Глава 15. 怖さは何？ (1/1)

Дей лежал на заплеванном полу одного из клубов. Он бы и рад был вспомнить, какого, но название упорно ускользало от прожектора мыслей, а голову при малейшем усилии подумать ломило так, словно в разных частях его черепной коробки поочередно происходили крошечные атомные взрывы. И перед глазами-то уже заплясали грибы, тоже какие-то... атомные. Но ясное ощущение вдруг вернуло его в реальность. Дей чуть приподнял голову, тут же разродившуюся глобальной атомной катастрофой, и лег обратно. «Нечто» с разноцветными дредами на голове настойчиво ерзало на его бедрах, причем, выпило оно явно не намного меньше самого блондина, а вот старше было лет, минимум, на пять. Будь юноша чуть трезвее, он бы непременно подметил, что волосы его нового знакомого похожи на содержимое местных унитазов — и цветом, и формой, и, несомненно, запахом. Пояснице стало прохладно от соприкосновения с голым кафелем. «Что я здесь делаю?» «Нечто» решительно приступало к активным действиям, совершенно не стесняясь зажимавшихся, кто по кабинкам, кто у стен, парочек, в пьяном угаре плохо разбирающих, где парень, а где девушка. Дей закрыл глаза, снова пытаясь погрузиться в блаженное беспамятство, и ему это даже ненадолго удалось. Стойкий запах блевотины, спермы, алкоголя и дешевых сигарет смешался, скручивая и без того едва державшееся на плаву сознание в болезненную спираль. «Я сделаю что угодно, лишь бы ты ушел из моей головы. — Ответ пришел из подсознания, и Дею даже показалось, что кто-то чужой подсказал ему это со стороны. — Сасори...»Открыв глаза в следующий раз, блондин уже не чувствовал мешающей тяжести на себе, да и неудивительно — бревно остается бревном, пусть даже оно и желанно одновременно и сильным, и слабым полами. Но перед глазами все еще плыли белые круги, а грязный потолок кружился в невыносимом вихре, Дея стало мутить. Он резко вскочил, тут же в кого-то врезавшись, и чуть не рухнул от непривычных ощущений — тело так вяло реагировало на сигналы мозга, что казалось газообразным. Блондин, сделав над собой усилие, ввалился в незапертую кабинку, тут же падая на колени и утыкаясь лицом в унитаз; содрогаясь от сильных спазмов, он мечтал только о том, чтобы все это прекратилось. А ехидный голос в его голове повторял, что тот, другой — человек по имени Сасори — сейчас может развлекаться с кем-то другим и чувствовать себя при этом прекрасно. Где-то там, далеко. Где-то...Дей снова закашлялся, отрывая взгляд от грязно-ржавых разводов, и склонился еще ниже, пытаясь одной рукой придерживать вылезшие из-под резинки волосы, а второй изо всех сил опираясь на белую поверхность. Из-под закрытых век показалась соленая влага, скопившаяся на ресницах. Ощущение такое, что вместе с содержимым желудка из него выходили все органы, маленькими-маленькими кусочками, оставляя боль только в одном — в том, что никак не хотел заткнуться. «Что мне делать? Я хочу исчезнуть, исчезнуть».«Так в чем проблема? Тебе лишь нужно сделать лишний шаг, оступиться на станции, и все твои мучения прекратятся».«Но я хочу жить...»«Тогда поднимись».Блондин вытер рот краем футболки и поднялся с колен, все тело била крупная дрожь. «Нужно идти домой. Ну же, двигайся, иди!»Дей безропотно подчинился голосу разума, выходя из ненавистного уже помещения, и двинулся сквозь толпу; горячие, потные тела были повсюду, плотно прижимаясь к нему со всех сторон, бесстыдно исследуя руками все, до чего дотягивались. Когда юноша уже готов был без сознания рухнуть на пол, впереди показалась железная дверь, ведущая на улицу. Глоток свежего воздуха был так необходим и желанен, что блондин, словно открыв в себе потайной источник сил, буквально вывалился из тесной толпы и навалился на заветную дверь. Темнокожий бугай-американец, давно уже привыкший к таким картинам, равнодушно окинул его взглядом. Дей осмотрелся и поднялся с земли, похлопал себя по карманам в поисках хоть какой-нибудь наличности, а затем медленно двинулся в сторону станции. В голове еще не прояснилось, и уж тем более он бы не вспомнил, в какой части города сейчас находится, но указатели стали для него спасением. Успев отметить про себя, что последний поезд наверняка уже ушел, он продолжил свой путь.***Дей опустился на пол, прижавшись спиной к столбу. Застоявшийся, навевающий воспоминания запах подземки успокаивал его. Юноша лег прямо на холодный бетон, подложив руку под голову, и прикрыл глаза. В тоннелях гудел ветер, рядом посапывали запоздавшие трудоголики, пуская во сне слюни на свои драгоценные портфели с офисными бумажками.«Проснитесь же, посмотрите на меня, — мысленно умолял блондин, разве вы не видите, как мне плохо? Заметьте же меня, заметьте! Скажите, что я существую, ну пожалуйста. Черт возьми, вы люди или кто? Помогите мне, кто-нибудь, кто-нибудь!»Дейдара начал засыпать, а где-то на краю меркнувшего сознания билось отчаянное: «я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя...». Звуки, запахи, ощущения, все смешалось под его веками в водоворот цветных материй разных форм: прямых, широких, завивающихся, движущихся и меняющихся... «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя... — не прекращало раздаваться в его голове. —

Сколько бы раз я это ни повторил, ничего уже не исправить. Как сильно, как громко, как часто... ты даже не узнаешь, ты даже не услышишь, я не смогу до тебя дотянуться. Сасори... я когда-нибудь смогу забыть тебя? Помоги мне... дай себя забыть... не уходи... дай забыть...»***Сасори поднялся с кровати и с трудом подошел к окну, оперевшись руками о подоконник, прижался горячим лбом к холодному стеклу и шумно выдохнул, смотря, как оно запотевает. Пальцы беспомощно царапали пластиковую поверхность, когда он смотрел, как шумит за окном море, слизывая песок с берега, а затем возвращая его обратно. Оно пенилось и билось о крупные камни, разбиваясь об них. Кукольник отошел от окна, вернувшись в кровать, отвратительно белую, обтянутую больничным постельным бельем, а затем вытащил из тумбочки пару вырванных тетрадных листов и начал что-то быстро строчить.«Как долго еще я смогу тебе писать? Дейдара, знаешь, я скоро...»Юноша со злостью скомкал лист и насадил комок на ручку. Он поднес импровизированную игрушку к лицу и серьезным голосом произнес: «если ты приедешь, я не прощу себе этого, а если не приедешь — тебе, понял, Дейдара?» Сняв бумажный шарик, он взял второй листок и снова начал писать. «Это последнее письмо. Дейдара, у нас очень мало времени. Я хочу увидеть тебя. У меня нет права просить тебя об этом, но если ты все же захочешь приехать, адрес на конверте. Я буду ждать, ответь мне».***Было далеко за полночь, когда блондин проснулся. Он с некоторым трудом разлепил глаза, рукавом толстовки стерев с кожи соль от слез. Сел в постели, заставив ее тихо скрипнуть, и, наконец, поднялся. По памяти дойдя до двери, и все-таки споткнувшись о стоящий на полу низкий столик с подушками, он нащупал выключатель. Одно нажатие — и комната озарилась тусклым электрическим светом. Дей осмотрел комнату и с сожалением выдохнул. Все, как он и думал, — волшебство самообмана рассеялось с щелчком старой лампочки — комната выглядела так, будто в ней никого не было многие месяцы. Блондин нерешительно сделал несколько шагов, дотронулся рукой до стола и провел по нему рукой, собирая слой пыли. В голове роилось множество мыслей, ассоциаций, порой даже философских, но Дей не задерживался ни на одной из них, не позволяя потоку образов облачиться в слова. Действительность была для него все еще невыносимой, до сих пор, несмотря на то, что с исчезновения Сасори прошло долгое время. Сначала блондин бросился во все тяжкие, не зная, как унять свою боль, метался, словно раненый зверь в клетке, но потом понял, что так продолжаться больше не может. Да, он попытался начать жизнь с чистого листа, даже переехал, поступил в университет и нашел подработку. И все это меньше, чем за год. С того момента, когда последний телефонный разговор был прерван кукольником, жизнь изменилась кардинально. Юноша двинулся вдоль стола, оставляя вслед за пальцами дорожку на пыли. Все закончилось так внезапно, и многое было слишком подозрительным и непонятным, чтобы просто оставить это время среди воспоминаний. Прошлое не отпускало, как Дейдара ни старался забить голову чем-то иным. Людское общество стало для него обузой, он тонул в собственных воспоминаниях, то просыпаясь от кошмаров, то от счастливых снов возвращаясь в кошмар реальности. И не знал, что делать. Юноша уже не помнил, сколько раз он думал о смерти, самоубийство казалось ему наиболее подходящим выходом из этой ситуации, но, казалось бы, бесполезные мысли вроде: «кто же будет кормить кота?» или «черт, я забыл вернуть конспекты Мизукаве» неведомым образом его останавливали. И он продолжал пассивно существовать, ночами просыпаясь то в холодном поту, то с чувством счастья, которое мгновением позже становилось изуродованным до состояния глубокого отчаяния. И вот, однажды сорвавшись, он вернулся в свой старый район, подошел к двери дома Сасори и постучал. В тот день Дейдара был уверен, что сошел с ума. Он просто стоял и стучал в дверь, как будто кто-то мог бы ему открыть. Он крепился, как мог, закусывал губу до боли, чтобы сдержать всхлипы, и продолжал стучать. Стучать. Снова и снова. Пока от этот звук не проник в самую душу, пока не закружилась голова от осознания собственного ничтожества, пока ноги не подкосились, и Дейдара не сполз вдоль двери. То, что случилось дальше, он не мог назвать иначе, чем судьба. Проезжавшего на велосипеде школьника вдруг резко занесло в сторону и он, врезавшись в почтовый ящик, повалил его на землю. Затем мальчишка испуганно вскочил и, не обращая внимания на разбитые колени, вытащил свой транспорт обратно на асфальтированную дорогу и поспешно укатил. Но блондину было уже неважно, он видел, как из ящика вывалилась кипа каких-то конвертов. Увидев на них знакомый почерк, он готов был разрыдаться с новой силой, но вместо этого хладнокровно запихал их в карман и поехал домой. Едва ворвавшись в квартиру, он сбросил обувь и, не дойдя до комнаты двух шагов, вытащил первое попавшееся письмо. Путаясь в листах, он начал читать взахлеб, по нескольку раз перечитывая каждую строчку, потому что смысл слов никак не хотел доходить до шокированного разума. С того дня он перестал выходить из дома, кроме крайней нужды. Три раза в неделю он появлялся радом с домом Сасори, надеясь получить новое послание, и даже починил почтовый ящик. Иногда он просто ходил рядом с домом, а однажды даже встретил там почтальона и, выхватив у удивленного мужчины конверт, тут же вскрыл его. Все остальное время он проводил дома, тщательно перечитывая письма в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку. С самого начала было понятно, что кукольник явно к чему-то ведет, пытается натолкнуть на какую-то мысль, но Дейдара, с каждым разом все сильнее убеждаясь, что не был обманут его чувствами, только терялся в догадках. С изменением настроения писем, менялся и сам юноша, заново переживая все события. Сасори мало рассказывал о том, чем он сам занимается, где находится, но было ясно, что он явно не активную жизнь ведет. «Больно», «страшно», «я боюсь», «мало» и снова «страшно» — эти слова пугали своей неизвестностью. Но самым невыносимым было то, что кукольник никогда не оставлял обратного адреса. И юноше оставалось только метаться по квартире после очередного «страшно», не понимая, что это может означать. Зачем писать «скучаю», если не хочешь видеть? Зачем писать «люблю», когда сам же и бросил? Догадки терзали душу, рождаясь в ночных кошмарах, одна хуже другой. И только теперь, смотря на конверт с обратным адресом, указывающим на какую-то больницу где-то на Окинаве, Дейдара убедился окончательно: Сасори умирает, и времени у него осталось действительно мало. И вот тогда стало ясно, что на самом деле значит... страх.