Глава 16. Пытка - не попытка. (1/2)

I'm just a children's toy…Луна очнулась, медленно и болезненно осознавая себя в темном помещении. Стены, мощеные грубым серым камнем, и непонятные приборы окружали ее. Некоторое время филифьонка мучительно пыталась осознать свое положение, но неожиданно словно резкий удар обрушился на ее подсознание, и Луна постигла весь его ужас. Ее лапы были стянуты грубыми ремешками, а сама она обнаружила себя висящей на стене! Оглядев свое тело, Луна так же осознала себя абсолютно голой. В этот момент страшная догадка пронеслась в голове Луны. Она вспомнила вчерашний день, громкие визги, душный, прокуренный полицейский кабинет… это комната наказаний, о которой вчера говорил капитан Владимир Константинович. И, судя по всему…

- Товарищи… эм-м-м… товарищи палачи, какое я понесу наказание? – робко прошептала Луна, стараясь не смотреть в глаза своих будущих мучителей.

- Ну… ты скоро увидишь, - сказала высокая черноволосая филифьонка в белом халате, напоминающем медицинский.

Эту филифьонку можно было бы запросто перепутать с Луной, если бы не абсолютно безумный взгляд ее расширенных глаз и не разрезанный в жуткую улыбку рот. Уголки рта были сильно окровавлены, только непонятно было, чья это кровь – ее самой или… или… о, Господи!.. Да неужели и сама Луна сейчас… нет. Нет, в это невозможно поверить. И что это, (здесь нецензурное выражение), за полиция такая, которая издевается над несчастными заключенными? Тем более, что Луна ни в чем не виновата. Она, как и эта мелкая дрянь Трикси, попалась на удочку двух филифьонок-проходимцев, торгующих фьони собственного высасывания. Злость переполняла сердце Луны, и филифьонке казалось, что если она не вырвется наружу, то Луну просто-напросто разорвет.

- Ну, что, отвечай мне: ты была хорошей девочкой? – меж тем не выражающим ничего, кроме леденящего кровь безразличия, голосом вопросила окровавленная филифьонка.

- Д-да, - сглотнула Луна, стараясь не смотреть в глаза палача.

- Но хорошие девочки не врут, а ты сейчас это сделала, - лукаво заметила маньячка, - ты была плохой девочкой. Чего ты заслуживаешь?- Н-наказания?.. – догадалась Луна, чувствуя, как ее правый глаз начинает дергаться.

Взгляд Луны тоже сошел с ума и принялся метаться по всей комнате, высматривая весь ее скудный интерьер. Все те же мощеные стены, все та же заполняющая легкие духота. Разве что теперь глаза Луны начали привыкать к темноте, и она смогла разглядеть, что скрывает немой мрак таинственной комнаты. Ржавые железные станки, стоматологическое кресло, окровавленные бинты, шприцы… стоп! Окровавленные бинты и шприцы?!? Здесь Луна окончательно убедилась в бедственности своего положения.

- Правильно, девочка, - похвалила ее маньячка, доставая скальпель.

Луна замерла. Зачем ей скальпель? Что она собирается делать?

В то время как палач зажгла старую, ржавую лампу наподобие тех, что обычно освещают столь ненавистные кабинеты стоматологов. Только эта лампа была куда более зловещей. Послышался треск и звон. Свет задрожал, высвечивая все ужасы комнаты наказаний. Сердце Луны бешено застучало, и удары его отдавали в челюсть. Губы пересохли, и филифьонка принялась судорожно их облизывать.

- Ну что, девочка моя, поиграем? – послышался уже знакомый ровный голос.- Не надо. Я не хочу играть… - проявила Луна надежды на спасение.

- Ну, в таком случае… - кивнула палач, и Луна уже готова была обрадоваться, но ее надежды, подобно молотку, разбило продолжение речи: - …мы поиграем еще дольше и веселее!

Маньячка истерично расхохоталась, и Луна поняла, что дело табак. Меж тем Палач взяла скальпель и сделала им надрез в коже Луны. Затем она надрезала кожу в другом месте и просунула под надрезами большой финский нож наподобие рыбацкого. Луна посмотрела на результат ее работы – кожа с треском отходила. Филифьонка со скрежетом сжала зубы, и из ее рта потекли ручейки крови, а из глаз – ручейки слез с кровавой примесью.

- Ы-ы-ы… - пропищала филифьонка, и вдруг маньячка резко рванула нож и сорвала кусок кожи!!! – АААА!!!! – вырвалось из ее рта вместе со рвотной массой. Филифьонка инстинктивно дернулась, однако ремни прочно сковывали ее, и поэтому они моментально ?проели? кожу.

Маньячка продолжала свою работу, счищая кожу с тела филифьонки.

Луна уже не пищала – она была в глубоком обмороке.

- Непорядочек-с, - сказала маньячка, - почему она вместо игры легла спать? Это невежливо!

С этими словами она схватила ведро воды и окатила из него Луну. Та с криком очнулась. От воды раны еще сильнее засаднило, тем более, что сейчас у филифьонки был оголен позвоночник. Тогда маньячка стала добавлять в кровь фьони и обмазывать им тело Луны, дабы она не умерла. Блестящее филько наносилось на кости, а сверху оно лакировалось фьони. Работа кипела, и вскоре тело красавицы Луны напоминало рыбий скелет. Луна тяжело дышала. Палач в окровавленной одежде стояла рядом и безумным взглядом смотрела в глаза пациентки.

- Продолжим игру? – зверски завопила она. – Ты знаешь, какой клевый прикид у всех этих крутых и продвинутых маньяков?.. А все почему? А из-за того, что у них по одному глазу. Сейчас и у тебя появится возможность круто порисоваться в глазах других!Затем она включила свет. То, что увидела Луна, привело ее в ужас! В дальнем углу комнаты стоял стол, застланный скатертью из филифьонских шкур.

Но самое страшное - главным блюдом стола была вареная филифьонка с подливой в мордах, щедро посыпанная изумрудами листьев и зелени, с огромным рубиновым яблоком во рту. Сверху филифьонка была посыпана лепестками заморских роз. В одну глазницу вареной филифьонки было вставлено вырезанное глазное яблоко.

Палач взяла со стола нож и поднесла его к одному глазу филифьонки. Та сжалась. Сердце бешено заколотилось. Огромное черно-серебристое цунами ужаса окатило филифьонку. В своих бешеных фантазиях она видела себя, сидящую на перламутровом песке под кроваво-красным небом, бледную и трясущуюся от страха. Палач некоторое время спокойно стояла, а затем резко рванула нож вперед, пронзив им глаз Луны. Резким рывком она вырезала яблоко и аккуратно, стараясь ничего не пролить и не уронить, понесла его к тарелке. Осторожно вставила яблоко в глазницу, и, круто повернувшись, подошла к Луне – профьонить ее глаз.

Некоторое время Луна пролежала без сознания. Тем временем филифьоночка близко подошла к ней со стаканчиком наготове. Стаканчик был с дыркой в дне, и из дырки торчал дли-инный шланг. Палач широко раскрыла рот филифьонки и вставила в мордовой канал шланг. Однако в морде филифьонки оказалось пусто.

Палач рассмеялась. Она положила доску с Луной на роскошный красный диван, покрытый кристально-белой филифьоньей шкурой, горизонтально, и влила в стаканчик воды из синего кристального графина, стоящего также на столе.

Филифьонка содрогнулась. Ей показалось, что в мордах у нее Арктика, холодные и безмолвные просторы.

Палач рассмеялась. Она вставила в морды кипятильник, но Луна быстро выпила воду. Холодная волна протекла в ее живот.

- Вот черт! - разозлилась палач, отбрасывая кипятильник в сторону.Тот упал и разбился. Палач некоторое время растерянно смотрела на него. "Все-таки хорошая вещь, - подумала она. - Ну да ладно!" И с радостным криком бросилась к Луне, сжимая в худых загорелых лапах осколки кипятильника.

Ими она срезала волосы филифьонки. Не чувствуя на плечах вьющихся локонов, Луна пришла в ужас. Но видимо, долго быть в ужасе в этом ужасном заведении было вне правил, ибо палач подбежала к ней поближе и ножом срезала кожу с остатками волос, пришив на ее месте белоснежную материю. Профьонив раны, палач подсоединила к Луне провода, и филифьонку начало бить током.

После электротерапии маньячка занесла пилу над стройными и притягательными задними лапами Луны, над ее округлым крупиком и задорным хвостиком! Момент – и филифьонка лишилась своей главной красоты. Ноги, одна за другой, отлетели в стороны.- Ну, а теперь мы позабавимся с твоим личиком, красотка! – заискивающе пробормотала маньячка. – И ты станешь прекрасной обладательницей самой широкой улыбки в мире!

Ножом палач коснулась уголка рта Луны. Сначала осторожно, не причиняя филифьонке боли. Затем лезвие начало исследовать плоть Луны, постепенно углубляясь внутрь и параллельно расширяя уголки ее рта. Изо рта Луны закапала кровь, крупные капли которой безразлично стучали по полу. Бесстыжие пофигисты! Таким образом Луна стала абсолютно схожа со своим палачом.

Сверкнул прожектор, и филифьонка увидела в глубине комнаты прикованную к стене заключенную с прекрасной розовой шерстью и длинными прямыми волосами цвета розового кварца. Ее небесно-голубые глаза смотрели на мир холодно и отрешенно.

- Ну, Пинки, поиграем? – великодушно предложила палач, доставая скальпель.

- Прошу Вас, кем б Вы ни были, жестокий кукловод, не надо!

Луну как молния поразила. Пинки слепа, что и объясняет причину безжизненности ее прекрасных русалочьих очей. Палач закапала ей в глаза отравленного фьони, вон он, стоит рядом с Пинки на тумбочке.

- Почему не надо? Ты не хочешь играть? – с притворной искренностью вопросила Палач.

- Нет, не хочу! Пожалуйста, отпустите меня домой… и верните мне мои глаза, - совсем безысходно прошептала Пинки.

- Своих глаз ты больше не получишь, я выкинула их в мусоропровод, - с сарказмом соврала филифьонка, - а что ты не хочешь играть – так это твои проблемы, не одаривай ими других.

И она приставила скальпель к щеке заключенной. Раздался треск, и ледяное лезвие ножа воплотило в истину свои мечты о чувственном, длительном погружении в хрипло разрывающуюся плоть и наслаждении свежей, теплой и несколько сладковатой кровью очередной ?испорченной девочки?. Серебряный хищник прорезал щеку и описал пугающе идеальный круг. Завершив сею манипуляцию, Палач захватила кусок плоти пинцетом и осторожно понесла его к Луне.- Что Вы хотите с этим делать? – слабым голосом прошептала мученица.

- Что мы хотим с этим сделать? Ты имеешь в виду нас с Пинки? Мы? Мы хотим, как визажисты, придать шик и блеск твоему наконец-то нормальному облику, - ответствовала мучительница, и, прежде чем Луна успела что-либо сообразить, принялась с энтузиазмом пришивать кус кожи к ее щеке. Луна мужественно терпела, ибо это было не самым страшным из того, что она перенесла, и из того, что ей предстоит перенести.

Когда была пришита и вторая щека (а фьони в данном случае просто не понадобился), Палач моментально коснулась кинжалом кончика языка Луны и раздвоила его.

- А теперь я хочу поговорить с тобой о драконах, преимущественно многоголовых. Тебе они вообще нравятся, как всем плохим девочкам?Луна хотела ответить отрицательно, однако нечто подсказало ей, что следует кивнуть. Благородно кивнуть. Нечто далекое, зыбкое и незримое, нечто, что подсказывает путь заблудшим в лесу, когда те безнадежно смотрят на гаснущий фонарик; нечто, что направляет корабли, маленькие-маленькие, в бескрайних просторах океана; нечто, что знает, о чем поют птицы и внимает музыке ветра в жаркий летний полдень. Филифьонка покорно кивнула, следуя его наставлениям, и почувствовала облегчение.

- Тогда тебе принесет радость твое примыкание к сему клану, - ?осчастливила? несчастную Палач, подходя к ней с черепом филифьонки в лапах…Рей лежал на ледяном, мокром полу, скованный мучительными судорогами и болью. Не самое презентабельное состояние для прекрасного молодого хемуля с миндалевидными желтыми глазами и сигнально-красной шкурой. Длинная, по-филифьонски узкая морда и пышные, что свойственно больше для кошек, бакенбарды были перепачканы кровью – густой, темно-вишневой. Кровь также заполняла рот Рея, что было единственным плюсом его состояния – хемуль очень любил этот вкус. Впервые в детстве он попробовал крови, когда упал с велосипеда и утратил шесть молочных зубов. Поднимаясь с грязной земли, хемуленок быстро облизывал оставшиеся зубы и десна, наслаждаясь новым, прекрасным вкусом.

И где же сейчас тот маленький милый хемуленок Рей? У морры в холодильнике! Нет, конечно же, это сарказм. Вот он, перед вами. Безнравственный фьонец, мошенник, наркоман, три раза побывавший в наркологических центрах, неуловимый серийный убийца и грабитель. Вот он, на полу, в луже собственной крови. Вопиющая неудача постигла Рея позавчера утром. Они с друганами, как обычно, вышли из штаб-квартиры, расположенной в заброшенном гараже, и направились в сторону подвала, места обитания их цели. Цели, но не жертвы.Жалобно скрипнула входная дверь, квадратный луч света упал на грязный пол, освещая маленькую испуганную фигурку, похожую на некую странную куклу, сидящую в вонючем углу под огромной трещиной в стене. Фигурка сидела, обхватив согнутые колени испещренными шрамами и порезами лапками и в упор смотрела на вошедших. Заметив среди них Рея, она с радостным кличем бросилась к нему на шею. Рея обнял маленькую филифьонку, поднял ее на лапы, - у, как выросла! Уже тяжела! – и поставил ее на пол. Круглые темные глазки смотрели на его морду, гадая, что же на этот раз принесет добрый хемуль Рей.

- Филька, как поживаешь? – в первую очередь осведомился Рей.

- Ничего, жива, - сказала филифьонка, - ну, как вести из дома для хемулят? Они могут принять меня?

- Извини, но пока что нет. У них и так переполнение.

- Почему все время переполнение? – удивилась Филька.

Рей в изнеможении опустил веки. Некогда в их банде предводительствовал Ио Оттонаси, серийный маньяк и убийца. История, произошедшая с его женой Екатериной Пересветкиной, что родила, будучи еще несовершеннолетней, постигала не одну филифьонку. И всех их в последствии Ио находил и беспощадно убивал. А маленькие хемулята оставались. Вот, например, Филька. Филька, которая не помнит даже улыбки своей матери. Узнав о жестоких убийствах, разбойники отделились от него. Да и сам Ио был против коллектива. И теперь в банде царила демократия. На сегодняшний день президентом был Рей.

- Эх, понимаешь, количество детдомов сократилось, - почесал в затылке Рей, стараясь оставить правду за пределами сознания малышки.

- А почему их не построят?

- Знаешь, что, сначала посмотри на наш дар, - сказал Рей, протягивая филифьонке огромную корзину яблок из вареного фьони. Сверху на них сидела большая кукла.

- Спасибо, - сказала Филька, - Рей, я люблю тебя.

И она принялась жадно поглощать дар, в то время как хемули вышли из подвала. Рядом стоял высокий хемуль с длинными черными волосами. Его коричневые глаза скрывали прямоугольные очки в серебряной оправе. В лапе хемуль держал пистолет.

- Я слышал ваш разговор, - холодно сказал он, - почему Вы не сказали правду?