1. (1/1)

" И дело вовсе не в примете.Только мертвый не боится смерти".Сухой ветер гонит пыль, горький запах полыни и чернобыльника. Уже цветет тысячелистник, обвивая сухими корнями каменистые курганы. Далекая гроза рокочет, пугает всполохами. В церквушке темно, и даже свеч нет, и ветер поет заунывно в щелях деревянных.Илай сидит молча у окна, прижимая к губам старый потертый молитвенник. Здесь всегда такой знойный и пыльный ветер, что не верится в то,что он стихает, даже после заката, когда резко становится прохладно. Если выглянуть из окна, вдалеке видны огни- сотни огней, в домах, и дальше, вдоль дороги. Под синим бархатом неба они видны еще ярче. Это потом Америка станет лучшей, прекраснейшей, несравненной, омерзительной в своей наглости, восхитительной в своей уверенности, (да только победителей не судят). Сейчас это прерии, с которых сгоняют индейцев- полупустынные степи Дикого Запада. Это бесконечные, бесконечные пески и пыль, каменистые почвы, да небо, скупое на дожди. Может быть иудеи тогда, после Египта, пришли не в израиль, а в америку, нет? Очень похожи пейзажи: выкручивайся, как хочешь, уповай на Бога, пока хватит сил и терпения. Золотодобытчики ищут счастья в земле. Все ищут счастья в земле, больше негде. Кому-то везет, кому-то нет. Кто-то сдается при первых мозолях, кто-то вгрызается в сухую злую землю остатками разрушенной цингой зубов и верит в Американскую Мечту- вырваться из нищеты и стать человеком. Верил ли в это Илай? Сложный вопрос. Слишком сложный, слишком близкий к душе. От этой необходимой откровенности хотелось спрятаться,как пытаются скрыть свою наготу- порой говорить или признаваться в чем-то намного страшнее и досаднее, чем предстать перед кем-то без одежды. Да, он был священником. Да, это кажется таким нелепым здесь, когда все,что нужно людям сейчас это деньги, когда их семьи вынуждены голодать, а дети- просить хлеба. И только малая из людей часть способна думать в тяжелые времена о Боге. О своей душе. О том, что же станется с тобою, если однажды ты выберешь "вот выберусь, а потом...". В это "потом" ты придешь уже совсем, совсем другим, а пути назад не будет, и вернуться за своим сердцем ты уже не сможешь. Это и пытался донести до них Илай. Получалось ли это у него? Он не знал, изо дня в день продолжая видеть измученные работой под палящим солнцем лица мужчин и женщин, усталые их глаза. Они приходили в старую деревянную церквушку, что стояла у самой дороги, садились на скамьи, что скрипели под весом, и слушали, затем молча расходились. Им нужна была надежда,что все получиться. Что непременно выберемся. Что все сбудется, иначе нельзя!.. И Илай говорил им: сбудется. Говорил: будет. Только нужно верить искренне, не оставлять себе плана Б, рискнуть всем и оставаться на ногах, когда кажется,что все рушится и ничего не получается. Илай сам в это верил. Свято, по-детски наивно, на слово. И рассказывал усталым людям про то,как пал Рим под мечами вчерашних оборванцев. Про то, как темнокожий раб стоял на крыше святыни и призывал к молитве. Про то,как религия, что началась с ребенка, раба и женщины стала той,что освободила народы, жившие под гнетом веками... Люди слушали его и верили. Кто-то чуть-чуть. А кто-то уносил с собой частичку света, которая помогала прожить еще один день. Ночевал он тут же, в небольшой комнате, где помещались только ветхий коврик и пара книг, да одно маленькое окошко, через которое видно высокую синюю звезду. Сейчас так тихо, слышен только отдаленный лай койотов, да треск цикад. Илай зажег еще одну лампадку, поставил ее на окно и вышел, останавливаясь на деревянных ступенях.