Забвение (1/1)

Он не понял, что с ним произошло.Его трясло, в груди стало жарко, кровь на секунду свернулась в желе, застыла в жилах вязким киселем, в ушах зашумело и в висках застучало с силой мерного тонометра. Словно бы большая волна накатила, объяла все тело, пощекотала в районе сердца и схлынула вниз, наполнив ноги чугунной тяжестью. Женя пошатнулся, зрачки его расширились, заняв почти всю радужку. Язык вдруг стал очень чувствительным, самый его кончик закололо, словно бы он выпил горячего и обжегся, в горле запершило, в животе словно бы поселилось чудовище – оно утробно хмыкало и шевелило клешнями, перебирая внутренности, стараясь добраться до души, надежно скрытой под сердцем, за скорлупками ребер.- Сядь, - Виталик выдернул из его руки иглу и чертыхнулся. – Сядь, я сказал. Тебе хватит. Руку зажми. Сейчас торкнет.С предплечья соскользнул жгут, и вены перестали напрягаться. Адский коктейль начал свой путь по его венам напрямую к мозгу. Женя почти слышал биение крови в жилах – кровь перестала быть вязкой и убыстрила свой путь по малому кругу кровообращения. Ноги отказывались держать, и Шизов бессильно опустился на заплеванный топчан. Лукевич лег рядом – укол ему сделал кто-то, уже недоступный зрению, и на лице Виталика уже расплылась блаженная улыбочка человека, которому резко стало на все наплевать.Женя бессмысленно уставился на собственные руки. На его руках уже начали наливаться красным трассы, вены казались фиолетовыми и вздувшимися. Он так отчаянно искал забытья, что коктейль требовался ему все чаще и чаще – иначе он не мог нормально функционировать. Умом он хорошо понимал, что подобного рода встряски здорово изнашивают ему мозг, что внутренние органы стали работать на пределе возможностей, что уже стали появляться признаки, о которых он раньше и помыслить не мог – шутка ли, когда он поднимался на второй этаж и чувствовал одышку? Да и сердце стало работать с перебоями, замирая и вздрагивая совершенно неравномерно. Достаточно было и того, что он слышал собственное сердцебиение, когда пытался заснуть – сердечко грохотало в ушах, отдаваясь в горле, словно бы стремясь выскочить из своей надежной темницы.

Мама говорила, что это ненормально. Мама…Мама не знала, что как только он закрывал глаза, он видел ту самую ночь – заснеженную, проклятую ночь, тот чертов полумрак, разрезанный могильными крестами, да тот снег, что расцвел кровавыми, набухшими цветами. Под лунным светом кровь была не красной, она была темно-вишневой, практически черной, она медленно стекала, застывая на морозе, в красное озеро, отчаянно воняющее железистым и соленым, и запах этот страшно напоминал ему слёзы. Он почти не видел, что произошло с его друзьями, он видел клоуна – он изломанно приближался к нему, прихрамывая и утробно, кровожадно хрипя, в какой-то момент он оказался настолько близко, что он видел на его зубах кровь и красные ошметки, он видел лезвие двуручной пилы, он почти что понимал, что смерть дышит ему в лицо гнилью, он не понимал, и был готов исключительно из-за этого непонимания… пока спасительный лай не отогнал клоуна подальше. Пока неожиданный спаситель не выскочил из темноты огромным белым светляком, он ничего не видел. А первым, что увидел, стал остекленевший взгляд отделенной от тела головы, и лицо этой головы было похожим на его собственное, как две капли воды – только конопушки на носу и щеках стали из почти невидимых ярко-морковными кляксами.В своих снах он вновь и вновь возвращался на то кладбище, да вот только Снежок не появлялся больше, чтобы спасти его. В снах ужас, что пришел после всего произошедшего, сковывал его, пеленал невидимыми путами по рукам и ногам, пробирался ко рту так, что он не мог даже закричать. В снах он видел все, что произошло, в мельчайших подробностях – как Саша упал, пытаясь защититься, как он вскрикнул недоуменно перед тем, как лезвие коснулось его шеи, да как хлынула на снег потоком высвобожденная из сонной артериикровь.Он плохо помнил то, что было после. Даже похороны. Даже Сашу. В гробу он выглядел совершенно непривычно – он был спокоен, словно бы только смерть подарила ему то, чего при жизни у него не было никогда. Он вообще казался спящим, только под шарфом, что надели на него, скрывался грубый шов. Они с мамой переживали свою беду по-разному, и ни в коем случае не вдвоем – оба заперлись в себе, оба стали пропадать, и часто их квартира стояла пустой, словно бы нежилой. Женя хорошо помнил запах плесени, что исходил из замоченного на стирку белья и слой пыли на дубовом кухонном столе – ни у кого не доходили руки убраться и привести жилище в порядок. Женя пропадал в злачных местах, мама – в больнице, где бралась за любые операции до полного изнеможения, до того момента, пока из ее рук не начинали выпадать инструменты. Алкоголь и беспорядочные половые связи никакого успокоения также не приносили – и когда Виталик предложил ?кое-что покруче?, Женя ухватился за эту возможность почти что с благодарностью.В колени ткнулся влажный нос, владелец носа заскулил и запрыгнул на топчан. Виталик сдавленно ухнул, но никакой больше реакции с его стороны не последовало. Снежок заскулил, и, пробившись поближе к лицу хозяина, облизал ему лицо. Женя почти не реагировал. Сон затмил его разум, словно бы сжал в мягких объятиях, и он не чувствовал практически ничего.-Ты губишь себя, Белоснежка.Женя открыл глаза, и разочарование постигло его с новой силой. Он был все в том же месте. Он лежал на широком топчане, рядом в пустоту бессмысленно улыбался Виталик, Снежок следил за ним вполглаза, помахивая хвостом. Только вот Саша был рядом – он сидел на стуле рядом и ерошил брату волосы.Говорить не хотелось. Хотелось вот так – чувствовать руку брата на голове, знать, что он рядом, что жив и здоров, что улыбается, дышит и ходит… но рука Саши была холодной как лед, и шарф лежал на его коленях, обнажая шов на шее, и глаза стали совсем-совсем белыми.И тем не менее – он был рядом.- Ты губишь себя, - повторил Саша тихо и хрипло. – Зачем ты делаешь это с собой? Зачем пытаешься умереть? Неужто совсем тебе не дорого все то, что тебя окружает?- Не дорого, - голос был совсем чужим, и не слушался как следует. – Не дорого. Зачем ты ушел? Почему ты оставил меня? Как ты вообще мог так поступить?- Я не стал бы, если бы мог, - брат покачал головой и грустно улыбнулся. – Но я там, а ты – тут. И ты поступаешь, как последний идиот. Ты же на себя не похож! И не стыдно тебе?- Не стыдно.- Я тебе, конечно, не указ, но подумай-ка хорошенько! – Саша дернул его за волосы. – Нас было четверо, а теперь вас только двое. Сначала отец ушел, теперь ушел я, и вы с мамой остались вдвоем. И если она потеряет еще и тебя, то что задержит ее на этом свете? Кто останется, чтобы поддержать ее, чтобы у нее были силы двигаться дальше? Ты думаешь только о себе, так вот абстрагируйся и подумай о ней тоже.Женя молчал. Мысли о маме посетили его голову впервые, и он почувствовал, как стыд обжигает ему лицо.- Сны будут приходить к тебе, и приходить еще очень долго, - Саша протянул руку и потрепал Снежка по шее. Тот завилял хвостом и лизнул ласкающую его ладонь. – Только и ты теперь сможешь управлять ими. Тот парень не хотел того, что сделал. Он был болен, и он тоже умер. Отпусти его. И меня отпусти, пожалуйста. Вы с мамой страдаете, и мне от этого нехорошо, уж поверь мне.Он встал. Женя тоже.- Не вешай нос, братишка, - Саша улыбнулся и хлопнул его по плечу. – И береги маму. Ей очень нужна твоя помощь. Правда.Он направился к выходу. Снежок проводил его взглядом и положил голову на лапы.- Не уходи! – слова вырвались из груди полувсхлипом-полустоном. – Ну пожалуйста! Не уходи!- Мне пора, - брат покачал головой. – Я всегда буду с тобой, помни об этом. Я буду приходить к тебе и следить за тобой. И только попробуй облажаться!Он больно ткнул его в грудь пальцем, да так, что Женя не удержался на ногах и свалился обратно на топчан.… и только потом он сумел разлепить веки.- О, живой! – послышался рядом удивленный голос. – Я уже думал, что все. Ну и напугал же ты меня, приятель!Обладатель голоса склонился над ним, и светлые волосы коснулись лица. Мальчишка из Управления, вспомнилось Жене. Психолог со странным взглядом. – Идти можешь? Пойдем, я тебя домой отведу. Ты сбрендил, что ли, дурь себе колоть? Жизнь не дорога?Женя встал. Его трясло.- Да-а, и хорош же ты, - покачал головой мальчишка и взял его под руку. Женя оперся на его острое плечо почти что с благодарностью. Снежок вскочил. – О, и ты с нами, дружочек? Ну, пойдем!Они вышли на улицу, и порыв мокрого ветра ударил в лицо. Накрапывал дождь.- Ну и непогода, - очкастый хмыкнул. – Ты где живешь? – Женя промычал что-то невразумительное. – Понял. Ладно. Пойдем ко мне, ко мне ближе, сестра как раз в смене. Чаем тебя напою, а потом ты мне расскажешь, что с тобой происходит. Меня Лёша зовут, кстати.Они медленно шли по улице, и дождь бил в лицо – яростно и зло, словно бы наказывая за пережитую глупость. Женя с наслаждением вдыхал, словно бы пробуя ветер на вкус.Мир словно бы открылся ему заново, начисто умытый дождем.