилип к ее коже, словно грязь.—?Силль, прости меня. Я не хотела… Клянусь духами, родная, это получилось случайно! Сон проник в твои мысли, да, но это не специально! Я не хотела, не хотела, моя милая, моя любимая, моя…—?Иди к ним,?— глухим заплаканным голосом отвечает Сильва. —?Они должны узнать о твоем видении, сновидец.Все демоны преисподней!Ванмирия подскакивает с кровати, будто ее окатили ледяной водой, хватает платье, наспех плетет непослушные завязки и бежит во двор, босая и растрепанная, как мокрая птица. Во дворе?— у колодца?— половина деревни.?Уже всё знают?,?— ужасается Мирра. Юная шаманка Марглона растерянно смотрит на павшего коня. Селяне испуганно перешептываются, разгоняя чадящими факелами мутную рассветную дымку.—?Вода! —?кричит Мирра на бегу, второпях чуть не влетев в изгородь. —?Вода в колодце отравлена!—?Мы уже знаем,?— слышится голос в толпе, и знакомые сильные руки Кохрана ловят спотыкающуюся Ванмирию. —?Знаем, доченька. Брагаал, уходя в дозор, решил напоить коня и попить сам…—?Что?! Духи, что с ним?!—?Конь Брагаала хлебнул первым.—?Смотрящий в порядке,?— нехотя отвечает шаманка. —?Он отпил совсем немного, прежде чем увидел, что конь пал. Лежит в моей хижине, будет жить.Марглона смотрит затуманенным взглядом: она говорила с духами совсем недавно. На ее щеке?— знак Духа леса, черный косой крест, перечеркнутый свежим, еще розовым шрамом, на предплечье вдоль?— багровый росчерк длинного разреза под размазанной запекшейся кровью. Жертва Слепому духу?— кровь или слезы. Марглона сегодня выбрала первое?— значит, дело было совсем плохо. Брагаал выжил высокой ценой.—?Ванмирия,?— произносит шаманка строго и решительно,?— ты видела во сне, что за яд был в колодце?—?Кровь! —?надрывно изрекает Мирра, и селяне начинают обеспокоенно перешептываться.Она подходит ближе к павшему коню: из его разинутого рта вытекает розовая пена, мошкара вьется у остекленевшего глаза. Почти остыл. На таком-то холоде.—?Кровь? С каких это пор гхроол-ма пользуются ритуальной кровью? —?растерянно произносит бледная и пепельно-седая вдова вождя.—?Может, это не гхроол-ма? —?встревает отец Ванмирии под усиливающийся негодуюший шепот. —?Разве они используют… кровь и ритуалы? Разве их богиня разрешает им это?—?Используют, Кохран,?— тихо, но громче шепотков вокруг отвечает шаманка. —?А еще?— они могли взять в плен вольного и заставить его это сделать!—?А может, это вольные! —?предполагает вдова вождя. —?Может, это племя старых Шепчущих отравило нам воду. Они знают, что мы вынужденно на этой земле, и их Слепой дух может быть против нас!—?Молчи, женщина! —?понизив голос до волчьего рыка, отвечает юная шаманка. —?Слепой открыл мне, что эта земля и наша тоже! Слепой знает, сколько крови мы пролили у Стального плато, сколько умерло нас под клинками гхроол-ма! Знает, какую цену мы заплатили за то, чтобы прийти в мирные земли, в тень этих древних капищ. Еще раз, старая дрянь, услышу что-то подобное?— отрежу язык!—?Тише, тише, Марглона! —?Кохран, на всякий случай закрывая собой милую Мирру, поднимает руки в умиротворяющем жесте. —?Мы не должны враждовать между собою! Нас осталось мало, нас, ушедших из Белой реки, становится меньше с каждым лунным циклом! Пожалуйста… Прошу тебя, давай просто… Очистим воду. Успокоим людей. Мы ведь это можем, да?Марглона не глядит на него?— еще гневаясь, она садится на колени возле трупа коня, и селяне в ужасе отходят, понимая, что сейчас будет. Ванмирия чувствует тьму, как иные люди чувствуют кожей холод или жар?— эта тьма закрывает взор, опуская на дно замерзшего озера, заполняет легкие, сковывает мышцы, отнимает разум.Руки ее дрожат.Это то, что знало их племя давно: осознание смерти. Зеленая волна заклинания, исшедшая из рук Марглоны бьется об труп, отодвинув его на полшага. Люди разбежались. Кохран держит за руку Мирру, которая смотрит во все глаза на движения шаманки, на яркие сполохи магии и слышит биение этого заклинания в унисон с собственным сердцем.Марглона шипит, как змея:—?Чья кровь отравила твой сосуд, благородный дух?Мирра одна из тех, кто чувствует, что это такое?— из всего племени лишь она, Марглона и Спящая Тэкна знали, что такое магия. Знали, что есть сила, способная возжечь огонь, способная утихомирить бурю, излечить раны, успокоить волка?— а есть сила, что заставляет смерть говорить человеческим голосом.Когда-то очень давно мама предостерегала ее: ?Не играй с ней, Мирра, доченька! Никогда не говори со смертью! Магия… Может быть доброй. А может быть…?.Злой.Магия может исходить зеленым разрушительным пламенем, которое и камень обратит в пепел.Окоченевшие ноги коня со страшным треском попытались согнуться. Хрустнула шкура, лопнула на животе, изливая на землю ядовитую черную кровь, под которой моментально иссыхала трава.—?Чья? —?прорычала Марглона, упрямо держа заклинание.—?Мирра, иди,?— шепнул отец. —?Не смотри.Магия студит ей кровь. Она не может уйти, даже если бы сильно хотела!—?Чья? —?голос шаманки почти что мужской, низкий, волчий.Смерть должна тебя бояться. Смерть должна подчиниться тебе!—?Ччеллловввек…Звук идет словно из-под земли. Тихий, приглушенный?— как через рот, набитый глиной. Утренний холод стал еще сильнее. Смерть говорит.—?Какой?! —?вскрикнула Марглона.—?Пррринессс ббелую ккколббу… Сссоссуд… Вв ккотором пплавала мммертвая рыбба… Зззнак… Сссталль… Слллышит голосс в сссвоей головве… Ссгоревшшшая пптица…Труп коня задымился и стал распадаться на тонкие лепестки зеленого пепла. Слишком сильное заклинание. Магия бьет по вискам?— Мирра прижалась к отцу и слышит, как его сердце гонит по венам его кровь; слышит, как его грудь наполняется вдыхаемым им воздухом. Кохран боится не меньше, чем остальные селяне, но не бросит свою Мирру.—?Имя! —?воет шаманка. —?Имя, кто это был?! Вольный?—?Нннетт…—?Гхроол-ма?—?Шшшан… Шаааан…—?Что?! Дух!Осталось немного?— смерть разрушает свой слабый сосуд. Труп коня почти исчез в зеленом тумане. У Марглоны из носа брызнула кровь?— попала в горло, заставив закашляться, согнуться, упасть набок. Ее сила иссякла, и если сестрица Мара сейчас продолжит, то умрет!—?Шаманка! —?бросается к ней Кохран, оставляя Мирру без последней защиты перед этой магией.—?Скажи мне,?— отчаянно шепчет Марглона,?— имя его…Послышалось краткое слово. Или это шипел пепел от трупа коня?Смерть замолчала до времени. Стихла, принеся холодный рассветный ветер.Деревья, чьи золотые верхушки уже приветствовали восходящее солнце, зашумели, ликуя, как дети.Новый день.—?Надо отнести шаманку в ее хижину, доченька,?— говорит испуганный Кохран.Мирра еще слышит легкую поступь уходящей смерти?— словно это тонкие ноги оленя едва задевают листву.—?Помоги мне, Ванмирия! —?повторяет отец. —?Давай же!***Мирра вновь сидит у костра в хижине шаманки. На камнях у огня лежат тлеющие связки полыни, шалфея и синего лунного мха. Марглона понемногу льет на горячие камни какой-то отвар, и хижину наполняет густой туман. Нечем дышать. У Мирры темнеет в глазах?— хочется поскорее выйти наружу, глотнуть свежего воздуха да напиться чистой студеной воды. Вместо горькой непроцеженной дряни с листвой, что варит Марглона.В углу, как обычно, сидит Спящая Тэкна, не вздымая дыханьем груди. В ее волосах вновь видна паутина. Пыль на ее одежде. Надо бы снять. Причесать ее волосы, переплести ее длинные седые косы, влажной тканью отереть желтоватое морщинистое лицо. Мама любила Тэкну, считала ее самой доброй и умелой: Тэкна своею светлой магией часто зажигала заклятья над ранами охотников, пастухов и детей-непосед.Мирра еще помнила время, когда Тэкна не спала. Помнила сказки и притчи Тэкны, помнила день, когда ее теплые руки завернули в ткань новорожденную Сильву и приблизили малышку к лицу Мирры: ?Смотри, мой маленький зимородок, родилась тебе сестрица-ласточка?.Сколько лет Тэкна спит? Даже страшно считать!Как быстро прошла жизнь. Как давно умерла мама.Марглона бросает что-то в костер, и огонь начинает шипеть, как змея. Мирра вновь смотрит на шаманку?— здесь дышит злая магия, которая расходится по хижине невидимыми волнами, сужая пространство до круга исходящего от костра света.—?Хватит, Мара! Что еще ты хочешь услышать? Я пересказывала сон сотню раз!—?На вторую сотню,?— отвечает шаманка, вдыхая густой пар полной грудью,?— узнаем что-нибудь еще. Слепой дух сказал, что мы скоро узнаем, кто это сделал…—?Да что здесь узнавать! —?чуть не задыхаясь, говорит Мирра. —?Это были служители Кровавой Богини! Мы и без видений это знаем.—?Гхроол-ма так не делают, Ванмирия. Не отравляют воду?— режут глотки! Тебе ли не знать, зимородок.—?Не смей, Марглона. Так называла меня только мать!—?Твоя мать?— сестра моей матери, я буду называть тебя как хочу по праву крови и по праву силы.—?Не смей!Слепая неконтролируемая темная волна всколыхнула костер. Марглона зажгла ярость в глазах.—?Что ты делаешь?! Чтоб тебя поглотило болото, Ванмирия, держи свою магию в узде! Или я заставлю тебя…Холодное зеленое пламя смерти?— еще не видимое, но ощутимое?— прошло по телу Ванмирии мелкой дрожью.—?Хватит! Не надо, Марглона… Не надо! Я скажу… Расскажу сон еще раз…—?Хорошо,?— шепчет шаманка, унимая голос смерти. —?Хорошо, сестричка, я готова слушать. Пой, мой маленький зимородок.Мирра медлит, собирая в памяти осколки того сна, что возник больше седмицы назад в ночь, когда служитель Кровавой Богини отравил источник. Мертвая рыжая женщина?— это мать Марглоны, прежняя шаманка племени, убитая по дороге к землям Шепчущих на востоке, куда они ушли после того, как сгорела их деревня на Стальном плато. Нечеловек из ветвей?— это Слепой дух, хранитель этих мест, с которым теперь беседует Марглона. Новый хранитель их племени.Дух леса?— длинноногий олень. Тот, кого они предали, уйдя с пепелища своей прежней деревни. Бросили они Красные скалы, где находились могилы предков, бросили капище, взяв оттуда лишь горсть земли?— чтобы посеять ее на новой святыне. Бросили обугленные кости убитых гхроол-ма родичей, наспех преданных огню без возможности предать их Красным скалам. Хотели бросить Спящую Тэкну, но Мирра, рыдая, умоляла не делать этого, говорила, что понесет ее хоть на руках, хоть волоком, но не бросайте, не бросайтепоследнюю память о маме!Забыла.То, как мама расчесывала ее непослушные волосы жестким костяным гребнем. Сильва в колыбели мурлыкала, словно котенок. Не ласточка?— хищный зверь! Будет сильнее меня. Тэкна, напевая мотив старой колыбельной, тянула очередную нить, плетя узоры ковра с огненной птицей, раскрывшей крыла на фоне вечного солнца. Прилети, слепая птица, принеси на крыльях ночь… ПустьМама!Солнце пусть тебе приснится, пусть уходят страхи прочь… Пусть откроет тебе очи…Мамочка, родная…Самый радостный из снов… И увидишь ты средь ночи… Звездный свет средь облаков…—?Мирра!У Тэкны рвется нить.—?Мирра, что ты видишь?Тэкна уходит в свою хижину у самого обрыва?— рядом на ветвях сухого дерева висит Слепой дух и хохочет злым скрипучим смехом. Тэкна садится у холодного очага. Закрывает глаза.—?Мирра! О преисподняя, Ванмирия, что ты видишь?!У хижины Тэкны отчаянно скулит и мечется ее волк, привязанный цепью к плетеной изгороди,?— чует ледяную поступь ужаса, непонимания, страшного осознания, тупого, болезненного, невыразимого, невысказанного, удушающего, мертвогоодиночества.Мама.—?Псы лаяли,?— произносит наконец Ванмирия.Перед ней?— злые глаза Марглоны, косой крест Духа леса на щеке, нарочно перечеркнутый клинком в знак отречения. Она похожа на свою мать, прежнюю шаманку. Неужто так же умрет.—?Псы? Во сне?—?Да. Я забыла в тот раз. Не сказала сразу. Эти видения…—?Псы были с гхроол-ма?—?Кажется, да.—?Что тебе все время кажется, Ванмирия! Наши волки почуяли бы псов, как и чужака!—?Их скрыла магия, Марглона.—?Волки различают магию! И ее там не было!—?Заколдовали волков.Шаманка собиралась произнести что-то, но осеклась. Мирра и сама не понимала, как пришла к этой мысли, но она казалась удивительно верной. И очевидной.Слишком полагались на волков. Всегда считали, что их чутье защитит селян от внезапного вторжения.Марглона дрожащими руками льет еще отвар на горячие камни. Мирра больше не может этого терпеть: решительно встает, борясь с резко подступившей к глазам тьмой, слепо идет к выходу из хижины, сквозь нарастающий звон в ушах слышит строгий голос шаманки, приказывающий остаться.Нет.В последний момент, перед тем, как дневной свет проник в удушающий чад хижины, слепота показала Мирре, что Спящая Тэкна открыла глаза, и Мирра изумленно вгляделась в эту звенящую темноту.Нет.Это был всего лишь отсвет огня.Тэкна все еще спала.***Ванмирия смотрит на тихие воды реки, как будто впервые?— в них отражается трепещущий свет двух волчьих лун. Эта река несет свои воды в огромное, бескрайнее море, к иным берегам, к новым словам, к жизни, к спасению, вслед за смутными снами и видениями о городе в солнце на западе. Мне бы с тобою, река, мне бы с тобой!И я скоро, река моя.И я с тобою, река моя.Как страшно!Дух реки пел бы печальную песнь, да нем и глух. Молитвы Ванмирии, слезы Ванмирии, отблески горящей деревни в бурлящих ночных водах, и вот шум плещущих порогов сливается с завыванием яростного пламени и исступленных криков.Ванмирия бессильно падает на колени, зачерпнув рукой мелких прибрежных камешков и ссыпая их, сколько может, в карман своего платья.Слезы затмили взор. Это горе? Или дым?Боль рвется из груди приглушенным волчьим воем.Солнце зовет, река моя.Позади слышно тихое натяжение тетивы.Потеря контроля.Сторожевые волки умерли через седмицу после того, как они с Марглоной поняли, что не стоит надеяться на их чутье. Один из предрассветных часов был оглашен отчаянным криком женщин, нашедших их трупы. Ванмирия тогда еще досматривала странное видение, пришедшее с гомоном утренних птиц: солнце встает над белыми руинами, а ветер стонет средь мертвых камней и земля уплывает из-под ног?— наверное, должно пройти какое-то время?Крик.Сильва проснулась первой и растормошила отца, а затем?— Мирру, но они уже и сами услышали.Марглона один за другим уничтожила трупы волков своей магией смерти, но так и не поняла, что именно произошло.Кровь, которой когда-то отравили колодец, так и осталась на земле под грудой дымящегося зеленоватого пепла. Упрямая шаманка до конца не хотела признавать, что это сделал вольный и что Слепой дух обманул ее.Целый день они искали следы. Ванмирия использовала магию, но тщетно?— магия более сильная стерла последнюю надежду, словно воды реки стирают следы на песке. Селяне не видели посторонних. Дозорные, отправленные вдовой вождя, чтобы осмотреть окрестности, не принесли никаких вестей. Духи молчали.—?Гхроол-ма никогда так не поступают, Марглона,?— твердил Кохран. —?Они просто приходят и убивают нас?— без отравления воды, без мертвых волков! Это им не нужно, пойми! Вместо этого у них огонь и теневая сталь!Шаманка молчала, вдыхая горький ритуальный дым?— еще когда пыталась спросить у духов, что происходит. Ванмирия приобняла растерянную Сильву, ободряюще пощекотав ее за ушком. Котенок протестующе дернул плечом.—?Марглона,?— продолжал отец,?— надо искать среди своих. Не смотри на меня так! Подумай, кто еще мог?—?Это Кровавая Богиня,?— сквозь зубы прошипела шаманка.—?Это не она… Сама подумай!—?Молчи, Кохран.—?Это не гхроол-ма, Марглона…—?Молчи, Кохран, и не обвиняй родичей, проклятый рыбак!—?Я видел, как приходят гхроол-ма. Я?— и мои дочери?— дважды видели! Ты сама видела на Стальном плато. Сама знаешь!—?Это не вольный,?— дрогнувшим голосом произнесла шаманка. —?Этого не может быть.Сильва родилась на Стальном плато, а Мирра?— на десять жатв раньше?— у Белой реки.Мама?— младшая дочь старой шаманки, одна из Благословленных Солнцем, магически одаренных. Она тоже видела сны. Тоже плакала и смеялась, уходила ночами в лес, лечила магией деревья и множила урожай. Тэкна говорила, что маму целовал Дух леса, а отец смешно обижался на это, и говорил, что не отдаст любимую жену даже ему.Иногда мама брала с собой Мирру, учила ее различать цветы и травы, учила понимать птиц и искать следы зверей. Учила доброй магии. Учила быть смелой.—?Ты мой маленький зимородок,?— говорила она, заправляя выбившийся непослушный локон Мирры. —?Пой, моя птичка, чтобы не нашла нас печаль!И Мирра пела прекрасным серебристым голосом. Самые лучшие песни, об огненной птице, небесах и счастье. О маме. О добрых духах. О Духе леса. О Белой реке. Тэкна плела ковры и иногда пела вместе с нею, подмешивая в серебро голоса Мирры кипящую лаву.Мама была беременна, когда враги пришли к Белой реке, звеня теневой сталью, сотрясая землю железными копытами своих холеных сканунов. Первое, что они сделали?— бросили в поля огромный огненный шар. Второе?— бросили еще несколько на крыши хижин.Мама почувствовала неладное за полчаса до того, как послышался далекий топот. Придерживая болезненно твердый живот, она другой рукой тащила упирающуюся Мирру?— нет, мама, я оставила куклу! —?и звала за собой Тэкну. На улице она выкликала свою мать, старую шаманку, предупреждая об опасности, но никто еще не верил в то, что совсем скоро стало реальностью. Когда черный дым с полей поднялся над Белой рекой, оказалось поздно. Лишь те, кто поверил маме сразу, смогли сбежать в лес, а остальные… Кто сгорел, кто погиб от безжалостных клинков гхроол-ма. Старая шаманка, как говорил потом отец, осталась защищать убегающих родичей, шепнув напоследок имя Духа леса своей преемнице, старшей дочери, матери Марглоны, и та увела их в новые земли, к Стальному плато, в Удел предков.Ванмирия была совсем мала и не помнила, как выглядели те гхроол-ма, но когда пыталась распросить об этом взрослых, получила лишь один ответ: они одеты в темную сталь, и их посылает Кровавая Богиня, ненавидящая нас.—?Кто она? —?уже на Стальном плато спрашивала Мирра у Тэкны, которая плела новый ковер в своей непривычно новой хижине у обрыва, где то и дело бродил грустный сторожевой волк. —?И что мы ей сделали такого?—?Кровавой Богине не нравятся духи,?— пожимала плечами Тэкна.—?Как они могут не нравиться? Духи… Есть духи.—?Это верно, но владычице Аразеаля плохо от того, что мы не чтим ее, как гхроол-ма, сломленные. Она хочет, чтобы и мы любили только ее.—?Как ее можно любить, если она сожгла Белую реку? —?удивлялась Мирра. —?Нашу Белую реку!—?Ее сердце,?— спокойно отвечала Тэкна, протягивая одну нить между других,?— опустошено одиночеством. У нее никого нет?— вот она убивает и жжет из ревности и ищет, кто ее полюбит и такую. Как тот дух огня из старой притчи, помнишь?—?Помню. Тот дух обезумел, когда понял, что натворил, и искал хоть кого-нибудь, кто помнит его имя. Но к кому бы он ни прикоснулся, все сгорали. А почему обезумела Кровавая Богиня?—?Тоже поняла, что натворила.—?Что же? Вольных убивала?—?Нет,?— вздохнула Тэкна, но Мирра еще не понимала, почему старухе так горько,?— она своими руками отдала собственного ребенка другой женщине. А потом пожалела об этом.—?Откуда ты знаешь?—?Неприкаянный дух сказал мне.Тэкна не была шаманкой и не слышала духов. Благословленная Солнцем, она лишь лечила больных и раненых, принимала роды, ухаживала за животными, да плела ковры. Ванмирия и сама не слышала духов наяву ни разу, и уж тем более не знала ничего о Неприкаянном. Что ведала старуха о Кровавой Богине и почему, Мирра так и не узнала никогда.Именно Тэкна помогла родиться Сильве и, главное, выходила едва пережившую тяжелые роды маму. Она же потом долгими холодными ночами баюкала непоседливую Силль, помогала Мирре по хозяйству, лечила родичей. Ванмирия считала ее своей второй мамой, и старуха с радостью принимала девочку в свои объятия.Пока не пришло одиночество.Почему. Какое еще одиночество, если мы все были рядом. Тэкна. Почему.Ванмирия читала ее последние слова, вырезанные на деревяшке стены ее хижины, и ничего не понимала. Тэкна спала, сидя на полу перед холодным очагом, укрывшись несколькими одеялами. Мирра и семилетняя Сильва приносили ей еду и воду?— но через несколько дней находили их нетронутыми. Мирра тогда впервые попробовала найти ее во сне: ведь если старуха спит, то ее сознание никуда не исчезло, а значит, можно разбудить ее, вернуть, снова услышать этот голос, что течет раскаленной лавой!Сны.Белый океан, пространство без конца и края. Мирра искала Тэкну повсюду, во всех снах, к каким только могла подобраться, но не находила ни в одном. Хоть шаманка и сестра Марглона говорили, что невозможно найти человека во снах, как и невозможно проникнуть в чужие сны, но Ванмирия смотрела каждый раз, надеясь, плача, смеясь, уходя среди ночи из дома, бродя под светом двух лун над вересковым холмом, зовя хоть каких-нибудь духов?— но все они были глухи к ней.Мама умерла через жатву после того, как заснула Тэкна. И вот тогда Мирра увидела близко казавшихся ненастоящими гхроол-ма.Сломленные пришли на рассвете, и волки еще издалека почуяли их. Мама проснулась в знакомом ужасе?— и Мирра тоже была резко выплеснута в реальность яростной волной океана снов, что показал ей: они здесь.Когда отец, уже наученный горьким опытом, побежал будить сельчан, а девочки пытались собрать хоть какие-то вещи, вдруг загорелась крыша их хижины, и пришлось бежать сломя голову?— прямо в толпу ворвавшихся в деревню гхроол-ма.Кровавое рассветное солнце блестело на их доспехах, их кони топтали упавших сельчан, их веревки сдавливали шеи попытавшихся сбежать?— одним из них был Кохран.—?Давай! —?грохотал властный голос предводительницы сломленных. —?Всех детей и стариков?— сюда, в первую очередь! Куда пошел?! —?она ударила хлыстом мальчика-пастуха и рассекла ему спину до крови.Их тоже схватили.Мирра отчаянно вырывалась из крепких лап огромного стального мужчины, стараясь любой ценой спасти маму и Силль,?— страх овладел ею настолько, что она совсем забыла про магию, но мама…Не забыла.Ее руки, что раньше дарили лишь жизнь, расплескали зеленое пламя смерти, крутящееся, завывающее, переплетающееся, словно корни деревьев, плавящее сталь доспехов ближайших гхроол-ма.—?Мирра, Сильва! Бегите!—?Во имя богини Ирланды! —?кричали сломленные. —?Это энтропия! Скорее, кто-нибудь! Наложите безмолвие!Пламя завывало в обезумевшем вихре, и Мирра почти ослепла. Она наугад схватила тонкую руку Сильвы и потянула куда-то в сторону, за хижину, за кучу заготовленных дров. Откуда-то сзади слышались истошные вопли горящих гхроол-ма и испуганное конское ржание.—?Убить энтропистку! —?взвыла предводительница сломленных.Что.Что?!Что!!!Обрушилась земля. Небо. Сердце.Освобожденные сельчане бежали по плато, и им в спины летели горящие стрелы. Наверное, одна из таких же прервала жизнь мамы.Мирра слышала, как иссякла магия, как ее тело упало на землю. Сильва отчаянно тянула сестру за платье.—?Мирра! Дрова горят, бежим!Силль тогда еще не поняла.Ванмирия не помнила, как они нашли сельчан и сбежали с ними к равнинам. Не помнила, как провели ночь под низкими сводами влажных пещер, как наутро вернулись на пепелище, как нашли убитых, но тело мамы не нашли. Как Силль плакала на плече у Кохрана, которому в последний момент перед зеленой волной смерти удалось вырваться из веревок гхроол-ма и спрятаться у ручья с несколькими другими сельчанами. Не помнила рыжую шаманку и ее дочь Марглону, что уговорили вождя и его жену бежать в земли Шепчущих, а здесь бросить все как есть?— если Дух леса так зол на них, что допустил гибель и Белой реки, и Стального плато, то шаманы отрекаются от него и найдут для племени иного хранителя.Мирра помнила лишь, что среди пепелища сгоревшей хижины, рядом с мертвым обожженным волком сидела невредимая Тэкна.И смотрела свой сон.А теперь это был третий раз, третье пришествие гхроол-ма в их жизнь.В этот раз они пришли после заката, когда селяне отходили ко сну и качали детей в колыбелях. Мертвые волки уже не могли предупредить, да и Мирра не спала, чтобы через сон почувствовать опасность.Это всё сделал Брагаал, тот дозорный, что якобы хлебнул отравленной воды чуть меньше, чем его несчастный конь. Он отравил колодец, вылив туда сосуд с магической мертвой рыбой, и это он убил волков невиданной магией?— вероятно той, что вдохнула в его уста сама Кровавая Богиня. Магией, что подчиняет душу, что ломает и уничтожает ее навсегда.Марглону убили почти сразу. Остальных арканили веревками и тащили к середине деревни, к колодцу. Брагаала, в последний момент пришедшего в себя и осознавшего, что натворил, застрелили из лука со спины.Мирра хотела было сотворить такое же заклятие смерти, что и ее мать когда-то, но Кохран и Сильва буквально насильно увлекли ее к реке?— слишком хорошо знали, чем закончится. Слишком страшно.—?Мирра, идем, Мирра!Мирра.Хижина шаманки пылает столбом огня до самых небес.Мама.Люди кричат, лают опьяненные кровью гончие псы сломленных. Воняет жженым мясом.Тэкна.Последние отблески заката плавятся у западного горизонта, истекая алой кровавой сталью.Солнце.Кохран в панике закидывает сопротивляющуюся Ванмирию на плечо и тащит к реке. Пять лет прошло со дня смерти его жены, но он знал, что ему обязательно нужно иметь в заводи тайную лодку с припасами, чтобы в случае набега поскорее уплыть с дочерьми. Сильва плачет, закрывая лицо обожженными ладонями, и едва поспевает за ним.—?Ждите, девочки,?— говорит Кохран и бежит отвязывать лодку. Лишь бы успеть. Лишь бы спастись. За поясом есть клинок, но этого мало в открытом бою с гхроол-ма.Вот она. Лодка цела. Припасы на месте. Ты хранишь меня, родная, ты все еще со мной. Я спасу наших дочерей!Теперь?— по течению реки, к морю, а там…Как-нибудь выберемся.—?Девочки!Зажженная стрела пролетает совсем рядом с головой склонившейся к речным камням Мирры?— один из сломленных съезжает по сыпучему склону к берегу, и Кохран в ужасе обливается холодным потом, выхватывает клинок и несется на него, понимая, что уже не успеет.Но тут доспехи гхроол-ма начинают гореть зеленым пламенем, а сам он?— орать что есть сил, падая, дергаясь, брыкаясь. Кохран видит, как Мирра, опускает руку, окончив заклинание.Девочка моя.Река моя.О, мне бы с тобой.Камешки оттягивают карман. Сильва плачет у сестры на плече, отец налегает на весла. Красное зарево над деревней видно очень далеко?— вот уже и море скоро, а погибающая земля Шепчущих видна даже здесь. Наверное, это пламя видит даже Кровавая Богиня из своего белокаменного ксармонарского храма?— смотрит и радуется, что стало немного меньше ?язычников?, ?дикарей?, ?отверженных?. Вольных.—?Я не знаю, куда мы плывем,?— признается Кохран. —?Но хочу оказаться как можно дальше отсюда.—?Нас поведет река,?— отвечает Мирра, отвлекаясь от раздумий, в которых яростно вонзает холодную сталь в горло ?богини? Ирланды. —?А потом море подхватит и не оставит нас в беде.—?Предлагаешь дрейфовать? Доченька, это безумие!Только это достойная цель моей жизни.Только это имеет смысл?— и меньшего мне не нужно!—?Ванмирия?—?Я видела сон.Тот, в котором Тэкна проснулась и, улыбнувшись, сказала ей плыть в край, где на западе восходит солнце.Солнце, которое приведет ее в Ксармонар.***Наратзул смотрел на изможденное лицо старого аразеальского рыбака Кохрана и собирался уже испробовать на нем хорошее псионическое заклинание, которое получше любого дрога или алкоголя могло развязать язык. Рыбак не был магом и вряд ли бы понял, что произошло?— зато наконец разговорился бы и рассказал всё как есть. Пока что, кроме односложных проклятий в сторону треомарских стражей и путанных воспоминаний о морском путешествии, ничего из мужчины вытянуть не удалось, а те вещи, которые действительно имели значение, очевидно, причиняли ему сильную боль и не хотели срываться с его уст.Плохие воспоминания, старые, незажившие душевные раны, всплывающие в памяти смутные образы огня, летящих стрел, людей, чьи тела пронзают темные клинки. Крики и кровь. Темная волна ужаса, застилающая его внутренний взор. Вот рыбак бежит в какой-то овраг, скрывается под нависшими корнями, его сердце бьется, как сумасшедшее?— он слышит предсмертные хрипы, видит кровь на свои ладонях, которыми пару минут назад закрывал хлещущую рану на шее какого-то парнишки. Парнишка, бледный и неподвижный, лежит у его ног, и где-то слышен начавшийся женский вопль, заглушенный предостерегающей ладонью: тише, дурная, нас могут услышать!Это лишь обрывки и осколки многоликих образов?— а нужно совсем другое. Да, нечто более страшное. Но необходимое.Ничего удивительного, что аразеалец не хочет это вспоминать.—?Люди тут плохие,?— заговорил Кохран после некоторой паузы тихим, дрогнувшим голосом. —?Но город хороший. Не было бы людей?— был бы еще лучше.Небо над Треомаром заволокло серыми тучами, и здесь, в тени серо-желтого сумрачного сада, было еще темнее, чем на улицах. Котловый квартал?— самый северный квартал Треомара, и из-за близости гор холод приходил сюда даже раньше, чем в восточный удел.Птицы затихли, услышав ночь. Шелест листвы и ветвей, подгоняемых ветром, едва нарушал тишину. В отдалении слышны голоса, а вне пределов этого сада в глухом закоулке квартала еще шумел, как море, вечерний город.Думай, аразеалец, только недолго.—?Люди тут обычные,?— держась из последних сил от того, чтобы не сорваться на тупого аразеальца, ответил Наратзул. —?Я бы даже сказал, получше многих.—?Я не видел многих,?— Кохран отрешенно смотрел в одну точку, так, словно на нем уже было псионическое заклинание. —?Но подозреваю, есть негодяи и похуже. Я все время провожу с ночными рыбаками. Они нормальные ребята. А вот моряки в порту, стражники эти все… Только и знают, что гонят нас отовсюду. ?Чужеземцы, чужеземцы?… Тоже мне. Раз чужеземцы?— то не люди, что ли?Аразеалец явно не хочет делиться воспоминаниями. Как будто этого можно избегнуть.Не хочет говорить о прошлом, оно и понятно. Не понятно только, почему фоновая сканирующая магия указывает на его страх, даже какой-то панический, бесцельный ужас. Чего он боится?—?Чего ты боишься? —?не стал церемониться с ним Наратзул.Мужчина вскинулся и удивленно посмотел на него?— а через секунду погасил свое удивление. Судя по всему, его магически одаренная дочь показывала ему и не такие фокусы. Он нервно смял в руке сухой желтый лист.—?На моей земле не принято сомневаться в видениях Благословленных,?— наконец решился Кохран. —?Но… Ты должен понять… Я не хочу, чтобы моя Ванмирия участвовала в этом. В твоих замыслах, в этих магических экспериментах, в этой… войне.—?Я не принуждаю ее ни к чему. Захочет, пусть участвует. Побоится?— пусть идет. Мне не нужны люди, которые не верят мне,?— предельно честно ответил Наратзул, но на лице аразеальца отразилось сомнение в его искренности.—?В том-то и дело, что она верит! —?горько усмехнулся Кохран, дохнув зябким паром изо рта. —?Но она… Обе мои девочки пережили слишком много, чтобы вновь оказаться втянутыми в историю, после того, как мы сбежали из самого пекла!—?Все еще не хочешь рассказать, от чего именно вы сбежали? —?Наратзул решил немного сместить акценты разговора в нужную сторону. В конце концов, это все начинало ему порядком надоедать, и выслушивать по десятому разу нытье аразеальца о том, что его окружают одни враги, совершенно не хотелось. Псионическое заклинание было наготове: пусть только Кохран опять начнет выкручиваться, ему придется рассказать всё, хоть бы и против собственной воли.—?От кровавых гхроол-ма, проклятых палачей! Таких, как ты, служителей мертвых ?богов?! —?неожиданно смело вспыхнул Кохран, но тут же замер в ужасе, ожидая такой же реакции.—?Не как я. Ты не прав.—?Ну конечно?— не как ты! —?тихо пробурчал рыбак. —?Ты и птицы бы не обидел, да? Тогда почему Мирра видела во снах, что у тебя руки в крови?!Аразеалец, испугавшись самого себя, резко замолчал. Заклинание показало, что его страх усилился. Неужели он боится Наратзула? Надо это использовать.—?Послушай,?— сказал Наратзул, садясь рядом с отодвинувшимся Кохраном на увитую сухой лозой скамью,?— я не верю, что ты совершенно без причины притащил свою семью в Треомар, на другой конец мира, рискуя всем, что имеешь. И нет. Я не верю в то, что единственной причиной твоих действий были лишь видения твоей дочери. Скажи мне, что именно послужило этой причиной. Прошу тебя. Мне важно знать, что с вами произошло, для того, чтобы принять дальнейшие решения. Чтобы знать, как действовать дальше.Было понятно, что по-доброму не получится, но попробовать стоило. Может быть, конечно, Наратзул давно разучился это делать, и его ?по-доброму? напоминало людям в лучшем случае объявление войны, но кто знает. В конце концов, ?по-плохому? он тоже умел.Кохран нервно сглотнул. В его голове роятся панические мысли, лучшая из которых?— сбежать. Решительности нет. Он очень жалеет, что связался с Наратзулом, и хочет лишь одного?— чтобы это прекратилось.Ничего нового.Это не первый подобный допрос в жизни Наратзула, и каждый из них был похож на предыдущий. Со свободной волей бороться всегда трудно. Но магия преодолевала и не такое.Со двора дома, освещенного теплым светом цветных фонарей, послышался беззаботный смех. Что ж. Мерзул отлично проводит время вместе с Константином и своим новым аразеальским увлечением. Всем бы так.Но очень плохо человеку живется без цели, и даже если кажется, что хорошо,?— это временно. Нельзя давать иллюзиям повода разрушить реальность, нельзя оставить надежду без оснований.Аразеалец тоже наверняка когда-то думал, что всю жизнь будет ловить рыбу и никогда не узнает, что такое опустошение и смерть. Теперь его сердце отбивает нестройный ритм, студя кровь в венах ледяным ужасом пережитого, теперь он на чужой земле, без гроша и перспектив, один, отвественный за судьбу дочерей, а теперь еще и попался в руки ?злому колдуну?, который заставляет его вспоминать самые темные моменты его жизни. Понять можно. Принять нельзя.—?Я поддался на ее уговоры сбежать из Аразеаля,?— наконец произнес Кохран,?— потому что не хочу, чтобы она ходила в Ксармонар за головой Кровавой Богини. Я знаю, она поклялась перед предками и духами, но… Но куда ей одной сделать это! Кто же знал, что здесь, на краю земли, она найдет тебя… Демоны преисподней, как же я этого не хочу!—?Но ты здесь. Думал, если уйдешь подальше, воспоминания тебя не найдут? Или думал, что судьба твоей дочери не найдет ее?—?Я понимаю,?— поник Кохран,?— что ее видения не знают иного пути?— они как река, текут по проторенному руслу, не отклоняясь и не останавливаясь. О духи… Я просто хотел уберечь их… Моих девочек…—?Что если я пообещаю тебе, что с твоими дочерьми ничего плохого не случится?—?Я не поверю тебе, Наратзул. Даже Благословленные видят будущее лишь до определенного предела, и ты не можешь ничего знать наперед.—?Это правда. Но то, что я могу пока видеть, довольно обнадеживающе для тебя.—?Чего ты хочешь? —?наконец сдался Кохран.В сгустившейся тьме холодного сада почти не видно его лица.Неужели псионика не потребовалась, быть того не может.Ледяной ветер в который раз всколыхнул деревья, шумом тонких, облетевших ветвей заглушая хриплый кашель простывшего аразеальца. В это время года ходить ночами в море?— явно не лучшая идея, даже для опытного, закаленного рыбака.—?Я хочу, чтобы ты рассказал мне о набегах,?— ответил Наратзул, согревая воздух вокруг заклинанием маленьких, парящих, синих огней. —?И чем подробнее, тем лучше.—?Они приходят, жгут, убивают, уходят,?— хрипло ответил рыбак.—?Это разве подробно?—?Не заставляй меня… Преисподняя… Я прошу тебя, не заставляй меня это вспоминать!—?Надо, Кохран. Ты не представляешь себе, насколько мне важно это знать.Черт, решайся, проклятый аразеалец! Сколько можно.Видимо, псионика все-таки понадобится.—?Обычно приходили на рассвете,?— вымолвил Кохран, уставившись на огонек возле себя, а затем зачарованно протянув к нему любопытный палец.Огонек, зашипев, погас, и Наратзул создал еще один.Ну и дурень.—?Обычно? —?наводяще переспросил Наратзул.—?Да. Кроме последнего раза, когда они пришли на закате, чтобы… Чтобы Мирра не могла увидеть их во сне. Сторожевые волки погибли еще до этого. И мы ничего не знали до самого конца.Будь ситуация другой, Наратзул не преминул бы пошутить по поводу ?безграничных? возможностей сноходцев, но сейчас не стал сбивать рыбаку настрой.—?Так?—?Я могу судить по тому, что они делали на Стальном плато, где… Где умерла моя жена. Они… Они сначала сжигают наши поля и скот. Затем врываются в деревню и ловят веревками и цепями всех тех, кто пытается сбежать. Потом сводят их к центру деревни… О духи… Я… Не могу больше вспоминать это,?— голос Кохрана сорвался на хриплый шепот, и он закрыл лицо руками. —?Не могу!..Чтоб тебя.Хватит, надоело.Псионика заставила аразеальца вздрогнуть, поднять голову и отнять руки от щек, исчерченных поблескивающими в магическом свете дорожками слез. Он всхлипнул, глотнул ртом холодный воздух, едва не закашлявшись вновь, и обратил взор на Наратзула.—?Я… Что-то говорил?—?После того, как они сгоняют всех к центру деревни, что происходит?—?Из толпы они избирают детей и стариков,?— ответил Кохран дрогнувшим, замедлившимся голосом. —?И на глазах остальных убивают сначала одних, потом других?— в знак того, что у вольных нет ни прошлого, ни будущего.—?Ого. Это они сами так трактуют или ты так решил, Кохран?—?Они говорят об этом вслух оставшимся родичам перед тем, как вонзить клинок. После этого они сжигают шамана или ее ученицу, если те не умерли сразу, в знак отречения от духов. От нашей веры.—?Дальше.—?Потом?— наши дома и животных, в знак того, что возврата нет.—?Дальше.—?Потом, по одному, каждого из родичей. Сначала жен, потом мужей. Чтобы остальные смотрели. Убивают медленно, жестоко. Во славу своей богини.Блядь. Слава ?богини? во всей красе.Закованная в теневую сталь элитная гвардия Ксармонара, действовавшая по приказу высших жрецов, которые, как верили местные, ?цивилизованные?, общаются с самой Ирландой. Наратзул видел некоторых мельком в то свое единственное, довольно короткое посещение Ксармонара: в храме на всеобщей молитве трое гвардейцев и их командир в полном, начищенном до блеска черно-красном доспехе, были единственными, кто не преклонял колен в означенный момент священнодействия?— в момент всесожжения жертвенных птиц?— и ожидали появления старшего жреца. Они смотрели на вышедшего из портального зала Наратзула с таким видом, будто следующий его шаг вот-вот станет последним?— но тот демонстративно не отвел взгляд, хоть и понимал, что в случае открытого конфликта ему не вывезти в одиночку. Его иноданский доспех паладина красноречиво всё объяснил гвардейцам, и они не сказали ни слова. Хоть и оставили смутное омерзительное впечатление.Теперь понятно, почему.Отдавала ли Ирланда эти приказы на самом деле или все это?— лишь жреческий произвол? Но даже если не отдавала… Неужели не видела, что происходит на ее земле?Или очень даже видела. И не имела ничего против.И эти гвардейцы в ксармонарском храме вполне могли быть из тех, кто резал глотки по ее ?милости?. Во славу ее.—?А в этот раз,?— продолжил Кохран, зачарованно уставившись на мягко покачивающиеся в воздухе голубые огни,?— они стали действовать по-другому. Они заколдовали одного из наших дозорных, Брагаала, и действовали его руками.—?Что он сделал?Позади хрустнула ветка, и Наратзул мгновенно оглянулся.Это была девчонка, младшая дочь аразеальца. Бледная, испуганная и дрожащая не то от холода, не то от страха, она не отступала, а приближалась к ним, явно борясь с желанием сбежать подальше.—?Отпусти отца,?— сказала она глухим, заплаканным голосом. —?Я расскажу, что было дальше.Всё слышала. Да и бездна с ней!—?Рассказывай, если можешь,?— пожал плечами Наратзул. —?Он вот не смог.—?Отпусти. Я знаю эту магию, которой ты это делаешь.—?Неужели?—?Это та же магия, которой Кровавая Богиня заставила Брагаала служить ей!Свет магических огней дрогнул, и Кохран на несколько секунд пришел в себя, но этого ему не хватило, для того, чтобы осознать весь ужас реальности.—?Сестра увидела тебя во сне и узнала, кто ты такой,?— продолжила девчонка, чье бледное лицо исчертил черными волчьими тенями один из ближайших огней. —?Она увидела тебя возле Кровавой Богини в башне с арками, над огромным храмом. Там были мертвые, сгоревшие птицы, какой-то светящийся шар в руках Ирланды… Ты… Скажи… Ты?— один из них?—?Я не один из них. Я никогда не служил Ирланде, хоть твои слова про башню и птиц… имеют основания.—?Ты был… Все демоны преисподней, да отпусти же ты отца!Кохран вздрогнул и наконец оторвал взгляд от огней.—?Что… Силль, доченька… Что за…—?Все нормально, отец,?— девочка через силу улыбнулась, едва сдерживая вновь подступившие слезы, смахнув одну из них до того, как она потекла по щеке. —?Я просто… Пришла позвать тебя ужинать.—?Да… О, уже и солнце зашло, и… А, ты еще здесь, Наратзул.—?Он вроде собирается уходить, отец. Он сам сказал. Не так ли?Не так.Всё не так.Тьма застила город, погасив его, как слепота гасит взор.Где-то под ним, в глубинах катакомб, какое-то злое существо торжествует, радуясь, что смогло уничтожить очередную душу, поддавшуюся беспричинной ярости. Опустошенную. Сломленную.Река, остановившая свое течение, возвращается вспять, к своим истокам, но вместо них осталась лишь пустота и беспросветная бездна.В какой момент потерял эту нить?На какой из развилок бесконечных подземных дорог свернул не туда, оставив под землей настоящего себя и вернув на поверхность собственное искаженное зеркальное отражение?Как узнать и не ошибиться?В пустоте, отзываясь тяжелым эхом, разливается гул и белый свет, кричат мертвецы, а камень, переливаясь внутренними розоватыми искрами, шепчет в руках прильнувшей к нему Ирланды?— давно, так давно, в другой, почти забытой жизни. Незадолго до того, как уйти из Инодана, потерять смысл, свет и эту самую нить… Черт.Надо увидеть, что там все-таки было.Зря отказался там, в катакомбах, так теперь хоть…Так теперь хоть в видениях сноходца.Как глупо. Раньше?— ни за что не согласился бы, а вот сейчас это кажется приемлемым. Даже хорошим решением.Темно. Лишь отблески неба светлеют провалами сквозь нависающую свинцовую тьму?— и в них сияют звезды. Огни почти погасли?— магия рассеивается сама по себе, теряя цель и суть?— течение аномалии смывает ее, как прибрежные камешки смывает река, текущая вдаль, к синей воде неведомых морей.Соберись. Нельзя терять нить. Все нормально.—?Я могу стереть тебе эти воспоминания, Кохран. Если хочешь. Если тебе настолько больно вспоминать о прежней жизни.—?Боль?— это то, что делает нас нами. Вот как я думаю, Наратзул. Так что не нужно ничего стирать. Магия не всесильна. Прошлое уже не изменить.—?Чертовски верно.—?Отцу предлагаешь?— а сам себе никаких воспоминаний стирать не стал! —?возмутилась Силль. —?Разве это справедливо?—?Во-первых, воздействовать псионикой на себя в тысячу раз сложнее, а во-вторых…—?А во-вторых,?— передразнила его девчонка,?— ты и сам этого не хочешь. По тем же самым причинам?— без этой боли и без всех этих воспоминаний ты перестанешь быть собой.—?Твоя сестра слишком много спит, как я посмотрю.—?Будет тебе, Силль,?— обеспокоенно сказал Кохран. —?Не задирай его.—?Я и не задираю, отец. Это правда. Ты потерял всех, Наратзул, так ведь? Поэтому держишься за магию как за последнюю надежду, думая, что она сможет что-то исправить?— но этого не будет никогда! Магия не возвращает реки к истокам и не поднимает мертвых…—?Мимо. Поднимает. Спроси у Мерзула.—?Не поднимает! Иначе наш мир был бы совсем другим. О, все демоны преисподней!..—?Силль, не ругайся…—?Прости отец. Так вот, во имя духов! Наратзул, ты и сам был бы другим, если бы магия хоть немного была способна что-то исправить. Но это не так. Поэтому не надо мне тут!—?Не надо тебе тут?— что?—?Играть в Кровавую Богиню со всеми этими попытками подчинить себе дух и волю других людей. Ты не такой, как она, не старайся.—?Лестно. Но ты меня не знаешь.—?Зато сестра знает! Моя Мирра, которая от твоего неримца отлипнуть не может.—?Мерзул обожает, когда ему дают прозвища. Продолжайте.—?Так вот, сестре ты нравишься еще меньше, чем аразеальская пятнистая жаба, но Мирра верит в то, что ты намерен сделать. А если она тебе верит, то и я верю. И отец верит.—?Невероятно убедительно.—?Да ладно тебе! —?воскликнула Силль, когда они уже оказались во дворе дома, слишком светлом, неуютно обнажавшем слишком невовремя пришедшие эмоции. —?Это ведь единственное, что тебе на всем белом свете нужно! Чтобы тебе верили! Все демоны… Ой, прости отец. Во имя духов, если даже я это понимаю, то от кого ты пытаешься это скрыть?—?Ну-ну.—?И именно это тебя отличает от той, что изгнала нас с родной земли. Ты не одержим, не сломлен и твоя душа еще жива. Я говорила это сестре. Мирра считает, что ты?— Слепой дух, порождение зла, но я говорила ей… Я… Поэтому… Просто забудь. И не применяй больше на нас эти заклинания!—?Открывай приют для плачущих котят. Это явно твоя стезя.—?А применишь?— будешь иметь дело со мной, Наратзул. Так и знай!—?И какие кары небесные меня ждут в этом случае?—?А там узнаешь!—?Ну хоть намекни, интересно же.—?Я?— дочь Духа леса, и владею такой магией, которая…—?Хах, Кохран. Никогда бы не подумал на тебя.—?Нет, это правда!—?Это неправда, доченька,?— грустно вздохнул аразеалец, заходя в дом. —?В тебе лишь моя кровь, да кровь твоей бедной матери. Никакого духа леса. К горю?— или к радости.—?Это правда, все демоны преисподней! —?в ярости топнула Силль. —?Ну почему мне никто не верит!—?Эх, доченька, доченька.Черт.Константин заметил их даже раньше, чем заговорившийся с Ванмирией Мерзул.Дожили.Тот толкнул локтем Мерзула, и он наконец-то отвлекся, кивнул и ободряюще улыбнулся. А ей не улыбался. Так-то.Аразеалька смотрит с презрением, достойным тех гвардейцев в храме Ксармонара. Неудивительно после всех видений, что она, должно быть, успела посмотреть в своих снах?— интересно только, насколько далеко зашла. Видела его прошлое и будущее, но как насчет настоящего?Восторг в глазах Мерзула?— как у ребенка, черт побери.Блядь. Ну что в ней такого!—?Идем домой, Наратзул? —?с облегчением спросил Константин, явно чувствовавший себя до этого как минимум лишним.—?Да.—?Наконец-то. Узнал что нужно?—?Нет.—?Ты же вроде сказал, что тебе с ними неприятно, Константин,?— усмехнулась Ванмирия.—?Я?! Как я мог такое сказать, цветочек! Тебе, похоже, послышалось.?Что за день?.?Вроде неплохой. Но я чувствую, тебя что-то смущает, Наратзул?.?Меня-то? Нет. Я рад?.?Чему? Не очень понимаю?.?Тому, что в случае чего, ты не останешься один?.?Что?!?.?Спокойно, Мерзул. Нас с интересом подслушивают?.?Глупости. Мирра не умеет этого?.?Мирра? Не умеет. Конечно, не умеет. Куда ей, с ее-то слабенькой магией!?.Губы Ванмирии едва заметно дрогнули в мимолетной усмешке.***—?Сейчас я тебя научу, зануда, не волнуйся. Все очень просто. Да, понимаю, опыта общения с девушками у тебя не много, но радуйся, что с тобой чисто случайно оказался старина Константин! Смотри. Короче. Берешь камень…Булыжник прилетел точнехонько в оконное стекло на втором этаже дома Мирры, огласив вечереющую округу угрожающим звоном, который каким-то чудом не перерос в разбивающийся грохот?— и в тот момент Мерзул пожалел обо всем. О том, что не договорился о встрече с Миррой заранее, что не послал подальше увязавшегося за ним Константина, что позволил ему запустить камень в ее окно.—?Все демоны преисподней! —?послышался серебряный голос Ванмирии позади них. —?Какого вы делаете?!—?Ой, а вот и она,?— хихикнул Константин. —?Вот! Подействовало же! Ну, мне пора. Это была его идея, цветочек, я говорил ему, что кидать камни в окна девушкам?— сущая глупость, но этот упертый человек…—?Да так,?— бросив презрительный взгляд на Константина, Мерзул взял из рук вернувшейся от колодца Мирры полное ведро. —?Хотел просто… Ну, поговорить с тобой.—?А камень зачем?—?Константин считает…—?Я здесь ни при чем!-… что это приемлемый способ позвать кого-то.—?Ах, Константин-Константин,?— вздохнула Мирра, хитро улыбнувшись и покачав головой. —?Ничего не выйдет.—?Что? Да и… Да и ладно. Да и пусть. Пора мне, да. Хотел зайти еще к друзьям… К подругам, в ?Тихую гавань?, так сказать, пришвартоваться…—?В ?Тихую гавань?? —?задумчиво переспросила Ванмирия. —?Хм…—?Да-да. Не смотри на меня так, цветочек. Что поделать! Жизнь такова, что один из моих друзей нашел себе девчонку, а второй?— старого мага в Связующей башне, и мне приходится учиться жить одному! Но чтобы не помереть от скуки я…—?Да понятно уже. Катись, Константин,?— заключил Мерзул.—?Вот видишь, цветок! Вот?— бездна моего одиночества!—?Ага,?— кивнула Мирра. —?Иди, Константин. Да будет светел путь твой.—?Знаешь,?— спустя полчаса, Мирра и Мерзул шли по тускло освещенным, узким улочкам квартала Башни, который как-то сам собой возник на их пути,?— на самом деле, это даже странно. То чувство, которое я испытываю сейчас, Мерзул.—?Эмм… Это какое?—?Ярость,?— пожала плечами девушка и каким-то нервным движением покрутила прядь своих каштановых волос, блеснувших переплетением цветных огней квартала.—?Ярость?! К кому?—?Не к кому?— а к чему. К ?Гавани?. Если бы Константин не напомнил про нее сегодня, я бы, наверное, подобного не испытывала. Но сейчас… Столько плохих воспоминаний, столько всякой дряни! ?Чужеземка?, ?шлюха?, ?глупая девка?… Ох, каждому бы клинок вонзила в глаз!—?Тебя… Там обижали?—?Бывало. Но, как ты понимаешь, я могу дать отпор, и все эти попытки меня ?купить? заканчивались плохо… Фу, какая же все-таки дрянь! Покупать человека! И нас еще называли ?дикарями?!—?В целом, согласен. Константин, конечно, не совсем адекватный пример, но…—?Ну, а ты?—?Я? Я… Никогда!—?Вообще-то я не дура и отлично помню, где мы встретились, Мерзул.—?Я не для этого приходил в ?Гавань?. К тому же, это был первый и последний раз.—?А для чего?—?Ну, похоже, судьба решила?— чтобы встретить тебя. А, ну и посмотреть, как побьют Константина. Не каждый день такое увидишь.—?Хм,?— в который раз задумчиво протянула Мирра, не отводя взгляд от возвышающейся громады Связующей башни, утопающей в отсветах белых, голубых и розовых магических огней. —?Судьба?— это подозрительно. Но я тебе верю, Мерзул. Даже не потому, что посмотрела твои сны…—?Ты… Смотрела мои сны? Зачем?—?Чтобы узнать, с кем имею дело.—?Тебе не кажется это несправедливым? Я-то не могу посмотреть твои! Это напоминает мне ситуацию, когда Наратзул мог читать мои мысли, а я еще не выучил то заклинание и его?— не мог. Он тоже не верил мне безо всех этих магических штук, и это безумно обидно!—?Не кажется. Это справедливо. Женщина всегда имеет преимущество, хочешь ты того или нет?— и обычно, ну на моей земле, это проявлялось в обширных знаниях, связи с духами и магической силе, которой не обладал ни один мужчина. Странно, что в Нериме полно мужчин-магов. И этот твой Наратзул… Его стремление читать чужие мысли?— чистой воды хвастовство! Никогда не встречала такого… Пффф… Такого неприятного человека!—?Он,?— замялся Мерзул,?— ну, вообще-то он… Очень дорог мне.—?Оно и видно!—?Видно? О чем ты, Мирра? Да, мы много времени проводим вместе, но…—?Да твое выражение лица, когда видишь его. Повторяешь его фразы. Ужимки эти. Шуточки. Поднимаешь бровь, когда удивляешься?— так же, как он, с недоверием. Черт. У тебя волосы той же длины, что и у него! Один в один!—?Это неправда…—?Еще как правда! Подражание?— признак зависти. Ну или?— скрытое восхищение. Ну или?— не очень скрытое. Хм…—?Нет же, Мирра. Какая тут зависть! Ну и точно не восхищение. Вот еще. Чему завидовать и чем восхищаться? Характером, замашками, сумасбродностью?—?Думаю, не этим. Тебе лучше знать! Не вижу я в нем предмета восхищения, но как по мне… Во имя предков, когда я смотрю на него, то вижу Слепого духа, и у меня холодеет кровь! Я не знаю, что в нем такого, не могу понять. Но вижу… Вижу что-то неправильное, какое-то… Зло.—?Слепой дух… Ты рассказывала, это был хранитель вашего племени, который впоследствии предал вас?—?Это сложно,?— вздохнула Мирра. —?Скорее всего, Слепой просто смеялся над нами. Мы сбежали в его земли, и он сделал вид, что принял нас, что мы нужны ему. А когда пришла беда, он не вступился и не защитил. Не предупредил племя об опасности. И нет, я не видела Слепого в его истинном обличии?— я вообще никогда не видела духов. Но твой Наратзул… Мое внутреннее чувство никогда не обманывало меня. Он такой же.—?Нет, это неправда, Ванмирия. Наратзул?— хороший человек. Если бы ты узнала его получше, ты бы…—?Сбежала бы с криками. Впрочем, и у Слепого были верные шаманы. В этом мире не удивительно уже ничего. Хотя ты, наверное, думаешь, кто бы говорил?— девушка, чье сердце выгрызла ненависть. К Кровавой Богине. К людям. Даже к ?Гавани?. Я… Терпеть не могу мужчин, которые покупают женщин, так, словно это вещи. И еще город этот, где все взлетает ввысь против нашей воли, где магия бьет по голове. Наратзула твоего терпеть не могу. И не знаю, что с этим делать.Наратзул как знал, что речь о нем.Мерзул увидел его выходящим из врат Связующей башни, а тот, заметив Мирру и Мерзула, с удивлением и подозрением поднял бровь.—?Ты знаешь,?— сказал Мерзул фыркнувшей Мирре. —?Есть у меня одна мысль, как сделать так, чтобы тебе стало легче. И он?— вот этот человек, который тебя в данный момент так бесит,?— как раз поучаствует. Надеюсь. Возможно, это вас немного примирит, и вы увидите… Ну, новые стороны друг друга.—?Побьешь его? —?удивилась Мирра.—?Кого? —?спросил подошедший к ним Наратзул.—?Тебя! —?огрызнулась Мирра.—?Меня? За что на этот раз?—?Нет-нет,?— поспешно ответил Мерзул. —?Предлагаю нам всем троим, ну… Скажем, навестить ?Тихую гавань?. Как раз и Константин туда пошел.—?Что?! —?взвилась Мирра.—??Тихая гавань?, Мерзул?—?Ну бордель же, неужели забыл, как там Константина девчонка побила? —?ехидно улыбнулся тот.—?Без меня! —?взвизгнула Мирра. —?Совсем с ума сошли! Не вернусь я в эту помойную яму! Ни за что!—?Эмм… Как-то я не готов, Мерзул.—?Да все будет хорошо,?— едва сдерживаясь от смеха, Мерзул взял за руку упирающуюся Мирру и потянул за собой обалдевшего Наратзула. —?Представляю, что вы там подумали, но что бы вам ни казалось, это правда.—?Что?!—?Доверьтесь мне.***Ооран вновь обратил полный непонимания взгляд на усмехающегося Наратзула, у которого вчерашний день явно задался. Ну или вечер, учитывая, что из башни тот ушел примерно на закате.—?Да уж,?— процедил маг. —?Ты, Наратзул, какое-то стихийное бедствие. Только мне начинает казаться, что ты взрослеешь и обретаешь ум?— и вот пожалуйста. Что вчера было-то? И почему, во имя бездны, ты такой довольный?—?Так просто и не объяснить! Но… Сложилось вроде неплохо.—?Неплохо?—?Да.—?Сложилось?—?Именно. Схлопнулось, я бы даже сказал.—?Ну нет,?— фыркнул Ооран. —?В принципе, никто особенно не будет страдать от утраты этого омерзительного места за стенами, но все же. Почему, Наратзул? У тебя не хватило денег на проститутку?—?Скорее, у проституток?— на меня.Лис вздохнул.А Наратзул вновь улыбнулся воспоминанию о прошлом вечере, когда они с Миррой и Мерзулом уже на подходе к ?Гавани? встретили Константина, который счастью своему не поверил, узнав, что они все вместе идут в бордель.?Я знал! —?восклицал он. —?Знал, что мой друг Мерзул не такой уж и зануда! Знал! Вот теперь-то повеселимся! Ой, я вам покажу самых-самых… Эээ… Что, Мирра? В каком смысле? Стой-стой. Наратзул, зачем… Зачем ты вызываешь огненного элементаля? Для… Для чего? Мы ведь все еще идем в бордель, верно? Тогда зачем? Нет, ну может, у вас в Инодане так было принято, что без элементаля никак… Черт. Почему туда пошел элементаль, а не мы? В смысле стоять и наслаждаться?! Я хочу наслаждаться в более горизонтальном положении! Ох блядь. Какого. Нахрен. Черта?.Когда элементаль распугал всех посетителей и они дружной, пестрой, галдящей толпой вывалили на улицу, Наратзул обвел здание сканирующим заклинанием и подал знак Мирре: можно, никого. Та хищно ухмыльнулась и под отчаянное верещание Константина рванула магией сначала пристройку, затем?— вторую, затем крыльцо, крышу, и, наконец, их с Мерзулом совместная магия буквально разорвала на куски ветхое здание, а огненный элементаль спалил обрушающийся остов, подняв зрелищную огненную бурю, на которую сбежался посмотреть весь порт.?О, моя гавань! Гавань моя! —?причитал Константин. —?За что вы оставили этот грустный город без единственного приличного заведения?!?.?А теперь бежим!??— напомнил Наратзул залюбовавшимся на огненные сполохи Мирре и Мерзулу, которые на волне восторга стояли, обнявшись и не замечая больше ничего вокруг.—?Но должен сказать,?— продолжил Ооран через некоторое время,?— элементаль получился на славу. Я уж в этом разбираюсь, поверь.—?Верю, величайший из элементалистов,?— хихикнул Наратзул. —?Я старался, чтобы он получился достаточно страшным и качественно распугал проституток.—?Нет. Можно было и пострашнее.—?Но Ооран, неужели ты наблюдал представление из окна своей башни?—?Вот еще, заняться мне больше нечем. Маги перепугались, что это один из наших элементалей вырвался из связующих залов, поэтому мне пришлось пойти туда и изучить магический след. Показания матросов и проституток описали это как появившийся ниоткуда огненный шторм и как четверых хохочущих перед горящим зданием магов-чужеземцев. То есть троих. Четвертый вроде плакал. Потом они, так же хохоча, скрылись с помощью подозрительно знакомой телепортационной магии. Веришь или нет, но я мог подумать только на тебя и твоих соратников. Но знаешь, что самое плохое во всем этом, Наратзул?—?Что проститутки остались без дома,?— беззаботно ответил тот. —?Но не волнуйся, эти-то найдут себе кров, я в этом даже не сомневаюсь. Константин говорил, хозяева ?Гавани? давно хотели устроить плавучее кабаре?— и вот пожалуйста, шанс.—?Нет,?— покачал головой Ооран.—?Что мы все разбили, и нарушилось противодействие аномалии?—?Нет. Этот деревянный сарай не участвовал в синергии.—?Что мы испортили кому-то интриги с участием преступного мира?—?Нет. Хотя тоже возможно.—?Ну, а что, Ооран?—?Что ты не позвал меня.—?Черт! —?улыбнулся Наратзул. —?Вот это упущение! В Треомаре есть еще бордель?—?Это был последний.—?Тогда придется построить еще один?— и тут же сжечь, но на этот раз пойдем впятером! Я всегда говорил, в темные времена нет ничего светлее, чем горящий в ночи… Эмм… Бордель.