Преследование (1/1)

Притворяться глухонемым в психиатрической клинике очень выгодно. Медики при мне могут обсуждать свои коварные дела, пока я протираю плинтус, и я знаю, хоть и не всё, но по крайней мере больше, чем многие другие.За много лет мы все уже знали друг друга, как родственники. Дело даже не в том, что мы много лет провели в одной палате. Каждый день в двенадцать сорок начинается то, что старшая сестра называет "реабилитирующими процедурами". Но если взглянуть на эти собрания глазами здорового человека, то назвать это можно моральным нападением общества на пригвождённую к колу мишень или растерзанием стервятниками.Медики убеждают нас, что стучать на соседей, это не подстава, а помощь. Они оставляют на вахте специальную книгу, в которую пациенты могут записывать всё, что можно обсудить на собрании. Если кто-то в разговоре упоминает что-то, чего ещё не обсуждали на групповых собраниях, то остальные наперегонки бегут к вахте, чтобы записать это в журнале. Делают они это, потому что стукачам медсестры обещают за это магарыч, но сами убеждены, что помогают соседу этим вылечиться.Таким образом, я знаю о соседях по палате не меньше, чем Локи, который так поразил всех своими способностями, рассказав, кто и за что попал в эту психушку. Но остались и неохваченные.Пациентам запрещают разгуливать по палате - делят на две группы и заставляют сидеть у противоположных стен. У левой стены сидят менее активные, тем не менее, более "тяжёлые" пациенты. Я среди них. И с этой стороны койки стоят вдоль стены. По правую сторону они перпендикулярны ей. Целыми днями я притворяюсь, что ничего не слышу, и чаще всего страдаю бездельем, но уже выучил биографии почти всех сокамерников. Вот например, бедняга Бьёрн Греймундсон, до сих пор приколоченный к стене. Вчера его затащили на шоковую процедуру, и теперь неизвестно, когда он придёт в себя. Но раньше он был асом-воином, вот и повернулся в уме, когда ему надоело видеть пред собой всю эту жестокость. Постепенно он стал помешанным, после чего и попал сюда. А уже тут у него начались галлюцинации. Из-за них он и попал в комнату электрических процедур. Но, признаться, это ужасно, когда не можешь отличить то, что есть, от того, что выдумывает твой мозг. Поэтому игнорировать это нельзя.С Альриком Йонсоном всё гораздо прозаичнее - он один из самых юных пациентов этой больницы: ему нет и тысячи лет. Он с детства испытывал жестокое обращение в семье, старался преуспеть в учёбе. Но наука давалась ему тяжело, требовали много, он настолько перестарался, что довёл себя до полного нервного истощения. Говорят, доставили его в бессознательном состоянии. Несмотря на юный для аса возраст, он поседел, расти перестал и вовсе, поэтому был на голову ниже всех остальных пациентов. Альрик - худощавый парень, чьи тёмные глаза очень контрастируют с поседевшими от нервного срыва волосами. Он до сих пор ведёт себя крайне дёрганно, резко, огрызается. Мораль такова: не переусердствуйте, когда готовитесь к сессии.Наш бывший "главный псих", Харви Вербрандсон. Последний по алфавиту. Пожалуй, самый интересный тип нашей палаты, или, по крайней мере, был.Рос Харви в приличной, обеспеченной семье, вырос в аристократической среде. Позже уехал продолжать учёбу, но его отец влез в долги и ввязался в некоторые аферы, после чего тяжело заболел и умер, оставив Харви со своими долгами. Он проучился ещё несколько лет, но не смог закончить обучение из-за финансовых трудностей. Однако общество решило, что он вполне умён и мил. Ему пришлось устроиться в асгардскую академию на полставки, как молодому специалисту. Это не помогло Харви прокормить остатки его семьи. Вскоре он остался один со всеми долгами, которые смог покрыть, но остался почти в полной нищете. Позже в академии его втянули в аферу, о которой молодой ас долго даже не подозревал. Его решили подставить, как самого неопытного и безобидного, нашли козла отпущения, но он прознал об этом. Пока ещё не было поздно, как только Вербрандсон всё понял, он тотчас бежал из академии и покинул прежнее место, чтобы скрыться и никогда не возвращаться туда, где с ним так обошлись. Вот эти события и предрешили дальнейшую судьбу Харви.Однажды утром ас проснулся параноиком. Он знал, что его не успели втянуть по уши в криминальную авантюру, знал это разумом, но при этом нервничал, когда встречал жандармов, которые обычно всегда были к нему дружелюбны, а в душе постепенно селилось неспокойствие, росло с каждым днём и с каждой ночью. Харви Вербрандсону казалось, его бывшие коллеги не отстанут от него, а возможно, соврут следователям, оклевещут его, найдут виноватого и избегут наказания. Харви казалось, что везде за ним ведётся слежка, и жандармы ведут себя как-то подозрительно. Он считал, что они ждут, и как только стоит ему сделать какой-либо промах - его под белы рученьки и в тюрьму пожизненно. Сперва Харви и не замечал своей мании, но постепенно она стала затмивать его рациональный разум. Постепенно он лишился сна, замкнулся в себе, стал вздрагивать от любого шороха, сторониться людей, стараясь, при этом, вести себя, как ни в чём ни бывало. А ведь в городке, куда сбежал Харви, к нему относились положительно, и как-то сочувственно грустно: статный, приятный молодой ас, с печальным жизненным путём, очень умный и начитанный, всегда со всеми учтив и вежлив, хоть и давно разочаровался в обществе.Когда паранойя окончательно овладела им, превратилась в нескрываемую панику и подсознательное требование что-то сделать, Харви принял спонтанное решение - оставаться в городе нельзя, и ас решил сбежать. Когда он исчез, хозяйка дома, где он снимал комнату, всполошилась из-за его внезапного исчезновения. Через день Харви за городом нашли жандармы, измождённого, почти без сознания, при этом парень всячески пытался оказывать сопротивление, свято уверенный, что его отдадут под суд и отправят на казнь. Но они просто вернули парня насильно домой и вызвали лекаря. Состояние Вербрандсона менялось от крайне возбуждённого до совершенно апатичного и отрешённого, когда тот отказывался что-либо говорить, утверждая, что всё, что он скажет, может быть использовано в суде против него. Когда лекарь явился, молодой человек сидел смирно, неподвижно, слепо глядя перед собой, не подавая признаков жизни, даже когда ему посветили в лицо и в глаза, чтобы осмотреть зрачки. Тогда доктор пожал плечами и сказал хозяйке, что бессилен тут: в Асгарде ещё нет способа бороться с безумием. Она просила лекаря сделать хоть что-нибудь, и наконец, он пошёл женщине навстречу, согласился взять Харви с собой и передать в соответствующее заведение.Таким образом, его доставили в нашу психбольницу, поставив диагноз "Мания преследования. Тревожный синдром". Харви Вербрандсон из тех пациентов, которые вызывают у меня очень горькое чувство: мне нравится этот парень - даже в палате он почти всегда интеллигентен. Харви всегда желает доброго утра и спокойной ночи соседям по палате, стремится помогать всем, кому может, и это делает его похожим на старшего брата пациентов, несмотря на то, что в палате он один из самых юных больных; на старшего брата, который заботится о тех, кто с ним и беспокоится за всех. Его жаль больше, чем многих здесь, хотя почти все они здесь не виноваты в своём заточении. На него хуже действует снотворное, которое нам подсыпают вечером, чтобы мы не могли проснуться, и пока не придут санитары, которые связывают пациентов на ночь, он долго и тревожно бродит по палате, движения его резкие, оглядывается на других больных, словно хочет им что-то сказать и не решается, подходит к окнам, словно забывает, что в них только иллюзия видимости улицы, и в конце концов, словно кто-то снимает вето, Харви начинает бурную, эмоциональную речь, в которой трудно что-либо разобрать, можно только понять, что он пытается осудить жестокость этого мира и выразить все самые лучшие чувства к пациентам, с которыми он оказался. Порой мне кажется, что Харви провёл в больнице так долго, что ближе других пациентов ему никого не было. Вставал он тоже раньше всех, и именно тогда у меня появлялась возможность рассмотреть его лучше: высокий, с хорошей осанкой, на лбу не пропадала тревожная морщина, красивое открытое лицо, на которое тонкими чертами нанесены его беспокойство, страх и боль, светлые страдающие глаза, отражающие измученность юноши, но не потерявшие разумный интеллигентный свет. Харви проходит проходит вдоль палаты, пока не явились санитары, иногда заботливо поправляет другим пациентам одеяло, так как в палате довольно холодно, особенно по утрам, тяжело вздыхает и периодически замирает так резко, вглядываясь в никуда и прислушиваясь, что начинаешь переживать, что с ним случилось.- Сестра, я требую свод ваших правил. Должен же я знать, что мне нарушать здесь! - голос новенького вывел меня из своих мыслей. Старшая сестра, которой уже наябедничали санитары по поводу Одинсона, пыталась померить ему давление, - Женщина, а тебе не тяжело это с собой всё время носить?- Вы про что?- Про это, - новенький положил пятерню прямо на грудь старшей сестре. Сказать, что остальные все пациенты выпали в осадок - не сказать ничего. Раньше я думал, что ничего не сможет смыть с лица Агаты её посмертный слепок, и не ожидал, что она отреагирует. Но хоть она и не потеряла свою маску, на сотую долю секунды она всё же замешкалась.- Что вы себе позволяете?!- Сюда нельзя? Вот беда, как неловко-то. Простите, - сказал Одинсон, и ущипнул медсестру за задницу. Она еле сохранила самообладание, но взяла всю свою аппаратуру и ушла к себе на вахту.- Господин Одинсон, - она обронила напоследок только это, уже так, словно ничего и не случилось, - Советую Вам поговорить со своими новыми друзьями о том, что бывает с теми, кто ведёт себя у нас неподобающим способом.Новенький осмотрелся и большим пальцем указал на беднягу Бьёрна, до сих пор приколоченного к стене, как на распятие. - Вы об этом?Лицо медсестры осталось таким же жутко непоколебимым, она ушла на вахту, оставив вопрос Одинсона без ответа.- О, а диагноз становится всё интереснее и интереснее... - пропел Асмунд со своего места, поднимая глаза от своих карт.- Ну, тогда сейчас поговорю, - сказал новенький и переставил стул от стола к небольшому скоплению пациентов, которые не очень хотели, чтобы их компания пополнялась. - Поможете сбежать - пощажу, когда стану царём.Ещё долго никто не говорил ни слова. Наконец Асмунд тяжело вздохнул, отложил в сторону свои карты и наклонился, опираясь на колено.- Полагаю, после этого жеста тебе придётся следить в оба уже за своей задницей.- Да, - подтвердил Альрик, - Она ведь может и дрянь какую-нибудь вколоть. Чтобы успокоить, и ей насрать, что она может вколоть и такое, после чего мозги набикрень съедут.- Агата может, Агата может, всё, что угодно, - тихо пропел Сизмунд, суицидник.- Так...- Значит, дела обстоят так, - наклонился к новенькому и Харви, - Правда в этой палате в том, что здесь тотальный контроль. Видишь это зеркало? На самом деле это радиорубка, и она за этим стеклом наблюдает за нами, и любые наши слова она слышит у себя. И вообще - медсестра тут главная, и младшие сёстры-практиканты и санитары - её слуги.- Не, ну вы серьезно? Меня пол Игдрассилля не смогло удержать от разрушения Мидгарда, а кучка санитаров сможет?- Вообще-то, у тебя отобрали силы.- Упс.- Вот жопа, да?- А если ослушаешься её? Показать ей, кто тут главный. Нас тут, к тому же, больше.- А теперь посмотри на Бьёрна, - Асмунд кивнул в сторону приколотого к стене рыжеволосого аса, - будешь буянить, материть её, сопротивляться расписанию, правилам и системе - тебя в лучшем случае вырубят какой-нибудь дрянью, которую они вкалывают, в нежелательном - поведут в "электрошоковую", в худшем - в буйное отделение, а там разговоры совсем другие.Они старались говорить тихо, поэтому я взял метлу, подошёл к ним и стал мести неподалёку, сделав лицо невинного барашка, пытаясь прислушаться к их разговору. Новенький одарил меня изучающим взглядом, и клянусь, прожёг бы дырку на моей рубахе, если бы не отвернулся, даже ткань нагрелась и задымилась у меня на плече.- А это кто?- Он глухой, - сказал Сизмунд, - мы называем его "шкипером".- Почему?- Потому что он всё равно этого не услышит.У меня осталось чувство, что Одинсон так и не поверил в мою глухоту.- Значит, я стеснён только в том, что не могу буянить или материть вашу больничную сволочь?- Вроде совершенно верно, - пожал плечами Альрик.- Как-то так, - добавил Харви.- Тогда у меня есть пара светлых идей...- Таких же гениальных, как захватить Мидгард? - съязвил Альрик, устраивая ноги на соседней табуретке.- С этим мы разобрались, а что за "электрошоковая"?- Да, до попадания сюда, асгардцы и не представляют себе такое чудо техники, - проворчал Асмунд, перетасовывая карты, и произнёс "асгардцы" так, словно сам им никогда не был.- Ток пропускают через мозг, а потом ... - Харви обернулся и опять посмотрел на Бьёрна, - Кто-то остаётся так надолго, кто-то нет. А свихнёшься ты или нет, зависит только от твоего организма.Новенький долго и пристально смотрел на Харви, который светлыми глазами сочувственно оглядывал соседа по палате.- Но ты туда не попадал, бывший "главный псих", - продолжил Одинсон.- Как и ты, - Харви, наконец, обернулся к собеседнику, отведя взгляд от распятого Бьёрна.- Ну, тогда, я знаю, что делать. Я помогу вам всем выбраться отсюда, сколько бы времени это ни заняло, если вы поклянётесь принести мне присягу, как только я окажусь на свободе.Пациенты недоверчиво посмотрели на Одинсона - никто не верил, что этот человек - действительно сын Всеотца, или же старик совсем с дуба рухнул - отправлять наследника под конвоем в психбольницу, прямо в кукушкино гнездо.- А, с чем чёрт не шутит, - махнул рукой Харви, - нам нечего терять.Он протянул руку ладонью вниз к Одинсону. Постепенно другие последовали его примеру.- А если у тебя не получится? - Асмунд исподлобья бросил взгляд на новенького. Тот хитро улыбнулся.- Тогда буду должен, - он гордо поднял голову, - В таком случае, приветствуйте своего нового царя. Я Локи из Ётунхейма.- Уже не Одинсон? - переспросил Асмунд.- Просто вашей сестре невдомёк, что если я рос под крылышком Всеотца, это ещё не значит, что я возьму его фамилию.Харви как-то осторожно спросил после паузы:- А что ты будешь делать, когда сбежишь из больницы, Локи?- То же, что я делаю всегда, Харви. Попытаюсь поработить мир.Асмунд тревожно уставился на часы и развернулся ко всем.- Полундра: через пять минут начнётся собрание.Когда ты ничто, это отличное время, чтобы напомнить тебе об одном:Преследование начнётся, когда изображение этой жизни заканчивается.Evans Blue - The Pursuit