N is for Nausea (1/1)

— Нет, — прошептала она тихо и зло, и стиснула кулаки — так, что ногти пропороли мякоть ладони, и в белесых лунках проступила кровь. — Нет, нет, невозможно, не может быть! — Боюсь, что все-таки да, — седовласая докторша покачала головой. — Срок уже достаточно велик, избавляться будет опасно. Даже с вашим прекрасным здоровьем это будет чревато огромным количеством проблем.

— Может все-таки попробуем? — Нина встала и рывком отпихнула от себя стул. Докторша сглотнула. — Пожалуйста. Давайте попробуем. — Мы можем, Нина Викторовна, но поверьте мне-старухе - это того не стоит,— женщина покачала головой. — С вашим телосложением это вполне можно скрывать за свободной одеждой. Можно довершить дело до конца, а потом поискать хорошую семью, и это больше никогда не будет вас беспокоить. Вы сможете жить совершенно нормальной жизнью, и возможно, вы даже забудете, что это вообще было и при каких обстоятельствах завершилось. — Этого я уж точно никогда не смогу забыть, — Нина покачала головой и помассировала виски. — Спасибо. Я завтра приду. Будем избавляться. Любые деньги, сколько скажете. Завтра. Ее пошатывало, словно бы мертвецки пьяную. Впервые в жизни ей страшно захотелось напиться и забыться. Не пижонски, болтая в руках бокал, как это делал братец, нет - действительно напиться, а потому кого-нибудь пришибить, до кровавых соплей, стертых кулаков и нервной тошноты. Про тошноту она вспомнила зря - к горлу подкатил невыносимо кислый комок, и голова привычно отключилась, давая горлу и желудку полную свободу. Она брела по району, медленно переступая с пятки на носок, давила с ожесточением изредка пробегавших тараканов. Кто-то засмеялся ей вслед, пьяная компания местных гопников сунулась было со своим привычным "красавица-давай-выпьем", но, увидев ее взгляд, пьянчужки с ужасом откатились в разные стороны, подвывая от ужаса. Нина шла, считая про себя шаги, и ей чудилось, будто бы с каждым шагом все сильнее тикает сгусток в ее теле, похожий на часовой механизм с замедленным действием. Она знала про такие механизмы все, отец в свое время заставил ее пройти полную боевую подготовку, что приличествовала женщине Мёртвых Пустынь. Да вот только ни черта это ей не помогало. Ее тело изменило ей, ее собственное тело, что поддерживало в ней жизнь, здоровое и сильное - оно подвело ее, в тот самый момент, когда не смогло противостоять тому, что с ней случилось. Она догадывалась довольно давно, она успешно гнала эту мысль от себя, она тщетно ждала каждый месяц доказательств собственной правоты, но... А, да что уж теперь говорить. Ноги отказывались слушаться и стали заплетаться. Нина огляделась. Она оказалась между какими-то домами, в подворотне, где шмыгали разноцветные кошки, отвратительно пищали крысы и воняло гнилью. У стены стояла насквозь проржавевшая бочка, и она, недолго думая, бессильно опустилась на нее, ничуть не заботясь о дорогой ткани штанов. Перед глазами все плыло. Она чувствовала себя совсем как в детстве - отец как-то раз по настоянию матери отвез их с братом на океан, где ей впервые позволили искупаться. Ласковые, теплые волны лизали ей ступни, словно бы преданный пес, волны несли ее в своих бережных ладонях, и она впервые почувствовала себя тепло и покойно. Хотелось остаться так навсегда - и плыть... плыть... На колени вдруг запрыгнуло что-то теплое, и Нина открыла глаза. На нее смотрел котенок. Черный, тощий и блохастый, с одним-единственным глазом - второй заплыл, слезился и явно был невидящим. Котенок косился на нее с претензией - как так, заняла мое спальное место - а потом вдруг басовито, хрипло замурлыкал, свернувшись клубком. — Вот ты где, сестрица! - раздался вдруг голос, и Нина подскочила. Котенок вцепился в нее, отчего она чуть не завопила. — Шел за тобой от самой конторы, ну ты и черепаха! А это что у тебя такое?

Котенок выгнул спину и зашипел. Нина погладила его по тощей спине, и подняла голову. Брат возвышался над ней соляным столпом. — Ну и чучундра! — протянул Борис лениво. — Не трону, не боись! Что стряслось, Нинон? Что ты?.. — То, что ты сказал, — глаза слезились. То ли от напряжения, то ли еще от чего-то. — Все-таки это правда. Все-таки да.

Борис опустился на корточки, и лицо его оказалось ниже, чем лицо сестры. Брат впервые, кажется, в своей жизни выглядел озадаченным. Он потер лицо ладонями, брови его взметнулись вверх, выдавая его замешательство. — Ты решила... — Я сказала врачу, что приду завтра. С любой суммой, которую она попросит, - голос звучал безжизненно. — Я избавлюсь от этого. Избавлюсь и уеду отсюда куда-нибудь, да хоть к черту на рога. Ненавижу этот городишко! И его ненавижу! За что так со мной?! Отец... — Отец уже все знает, — Борис покачал головой. — Врачиха сообщила ему, и завтра, когда ты придешь, тебя выведут оттуда силком. Он категорически против, говорит, что хоть так ты не будешь его позорить. Ты же безмужняя, а с его деньгами придумать легенду о том, что у тебя был муж и погиб, очень легко. Он сказал мне, и я пошел искать тебя. И вот... — Зачем мне это дитя, Боря? — голос упал до шепота. — Зачем? Напоминать всю жизнь... Кому будет нужно? Идет война, а я вот так... — Подумай об этом с другой стороны, сестричка, - Борис встал, поднялась с бочки и Нина. Котенок лежал на сгибе ее локтя, удобно свернувшись в клубок. — Родишь. Оставишь отцу. Он от тебя отстанет. Ты же - уедешь, уедешь куда захочешь. Дитя будет ему отрадой, будет подспорьем, он его воспитает, коли уж так хочет, чтобы ты родила. Кто знает, может ты полюбишь ребеночка. Кто знает. Каждый твой шаг - новый путь, если это дитя хочет родиться именно сейчас, то, может, оно знает, что делает? Может, так было нужно? Ты ведь больше никогда не будешь одна, опять же. Подумай. Нина молчала. — Идем, машина ждет нас, - Борис положил руку сестре на плечо. — Я буду с тобой. Я помогу тебе во всем. Ты не переживай. Не переживай, ладно? Оставь это чучело и идем. — Нет уж, - Нина покачала головой. — Чучундра останется со мной. Ведь так, Чучу? — котенок мурлыкнул. — Буду тренироваться. Может быть, ты и прав. — Ладно уж, — Борис рассмеялся и взъерошил сестре волосы. — Идем, Нинон. А ты, недоразумение, не шипи на меня! Не то вылетишь в ближайший же чан с водой! Нина шла молча, переступая с носка на пятку, а котенок лежал у нее на руках. Нина думала о том, что крохотный сгусточек внутри нее с каждым часом растет все больше и больше. Думала о том, что очень скоро скрывать его не получится и вовсе, а то ведь и придется доказывать кому-то, что это - правильно.

Дитя ведь не только тому человеку принадлежит. Дитя ведь и ее собственное тоже.

Борис, однако, несмотря на все свои прибаутки, в кои-то веки оказался прав. Больше одинокой она не будет. И в обиду себя больше не даст.