глава третья. "Переправочный пункт" (1/1)
Спустившись по трапу, Гидо едва не задохнулся. И не столько от того, что терпкий воздух первого округа оказался непривычным, сколько из-за того, что маленькие ручонки вдруг сжали его шею сильнее. Над ухом раздался восторженный возглас Фрау.Явно уставший от казавшегося бесконечным перелёта в скучном замкнутом помещении, заслышав о приближающейся посадке, Фрау успел своим нетерпением извести всю компанию. Тем не менее, Гидо, хотя и получивший свою порцию сводящих с ума вопросительных инопланетных интонаций, издаваемых Фрау, не отказывал себе в удовольствии сопровождать ехидными комментариями отражающееся на лице Лютнера недовольство. Тот едва не вздрагивал, когда ребёнок настойчиво требовал к себе внимания даже от него.– Гляди-ка, ты ему всё-таки понравился, – хитро скалился Гидо.– Ты только не ревнуй, – вяло отшучивался измученный Лютнер. Достигшие взаимопонимания Магдалина и Марионетт смеялись над ними: им-то Фрау практически не докучал.– Ишь ты, какой к девушкам внимательный, – Химмель, наблюдая за своим чадом, был полон нездорового умиления, – ловеласом вырастет.– Талантище, – фыркнул Гидо в ответ. По какой-то не зависящей от него причине, ему с девушками никогда не везло.– В матери души не чаял, – продолжил между тем Химмель. – Она, кстати, из Дома Бога Седьмого округа была. Сбежала – такая уж оторва.Опешивший Гидо не успел и слова сказать, как вдруг раздавшийся резкий вой моторов унёс прочь смех Химмеля. Зазевавшиеся пассажиры ухватились кто за что, лишь бы устоять на месте, когда идущий на посадку корабль тряхнуло.?Воу, какое стремительное развитие событий?, – лениво пронёсся в голове чужой голос. Зехеля ли, а может и Феста – с него станется. С частыми визитами в свою голову Гидо мало-помалу научился справляться. Но иногда отличить свои мысли от чужих, было трудно. Он начал осознавать, что теряет себя, привыкает к тому, что он не один.Когда вибрация утихла и раздался скрежет раскрываемого люка, толпа пассажиров направилась к выходу многолюдным живым потоком. Внимание Гидо переключилось на воцарившегося у него на плечах Фрау, и две сумки вещей, занявших руки. Возможность задать своевременный прямой вопрос была безвозвратно утеряна. А оказавшись на свежем воздухе кипящего незатихающим гулом порта, Гидо и вовсе потерял Химмеля из виду. Растерянно проморгавшись и руководствуясь, скорее, непереводимыми комментариями Фрау, чем собственными чувствами, Гидо сумел шагнуть за пределы людского потока.– Химмель и Магдалина пошли к грузовому отсеку, – точно прочитав мысли Гидо, произнесла неслышно возникшая рядом Марионетт.Гидо горестно вздохнул. Нет, он не забыл о них, и вовсе не был удивлён, обнаружив рядом Лютнера и Марионетт. Но игра в строптивого бунтаря хоть немного отвлекала его от сумрачных мыслей.– Вы всё ещё здесь, – изобразил он удивление. Получилось почти что искренне. Благо, всё не перестающий ёрзать на его плечах Фрау способствовал тому, чтобы голос звучал бесконечно устало.– Полагаю, нам по пути, – тонко усмехнулся Лютнер.– А куда вам? – задал вопрос Гидо, заранее зная, что ответ ему не понравится.– Обратись с этим вопросом к кому-нибудь другому, – с лёгким намёком на раздражение произнёс Лютнер. – Мы идём туда же, куда и ты, – на лице Лютнера, вопреки легкомысленно прозвучавшей реплике, улыбки уже не было. Он напряжённо всматривался в растекающуюся по площади толпу и не сразу обернулся, почувствовав на себе взгляд Гидо. – По крайней мере, до тех пор, пока нас не хватятся, – мрачно закончил он.– Нам нужно в церковь, отправить весточку, – сказала Марионетт. Лютнер в ответ только кивнул, натянув на голову шляпу, к которой сразу же потянулся Фрау. Гидо препятствовать ему не стал, заинтересовавшись происходящим в другой стороне.
– Давайте отойдём в более спокойное место, – вновь подала голос Марионетт, – дождёмся их вон там.
Гидо проследил взглядом за движением руки девушки, указавшей в сторону какой-то бесформенной статуи, стоящей на границе пешеходной площади и трассы для хоукзайлей.– Безвкусица какая, – цокнул языком Лютнер, критическим взглядом смерив едва отёсанную гранитную глыбу.– Ах, в тебе умер великий критик, – фыркнула Марионетт, первой шагнувшая в указанном направлении.– И великий трагик в нём умер тоже, – подхватил Гидо.– Кто во мне только ни умер, – с патетичным вздохом добавил Лютнер, вступая в игру.– Прямо таки не человек, а кладбище.– Кладбище идей и мыслей.– Как и любой другой человек, разве нет? – спросил Лютнер.Гидо и Лютнер переглянулись. В этот же момент старания Фрау увенчались успехом, и шляпа Лютнера оказалась натянутой ему на глаза, сбив очки на кончик носа. Фрау издал некий победный клич. Гидо хрюкнул в кулак, с трудом сумев сдержать смех. С напускным равнодушием поправив шляпу и очки, Лютнер произнёс елейным голосом и с улыбкой:– Я отомщу тебе, малец.Гидо насмешливо вскинул бровь.
– Быть мелочным недостойно.– О, ещё как, – усмехнулся Лютнер с нечитаемым выражением на лице. Гидо моргнуть не успел, как Лютнер вновь помрачнел. – Заинтересовался? Если мать мальчика из твоего Дома, то, вероятнее всего, ты приходишься ему каким-нибудь… дядей?Гидо рефлекторно содрогнулся. Затронутая тема казалась ему глубокими тёмными водами, войти в которые он вовсе не торопился.– До сих пор Химмель ничего не говорил, а тут вдруг такое-то откровение… – опасливо произнёс Гидо. Облокотившись о постамент, он поставил на землю рядом с собой сумки. Почувствовав свободу, Фрау поудобнее устроился в его руках, удивив тем, что спускаться не пожелал.– Похоже на проверку, – согласился Лютнер с не озвученной вслух мыслью Гидо.Гидо вздохнул.– Я только сейчас вспомнил, что у моей матери была сестра…– Беглянка, получается? – проговорил Лютнер, понижая голос до полушёпота. – Неудивительно, что ты не помнил. О паршивых овцах семьи в Божественном Доме говорить не принято. Быть может… ей повезло, что удалось сбежать. Оставить Дом Бога не так-то просто.– Я часто думал о том, чтобы сбежать из дома, – нехотя признался Гидо. – И процесс не представлялся мне сложным.– Тебе так только представлялось, – Лютнер одарил Гидо кривоватой усмешкой. – В текущий момент времени, из-за того, что у семьи Велиус нет действующего главы, который сумел бы справиться с воцарившимся после твоего исчезновения хаосом, тебя бы уже нашли.– Я присутствовал на своих собственных похоронах, – с горькой усмешкой отозвался Гидо. – Для них я мёртв.– Серьёзно? – ехидно осведомился Лютнер. – Исходя из чего, ты сделал подобный вывод? Ты выскочил из кустов перед своими домашними во время похорон?Картину воскрешения представили оба, но Гидо она не развеселила так же сильно, как Лютнера– Ты, конечно, мёртв. По официальной версии. Но, а тело своё в гробу ты видел? Нашли ли твоё тело на месте крушения корабля? – задал Лютнер вопрос и добавил после секундной заминки: – В каком бы то ни было виде.Гидо отвлёкся на недовольно забурчавшего Фрау, чувствуя на себе оценивающий, слегка насмешливый взгляд Лютнера. Передав Фрау в руки Марионетт, он с опаской проговорил:– Ты хочешь сказать, что…– Зехель не материализовал твоё тело из ничего, – вкрадчиво проговорил Лютнер, пытливо заглядывая Гидо в лицо. – Я сам не понимаю этот процесс до конца, но… Моего тела, к примеру, в гробу нет. Предвосхищая твой вопрос, да, интереса ради, я проверил.– Но при этом, твоё тело видели и знают о твоей смерти?– Понимаешь ли, в чём дело… Вот, в твоей семье, что говорили о долге? Каковой была ваша божественная миссия, возложенная на Дом?– Служить Владыке и людям. Нести слово божье, – махнув рукой в пренебрежительном жесте, Гидо принялся искать в карманах сигареты. – Ну и так далее и тому подобное.– А к смерти как относились?На секунду задумавшись, Гидо поморщился.– По-деловому, – с недовольством признался он.– Вот! – на лице Лютнера отразилось кажущееся неуместным ликование. – ?Человек есть душа, обременённая трупом?. Для многих Домов Бога это образ мыслей. Мы знаем о том, во имя чего служим. И поэтому, даже если тело пропадёт прежде, чем попасть в ящик, есть вероятность, что этому не удивятся. Раз исчез, значит был избран и призван к Владыке. Но когда исчезает молодой глава Дома, это уже немножко другое и может посеять панику среди, гхм, неподготовленных.Произошедшее с собой Гидо считал не более, чем несчастным случаем, за который он не нёс ответственности. Но после слов Лютнера сложившаяся картина предстала перед ним в новом, неприятном свете.– Несчастливое время для семьи Велиус, – с мрачным торжеством проговорил Лютнер. – Смерть твоих родителей, твоё исчезновение спустя буквально пару месяцев, при том, что наследованием ты не озаботился. Не успел, если вообще задумывался о подобном, конечно. Что из этого? Ты видел, как тебя похоронили, будучи уже в воссозданном Зехелем теле. И я, с полным на то основанием, заявляю: гроб был пустым. Как вероятно и лица всех присутствующих, если ты не догадался о том, что землю бросали или в пустоту или… на чьё-то чужое тело. То есть, ты избранный. Но…Гидо вздохнул. Заставив себя улыбнуться, он осматривал широкую площадь, не желая более встречаться взглядом с Лютнером. Словно бы сжалившись над ним, тот отвернулся. Но говорить не перестал:– Тебя посчитали мёртвым, хотя разумнее было бы начать поиски. Тебя, как единственного наследника Дома, стоило бы искать до последнего, пока не были бы найдены свидетельства твоей явной и однозначной кончины. Их ведь не было, как не было и тела. Возглавляй бы я поисковую операцию, так бы и сделал.– О, не сомневаюсь, – вяло отозвался Гидо.– Зря ёрничаешь, – пожурил компаньона Лютнер. – Понял уже, куда ветер дует? Ну-ка, давай, с учётом случайно брошенной Химмелем фразы, скажи, в чём заключается некоторое ?но? в сложившейся ситуации.Гидо бросил взгляд на притихшего на руках Марионетт Фрау. Боковым зрением он уловил, как Лютнер кивнул.?Да, всё верно?.– Меня сочтут мёртвым, и не будут искать, если… есть кто-то другой. Другой наследник.– Молодец, – в улыбке Лютнера не было тепла. – Дома Бога не особо привередливы, на самом деле, и ребёнка паршивой овцы негодным считать не станут. За неимением других вариантов.– Им известно о Фрау, – Гидо ощутил невольное желание сжать ладони в кулаки.– Наверняка. И в некотором роде, определённо странно, что не стало известно тебе после того, как ты занял пост главы. Непредусмотрительно со стороны того, кто, возможно, хорошо помнил твою пропавшую родственницу.– А Магдалина... она знает, что я Велиус, – говоря это, Гидо боролся с порывом разбить обо что-нибудь голову.– И, разумеется, относится к тебе из-за этого с подозрением, – сочувствия от Лютнера ждать не приходилось.– Относилась до сих пор, я бы сказала, – неожиданно добавила до сих пор хранившая молчание Марионетт.– Почему-то это бесит… – фыркнул Гидо. – Ерунда какая-то.– Но-но-но, молодой человек, – к Лютнеру вдруг вернулась его привычная насмешливая весёлость. – Не ерунда, а семейные традиции. Велиусы, считай, ещё лояльны. К примеру, детей Дома Бога третьего округа приносят в жертву – не самая завидная участь, согласись. Если до Фрау доберутся, ничего плохого ему не сделают.– В жертву, серьёзно? – опешил Гидо.– Особенности географического расположения и ландшафта местности, лишённого божественного благословления, я бы сказал.– А Дом Феста? – спросил Гидо, торопясь сменить тему. На него вдруг разом обрушилось множество вопросов, требующих от него здравых решений. И он не был уверен в том, что ему хочется их обсудить с кем-то вроде Лютнера или Марионетт.– О, Дом семьи Хаузен! – торжественно воскликнул Лютнер, в своём безудержном веселье умудрившись выглядеть устрашающе. – Не бедствует, скажем так, потенциальных наследников в нём пруд пруди. Одним меньше, одним больше – не велика потеря. Скорее даже, одна-две потери для благополучия Дома являются жизненно необходимыми.– Что ты имеешь в виду?– Конкуренция, – по слогам произнёс Лютнер. Впервые в его холодных глазах Гидо прочёл явную неприязнь. – Быть главой Дома почётно.– На тебя было совершено покушение, хочешь сказать?– Нет, не хочу, но ты меня вынуждаешь, – с притворной тоской вздохнул Лютнер – Покушение, между прочим, увенчалось успехом, как ты можешь понять, исходя из ныне занимаемого мною положения.– Его отравили, – милостиво сообщила Марионетт с нечитаемой улыбкой на лице. – И раз уж о том зашла речь, то спешу сообщить, что я просто выпала из окна и свернула себе шею. Ну, иначе бы умерла от болезни – так и так, исход один.Девушка развела руками в стороны: ?Что поделать, жизнь такая?. Невольно представив себе свёрнутое в неестественной позе тело, Гидо мысленно содрогнулся. Тем неприятнее было видеть на лице Марионетт лёгкую улыбку.– Твоя смерть, считай, почти что романтическая, – произнесла она. – О, а вот и они!– Вы такие милые, – поморщился Гидо, оборачиваясь в указанную Марионетт сторону.Заметив рассекающих всё ещё не схлынувшую толпу Химмеля и Магдалину, удерживающих по обе стороны хоукзайль, Фрау радостно что-то воскликнул и протянул к ним руки.– Да-да, малыш, теперь-то вся семья в сборе, – благодушно проговорил Химмель. Растрепав сыну волосы, он окинул взглядом разношёрстную троицу. Заметив кривую улыбку Гидо, резко контрастирующую с нахмуренными бровями, Химмель лишь выгнул бровь, обратившись между тем к Лютнеру и Марионетт:– Вы, молодые люди, что дальше делать планируете?Даже не переглянувшись, словно бы мысленно они уже пришли к соглашению, Марионетт ответила за двоих:– Нам нужно отправить весточку домой, а потом мы займёмся поисками транспорта, который сумел бы подбросить нас на остров F-31.– Как замечательно! Вам с нами всё ещё по пути! – радостно воскликнул Химмель. – Вы, ребята, пришлись мне по душе. Не утруждайте себя поисками, я этот вопрос решу. Мне для этого нужно встретиться с одним человечком, я обо всём договорюсь.Гидо посмотрел на Лютнера и тот обезоруживающе ему улыбнулся.?Как удачно для вас?.?Я знал, что тебе на самом деле не хочется с нами прощаться?.?С вами тут попрощаешься?.– Пойдёшь один? – с сомнением спросила Магдалина, нарушив мысленную перепалку.– Почему один? С малышкой своей, – Химмель любовно погладил хоукзайль по лобовому стеклу. – А ты лучше отведи всю эту гвардию в гостиницу, нам всё равно понадобится где-то переночевать.– В ?Пограничье??– Это лучший вариант. Я вас там найду.Гидо проследил за девушкой. Магдалина поджала губы с явным сомнением. Словно ощутив её настроение, Фрау потянулся к ней, прижавшись к её коленям. Девушка улыбнулась ему.– Ох, красота страшная сила, – воскликнул Химмель, умилённый этой картиной. Бросив Гидо свою прохудившуюся сумку, он сказал: – Возьми мои вещи. Не скучайте до моего возвращения, молодёжь, и не попадите в переплёт!Нахлобучив на глаза очки, Химмель сел на хоукзайль и, отсалютовав им, резко поднялся в воздух, и скрылся за крышами.– Далеко он? – спросил Гидо, ни к кому конкретно не обращаясь, но надеясь, что ответит та единственная из присутствующих, для кого происходящее было не в новинку.– За город, – односложно отозвалась Магдалина. – Завтра увидишь, если всё благополучно сложится. Возьми Фрау.
Гидо посмотрел на мальчишку, который, услышав своё имя, вдруг напрягся и, встретившись взглядом с Гидо, резко отвернулся.?Что-то новенькое?, – усмехнулся Гидо.– Ну, малыш, давай, залезай на борт, – присев перед Фрау на корточки, Гидо протянул ему руку. Руку Фрау проигнорировал, вместо этого решительно встал Гидо на колени, а оттуда подтянулся к шее.– Но! – воскликнул Фрау.Дружно рассмеявшись, все вместе они тронулись с места.* * *– Не то, чтобы я был против, но всё же не могу не отметить, что он слишком много спит, – невольно понижая голос до полушёпота, произнёс Гидо.– Его время ещё не пришло, – с нежной улыбкой ответила Магдалина, убирая со лба Фрау чёлку. Вновь разморенный затянувшейся скучной прогулкой, на касание Фрау никак не отреагировал и продолжил чуть слышно сопеть.Снятая ими комната вмещала в себя лишь две односпальных кровати. Но главной особенностью, по которой она была Магдалиной выбрана, было наличие открытого балкона. С него открывался вид на ту улицу, по которой, по заверению Магдалины, стоило ждать возвращение Химмеля.По этой же улице полчаса назад ушли по своим загадочным делам Лютнер и Марионетт.– Ты им доверяешь? – спросил Гидо, считая все возможные уточнения лишними. Магдалине этого было достаточно.– Что бы там ни говорил Химмель, я всё ещё не доверяют тебе. А до этих двух мне дела нет, – не сомневаясь ни секунды, резко ответила она. – Как, собственно, и им до нас. Владыка знает, что у них на уме, но мы для них интереса не представляем. Им нужен ты. И мне, откровенно говоря, совершенно неинтересно, зачем.– М-м, – невнятно отозвался Гидо, неприятно впечатлённый девичью откровенностью.– Ты, правда, их не знаешь? – всё-таки не сдержала любопытства Магдалина.– Ну, как тебе объяснить? – ?Как самому себе это объяснить?? – пересекались пару раз. В прошлой жизни. Денег я им, что ли, должен…Магдалина фыркнула, расценив сказанное Гидо как не очень смешную шутку. Он с нею в том был солидарен, так что не обиделся. Бессмертные боги возрождаются раз за разом, чтобы взыскивать долги. Действительно же, не смешно.– Если только в этом дело, то мне всё равно, – равнодушно ответила девушка и принялась распаковывать вещи.Магдалина достала из своего мешка какие-то яркие тряпки, переливающиеся золотом и тихо позвякивающие пришитыми к ним монетками. Выудив откуда-то нитки и иголку, она занялась шитьём.Гидо уже понял, что его вопросы чаще всего неуместны, но сдержаться оказалось выше его сил:– Это что?– Догадайся.– Э…– Заткнись.?Догадывайся молча, типа, да??В пыльном стекле Гидо увидел своё полупрозрачное отражение на фоне скучного серого неба и, скорчив гримасу, вздохнул.?И на что только надеялся??Гидо отказался сопровождать Лютнера и Марионетт, не желая торопиться с тем, чтобы оказаться втянутым в их дела. Он чувствовал, что попал на крючок – ему от них не скрыться. И с недовольством он, тем не менее, в полной мере отдавал себе отчёт в том, что, как бы банально то ни звучало, с ними он повязан красной нитью судьбы. Ему вовсе не хотелось в том себе признаваться, но до встречи с ними он чувствовал себя потерянным, словно бы неполноценным. Незаконченным. Он ощущал себя выброшенным фрагментом и не мог даже представить себе, частью какой картины является. Появление Лютнера и Марионетт раскрыло ему глаза на многие вещи. Кем бы они ни были, он мог быть с ними.Таким образом, проблема его посмертного трудоустройства была решена.Но он всё ещё влачил за собой ошмётки жизни того, кем был при жизни.Серое тусклое небо отозвалось тоской в небьющемся сердце, и Гидо отвернулся.Он всё ещё был не уверен и искал ответы.Пришло время раскрывать свои карты, надеясь на ответную откровенность.– Ты ведь сразу поняла, да? Что я из Велиусов.Магдалина поморщилась, точно тема разговора была ей неприятна, но, вздохнув, с трудом произнесла:– Я предположила. А когда ты глаза на меня вылупил, я лишь убедилась в правильности своей догадки. Просто… – Магдалина сглотнула так, словно испытывала боль. – Ты похож на неё.– Неё?..– Клавдию, – кивнула Магдалина. Она не смогла заставить себя произнести – ?мать Фрау?, всё ещё не желая признавать их родство с Гидо.– Так звали мою тётю, – произнёс Гидо. Присев на край кровати напротив Магдалины, он добавил: – Получается, сбежав, она не изменила имени.– Изменила, – не согласилась Магдалина. – Она в побегах побольше твоего понимала.– Ага, – невесело отозвался Гидо, вспомнив себя мёртвым посреди горящих обломков. – Уж наверняка.– Когда она встретила Химмеля, то назвалась другим именем. Но потом, когда они… сблизились, она раскрылась перед ним и назвала своё настоящее имя.По тому, как разгладились морщины на лице девушки, как загорелся в её грустных глазах свет, не нужно было быть десятью пядей во лбу, чтобы понять, что у Магдалины сохранились лишь хорошие воспоминания о прошлом. Гидо невольно залюбовался тем, как она постепенно словно бы оттаивала, продолжая говорить с большим воодушевлением:– Я помню, как она тогда сказала, что имя – это душа. Назвав своё имя Химмелю, она доверила ему свою душу. И впредь говорила, что свобода человека заключена в его имени. Человек свободен лишь тогда, когда может гордо, громко и не таясь, назвать своё имя.Магдалина улыбнулась своим воспоминаниям. Её искренняя улыбка была светлой и красивой. Глядя на неё, и самому хотелось улыбнуться.Тем не менее, Гидо не мог.– М-м, вон оно как, – слабо пробормотал он. Ведомый неясными призрачными ощущениями, он положил ладонь на грудь, сжав ткань рубашки.Зехель был обеспокоен.?Я Клавдия Велиус! И ты возьмёшь меня в небо!?Магдалина горестно вздохнула. События прошлого предстали перед глазами, стоило сомкнуть веки, так чётко и ярко, точно они были вчера. Только вчера Химмель был молодым дерзким мужчиной, в оцепенении застывшим перед женщиной удивительной, холодной красоты. Её длинные, цвета воронового крыла волосы развевались на ветру, яркие синие глаза горели сумасшедшим покоряющим огнём. Уже тогда в её взгляде теплились свет и любовь. И небо вдруг показалось столь близким – только руку протяни.Те дни были лучшими в её жизни. Клавдия заменила Магдалине рано почившую мать, научила её всему, что знала, и училась вместе с ней тому, о чём ей было неизвестно. Сестра, учитель, подруга, мать – она была для Магдалины всем. Те дни были наполнены светом, весельем. Тогда они были свободны. Они жили счастливо. Они парили, задевая небо головой.Когда её не стало, краски неба померкли. Оно вновь отдалилось. Глядя вверх, Магдалина испытывала лишь тоску по прошлому и отчуждение к настоящему.И увидев это небо в чужих глазах, не позволила себе быть обманутой.?Он не она?.– Давай уйдём! Оставим их, а сами сбежим.– Я не могу. Он слишком похож на неё.– Он шпион! Наверняка подослан, чтобы забрать Фрау!– И думая так, ты, тем не менее, оставила Фрау с ним?– Я!..– Он беглец. Как и мы. Он ищет небо. И он встретился с нами. Это судьба.– Как ты можешь быть так спокоен?!– Я не спокоен. Отнюдь. Я влюблён.Смотреть на Химмеля было больно. Грубого, высеченного ветром лица, вновь коснулся свет. Встреча с Гидо всколыхнула его душу, вернула веру. Его чувства были подлинными, и он не бежал от них. В отличие от Магдалины…?Мы потеряли свободы, превратились в беглецов. Посмотри на себя – во что ты превратилась? Посмотри на себя, и на него. Увидь же ты, наконец, что вы одинаковые!?Небо в глазах человека напротив всё ещё было мутным, тусклым. И всё же, его взгляд говорил о том, что он нашёл ту единственную ниточку истины и он готов за неё потянуть. И тогда всё изменится.Магдалина зло тряхнула волосами, отгоняя наваждение.
– В голове не укладывается, как ты можешь быть её родственником, – пробормотала Магдалина севшим голосом. – Непостижимо.?Если уж она заметила, то Химмель…?Честно говоря, Гидо и вовсе не хотелось представлять, что творится в голове этого человека, теперь, когда главное стало очевидно.– Он любил её. Очень сильно, – сказала Магдалина.Столкнувшись у ангара с тем, кто был похож на любовь всей его жизни, что могло случиться с его душой??Большего знать и не нужно?, – подумал Гидо.Готовый подняться с места, он вдруг столкнулся с напряжённым взглядом Магдалины. Он свои вопросы задал – пришло время и ему отвечать.– Ты из Велиусов и тебе нужен Фрау?Одного взгляда на Магдалину было достаточно, чтобы понять, что шуточного ответа она не приемлет.– Да, я Гидо Велиус. Воспользовавшись несчастным случаем, я сбежал из Дома. И нет – я не знал о другом наследнике, о Фрау, ничего до встречи с Химмелем. Я просто… паршивая овца и не стремлюсь быть связанным ничем со своей семьёй.Горькая улыбка всё же скользнула по непослушным губам. Гидо качнул головой, недовольный собой.– Не скажу, что я это одобряю, – ответила Магдалина.– Под этими небесами всё возможно. Можно найти другую семью, – ответил Гидо, удивлённый собственными словами. –Или создать свою. Ты ведь и сама Химмелю не кровный родственник. Но ты и он, и Фрау – вы родственники по духу. Вы едины. Вы семья. И, клянусь, я не заберу у тебя семью, то, что тебе дороже всего. Я…– Не смей так говорить! – зло выкрикнула Магдалина.Опешив, Гидо застыл, испытывая иррациональный страх пошевелиться перед вдруг рассвирепевшей девушкой.
Магдалина прикусила задрожавшую губу. К её щекам прилил жар. Вспомнив о спящем Фрау, она тяжело вздохнула, прикрыв на мгновение веки. Её злой взгляд обжёг Гидо, а прозвучавшие следом слова впивались колючими иглами в мозг:– Ты бросил свою семью! – зло прошептала она. – Бросил в трудный момент. Сбежал, когда она в тебе нуждалась. Из-за тебя могут начаться поиски Фрау! Семья? Хах. Не смей говорить о чём-то столь священном! Твоя для тебя ничего не значила никогда!По щекам Магдалины стекали слёзы, губы искривились в болезненном оскале.
?Я никого не бросал. Я умер?, – хотелось бы Гидо сказать, но он знал, что любые его слова будут бессмысленны. Он и сам это ощущал – горечь лжи на языке. Девушка перед ним говорила о том, что видела своими собственными глазами, во что верила.Её мечта о семье, воплотившись в жизнь, оказалась столь хрупкой. И боль, которую ощущал Гидо в своей груди, была её болью. То самое сокровенное, что она таила в своей душе, костяными тисками сжимала тьма.Зехель знал, что нужно было делать.Но прежде всего, Гидо хотелось сказать то, что рвалось из него наружу вместе с обидой за озвученную Магдалиной правду.– Слишком смело с моей стороны будет надеяться на то, чтобы стать вашей семьи. Ты права, – произнёс он. – Но позволь мне её защитить.Магдалина резко поднялась и в один шаг преодолела разделяющее их расстояние. Гидо поднялся ей навстречу, успев перехватить метнувшуюся для удара руку.– Я не знаю, как это объяснить, – заговорил он, глядя в наполненные слезами сияющие глаза девушки. Он суматошно искал слова, единственно верные, с помощью которых сможет раскрыться. Он хотел быть искренним. – Вы нужны мне, – выдохнул он. – Я запутался, потерялся. И лишь вы можете мне помочь. Я уйду, не стану вас беспокоить, но позвольте мне понять… Мне важно.Звук звонкого удара оглушил Гидо, и щёку обожгло огнём касания. А в следующую секунду другой щекой он почувствовал влагу чужих слёз. Магдалина обвила его шею руками и крепко обняла.Гидо обнял её в ответ.Он гладил её по голове, пока она не затихла в его руках. Веки безвольно сомкнулись, и она обмякла, навалившись на него. Удерживая хрупкое тело одной рукой, другой Гидо прикоснулся к её груди.Цепкие когти Кор были тёплыми, согретыми силой желания. И холодное касание смерти вызвало у Кор гнев. Но он рассеялся вихрем сверкающих искр, прежде чем признать обман.Гидо открыл глаза. Магдалина безвольно покоилась в его руках. Он наклонился к ней, прислушавшись к дыханию, которое было спокойным, как у спящего ребёнка.Щека Гидо быстро остывала, но воспоминание о чужих слезах заставило его улыбнуться.– Спасибо, – прошептал он.Уложив Магдалину на кровать, Гидо, вдруг смутившись, задумался о том, стоило ли поправить раскрытый ворот её блузки.?Тьфу, Зехель, ну ты и пошляк?, – фыркнул Гидо.Не поддавшись на провокацию, Зехель упрямо молчал.
Ограничившись тем, что накрыл девушку пледом, Гидо запоздало заметил горящие любопытством голубые глаза, выглядывающие из-под одеяла с соседней кровати. Фрау едва заметно вздрогнул, но бесстрашно поднялся, раз уж скрываться и дальше не было смысла. С невозмутимым видом пройдя мимо Гидо, он вскарабкался на кровать Магдалины и улёгся под её бок. Бросив напоследок нечитаемый взгляд на застывшего с виноватым видом Гидо, он отвернулся, уткнулся носом в грудь Магдалины и закрыл глаза.Гидо облегчённо перевёл дыхание. Он надеялся, что Фрау ничего не видел и не слышал из того, что ему не следовало. И судя по тому, что малыш не поднял крик и никаким другим образом не выразил своего испуга или гнева, так оно и было.И всё-таки…Созерцая эту прекрасную картину, Гидо подумал:?И ты, малец, тоже пошляк?.* * *– Что ты об этом думаешь? – спросила Марионетт, на ходу наклонившись вперёд, чтобы заглянуть в лицо шагающего рядом Лютнера.Лютнер растерянно моргнул, обнаружив в поле зрения лицо спутницы, и сконфуженным жестом поправил очки.– А? Что, прости?
– Витаешь в облаках. Влюбился?– М-м? – в глазах Лютнера мелькнули смешливые искорки. – Так заметно?Марионетт вспыхнула и отвернулась.– Я спросила, о чём ты думаешь? Что на счёт их компании?– Мы должны сопроводить Зехеля в Церковь – это наша главная цель и она неизменна, – менторским тоном ответил Лютнер.– Да? В данный момент мы как раз туда и направляемся, но нас всё ещё двое.– Он от нас никуда уже не денется. И почти что готов пойти добровольно, руководствуясь своими… благородными романтическими порывами.Лютнер от этих слов поморщился, точно проглотив что-то кислое. Или сладкое. Или солёное. Лютнер в принципе на еду странно реагировал, какой бы они ни была.– Не одобряешь? – с улыбкой спросила Марионетт.– Моё личное к нему отношение не имеет значения. Но меня беспокоит ситуация, сложившаяся в доме Велиусов.Марионетт кивнула, прикусив губу.– Если они зациклятся на чистоте крови… как бы не получился ещё один дом Рандкальта.– Верно, – согласился Лютнер, подтверждая слова подруги. – Нужно связаться с понтификом и всё ему объяснить, попросить вмешаться. Пусть он сам выберет наследника.– А если… если понтифик скажет нам вернуть в Дом Фрау.– А он о нём знает? Я не знаю.Лицо Лютнера в момент превратилось в бесстрастную маску. Если что-то и выдавало его истинные чувства, то было скрыто очками и тенью от пол шляпы.– Ха? – не веря своим глазам и ушам, изумлённо воскликнула Марионетт.Маска слетела с лица Лютнера так же быстро, как и появилась. Кончики его губ едва изогнулись в намёке на улыбку. В глазах при этом зажглась твёрдая неумолимая решимость.– Мы не станем этого делать.Марионетт опешила и ощутила, как её губы расплываются в широкой усмешке.– Вау, и от кого бы я это слышала, надо же,– ехидничая и не скрывая этого, протянула Марионетт.Лютнер лишь невозмутимо дёрнул плечом, но в сторону напарницы предпочёл не смотреть.– Это неправильно. Он сын беглянки, отказавшейся от своей семьи. Даже если это была ошибка матери, сын не должен за неё расплачиваться. У него теперь другая жизнь. Или… скорее, правильнее будет сказать, что…– Его мать выбрала для него другую жизнь, – продолжила за него Марионетт.Лютнер промолчал мгновение, ощутив друг вставший поперёк горла неприятный комок.– Да, именно так.– Возможно, она знала больше.– Наверняка. И не пожелала, чтобы участь наследника упала на сына. Она защитила его.Марионетт согласно кивнула. Заложив руки за спину, она с мечтательным видом подняла глаза к светлеющему небу.– Знаешь, как только я его увидела, то сразу поняла: это дитя любимо. Он словно средоточие света и тепла, любви своих родителей. И если бы ты сказал, что тебе безразлична его судьба, я бы встала у тебя на пути.Лютнер хмыкнул.– Вряд ли бы я справился сразу с двумя.Марионетт понимающе оскалилась.– Честно сказать, я разочарована, – с притворной обидой надула она губы. – Думала, что летающих вокруг вас искр побольше будет.– Успеется.Они прошли молча через знакомый квартал, выходящий к площади, на которой и располагалась небольшая городская часовня. Задержавшись на мгновение у врат, Лютнер и Марионетт осенили себя крестом. Девушка шагнула вперёд, но обернулась, осознав, что Лютнер так и не сдвинулся с места. Он смотрел вверх, туда, где на фоне голубого неба темнел силуэт креста Владыки.Марионетт увидела одинокого, уставшего человека. Который злился на несправедливость, тосковал по доброте и взаимопониманию. И мечтал о любви. Как сама Марионетт мечтала о мире без боли.У них были разные желания. Марионетт хорошо знала, что любовь – всегда боль, и она не хотела её испытывать. Она мечтала о блаженном покое.Искра невыполненного желания в глазах каждого из Призраков роднила их всех.И делала их хранителями желаний мёртвого бога.Марионетт глубоко вздохнула полной грудью, прежде чем окликнуть зазевавшегося Лютнера.Она улыбнулась своею неизменной сияющей улыбкой и, подойдя к Лютнеру, взяла его за руку и заглянула ему в глаза. Наслаждаясь выражением изумления, которое Лютнер не успел сокрыть, Марионетт лёгким неуловимым движением сняла с него очки и, поднявшись на цыпочки, наклонилась к его лицу. И выдохнула ему в губы свою улыбку, прежде чем поцеловать.?Наши желания не имеют значения, – с грустью прошептала она. – Наши сердца не бьются, наши души – реплики. Мы лишь осколки. Мы нечисты?.Он обнял её, не позволив отстраниться. И сказал:?Но вместе мы единое целое?.
* * *Вернувшись в гостиницу, Марионетт и Лютнер застали Гидо сидящим на полу перед дверью снятой ими комнаты.– О-ё-ёй. Выглядишь как жертва домашнего насилия, – с притворным сочувствием произнёс Лютнер.Гидо лишь вяло махнул рукой перед лицом, не найдясь с достойным на насмешку ответом.– Ни у кого из вас нет сигарет?Марионетт и Лютнер удивлённо вытаращились на подавшего голос Гидо. Собственный вопрос и его самого ошарашил не меньше.– Я и сам не курил никогда. Но сейчас почему-то хочется, – пояснил он, с трудом приподнимаясь на затёкших ногах.Лютнер всё ещё смотрел на него с удивлением, но на лице Марионетт отразилось понимание. Она быстро шагнула к Гидо и протянула свою руку, прикоснувшись к его лицу. Ощутив неясное прикосновение к своим мыслям, Гидо попытался уйти от касания. Но оно исчезло прежде, чем Велиус успел возмутиться. Девушка подняла на Гидо обеспокоенные глаза, затем переглянулась с Лютнером, и, ни слова не говоря, скрылась за дверью в комнату.Гидо проводил её непонимающим взглядом. И вздрогнул, когда Лютнер положил ладонь на его плечо.– Тебе нужен свежий воздух, друг мой, – с нарочитой весёлостью произнёс он, направляя Гидо в сторону выхода из гостиницы.Гидо воздержался от поспешных вопросов и, ведомый дружеской рукой, сконцентрировался на собственных ощущениях.Зехель мерил чертоги человеческого сознания тяжёлыми шагами, нервничающий, нетерпеливый, возбуждённый. Ищущий выход. И мечтающий о наступлении ночи.Впервые Гидо ощущал его внутри себя таким. До сих пор Зехель казался ему лишь тенью собственной души, бесстрастной и невозмутимой. Но сегодня из него рвалось наружу желающее существо, как никогда похожее на человека.– Что с ним? – спросил Гидо.– С ним? – Лютнер удивлённо изогнул бровь. – Ты имеешь в виду?..– Что со мной? – чувствуя нетерпение, повторил Гидо свой вопрос.– Понятия не имею, – легкомысленно отозвался Лютнер. Лицо его, тем не менее, было мрачным и только это удержало Гидо от вспышки гнева.Другая вспышка ослепила его, когда они вышли на гудящую жизнью улицу. Яркий свет заставил Гидо зажмуриться. Тучи рассеялись, и голубые ясные прожилки проступили среди полупрозрачной серой пелены.Лютнер всё ещё держал свою руку на его спине, а Гидо и не думал её скинуть, чувствуя, что без чужой поддержки рухнет на землю и не сможет подняться. Не в силах отвести взгляд, он смотрел вверх. И ему послышался голос, зовущий его в небо.Но он не мог разобрать ни слова.– Не витай в облаках – заблудишься, – раздался голос Лютнера над самым ухом.Гидо досадливо повёл плечом. Чужая рука со спины исчезла. Лютнер размеренным неторопливым шагом держался рядом, увлечённо разглядывая украшенные крыши домов. И не меняясь в лице ни на мускул, завёл ни к чему не обязывающую беседу.– Какой по счёту?– Кто?– Кор.Гидо глубоко вздохнул, прикрывая глаза. Перед сомкнутыми веками возник образ улыбающейся девушки с невозможно огромными сияющими глазами. И тут же сменился её серой хмурой копией.– Второй, – ответил Гидо, прогоняя наваждение. – И один варс.– Не знаю, с чем это связано, но из всех призраков у Зехеля наиболее сильно развито чутьё на кор, – проговорил Лютнер и Гидо был благодарен ему за то, что по крайней мере внешне тот оставался невозмутим.– Мне кажется, что они сами меня находят, – Гидо поёжился и вновь испытал желание засунуть в рот сигарету. Которой не было.– На ловца и зверь бежит, как говорится. Мы все умеем изгонять кор. Но лишь Зехель способен… буквально брать их голыми руками.Лютнер брезгливо поморщился, встряхнув тонкими пальцами. И в том же момент улыбнулся, столкнувшись взглядом с не разделяющим его чувств Гидо.– Волшебные ощущения, разве нет??Да?, – подумал Зехель.– Нет, – ответил Гидо. – Вовсе нет. Это… странно.– Увы, ничем не могу тебе помочь, потому как с трудом могу себе представить твои ощущения. Но если ты хочешь об этом поговорить, я могу…– Нет! – поспешно открестился от доброжелателя Гидо. Представив в себе вновь чужие нити души, Велиус содрогнулся всем телом. И притихший Зехель был с ним солидарен.Лютнер вздохнул так, что на мгновение его тоска показалась искренней.– Дело твоё, – сказал он. – Быть может, Зехель больше других похож на Ферлорена. И оттого все его тёмные творения тянутся к тебе. Какова тебе личина бога нашего, м-м, не жмёт?Гидо не ответил. Вместо этого он произнёс, невольно понизив голос:– Я не ощущал в них тьмы. В кор, которых извлекал.Реакция Лютнера на подобное откровение оказалась скудной. Он пожал плечами и развёл руками в стороны.– Немудрено. По секрету тебе скажу, что на начальных этапах своего… паразитирования на человеческой душе, кор даже используют в лечебных, профилактических целях. В клиниках и реабилитационных центрах, курируемых церковью, такая практика широко распространена. Кор возводят наши желания в абсолют и вовсе не все, из кого они изгоняются, продолжают жить здоровой и полноценной жизнью. Эта окрылённость… к ней привыкаешь. И вовсе не хочется спускаться на грешную землю.Заметив, как изменилось лицо Гидо, Лютнер поспешил обнадёживающе ему улыбнуться.– Не стоит беспокоиться о Магдалине. Проф о ней позаботится, так что всё будет хорошо.Всё ещё не убеждённый до конца, Гидо мысленно призывал себя к спокойствию. И потому даже испытывал почти благодарность перед Лютнером, что продолжал спокойно говорить, вовсе не нуждаясь в собеседнике.Между тем, они вышли к каналу, разделяющему город на две половины. Солнце уже касалось горизонта и тёплый свет бликовал на тёмной воде. Они взошли на мост и остановились у парапета.– …А что касается взаимодействия Кор и Призраков. Мы, можно сказать, из одного и того же теста, поэтому, естественно, что не чувствуем чужую темноту, потому как она для нас кажется такой же родной и естественной, как наша собственная. Эх… Это всё очень сложно, – Лютнер облокотился о парапет. – Кто бы мог подумать, да, что смерть – это такой длительный и сложный процесс?Гидо хмыкнул. Соглашаться не хотелось, но и противоречия, проговаривая мысленно чужие слова, он не ощущал.– Беда призраков в том, что они слишком быстро привыкают к смерти. Мы словно бы запрограммированы самим Владыкой на то, чтобы выполнять и не думать, абстрагироваться от чувств, если они возникают, убеждая себя в том, что их нет и быть не может. Но души внутри нас желают чего-то. Испытывая желание, они живут. А нам, мешкам с костями, некомфортно от того, когда внутри шевелится жизнь. Только так я могу это объяснить. Если Владыка задумывал нас идеальными орудиями, то просчитался. Мы все дефектные.– Любишь ты об этом говорить, – произнёс Гидо, ощущая улыбку на губах. Это было странное ощущение. Ему не было весело или смешно – не было ни единого адекватного повода для улыбки. Но глядя на бегущую куда-то воду, ощущая ветер в волосах и ласковое тепло солнечных лучей на своём лице, он чувствовал, что его мир всё ещё часть мира большего, много большего, чем он может себе вообразить.Было не страшно.Было спокойно.– О, да. Думаю, книгу написать.Вдруг раздавшийся испуганный мужской возглас заставил Гидо резко обернуться. В то время как Лютнер лишь досадливо поморщился, узнав интонацию.– Я умоляю тебя! Лихт! Слезь, пожалуйста!С другой стороны улицы у моста стоял высокий светловолосый мужчина в белой церковной рясе. С ужасом подняв руки, он протягивал их к мальчишке, балансирующему на узком парапете. Над водой раздался его звонкий заливистый смех. Длинные ярко-рыжие, точно пламя, волосы разметались вокруг его головы, ловя крупинки солнечного света.Сердце Гидо дёрнулось и замерло, точно искра жизни пробежала по нитям души. Очередная искра. Ещё один фрагмент.Их взгляды встретились. Веснушки на румяном раскрасневшемся от смеха лице вспыхнули, словно сигнализируя о испытываемой радости мальчика. Тонкий палец взметнулся вверх и вперился в самую грудь Гидо. Широко открыв рот, мальчик восторженно крикнул:– Смотрите, учитель Шульд, там!..Что бы там ни хотел сказать мальчик по имели Лихт, но его опекун, забавно подпрыгнув, стащил его с парапета и крепко прижал к себе, зажав ладонью рот и не давая выбраться. Гидо не знал, как и реагировать, потому как мужчина испытывал явные затруднения с тем, чтобы удержать мальчишку на месте, а тот даже с полузакрытым лицом сиял счастливейшей из улыбок.– Невежливо в прохожих пальцами тыкать, – громким шёпотом пытался увещевать Шульд. – Угомонись, Лихт. Не привлекай к себе внимание, ты приносишь неудобство другим людям, – с заискивающей улыбкой произнёс Шульд, тем не менее бросая в сторону Гидо взгляды не менее выразительные, чем зажатый им малыш.?И он тоже?.– Дай угадаю, – произнёс Лютнер, до сих пор прячущийся под боком Гидо. – У тебя сейчас чувство, будто такое уже было.– И где вас таких только находят? – прошептал Гидо.– Эй, не ставь меня в один ряд с ним…Лютнер имел неосторожность выглянуть из-за плеча Гидо и в ту же секунду оказаться замечен неугомонным Лихтом. Гидо и моргнуть не успел, как, словно взлетев, Лихт вырвался из рук Шульда и подбежал к ним. Гидо задержал дыхание, но, к его огромному облегчению, минуя его, Лихт с разбегу наскочил на Лютнера, обхватив того руками и уткнувшись ему в бок. Тот вздрогнул, и выражение его лица напомнило Гидо то, с каким он обычно терпел притязания Фрау. То была мученическая стойкость.Краешка его сознания коснулся короткий чужой мысленный разговор, по завершении которого Лютнер и Лихт уставились друг на друга, последний при этом широко улыбался, при том что первый даже не старался скрыть столь нетипичную для себя смущённость.Прежде чем заговорить, мальчишка набрал в грудь побольше воздуха и затараторил, что было сил.– Дядя Лютнер, какое удивительное совпадение, вы тоже здесь! А тётя Марионетт не с вами? Как она поживает? Вы оставили попытки её соблазнить? Вы ей, наконец, надоели? А это ваш новый друг? С ним получится, как думаете? Здравствуйте, мистер! Не судите дядю строго, хорошо? Он неловкий, занудливый, у него извращённое хобби, но он добрый, на самом деле. Где-то в глубине своей души, очень добрый. Так что дайте ему шанс! Он ведь так близок к отчаянью. Учитель Шульд, что вы там стоите, идите, скорее, сюда! Смотрите, этот дядя – новый друг дяди Лютнера. Представляете, дядя Лютнер умудрился с кем-то подружиться! Я тоже хочу себе друга! Чтобы моего возраста был или младше на пару лет. Младший братик тоже подойдёт. А мы с учителем Шульдом потерялись! Мы должны были придти в один город, а в итоге оказались здесь, хотя не планировали. Учитель едва не расплакался, но из-за меня, сдержался. Не хочет показать себя со столь неприглядной стороны перед тем, кто в два с половиной раза его младше. А ведь если бы он меня послушался, то мы бы оказались там, где нужно. Но никто меня не слушает. Говорят, что у меня ?рыжий? характер и ругают за него. А ещё говорят, что я много смеюсь и много говорю не по делу, но это ведь неправда. А ещё учитель потерял карту и письмо, которое мы должны были доставить. И ему так сложно поверить, что я не при чём. Но я помню адрес и имя человека, кому письмо было адресовано. И содержание письма я тоже помню. Понтифик хочет пригласить на работу к нам в церковь молодого священника по имени Бастиен! Да, точно, учитель, он ведь всё-таки здесь живёт! Точно, я вспомнил! Я давно вспомнил, но всё вам забывал сказать. Так что мы не потерялись! Мы куда надо идём! А даже если бы и потерялись, оно же к лучшему – иначе бы мы не встретились с дядей Лютнером и его новым другом. Я Лихт! А это – учитель Шульд! Приятно познакомиться, мистер новый друг!Когда Лихт замолчал, Гидо лишь моргнул.Из всего этого Гидо однозначно усвоил лишь одно: что бы там ни говорил Лютнер, но его сходство со Шульдом было прямо-таки разительным. Лица обоих перекосились и застыли восковыми гримасами, полными блаженного смирения.Лихт же был доволен. Обернувшись с улыбкой к Гидо, он подмигнул ему.?Шалость удалась, правда?? – раздался в голове Гидо чужой голос. Более глубокий, принадлежащий ещё не взрослому, но ребёнку, прекрасно всё осознающему.?Ну и манера у вас всех знакомиться, а? Чего вы сразу в голову-то лезете???Экономит время. А мы торопимся. Всё время торопимся жить?.Лихт вышел из сознания Гидо так же лёгко, как и вошёл, оставив внутри после себя холод, точно от сквозняка. В реальности он уже стоял рядом со Шульдом с виноватым видом, искренности в котором было ни на грош. И во взгляде его отражалось что-то глубокое, далёкое.Просто вода. Он просто смотрел на воду.– Прошу прощения, он такой неконтролируемый ребёнок, – Шульд протянул руку Гидо с виноватой улыбкой. Имея возможность рассмотреть его лицо поближе, Гидо заметил, что человек перед ним молод, немногим старше его, быть может. Его облик хранил на себе след затянувшегося путешествия, но лицо выглядело ухоженным, несмотря на проявившуюся светлую щетину, а взгляд светлых глазах и вовсе мог показаться дерзким. То была черта, роднящая всех из семейства Оак – принадлежность Шульда к Дому бога первого округа казалась Гидо очевидной. – Меня зовут Шульд, а его Лихт. Приятно познакомиться– А я… – сконфужённо протянул Гидо, но Шульд, крепко пожав его ладонь, качнул головой.– Не стоит. Я знаю.?Реликт?, – призрачно улыбнулся Шульд.?Зехель?, – буркнул Гидо в ответ.Шульд отпустил ладонь Гидо с явным сожалением.– Надеюсь, мы с вами в скором времени ещё увидимся, – едва уловимым жестом Шульд кивнул Лютнеру, в ответ на его такой же знак. – Счастливого пути. Мы будем с нетерпением вас ждать.– Да! – воскликнул Лихт. – Поскорее возвращайтесь домой!Поклонившись напоследок, Шульд взял Лихта за руку и не спеша вместе они пошли прочь. Обернувшись через плечо, Лихт на ходу помахал оставшимся на мосту Гидо и Лютнеру. В его улыбке был только свет и тепло – неиспорченная счастливая детская улыбка, которая грела сердце.И правда, как игла с ядом, была неприятной.Гидо не стал ничего спрашивать, попросту не нашёл в себе силы произнести вслух слова, которые не приносили боли, уже нет. Но в которых было нечто большее, чем просто боль.?Он мёртв?.Камни, привязанные к рукам и ногам, сердце – твёрдое. Застывшее ещё до того, как перестало биться – самый тяжёлый камень. Он лёг на дно, уже не чувствуя ничего. Вода укрыла его и он улыбался светлым бликам, пробивающиеся сквозь тёмную толщу. Ему, как и Гидо, снился свет. Он очнулся с другим именем.?Рандкальт?.–Эй, молодые люди, что за постные лица? – словно гром среди ясного неба, раздался голос Химмеля. Он появился на дороге, словно материализовавшись прямо из воздуха. – Завтра с утра отправляемся, так что не теряем время, друзья мои, ещё столько нужно сделать!Лютнер что-то ответил, Химмель в ответ рассмеялся. Гидо едва сумел выдавить из себя улыбку. Но торопить его не пришлось. Вместе со своим спутниками он поспешил в гостиницу.Ему не терпелось увидеть Фрау.