Запись вторая. Древняя кровь. (2/2)

— Выбор... – пробормотал Киба. – Его и впрямь нелегко сделать. Особенно сейчас, когда брат господина Итачи вернулся.

— Что это за брат-то? – поинтересовался Недзи. – Я уже спрашивал у Наруто, но он не ответил.

— И не ответил, — сказал Киба. – Для него это... – запнулся, потом продолжил: – Брат господина Итачи – тоже древний. У них давние счеты... Вкратце, господин Итачи уничтожил их клан, а его брату это не понравилось. Вот они и воюют. До сих пор. Ладно, я пойду к госпоже Хинате, а то совсем свои обязанности забросил. Даже странно, что господин Итачи меня до сих пор не уби... не уволил, как тех слуг, которые у него были до появления госпожи Хинаты. С ней он действительно очень сильно изменился...

— Можешь не спешить, — перебил Недзи. – Мне нужно кое-что сказать Хинате.

— Если ты... – напрягся Киба.

— ...причиню ей боль – ты меня убьешь, — закончил фразу Недзи. – Я помню.

...Найти Хинату было легко. Гораздо легче, чем думал Недзи; стоило закрыть глаза и довериться странной, на удивление естественной силе, которая неудержимо влекла – к ней. К Хинате.

Когда Недзи открыл глаза – она стояла перед ним. Испуганные серебристо-лиловые глаза без зрачков, подведенные красным; чуть спутанные длинные темные волосы; единственная алая роза, вышитая на подоле приталенного черного платья.

— Хината, — сказал Недзи.

Хината тут же опустила взгляд, избегая смотреть ему в глаза.

— Недзи... извини... – с заметным трудом выдавила она. – Это я... это я во всем виновата! Прости!Развернулась, намереваясь убежать. Недзи вспомнил дверь, за которой Хината плакала после смерти родителей. Подумал, что иногда эта дверь бывает нематериальной; поймал Хинату за запястье. Притянул к себе.

— Хината, — сказал, сам себе напоминая Кибу, — ты должна уходить. Не ввязывайся в войны древней крови.

— Н... Недзи, — Хината обернулась к Недзи. Случайно поймала его взгляд – и уже не смогла отвернуться. Замерла, будто завороженная; застыл и Недзи.

Воспоминания, которые они делили, прошли перед глазами обоих, заиграли новыми красками, приобретая совершенно иной смысл.С раннего детства Недзи и Хината были – сила и мудрость; война и мир; ярость и нежность; разговор и молчание. Инь и Ян, как сказал Наруто; Кай и Герда, как сказал когда-то сам Недзи.Вместе они были – гармония; порознь – впускали в мир тени. Недзи без Хинаты сражался ради собственного эгоизма, сходя со своего пути воина; Хината без Недзи пила чужую кровь и не находила в этом ничего странного или страшного – собственная боль была слишком сильна, чтобы думать о боли чужой.

Хината опомнилась первой.

— Я не могу... уйти, — сказала, отводя взгляд. – Я в долгу перед господином Итачи... и тобой. Я сделала тебя... таким. Я должна это исправить. Господин Итачи знает, как обратить все вспять... чтобы ты снова стал человеком. Я уверена, он знает... Надо подождать до того дня, когда он сочтет меня достойной этого знания. Пожалуйста, пойми...?...я предпочитаю не брать, я отдавать?.

— Я понимаю, — сказал Недзи. – Я попытаюсь тебя переубедить.

На том и порешили.

А через неделю после этого разговора Недзи проснулся посреди ночи от необъяснимого чувства тревоги.

Что-то было не так.— Хината! – Недзи сам не помнил, как добрался до покоев своей ?госпожи?; распахнул незапертую дверь: – Хината?!

Хинаты не было. Киба мирно спал на коврике неподалеку от двери в ее спальню; Недзи разбудил его довольно чувствительным пинком.

— Больно же, — проворчал Киба, но глаза открыл. – Что случилось?— Это ты у меня спрашиваешь?! Где Хината?!

— Госпожа Хината... – Киба огляделся. Наткнулся взглядом на пустующую кровать под балдахином, вскочил как ошпаренный. – Ее нет?! Но сюда никто не заходил, я бы почувствовал!— Значит, не так хороши твои хваленые чувства, — отрезал Недзи. – Или она ушла сама. У тебя обоняние получше моего будет; если хочешь загладить свою вину – найди мне Хинату!В это мгновение Недзи пожалел, что так и не научился обращаться – хотя бы частично. Инъекторы, которые дал ему Киба, оказались палкой о двух концах – и это вдобавок к нечеловеческому холоду, который Недзи за неимением лучшего просто пережидал в своей комнате.Киба в спешке собрался, натянул куртку:

— Идем.Недзи заметил, что у Кибы чуть подрагивают руки. Он явно не предполагал, что такое случится. Да и Недзи – тоже. Зачем Хинате, которая всю жизнь предпочитала ?свободу взаперти?, куда-то уходить ночью – одной, да еще и сейчас, когда над обитателями замка нависла угроза?***— Ты, наверное, очень бесстрашна, раз пришла сюда, зная, что тебя ждет, — сказал вампир с ожогами. – Или – очень глупа.

У него был равнодушный алый взгляд, очень похожий на взгляд Итачи; только в глубине зрачков отражались языки смертельно опасного пламени. Ледяного.

Когда-то, наверное, он был очень красив, этот вампир. Не так, как Итачи; более резкие, грубые черты лица – ни намека на хрупкое совершенство. Не так, как Недзи – ни тени отстраненного спокойствия прирожденного воина, никакой гармонии с окружающим миром. Должно быть, красота этого вампира была дикой, резкой, бескомпромиссной; граничила с уродством, бросала вызов, врезалась в память – с первого взгляда.

Но все это осталось в прошлом: неровные пятна неизлечимых ожогов обезобразили когда-то совершенное лицо, спустились ниже, к шее, затерялись под одеждой.

Хината не хотела думать, что за пламя могло оставить такие ожоги. По собственному опыту она знала, что огонь для вампиров особой опасности не представляет, а раны от него заживают не дольше, чем нанесенные обычным, не-серебряным оружием.— Мне нужно то, что есть только у вас, — сказала Хината. Она больше не смущалась; не сейчас, когда была так близко от вожделенной цели. – Вам нужна я. По-моему, честный обмен.

— Не совсем, — безразлично обронил вампир со шрамами. – Твоя смерть против моего слова; с чего ты взяла, что я передам зелье Ханаби после того, как убью тебя?

— Вы производите впечатление того, кто держит свое слово, — ответила Хината.

— Это так, — согласился вампир. – Но, видишь ли, сама по себе ты мне неинтересна.

— Ты же искал то, что дороже всего господину Итачи, — Ханаби, до этого времени молчавшая, решила высказаться. Хината не знала, как к ней относиться; с одной стороны – эта девушка нарушила приказ господина Итачи, придя в ночной клуб ?Коноха? и отыскав там его брата. С другой – подарила Хинате шанс все исправить. – У него нет никого дороже нее; она – первая, кого он обратил за пятьсот лет... Убей ее, а его оставь в покое. Он будет страдать и так...

— Манипулятор, — покачал головой вампир со шрамами. – Что ж, ты была полезна. Привела ко мне основательницу нового клана...

Хината не заметила, когда он выхватил меч из ножен, скрытых рваным плащом; Ханаби не успела даже вскрикнуть. Сердце – насквозь, быстрым, отработанным веками движением; голову – долой. Меч с серебряным лезвием; так велись войны древней крови...— Учиха Саске, — сказал вампир, вытирая клинок об одежду Ханаби; Хината не сразу поняла, что это он так представился. – Ты – Хьюга Хината.

Не вопрос – утверждение; Хината спросила:

— Зачем?

— Она тебя предала, — не раздумывая, ответил Учиха Саске. – Ради Итачи. Значит, он был ей дорог. А тебе все равно. Ты готова умереть ради кого-то слуги, которому вздумалось снова стать пищей. Так кого я должен был убить?— Насчет лекарства от оборотничества – правда? – Хината внутренне содрогалась, но внешне сохраняла абсолютную невозмутимость – и сама себя не узнавала. С каких пор чужая смерть перестала вызывать у нее какие-либо эмоции? Она думала, что Ханаби стала ее младшей сестренкой; а сейчас спокойно стоит на пустыре рядом с ее мертвым телом и не испытывает ничего, кроме тревоги за Недзи. Сумеет ли он снова стать человеком? И кому Учиха Саске передаст лекарство от оборотничества?— Я никогда не вру, — ответил Саске, возвращая меч в ножны. – Зачем тебе жертвовать собой из-за какого-то слуги, основательница нового клана?

— Потому что я сама выбрала... это, — Хината на мгновение выпустила клыки. – А у него не было выбора. Он... из-за меня.— Никогда бы не подумал, что Ханаби выманит тебя этим зельем, — хмыкнул Саске. – Что ж, истина очевидна – Итачи тебе не нужен. Я кое-что разузнал о тебе, первая, кого обратил мой брат... Ты – последняя из своего рода; первая из своего клана. Нет больше тех, в чьих жилах текла бы твоя кровь – ни живых, ни мертвых, — указал на тело Ханаби, не спешившее рассыпаться в прах. Как-никак, Ханаби была новообращенной... – Хочешь присоединиться ко мне?

Хината, не раздумывая, покачала головой.

— Это верно, больше нет людей одной со мной крови. Да и нелюдей – тоже... Но зачем общая кровь, если – одна душа на двоих?

— Теперь я понимаю, что в тебе нашел Итачи, — сказал Саске со смутным подобием интереса. – Ты всегда идешь до конца... И твоим концом буду я, последняя из клана Хьюга.

Хината приняла боевую стойку; она поспорила с судьбой, но проиграла спор.

Мысль об отступлении Хинату не посетила – как никогда не посещала и...— С чего ты взял, что она последняя из своего клана? – осведомился чей-то ровный, спокойный голос. Хината узнала этот голос с полутона, обернулась.— Недзи!..А Учиха Саске потянул меч из ножен. На этот раз – медленно, не спеша.

Он почувствовал достойного противника.***...Хинату тошнит в туалете. Раз за разом выворачивает наизнанку; ?Отравилась?, — решает Недзи. При мысли о том, что сводная сестра сейчас пытается выблевать собственные кишки, он не чувствует ничего. Вырвет – пройдет. Так было всегда. А ничего действительно вредного она съесть не могла – Недзи проверяет еду в доме каждый день...

Недзи открыл глаза. Увидел незнакомый потолок. Сел на диване, который послужил ему вместо больничной койки; сон об отравившейся Хинате оставил на редкость неприятный осадок.

Киба, сидевший рядом, в кресле, даже не шелохнулся. Смотрел куда-то в сторону; на Наруто, понял Недзи, проследив за взглядом вертикальных зрачков.

— Ты победил, — сказал Киба как-то отстраненно. – Я этого не видел – госпожу Хинату уводил... Ты отбил ее у Учихи Саске, задержал его – и остался в живых. Это многого стоит. Он ведь – древняя кровь... С госпожой Хинатой все хорошо, можешь не беспокоиться. А вот госпожу Ханаби мы потеряли. Господин Итачи сказал – невелика потеря... Как ты победил его? Обратился в произвольном порядке? Какая у тебя звероформа?

— Не знаю, — признался Недзи. – Я не... превращался. Просто...

Он рассказал о странном голубоватом свечении, которое вдруг окружило руки, привыкшие ломать чужие кости и наносить сокрушительные удары. О том, как уничтожил призванную Саске шаровую молнию – ?я не знал, что вампиры способны на... магию?? – единственным ударом, и о том, как увидел противника будто сквозь энергетический рентген: самые уязвимые места, точки, в которых замыкается биополе.— Никогда о таком не слышал, — признался Киба.

— Это бьякуган, — сказал Наруто, не оборачиваясь. – У Хинаты тоже...

Замолчал.На некоторое время в гостиной воцарилась тишина, прерываемая только завыванием холодного зимнего ветра. Он врывался в комнату, развевая темные занавески; за окнами был вечер. Похоже, Недзи пролежал без сознания довольно долгое время – после того, как силы оставили его.Оборотни молчали. Думали – каждый о своем.

Потом Недзи сказал:— Эти ожоги... следы на его лице. Я не знал, что у вампиров остаются шрамы... не только от серебра.

— А они и не остаются, — ответил Киба, поглядывая на Наруто. Тот не реагировал. Стоял на балконе, смотрел куда-то вдаль, и деревянные поручни скрипели под нечеловечески сильными пальцами. – Если только...

— Я думал, что убил его, — вдруг сказал Наруто.

Недзи не понял, чего в его голосе было больше – сожаления или облегчения. Недзи уже ничего не понимал – и больше не стыдился в этом признаться. Можно прожить жизнь, можно – две или три; но ты так никогда и не научишься понимать человека, который живет рядом с тобой...Если это, конечно, не человек, созданный для тебя самой судьбой.

То, что Хината больше не человек, не имело значения. Она изменилась, но стержень, бывший в ней изначально, непостижимая и недостижимая суть, которую Недзи чувствовал, как себя, осталась неизменной. Древняя кровь не отравила Хинату; Хината была сильнее. Она была собой.Хината была той, кого любил Недзи. Его сознанием. Его сердцем. Его душой.— Ты знал Учиху Саске раньше, верно? – спросил Недзи, предоставляя Наруто то, что ему было нужно сильнее всего – возможность выговориться.

Наруто коротко кивнул.

А потом приступил к своему рассказу.

***— В детстве у меня была глупая мечта, — начал Наруто, — стать правителем своей страны. Или великим героем... Каким, по слухам, был мой отец. А может, и не был. Кто знает.

Но вышло иначе. Мне было двенадцать лет, когда меня укусил оборотень.

Это был необычный оборотень. Очень древний, и очень сильный, и мудрый.

И он умирал.

— Тогда как раз истребляли клан Сендзю, — сказал Киба. – Должно быть, этот оборотень служил им... и был смертельно ранен в бою.

Наруто посмотрел на Кибу отсутствующим взглядом. Он весь был там, в прошлом; вернулся к прерванному рассказу:— На лесной поляне, когда я корчился на траве от жгучей боли в прокушенном предплечье, он сказал: найди себе сильного хозяина. Он так сказал.

И умер. Рассыпался в воздухе пластами пепла; странная смерть. Но вполне подходящая для такого древнего существа.

Я до сих пор помню его красные глаза и огненно-рыжие волосы.

И себя потом – тоже помню. Внешне ничего не изменилось, разве что добавились какие-то нелепые рисунки на щеках. А так – глупый ребенок, глупая мечта... Все как всегда.

Просто я стал видеть слишком хорошо и приобрел необъяснимую, чудовищную какую-то силу. Я сразу понял, что это нужно скрывать. Так и жил лет до восемнадцати – себя ломал. Скрывал. Хорошо хоть, по полнолуниям не превращался – мой создатель был достаточно силен для того, чтобы у меня не возникало такой потребности. Я вообще очень долго не превращался, ну да об этом позже.

Тогда я не знал: оборотни стареют раза в три медленнее людей, поэтому тот факт, что в восемнадцать я выглядел на четырнадцать, изрядно меня тревожил. Чем дальше, тем чаще я вспоминал странника, который однажды зашел в наше селение. Странник был в глухом черном с красным плаще и соломенной шляпе, которая скрывала его глаза; потом я часто думал, почему с ним в тот раз не было слуги. А тогда я подрабатывал в трактире, где он остановился и, помнится, изрядно удивился: к чему такая секретность? Неужели он какой-нибудь лазутчик?

Когда странник будто случайно столкнулся со мной в коридоре и поманил пальцем за собой, я, признаться, подумал о нем нехорошо. Но пойти за ним – пошел; интересно же. А в случае чего – моя тайная сила всегда со мной.Когда мы оказались в оплаченной им комнате, странник снял шляпу – и я увидел, что у него красные глаза. У зрачка – ярче; ближе к белку – темнее. Как кровь, артериальная и венозная. Мне сразу вспомнился рыжий оборотень, который укусил меня; я невольно попятился. А странник сказал всего несколько слов:

— Когда захочешь стать сильнее – приходи ко мне, — и добавил зачем-то: – Мир Бога Луны.

Дальше я не помню; очнулся, только когда этого человека в нашем селении уже не было. Я о нем потом спрашивал у наших – все только плечами пожимали. Никто его не помнил.

Почему-то я ни капли не сомневался, что при необходимости смогу найти этого странника. Он оставил мне что-то такое... трудно объяснить. Это... связь, как путеводная нить – тонкая, алая, будто кровь; я знал, что, если пойду по нити, то приду к тому человеку.

А еще я теперь наверняка знал, что человеком он не является, как и я сам. Я даже откуда-то знал его имя: Учиха Итачи.

Так вот, когда я совсем запутался в себе и, не зная, что делать, собирался пойти по нити, я встретил его. Учиху Саске.Я тогда ушел из родного селения – в лес. На несколько дней. Это странно, но в лесу я чувствовал себя почти как дома. Полноценного дома у меня никогда не было – сирота, что поделаешь. А лес принимал меня как равного. Тут все было – еда, удобные места для ночлега... Не исключено, что ни по какой нити я бы не пошел. Устроился бы в лесу на постоянное жительство, землянку бы там себе вырыл, отшельником заделался... Да, видно, не судьба.

Думаю, Саске с первого взгляда понял, кто я. А вот я – ничего не понял. На Учиху Итачи он был не особенно похож – слишком много жизни. Никакой умиротворенности, ни тени покоя. Всегда в движении, всегда к чему-то стремится... Противоречивый он был, Саске. И глаза у него, кстати, были не красные. Нормальные глаза. Ни в жизнь не догадаешься, что перед тобой вампир, пока клыки не выпустит.

Так вот, мы тогда даже не познакомились. Обменялись всего парой слов. Саске спросил, пойду ли я с ним. Я согласился. Все. Даже в селение свое не вернулся – попрощаться там, вещички кое-какие собрать... У меня всю прошлую жизнь будто взмахом меча перечеркнуло; был сельский дурачок – стал сопровождающий неизвестно кого в драном плаще. Плащ у Саске, кстати, драный был не из-за неаккуратности. Неаккуратность его бесила, как и отсутствие хороших манер; помню, как он меня руками есть отучал. Таких тумаков отвешивал, что я только благодаря регенерации оборотнической и выживал.Насчет плаща: Саске казалось, что драная тряпка художественнее выглядит, чем обычная. Драматичнее, что ли. Намекает на всякие там лишения и пройденные пыльные дороги... Что-то в этом духе.

Имя Саске я узнал, наверное, через месяц после того, как пошел вслед за ним. До этого он не считал нужным представляться. А по прошествии месяца не то признал меня достойным доверия, не то устал откликаться на ?Эй?... и не только.

О том, что я, по идее, был слугой Саске, я узнал уже тогда, когда пришел к Итачи. Немудрено: Саске никогда не называл меня слугой и не требовал, чтобы я относился к нему как к господину. Мне даже позволялось дерзить и молоть всякую чушь; в ответ Саске молчал так высокомерно, что мне это очень быстро надоело. Я нашел новую развлекаловку: принялся ему подражать. Вот тут его терпение лопнуло; в один прекрасный день он заговорил, притом как! Столько презрения в одной тираде я еще не слышал. Узнал о себе много нового; интересно.

Когда Саске выдохся, он с какой-то радости решил объявить, что теперь мы охотимся на нежить. Я спросил, какую нежить он имеет в виду.— Оборотней и вампиров, конечно, — сказал Саске. – Таких, как мы.

У меня случился культурный шок. Проще говоря, я ему не поверил.

Саске устало, измученно вздохнул:

— Придется обменяться с тобой кровью.

Конечно, тогда я не знал, что оборотень, обменявшийся кровью с вампиром, живет гораздо дольше; это так для красоты говорится – ?обменявшийся?. На самом деле все гораздо проще; вампир режет себе вены, оборотень пьет его кровь. И так до тех самых пор, пока вампир не окажется на грани жизни и смерти. Тогда через его кровь оборотню начинают являться видения… разные. В общем, это довольно неприятная процедура – как для вампира, так и для оборотня. Не знаю, зачем она понадобилась Саске. Думаю, он мог меня и так убедить… если бы захотел.

Но он не захотел. Предпочел вместо этого рискнуть жизнью. Что-то он такое хотел доказать… или показать. Я его никогда не понимал до конца, если честно. И ни единого видения из тех, что он мне показывал, не запомнил. Меня слишком поразил тот факт, что я, оказывается, нежить. И даже пью чужую кровь. А я-то удивлялся, почему Саске никогда не ест ничего из раздобытой мной еды… И еще – почему ему не бывает жарко. Оказывается, он был уже мертв, вот в чем загвоздка…— Есть великие кланы вампиров и оборотни, которые им служат, — сказал Саске на следующий день после того, как обменялся со мной кровью. Он был еще бледнее обычного и едва стоял на ногах, но от поддержки с величавым видом отказывался. От крови пойманного мною зайца не отказался, хотя ему этого явно было мало. Мою кровь он пить не мог. Кровь оборотня для вампира – что помои. – Вернее, были. И есть одичавшие, спятившие твари. На них можно охотиться… и неплохо на этом зарабатывать. В конце концов, никто не сможет убить вампира вернее, чем другой вампир…

Это Саске о себе тогда говорил. А я ему нужен был в качестве страховки. Поддержки. Как-то так. Думаю, в качестве восхищенного зрителя он все-таки кого другого прихватил бы...Вот так и началась наша охота на нежить, оказавшаяся действительно прибыльным делом. Одичавших вампиров и оборотней в мире тогда было полным-полно. Не то, что сейчас. Если я не ошибаюсь, сейчас с обращением вообще серьезные проблемы – мутации в процессе идут, да и люди стали к вампиризму-оборотничеству невосприимчивы. Вон, у Итачи не получилось из Хинаты полноценную Учиху сделать… Хотя он и не особо хотел, по-моему.

Тогда с обращением проблем особых не было. Покусал вампир кого пару раз, а добить не добил – новый вампир готов. Про оборотней вообще молчу. Чуть ли не в каждом селении встречались.

Нежить, которая сохранила разум в полной мере, мы не трогали. На безумных тварей все больше охотились. Не всегда ради денег; иногда мне казалось, что Саске нравится убивать себе подобных. Он думал, будто становится от этого сильнее… А по мне, ему просто делать больше было нечего. Я-то себе, как идиот со стажем, моментально идеологическую базу составил: те, кто убивают людей ради пищи или собственного развлечения – плохие. А мы с Саске играем роль санитаров, которые избавляют от них человечество. Нехило так, да? Особенно если учесть, что Саске на людей было плевать. Он их пищей называл и использовал по назначению – правда, аккуратно. Следил, чтобы никого не заразить.

Но это – если задуматься. А вообще – веселое было время.

Мы с Саске в какой-то мере были равноправны – молодой оборотень и не менее молодой вампир. Мы были… друзьями. Да, наверное, друзьями.

Вот только оседать в той деревеньке нам не стоило. Все беды из-за этого начались.

Не помню, кому первому стукнула в голову идея перезимовать в том селении. Может, мы решили так одновременно, не сговариваясь; зима выдалась суровой, нужный нам перевал замело, и выехать из того населенного пункта все равно представлялось маловозможным.

Деревня была небольшой. Как сейчас помню – у них даже трактира не было. Сдавали комнаты и даже дома; мы поселились в домике, который принадлежал одной девушке. Девушка была очень красивая; я на нее один раз посмотрел – и больше не смог отвести взгляд. Краснел, что-то мямлил, всеми силами пытался ее задержать, а она улыбалась. И не очень-то протестовала. У нее были очень красивые волосы – длинные, рыжеватые, тяжелые. И глаза – необычайно яркие. Зеленые. Я еще подумал: ей бы пошло красное платье. Элегантное, как у благородной…

Имя у нее тоже было очень красивое – Сакура.

Словом, я влюбился с первого взгляда. До этого мне ни одна девушка так не нравилась. Все казались какими-то… притворщицами. А она была – сердце с перцем; но, когда надо – воплощенная нежность.

Не очень-то хочется рассказывать о том, какие глупости я из-за нее совершал. В общем, в течение этой зимы мне удалось добиться желаемого – Сакура ответила на мои чувства.

Саске мой выбор не одобрил. Не то чтобы он прямо сказал, что Сакура его не устраивает, но фыркал и всячески намекал на одну не сильно приятную истину – мы все-таки нежить. А она – человек. Пища. С пищей связываться – себе дороже.

Он даже спросил как-то:

— Ты хочешь, чтобы я ее обратил?

Саске понимал – сам я никогда не рискну этого сделать; причинить боль Сакуре было все равно что причинить боль себе… а мазохизмом я никогда не страдал, в отличие от некоторых.

— Никогда, — ответил я. – Если ты это сделаешь… не прощу.

Саске сузил глаза. Потом я понял, что это были не те слова; он воспринял сказанное мной как вызов и решил доказать: никуда я от него не денусь. Надо будет – все прощу. Даже то, что не прощают.

Ему необходимо было самоутвердиться – как-никак, я все чаще опережал его на охоте. И вообще вел себя не как слуга; для него это все-таки было непривычно.

Сакура обожала нагружать меня работой: обычно я должен был помогать по хозяйству ее пожилым соседям. Не сказать, чтобы это было особо сложно. Времени, конечно, занимало кучу, но зато и помереть со скуки не давало. Вот и в тот день я был у соседей Сакуры, вернулся в арендованный домик поздно.Саске встретил меня на пороге. И по его кривой, торжествующей улыбке я понял – наконец-то и ему удалось развеять скуку.

Предчувствуя дурное, я ворвался в домик – и увидел ее. Сакура сидела за столом; играла с бахромой, которая украшала скатерть. Когда я влетел в помещение, она подняла на меня взгляд – застывший, равнодушный.

И тогда я понял, что она мертва. Саске все-таки обратил ее. А перед этим зачем-то обрезал ей волосы – длинные, шикарные, в которые я так любил зарываться пальцами.

Но волосы Сакуры тревожили меня меньше всего. Она сама была мне гораздо важнее.— Я же… – я обернулся к Саске; он стоял рядом и смотрел невозмутимо. – Я же не просил тебя делать это!

Саске пожал плечами.

— Теперь ты сможешь быть с нею вечно, — объяснил. Улыбнулся прорвавшейся улыбкой – нехорошо так. Презрительно.

Я посмотрел на Сакуру еще раз – и не узнал ее. Это была уже не она.

Не все переносят обращение одинаково. У некоторых оно проходит… с осложнениями.Бывает, обращенные умирают.

Бывает – сходят с ума.Сакура меня не узнавала. Ничего не понимала; пришлось уйти из деревни в тот же день – и с приличной скоростью, чтобы погоня не настигла. Пришлось поить Сакуру кровью едва ли не с ложечки; она смотрела сквозь меня и все время повторяла: Саске... Саске... Саске.

Связь между создателем и обращенным очень сильна, особенно в первое время.

А Саске было не до Сакуры. Когда он натыкался на нее взглядом, то едва заметно морщился – и только. И совсем не чувствовал себя виноватым.

Он ведь оказался прав – я никуда от него не делся. И простить простил, и вообще...

— На самом деле ты этого и хотел, — как-то сказал Саске. – Иначе не смог бы с ней остаться.

Я не нашелся, что ответить. Он был прав – со своей холодной, бездушной, нечеловеческой логикой. Он знал – для того, чтобы выжить, нужно быть эгоистом.

А я интуитивно чувствовал – что-то здесь не так. Где то в его рассуждениях, а может, вне их – ошибка; но возразить было нечего.

Впрочем, Саске в Сакуре больше не был заинтересован. Он всецело сосредоточился на своей главной цели – убийстве брата.

Не помню, когда я узнал, что Учиха Итачи – брат Саске. Хотя то, что они родственники, было, в общем-то, очевидно… что-то похожее все-таки проскальзывало.

Не помню, когда я понял, что Саске собирается убить своего брата – отомстить ему. Ведь уничтожение великого клана Учиха было на совести Итачи; подробностей я не знал. И не собирался никого осуждать. Впрочем, помогать кому-то – тоже; если бы Саске узнал, что я в любой момент могу найти Учиху Итачи и не делаю этого, он бы сильно разозлился. Сам-то он до сих пор не отомстил главным образом потому, что понятия не имел о местонахождении брата.

Мне было не до Саске и не до его мести; все мое внимание поглощала Сакура. Я почти не отходил от нее; встречал невидящий взгляд погасших глаз и слушал, как она зовет его, час за часом: Саске... Саске... Саске.

Это был ад. Я так больше не мог. Саске смотрел на нас с Сакурой, усмехался. Ждал, пока мне надоест.

?А вот не надоест, — решил я однажды – с какой-то отчаянной, глухой злостью. – Она меня узнает?.

Это решение все изменило. Я сразу стал мягче к Сакуре – принял ее. Смирился.

Как-то раз мы с Сакурой сидели у костра. Было холодно; зима. Саске, по своему обыкновению, пропадал где-то неподалеку.

Шарф Сакуры сбился. Я знал, что ни ей, ни Саске не бывает холодно, но все же… это было как-то неправильно. Я потянулся, чтобы поправить шарф Сакуры – и увидел, как у нее из глаз потекла кровь.

Тогда я не знал, что вампиры так плачут. Сколько я его помнил, Саске никогда не плакал. И слезинки не пролил.

Поэтому я очень испугался. Стал вести себя как идиот, пытался вытереть кровь, а она все текла и текла… У Сакуры была белая шубка, очень красивая. Я купил эту шубку на деньги, заработанные ?истреблением нежити?… которой сам являлся. Так вот, шубка – в крови. И лицо. Даже короткие волосы.

Я понял, что ничего не могу сделать, только мешаюсь. Обнял Сакуру, прижал к себе так, что у нее кости затрещали… А она вдруг сказала: ?Наруто?. И добавила: ?Люблю?.

Я ушам своим не поверил. Отстранил ее; удерживая руками за плечи, всмотрелся в ее глаза. Впервые за долгое время – осмысленный взгляд. Впервые…

У Сакуры изо рта потекла кровь. Я сначала не понял; подумал – это так же, как из глаз. Несерьезно. Но потом ее взгляд начал тускнеть – стеклянный такой блеск; а мне в живот уперлось лезвие меча.

Тогда я понял.

У Саске был меч с серебряным лезвием – самое то для истребителя нежити; а я настолько привык к нему, что не заметил, когда он здесь появился. Не почувствовал.

Он меч на себя потянул – хотя легко мог и меня проткнуть. Я, помнится, тогда подумал, что Саске так и сделает. Но он не стал почему-то. Вытер серебряное лезвие; а я все еще удерживал Сакуру. Мне казалось: если она упадет – все. Случится что-то страшное.

Хотя куда уж страшнее.Я чувствовал на своем лице ее кровь. Эта кровь… болела. Стягивала кожу.

Саске вернул меч в ножны. Сказал: ?Да оставь ты ее. Идем?.

Тогда я спросил: ?Зачем??

А он ответил: ?Так же лучше, придурок. Она только мучилась. И тебя за собой тянула?.

Вот тут-то я и сорвался. Помню широко распахнутые глаза Саске; кажется, он удивился. Едва ли не впервые в жизни. Помню, я кричал: ?Не тебе решать! Не тебе!? Говорил: ?Я никогда не хотел быть таким!? Говорил: ?Это не жизнь, это смерть!? Говорил, что ему не понять и что я разорву эту связь. А потом – только рычал. И нападал.

Тогда я впервые обратился.

Мы вроде как дрались. И я побеждал. Когда я вышел из звероформы, Саске лежал у моих ног. Избитый. Обездвиженный. Я ему, наверное, все кости переломал. Очень болезненно, хоть для вампиров и не смертельно…

Я мог его убить. Даже меч нашел – далеко в стороне. И замахнулся.

Но я не сумел.

Он был моим единственным другом… как отражение.

Нужно набраться смелости, чтобы разбить свое отражение.

И тогда я пошел к Учихе Итачи.

В ту пору Итачи защищал другой слуга, вы его уже не застали. Когда я пришел к Итачи и начал набиваться не то в слуги, не то в воспитанники, Кисаме – тот слуга – воспринял это как личное оскорбление. А Итачи – ничего. Спросил только, почему я вдруг захотел стать сильнее. Я сказал, что не могу убить Саске. Итачи ничего не ответил. Просто кивнул. Согласился. В чем-то он действительно был похож на Саске. Например, в том, что ни разу не отнесся ко мне как к слуге…

Мы с Кисаме еще успели неплохо сработаться… до того, как его убил Саске. А я… мне показалось, что на этот раз я… смог. Выходит, нет…

Наруто замолчал. Теперь – надолго.

Недзи смотрел на него и думал: ?А ведь это после ?смерти? Саске Наруто попросил Учиху Итачи о боли от серебра. Чувство вины; и не сказать, кто был прав?.

У Саске остались следы от ожогов; а шрамы Наруто не видны. Но от того – не менее болезненны.

Должно быть, таковы и шрамы Хинаты. Не зря Учиха Саске предлагал ей присоединиться к нему – почувствовал. А она ему отказала. Сказала, что делит с кем-то душу…— Нам пора, — сказал Киба. – Господин Итачи велел явиться к нему в полночь – за указаниями.

— Тогда – идем, — Наруто покинул балкон, не удосужившись закрыть за собой дверь; он выглядел иначе, чем обычно.

Нет, он не избавился от гнета прошлого – просто прошлое неожиданно ожило. Оказалось настоящим.***— Наруто, Киба, Недзи, — голос Учихи Итачи, как обычно, был бесстрастен, — направляйтесь на пустырь, где была убита Ханаби. Возьмите там след Саске. Найдите его – и убейте. От него слишком много проблем.

Наруто ничего не сказал; в его глазах медленно растворялась тень надежды.А Недзи понимал, почему Учиха Итачи изменил свое мнение, и мысленно с ним соглашался.

Хината. Безопасность Хинаты – превыше всего; оберегать ее.

Хотя бы из соображений эгоизма.

Только вернувшись на памятный пустырь, Недзи понял: что-то не так. В приказе Учихи Итачи был еще какой-то, скрытый смысл…

Наруто безошибочно повернулся в сторону замка и вдруг зарычал. Что-то почувствовал – первым; опрометью кинулся назад. Киба и Недзи последовали за ним, но они не успевали; все-таки Наруто был древнейшим.

Недзи догадывался, что произошло; когда они с Кибой все-таки достигли замка, Недзи сказал:

— Уводи Тен-Тен. Уходите – и не возвращайтесь сюда. У вас больше нет господ.

И – поспешил во внутренний двор замка, где, похоже, шел ожесточенный бой.

***— Я не хочу в подвал, — сказала Хината. – Я могу за себя постоять.

Итачи не стал тратить время на уговоры.

— Мир Бога Луны, — велел он. Иллюзорный мир поглотил Хинату; там, в созданном Итачи пространстве, она была не одна. Она снова собирала яблоки вместе с Недзи, и ждала его с тренировок; вместе с ним смотрела очередной найденный в Интернете фильм и готовила поздний ужин на двоих…

Только счастливые воспоминания; Хината это заслужила, подумал Итачи. Довел ее до подвала; Хината шла за ним сама, без сопротивления, а на губах ее играла нежная, необычная улыбка.

Итачи открыл перед Хинатой дверь подвала – и закрыл эту дверь уже за ее спиной.

Теперь он мог быть за нее спокоен. Открыть этот подвал можно было только изнутри – или при помощи высшего заклинания. Изнутри Хината ничего не откроет – она еще семьдесят два часа будет в Мире Бога Луны. К тому времени все давно закончится… Что бы ни случилось, Хината останется жить. И сможет основать свой клан.

В конце концов, высшие заклинания всегда были слабым местом Саске…***Наруто понял, что опоздал: когда он оказался в гостиной, Итачи и Саске уже стояли друг против друга. Их было не остановить. Ничего уже не предотвратить; бой еще не начался, но между противниками уже протянута тонкая нить будущей схватки.

Учиха Итачи и Учиха Саске наконец сойдутся в решающем поединке. В последнем поединке…

Наруто все же бросился вперед; и тут же замер, одновременно обездвиженный двумя вампирскими заклинаниями.

— Не вмешивайся, — сказал Итачи. А Саске просто посмотрел – пустыми алыми глазами. Не тем спокойным, чуть насмешливым взглядом, который до сих пор вспоминался – наяву и во сне.

Все изменилось.

— Наруто, — сказал Итачи.Наруто обратился в слух.

— Если Саске победит… ты будешь служить ему.

Наруто попытался возразить, но Итачи не дал ему и слова сказать.

— Он – мой брат. Последний из клана Учиха. После моей смерти ты перейдешь к нему на службу. Это приказ… слуга.

Наруто промолчал. Вспомнил почему-то Хинату – тихую, улыбчивую.

Неужели ей удалось смягчить каменное сердце Учихи Итачи?

— Делаешь все, чтобы я захотел проиграть? – Саске насмешливо посмотрел на брата. – Зачем мне такой непутевый слуга?

— Маленький глупый брат, — вздохнул Итачи.

Саске атаковал без раздумий. Он терпеть не мог, когда его называли глупым – должно быть, потому, что подобное мнение было небезосновательно.

***?Что с тобой, Хината??— Не знаю, — отвечала она, блуждая по улицам черно-белого мира, похожего на негатив.

?Почему ты не хочешь вернуться в наши воспоминания??— Потому что это не все воспоминания.

?Зато в них нет ничего, что может причинить боль. Я ведь всегда причинял тебе боль, помнишь??— Нет. Это я не смогла облегчить твою боль. И со своей болью тоже не справилась – моя вина. Натали бы сказала, что я как компьютер… который пытается перезагрузиться – и не может. Так и я – пыталась тебя отпустить, раз за разом; но не могла. Как… как феникс, о котором ты читал мне в детстве. Он сгорает дотла, но всегда возрождается. Так и мои чувства… Прости. Я тебя погубила. Прости.

?Ты чувствуешь свою вину, Хината; ты страдаешь от этого. Почему ты не хочешь вернуться в то время, когда мы были счастливы??— Потому что это не все наше время. Это – беспорядочные куски нашей истории. Обрывки, не способные сложиться в цельную картину. Да, это все было с нами… Но – не только это.

?Ты хочешь снова почувствовать боль??— Боль необходима. Не познав боли, не оценишь счастье; только по боли можно понять, что ты все еще жив. Излишняя боль – вредна; но убегать от боли неизбежной, необходимой – зло. Будет только хуже; связи нельзя порвать по собственной воле. Они рвутся сами… если судьба. Если же нет…

?Мы заблудились, Хината. И не увидели северное сияние?.

— Это не беда. Еще не поздно вернуться на правильный путь, — сказала Хината.

И – открыла глаза, выпав из Мира Бога Луны – значительно раньше, чем планировал Учиха Итачи.

Хината больше не нуждалась в забвении.***— Ну что, доволен? – спросил Наруто у Саске.

Они стояли во внутреннем дворе замка; оба – безоружные.

— Ты пришел, чтобы отомстить, — сказал Наруто с презрением. – Ты свершил свою месть. Ну что, доволен? Понял, наконец, что просто больше ничего не умеешь?

Саске молчал. Саске думал: ?Шрамы. Ты их оставил, ты и забери. Иначе все – зря?.

— Он уничтожил свой клан. Ты уничтожил его. Преемственность на лицо. И что теперь? Так и будешь всегда на него равняться?! Оставь его в покое, наконец! Хотя бы сейчас… Иди своим путем!— Наруто, — сказал Саске. – Прекращай.

Наруто замолчал. Кивнул:

— Ты прав. Поздно уже идти своим путем; все слишком далеко зашло. Ты же знаешь – я не подчиняюсь ничьим приказам…

— Да, — согласился Саске, — сразимся. Но сначала… – протянул Наруто флакон с мутноватой жидкостью.

— Зачем? – почти растерянно поинтересовался Наруто, вертя флакон в руках. Вспомнилось: Саске выплескивает такой же флакон в лицо Кисаме, и тот роняет тяжелый меч; недоуменно глядит на собственную посветлевшую кожу. Наруто не понимает; Наруто смотрит, как Саске убирает свой клинок, и в сознании проскальзывает сумасшедшая мысль: неужели Учиха сдается?!Саске и не думал сдаваться; он усмехается, обнажив длинные белоснежные клыки – и впивается в шею Кисаме зубами. Наруто не понимает: кровь слуг для хозяев – что помои, она горчит на губах. Неужели Саске…Наруто не успевает завершить мысль. Натренированное тело действует будто само по себе; он нападает. Саске легко избегает атаки, отпрянув от Кисаме.

А Кисаме падает, обливаясь кровью; яремная вена разорвана, и рана не заживает…

— Ты же хотел, — сказал Саске, вырывая Наруто из воспоминаний, — стать человеком.

— Саске, — Наруто покачал головой, — поздно. Сакура… и Итачи.

— Месть? – спросил Саске без тени иронии. Спокойно кивнул: – Понимаю.

?Покончим с этим, Наруто. Неважно, что будет потом, станешь ты человеком или правителем уцелевших Детей Ночи, мертвецом или живым трупом; неважно, что останется от меня. Здесь и сейчас, чтобы не было так, как раньше – разорвем последнюю связь?.

?Покончим с этим, Саске. Кто знает, как было тебе – преданному лучшим другом, знающему, что этот друг перешел на службу к тому, кого ты ненавидишь больше всего? Кто знает, каково пришлось мне – жить с мыслью, что я убил тебя собственными руками??— Ты предал первым, — сказал Наруто. Вытянул вперед руку со стремительно удлиняющимися ногтями: – Саске…

Меч Саске остался в замке. В Итачи.

Зато у Саске были призванные молнии.

***— Что здесь произошло? – вырвалось у Недзи, когда он увидел развороченный внутренний дворик замка. Дворик и впрямь выглядел неважно; такую яму в центре надо было еще суметь проделать. Экскаватором, небось, не меньше суток копать.

Наруто, стоявший к Недзи спиной, покачал головой.

— Он хотел умереть, — сказал. – Не потому, что… Он просто хотел, чтобы все закончилось.

— Ты убил его? – Недзи понял, о ком идет речь.

— Он… ушел, — отозвался Наруто. – Я пойду за ним. Догоню и…

Замолчал.

— Мстят только слабые, — сказал Недзи. – Итачи знал, что ты – сильный.

Развернулся, намереваясь уйти; Наруто вдруг оказался рядом, удержал за плечо:

— Подожди. Вот, — вложил в ладонь Недзи флакон с сероватой жидкостью.

— Что это? – спросил Недзи.

— Лекарство, — ответил Наруто. – От жизни, которая как смерть.

— Почему ты сам его не выпьешь? – Недзи не стал спрашивать, откуда Наруто взял флакон.

— Потому что, — сказал Наруто, — смерть всегда прорастает новой жизнью.В следующую секунду он исчез – древнейший.

Недзи посмотрел на флакон в своей руке. В тусклом свете занимающегося рассвета жидкость, которая должна была излечить от оборотничества, казалась такой же тусклой. Серой. Бессмысленной.

Гениальность, победы, человечность – это все было пройдено. Все испытано; только много ли в нем толку, если нет самого главного?— Amor non est medicabilis herbis*, — сказал Недзи.

И выронил флакон на камни внутреннего двора, как когда-то – бокал с шампанским.

Больше не задерживаясь, Недзи направился в замок.

Ему надо было найти Хинату.***Итачи лежал, пригвожденный к полу, и смотрел в незнакомый потолок; сердце – насквозь, и серебряное лезвие меча застряло в щели между плитами пола; не вырваться. Не умереть. Те, в чьих жилах течет древняя кровь, умирают долго – даже от серебра.

Хината. На лице – кровавые слезы; маленькая глупая девочка…

Я догадывался, что ты придешь.— Сделай это, Хината, — сказал Итачи. Говорить было легко, только где-то в груди клокотала дурная, нежизнеспособная кровь. – Добей меня.— Я… но…

— Ты – единственная женщина, которую я мог бы полюбить, — сказал Итачи, закрывая глаза. – Ты не входишь в мой клан, но связана со мной узами сотворенного и создателя. Ты не можешь ослушаться.

Добей меня, Хината.

Что-то теплое упало Итачи на лицо, скатилось к губам.

Ее слезы; кровь. Пей, создатель, и живи вечно; я никогда не желала тебе смерти…

Но я – я уже убил тебя, Хината.

— Добей.

Хината выдернула меч – одним сильным рывком. Занесла его над Итачи и… отшатнулась.

— Нет… Нет! Я не могу...В ее истеричные всхлипывания вплелся другой голос. Холодный и обычно чуть насмешливый, сейчас он звучал с несомненным уважением:— Ты действительно хочешь умереть, Учиха Итачи?

Не открывая глаз, Итачи отозвался:

— Хочу, Хьюга Недзи.

— Хината, отвернись, — кажется, Недзи отобрал у Хинаты меч. Теперь – наверняка; Итачи уже видел краешек желанного небытия. Он так долго ждал... Слишком долго.

— Хьюга Недзи, обменяйся со мной кровью. Тебе хватит одного глотка, чтобы жить почти вечно... Но взамен пообещай, — теперь говорить стало трудно, слова выплескивались пополам с кровью, но Итачи не обращал на это внимания. – Пообещай, что ты никогда не оставишь Хинату.

— Я никогда не оставлю ее, — тут же отозвался Недзи, — но не потому, что так велишь ты. Я люблю ее.

Итачи почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. Не самое плохое посмертное выражение лица – умиротворенная улыбка... Если бы, конечно, у умирающего носителя древней крови могло быть это посмертное выражение.

?Маленькая глупая девочка... Надеюсь, ты будешь счастлива?.

Один глоток; один точный удар.

***— Дура, — сказал Киба. – Пошли!

— Но... Там же Недзи...— Недзи выберется сам. Он сказал, чтобы я тебя уводил.

— А госпо...— Нет никаких господ! – зло перебил Киба. – Мы были сами по себе. С начала. Усекла? Идем. Теперь – свободны.— Но...— Ты сдохнуть хочешь?! Ну уж нет, этого я тебе не позволю! – Киба до боли сжал запястье Тен-Тен и потащил ее за собой, не особо вслушиваясь в протестующие вопли.

Впрочем, сопротивляться она очень быстро прекратила. Пошла сама. Поначалу часто оглядывалась на оставшийся позади замок...

Потом перестала.

***— Ты любила его? Поэтому плачешь? – спросил Недзи – и тут же проклял свой язык. Хинате не до глупых вопросов – ей плохо. А он должен позаботиться о ней.

— Любила? – Хината неловко вытерла слезы. Пальцы – в крови; это ее кровь? Или Итачи? – Не знаю. Он был моим создателем... Мне жаль, что он сделал такой выбор. Но это был его выбор. Он всегда... – Хината замолчала. Продолжила: – Если бы умер ты, я бы не смогла жить дальше.

Недзи почувствовал, что боится дышать, а Хината, похоже, ничего не заметила. Ее слова не были признанием собственных чувств; просто – неосознанным их выражением.

Хината никогда не считала свою любовь чем-то неестественным и неправильным, требующим постоянных подтверждений и самоутверждений; она принимала эту любовь как должное.

Она была бескорыстна, но искренна в своих чувствах; и Недзи вдруг понял – он нужен Хинате так же, как она ему. Но она не станет удерживать и неволить его, не потребует, чтобы ради нее он отказался от своего пути; не навяжет бесполезную, по ее мнению, поддержку... Если только он сам не решит остаться.

Недзи понадобилось умереть, чтобы понять это.

— Идем, — сказал он вслух. Мир вокруг светлел и приобретал новые, невиданные ранее цвета, очищенный, возрожденный; небо, умытое зимним утром, улыбалось; Недзи видел это. И знал, что так же видит Хината.

?Без тебя мне пусто, Хината. Будь моим смыслом?.

— Да, — сказала Хината. И вложила свою ладонь в пальцы Недзи.Начинался новый день.*Нет лекарства от любви (лат.) – Овидий, ?Героиды?, V, 149.