Глава 7, последняя. У меня замечательные учителя. (1/1)

Черт, это проклятый день! Проклятый! Кто-то проклял его и его семью! Или это сон, просто кошмар, ужаснейший сон в его жизни! Ведь в жизни так не бывает, что бы сразу двое твоих близких друзей были на грани между жизнью и смертью. И во всем виноват он! Только он! Ведь если бы он не позвонил Ямамото и не сказал, что подрывнику снова плохо, то аварии не было бы. И сейчас его бы не собирали по частям в операционной.— Знаешь, Савада, — Рехей бессильно опускается на стул рядом с трясущимся от ужаса боссом. — Я больше не могу. Просто больше не могу волноваться. Я достиг своего предела, когда нам сказали, что у Осьминожки приступ. Поэтому увидев Яму, на котором живого места нет, я уже ни черта не чувствовал. Только тупое желание, что б этот день закончился. Или даже не начинался. А-а-а-а! Я экстремально истощен!— Не кричи так, мы в больнице, травоядное, — холодный голос Хибари звучит над самым ухом боксера.— А, Хибари, — Рехей поднимает голову и смотрит на одноклассника. — Ты тоже устал волноваться?— Что за чушь?! – сверкая глазами, ответил Хибари, присаживаясь рядом. — Да я ни за что… Да.— ОООО! Наше Облако показало, что у него есть человеческая душа, — засмеялся боксер и похлопал друга по плечу, за что получил тонфой под ребро.Тсуна смотрел на них затуманенным взглядом. Почему они могут сейчас смеяться? Почему еще не впали в такое же уныние, что и он? Понятно Хибари, будь его воля, он бы сам всех лично как котят в прорубе топил. Но старший брат?

— Это называется надежда, травоядное, — словно прочитав его мысли, ответил Кея. — Мы все еще надеемся. Надеемся, что вскоре услышим их голоса, увидим их наглые рожи.

— Ага, — соглашается с ним старший брат. — Я с нетерпением жду, когда эти двое снова будут с нами. И тогда мы устроим такую вечеринку! Яма приготовит гору суши, а Осьминожка сыграет на фортепьяно. Ламбо что-то снова разобьет, за что получит от Гокудеры, а Ямамото кинется его защищать. Из-за этого они снова подерутся, и ты примешься их разнимать и случайно получишь в драке. Потом Осьминожка будет перед тобой стоять на коленях и умолять его простить, а Яма улыбнется. Ты же начнешь размахивать руками и говорить, что все в порядке. Я же экстремально что-то заору, а Хибари с напыщенным видом будет стоять рядом и притворяться, что ему это не нравится. Все, как в старые добрые времена.— Да, — Тсуна опускает голову и плачет. Сейчас он больше всего в жизни хочет именно этого.— Эй, Тсуна, — Сасагава тянется к боссу, чтоб успокоить его, но его руку перехватывает Хибари и мотает головой. Рехей понимающе кивает и закидывает руки за голову.— Вы же друзья мистера Ямамото и мистера Гокудеры? – к ним подходит медсестра. — Тогда для вас приятные новости. Обе операции прошли успешно. Мистер Ямамото уже пришел в сознание. В общем, его раны не вызывают опасений. Основной проблемой было сломанное ребро, которое грозило пробить печень, но теперь все в порядке. Он уже порывается встать.— А Гокудера? – спросил Кея.— Мистер Гокудера приходил в сознание еще во время операции, но ему дали наркоз, так что он спит. Возможно, что он не очнется теперь несколько дней.— Хаято приходил в сознание? – хором спросили вонгольцы.— Да, практически сразу после того, как запустили сердце. Хотя мне его жалко, у него сейчас вся грудь в шрамах.

— Это же экстремально классно, — засмеялся боксер, но, заметив недоумевающие взгляды, пояснил. — Шрамы украшают мужчин!Больно…В груди очень больно. И жжет. Словно меня клеймили. Дышать трудно, тяжело. Каждый вдох как поднимать сто килограмм. Не могу открыть глаза, веки словно свинцовые. Пытаюсь что-то сказать, но вместо голоса только низкий стон. Боже, да почему так больно?!Пытаюсь пошевелить рукой, но удается только немного приподнять пальцы, которые потом бессильно падают обратно на простыню. Еще раз пытаюсь выдать из себя хоть какое-то подобие человеческой речи. Безрезультатно.Краем уха слышу, что что-то около меня рухнуло. Потом кто-то бежит, видимо, спотыкается, потому что я отчетливо слышу, как этот человек упал и выругался. Кто это? А, не важно. Главное, открыть глаза.— Кто-нибудь, сюда, Гокудера приходит в себя! – это точно голос Десятого. Пытаюсь улыбнуться, но уголки губ только слабо дергаются. Значит, это он сейчас несся, снося все подряд. Блин, даже думать и анализировать больно.— Савада! Ты чего так экстремально орешь? – о, боксер появился.— Он очнулся! – босс рад, он смеется, плачет, задыхается, и это все одновременно. — Хаято очнулся!— ВАААА! – да, боксер слишком громкий, теперь еще и уши заболели. — Осьминожка проснулся!!!Слышу, как кто-то приближается ко мне и прикладывает что-то холодное к груди. Приятный холод. В том месте даже перестало болеть.— Он пришел в себя, — голос незнаком, значит врач. — Мистер Гокудера, Вы меня слышите?Пытаюсь что – то промычат в ответ, но выходит плохо. Вместо этого поднимаю руку, но долго удержать ее не получается, мышцы ослабли.— УРААААА! – какое единение духа! Готов поспорить, сейчас босс и Сасагава обнимаются и прыгают. Почему прыгают? Просто я всем телом ощущаю какую-то непонятную вибрацию.— Подождите немного, сейчас я помогу вам открыть глаза, — что-то мокрое касается моих глаз. Доктор легонько промывает мои веки каким-то пахучим раствором. — Вот, теперь попробуйте.Никогда не думал, что открывать глаза так трудно. Сначала маленькая щелочка, через которую я ничего не мог разглядеть, кроме света. Когда же мое зрение сфокусировалось, я увидел, где нахожусь. Та же самая палата, только оборудования прибавилось. И на кресле рядом со мной валяется плед. Пачка сигарет так и лежит на подоконнике. И самое главное, мои друзья с улыбкой до ушей, с текущими слезами, стоят рядом. Рядом.— С возвращением, — говорит доктор.— Да, — выдавливаю я из себя, стараясь самому не заплакать.— Хаято! – Десятый падает на колени и утыкается лицом в мою ладонь, что-то лепечет. Все что я могу, это погладить его пальцами, потому что остальное тело не двигается. Рехей хлопает доктора по плечу и орет что-то насчет праздника. Но я не вслушиваюсь. Я ищу еще одного человека, который должен быть здесь.— Где…Яма? – спрашиваю на выдохе я и настораживаюсь. Босс перестает плакать и еще сильнее утыкается в мою руку. А у Сасагавы пропадает улыбка.

— Где…Яма? – переспрашиваю я.

— Я здесь, Хаято! – знакомый голос у самой двери. Сил едва хватает, чтобы повернуть голову. Мои глаза в ужасе начинают увеличиваться.

— Прости, я угодил в аварию! – смеется мечник, опираясь на костыль и придерживая загипсованную правую руку. Голова Такеши перемотана, а правый глаз скрыт за повязкой.— Иди…от, — хриплю я, наблюдая, как парень ковыляет до моей постели и усаживается в кресло. — Ты… что…ххха…— Не перенапрягайся так, — улыбается Такеши и кладет мне руку на плечо. — Я в порядке. Ты пришел в себя, для меня это главное.— Иди…от, — облегченно вздыхаю и прикрываю глаза. Все, больше сил нет.

Вечером у Хаято поднялась температура. Врач сказал, что это нормальная реакция организма на перенесенный стресс и запретил посещения. Поэтому разочарованные вонгольцы стройным ходом вышли из больницы, которая на столь долгий срок стала их вторым домом.Вечером Ямамото незаметно улизнул из своей палаты и прокрался к товарищу. Учитывая все его раны и принадлежности, это действительно чудо, что мечника никто не заметил. Приоткрыв дверь костылем, он заглянул в палату. Подрывник мирно спал, но, в отличие от своего многодневного пребывания в коме, сейчас он храпел, ворочался и кутался в одеяло.Мечник не сдержался и прыснул. Каким же умильным сейчас был Хаято. Живой Хаято. Его Хаято.— И долго ты собрался торчать в двери, бейсбольный мяч? – подрывник потянулся и посмотрел на мечника. — Заходи, давай, а то заметят.Ямамото словно ждал этого приглашения. Он прошел в комнату и направился к креслу.— Чего не спишь? – спросил Хаято, наблюдая, как Такеши заматывается в принесенный еще черти когда плед, чтоб не замерзнуть.— Не могу уснуть, — улыбается мечник. — Меня одолевает одна мысль. Она застряла у меня в голове и не дает успокоиться.— Жестоко, — сочувствует подрывник. — Тебя победила мысль.— Не издевайся! – Ямамото наигранно обижается. — Я хочу спросить, тогда я не успел. Мы теперь же вместе?— Ну, вроде ты сидишь в моей палате, логично предположить, что мы сейчас вместе, — усмехается Ураган. Ему доставляет удовольствие шутить над Дождем.— Я не про это, — отвечает на шутку Такеши и тянется к губам подрывника. Хаято чуть приподнимает голову, чтоб встретить поцелуй, но болезненно шипит, располосованная грудь дает о себе знать.— Прости, — Ямамото глупо улыбается. — Но, давай, я сам.Он нагибается над парнем и целует его. Боже, это первый их поцелуй за столь долгое время. Как же он прекрасен, сладок, долог. Словно испепеляет тебя, сжигает все плохое внутри тебя, заставляет полностью открыться и довериться.Языки сплетаются в замысловатом танце, зубы иногда стукаются, кровь стучит в висках. Гокудера рукой цепляется за плечо Ямамото, не желая его отпускать. Даже если дыхание кончиться, продлить это еще на секунду. Еще одну секунду, это же так мало, но и так много.— Ты же простишь меня? – спрашивает Такеши, устроившись на коленях у Хаято, который перебирал его волосы.— А? – не понял подрывник.— Тогда ты сказал мне, что будешь со мной встречаться только, если миссия пройдет удачно. И я поклялся сделать все, чтоб ничего страшного не произошло. Я поклялся защитить тебя, но не сумел. Видимо, не судьба мне быть с тобой.— Дурак, — Ураган несильно стукает Дождя по макушке кулаком. — Миссия исполнена, все живы. Так что я не вижу причин для извинений. Я и сам хотел попросить прощения. Ведь это я все заварил.— Я знаю, Скуало рассказал, что ты пустил слух, что на встречу приедет сам Тсуна, — мечник повернул голову и посмотрел на подрывника. — Поэтому они так активизировались. Я прав?— Смешно, но да, — усмехается подрывник, отмечая про себя потом выяснить, откуда белобрысая акула знает о его действиях. — Так что? Единственный, кто должен извиняться, это я.— Ты ничего не должен, — Такеши целует ладонь подрывника. — Ты должен только всегда быть с нами. Быть со мной.Ураган зарывается свободной рукой в волосы Дождя и улыбается. Почему то сейчас на душе спокойно, и даже сердиться на это умильное создание не хочется.

— Завтра принеси мне маркер, я разрисую твой гипс на руке, — усмехается Хаято.Выписку Гокудеры несколько раз откладывали из-за опасений врачей, но, в итоге, подрывнику уже самому надоело торчать в больнице, и он устроил пару истерик, после которых ничего не оставалось, только избавиться от придирчивого пациента.Возле больницы собралась большая толпа. Все, кто когда-либо пересекались с Вонголой, пришли поприветствовать вернувшегося в стройные ряды мафии самого ужасающего и безжалостного в истории этой семьи Урагана. Друзья, родные, близкие, да и просто товарищи по оружию. С цветами, подарками, поздравлениями, наставлениями, шутками и шампанским.Даже злостный одиночка Хибари не просто присутствовал, но еще и стоял, окруженный людьми. Только надолго его не хватило. Через полчаса он уже забился в угол и шипел на всех вокруг. Но Хаято отметил про себя его достижение. Подарок, полученный от Кеи, блок сигарет, подрывник испробовал сразу.— Враай! Вижу, ты изменился, — Скуало одобрительно похлопал Гокудеру по плечу. — Такое ощущение, что я не зря тогда распалялся над твоим трупаком!— Да, я вырос, — улыбается Хаято, поднимая глаза на окна своей палаты, — У меня замечательные учителя.Блондин непонимающе смотрит на него, но потом заливается новым ?Врай? и смеется.Тсуна как всегда не смог удержать слез. Он, в принципе, много плакал. Всегда. А сейчас был самый настоящий повод. Хаято попросил у него прощения, назвал Десятым и еще говорил кучу какой-то пафосной ерунды, которую милые ушки босса пропустили мимо. Ему хватило только услышать заветное обращение, чтоб понять, что теперь можно перестать волноваться. До следующей выходки Правой руки.И еще куча поздравлений, похлопываний по плечу и соплей. Осознание своей значимости, своей необходимости теперь действительно воспринималась по-другому.— Домой? – тихо шепчет Такеши на ухо Гокудере.— Ага, — отвечает он. — И у меня снова пальцы на ноге затекли. Сделаешь мне массаж?Джи смотрит на все происходящее из окна той палаты, откуда только что сбежал подрывник. Смотрит, как этот глупый мальчишка смеется, извиняется и, наконец, взрослеет.— Да, я вырос. У меня замечательные учителя, — ветер доносит до Джи слова подрывника. И этот благодарный взгляд, будто парень знает, что Ураган стоит и наблюдает за ним. И еле заметное кивание головой. В знак признательности.

— Он похож на тебя, что даже пугает, — тихий голос за спиной нельзя спутать ни с чьим другим.— Асари, я был таким же идиотом?— Ну, может чуточку безрассуднее, — улыбается Первый Дождь. — И он несомненно умнее и симпатичней.— Я злюсь, — предупредил Ураган, поворачиваясь к товарищу.— А в этом вы просто как две капли воды, — улыбается он и прикасается к шраму на лице Джи. — В вашем стремлении защитить, во что бы это не стало. И даже не думаете, как тяжело нам, тем, кого вы оставляете за своей спиной. Бедный этот мальчик, Такеши. Он обрекает себя на такие же муки, на какие когда-то я обрек себя.— Глупый, именно потому, что ты был за моей спиной, я и сражался. Сражался, защищая тебя, — Джи перехватывает руку Угетсу и тянет его к себе.