Bekanntschaft (1/1)

Людвиг выскальзывает из состояния сна, когда ощущает щекочущие прикосновения на животе и тихое размеренное дыхание рядом. Спать хочется неимоверно, поэтому он пытается отпихнуть от себя покушающегося на сон и перевернуться на бок, чтобы полежать хотя бы ещё час. Краем уха он слышит приглушённый смешок, а затем чужие пальцы проскальзывают под одеяло снизу, задирая его и забираясь под край футболки, оглаживая холодными кончиками бока.—?Ваня, отстань,?— просит Германия, но его игнорируют, продолжая тискать. —?Одеяло верни, мне холодно.—?Хочешь,?— томно произносит Брагинский,?— я тебя согрею?—?На тебя наложены недельные санкции, будешь домогаться?— я их продлю,?— недовольно отвечают России, а после Людвиг всё же переворачивается, утыкаясь лицом в подушку. Затылком он ощущает легкую смесь недовольства и грусти исходящую от Ивана. Сам виноват, его предупреждали, пускай теперь страдает. Санкции Германии для него пострашнее американских будут.—?Хотя бы немного?—?Продлю ещё на два дня,?— хорошее предупреждение, но русский не останавливается, продолжая свои манипуляции. Погладить, слегка сжать, можно даже поцеловать тонко очерченную скулу. Никакого секса, но ласки же вполне дозволены. —?Не беси и дай поспать, Вань. Я устал.—?Уже девять утра, почти десять, а у нас сегодня маленький праздник.—?Пятница была вчера,?— напоминает Германия и тихонько стонет, когда его тянут вверх. Сон отменяется, обидно. А очень сильно хотелось доспать своё положенное.—?Я не об этом,?— Брагинский довольно ведёт носом вдоль шеи своего немца, оставляя лёгкий поцелуй на её стыке с плечом. Футболка так удачно с него сползла, что он мог бы даже засос оставить, но двухнедельные санкции он не выдержит, так что нужно перетерпеть, а потом получить все сполна. —?Сегодня мы наконец-то забираем Машу.—?Ты сейчас… —?до Людвига как-то резко доходит, что он об этом подзабыл, — …точно,?— Иван улыбается, не отвлекаясь от ласк. —?Хватит меня слюнявить и иди готовь завтрак. Иначе я тебя выкину с кровати.—?Ладно, ладно. Ты только не злись, Meine Liebe,?— Россия достаточно быстро встаёт и уходит из комнаты, направляясь на кухню. Столкновение со злым полусонным немцем ему не нужно, он заведомо знает, что битву?— избиение, потому что он не поднимет руку на Германию?— проиграет. Да и на самом деле пора окончательно просыпаться и делать завтрак.Людвиг медленно сползает с кровати, вытягивается и недовольно зевает, подходя к шкафу, раскрывая дверцы. В зеркале он отражается как растрёпанное и заспанное нечто, которому необходима расчёска и, судя по отросшим неровно кончикам, ножницы, но это можно потом, а сейчас нужно переодеться в домашнее и пойти поесть, хотя вариант поспать кажется более привлекательным и заманчивым. Пока он одевается, в голове носятся мысли о том, что сегодня… сегодня в их доме появится ребёнок. И это немного страшно. На деле, очень страшно, до желания забиться в самый тёмный угол и сидеть там до скончания веков. Почти месяц они проходили комиссии и медосмотры, собирали кучу справок, их даже за это время пытались переубедить, в особенности Ивана, на которого те женщины из комиссий поглядывали самым что ни на есть жадным взглядом, пытаясь показать свои тела во всей приличной красе. Когда же до особей женского?— иногда и мужского, но это в Европе?— пола дойдёт, что Брагинский уже чья-то собственность? Идиотизм критический, по мнению Германии.Но сейчас всё это кончено, осталось только забрать Машу и жить припеваючи. Эта мысль вызывает улыбку. Это какая-то русская магия, потому что за всю свою жизнь Людвиг улыбался лишь пару раз, а едва в ней появился Иван, то улыбка стала почти вечным его сопровождающим. Точно магия, так не бывает.После короткого поиска нужной одежды и быстрого приведения гнезда на голове в порядок, он медленно спускается вниз, слыша разговор из кухни. Один из голосов принадлежит России, а второй Германии удаётся разобрать, когда он подходит ближе.—?Здравствуй, Ольга,?— приветствует он, получая в ответ очаровательную улыбку. —?Как твои дела?—?Очень даже хорошо. А твои?Это привычная традиция, в удовольствии исполнения которой они не отказывают друг другу. Маленькие мелочи приятны всем.—?Были бы очень хороши, если бы не твой младший брат,?— довольный Людвиг подходит к своему русскому, перенимая у него кружку кофе. Две ложки сахара и немного сливок, иначе он кому-то свернёт шею, хотя тут только одна потенциальная жертва. —?Я рад, что ты меня разбудил, Вань, но можно было не выводить раньше времени.—?Я всё ещё не могу выучить твои часы сна. Хотя уже двести с чем-то лет прошло,?— Брагинский приобнимает спокойно стоящего рядом немца, кончиками пальцев оглаживая спрятанный под рубашкой бок. Германия на это лишь едва заметно прижимается, неплохо имитируя холодность и отстранённость. —?Нужно будет завести блокнот для таких вещей.—?Твоя вина,?— фыркает Людвиг, отпивая горячий напиток. —?Оль, а где..?—?Родерих? —?ей кивают. —?Он… позже приедет.—?У вас с ним всё серьёзно? —?в голосе России слышится сталь, из-за чего его немец пихает его локтем в рёбра, чтобы он сменил тон.Украина легко краснеет, отводя взгляд. Это многое объясняет. Да и в последнее время они сблизились, особенно изменения были заметны у Австрии, который смягчился, стал добрее и видимо оживился. Сама же Ольга почти не изменилась, оставшись всё такой же доброй и внимательной ко всем; в детстве всю себя она отдавала младшим, а сейчас отдаёт её… своему возлюбленному? Умилительно. Только один вопрос мучает: когда же они признаются в этом. Всем. Людвиг с Иваном это знают, но вот реакция Гилберта с Наташей могут?— будут?— сильно отличаться.—?Так, сейчас… —?Германия поднимает взгляд на кухонные часы с нарисованной уткой. Ужас полнейший, выбивается из полустрогого стиля кухни, но он уже почти привык,?— …почти одиннадцать. Завтрак. Потом…—?Потом я поеду за Машей, а ты купишь самое важное для ребёнка, потому что если я поменяю нас местами, то ты меня убьёшь,?— Ольга на это тихо смеётся, прикрыв ладонью рот. Если в самом начале этих отношений она думала, что её брату будет плохо, то сейчас она уверена?— они друг друга компенсируют, давно уже став единым целым, и жить друг без друга они не способны.—?Dummkopf,?— констатация факта, но идея неплоха. —?Ладно. Сейчас только позавтракаем и поедем. Оль, ты с нами?—?Нет, я послежу за вашим хозяйством,?— одно из зверей на это резко приносится откуда-то, почти что врезаясь в ножку стола, а после, сцарапав подушечками пыль, громко мрякает. —?Привет, Бисквит,?— яванез довольно дёргает пушистым хвостом и прыгает девушке на колени, потираясь головой о её руки. Кот рад каждому, кто обращает на него внимание; может, травма полудикой жизни сказывается, когда желудок был пуст, а шерстка не могла спасти от пронизывающего до костей холода. Здесь же живётся очень хорошо: корм, сливки, теплое логово, не бьют, иногда правда ругают, но за дело. Ему всё нравится.После быстрого завтрака?— тосты, мёд и ещё кофе?— они с Брагинским быстро одеваются, коротко целуются?— потому что поцелуй в тридцать секунд может служить провокацией, а у Ивана всё ещё санкции?— на прощание и разъезжаются. Людвиг в голове обрисовывает список нужных вещей: канцтовары, игрушки, книги, журналы, много чего. Интернет и форумы не помогли от слова совсем. Заезженные яжматерями и слишком ?умными? людьми, они вызывали отторжение и желание наорать на идиотов, поэтому он последовал древнему совету от Гилберта: смотреть. Смотреть, что ребёнку нужно, что ему интересно и прислушиваться к тому, что ребёнок говорит. Если уж Германия вырос по этой системе в нормальную Страну, то и с обычным ребёнком она сработает. Пруссия может иногда и ведёт себя как идиот, но это лишь внешняя оболочка; внутри он самый заботливый из всех, кого знает Людвиг.С этими мыслями он доезжает до первого магазина, где скупает половину всего из списка под умиление каких-то девушек, а-ля, ?какой хороший папочка?. Это он игнорирует, как и множество других вещей. Но взгляд натыкается на целый стеллаж, уставленный десятками различных кукол, и в голове на этот счет появляется интересная мысль. В тележку с вещами отправляется и коробка с куклой. Девочкам лет шести-семи обычно нравится такое. Он чувствует себя как настоящий родитель, не знающий, что может понравиться ребёнку. Но это не так уж и важно на самом деле. Дети любят подарки, внимание и заботу, а большего маленькому сердечку и не нужно.Ну, Германия так думает.С этими же мыслями он расплачивается на кассе, а после непродолжительной ходьбы укладывает всё купленное в багажник ?порше?, всё же отправив несколько вещей на заднее сиденье. Это не семейный автомобиль, чтобы он мог вместить в себя пару бегемотов и маленького кита в багажник.Его старания прерывает тихий непонятный звук, на который оборачивается только он. Значит, источник звука не слишком далеко для Страны, но и не близко, иначе бы услышали и обычные прохожие. После короткого хождения вокруг машины Людвиг более точно определяет, откуда идёт звук, а затем следует по правилу ?горячо-холодно?. Это заводит его в небольшой переулок с тупиком, заваленным кучей хлама. Именно здесь немцу удаётся понять, что это был за звук?— детское хныканье. Не маленького ребёнка, а… младенца?Едва он убирает в сторону огромный кусок картона, его глазам предстаёт небольшая коробка, накрытая полупрозрачной тканью, которую он тоже убирает в сторону, а затем сталкивается с взглядом ярко-голубых глаз, смотрящих в никуда, с одной стороны коробки, и тихим плачем с другой.—?Still, Kleiner,?— просит Германия, поднимая ящик с асфальта. В голове не сходится, как кто-то мог бросить двоих детей? —?Weine nicht, — второй младенец тихо хнычет, но на прикосновение к своей щеке замолкает, а после тихо пищит. —?Что же мне с вами делать, м? —?первый на это протягивает ладошку, в которую Людвиг кладёт палец, ощущая цепкую для ребёнка, которому месяц, хватку. —?А ты сильный… —?на это ответом немцу служит высунутый язык. И вот именно тогда приходит осознание. —?Так ты необычный. Может даже маленькая Страна.Подведя такой итог, Людвиг уходит с коробкой наперевес к машине, осторожно устраивает её на заднем сидении и, достав телефон, быстро набирает номер Ивана.Нужно попросить его заехать за детской смесью.