Часть тридцать первая (1/1)

Однородная на первый взгляд кладка стен складывалась из камней двух типов. Первый?— обычный темный камень, похожий на гранит, а вот второй?— шероховатый, графитового цвета, я не смогла определить. Из него же цельной плитой был сделан и пол. Магией или в ручную, все было отшлифовано и отполировано, и складывалось в идеально ровную поверхность. Металлические крюки на стене располагались не хаотично, но и никакого магического узора не составляли. Под запекшимися разводами крови виднелись бороздки царапин. Пленники скребли стены. Сколько же боли, отчаяния и ужаса впитали в себя эти камни. Воодушевление, с которым приступила к обследованию стен, растаяло, оставив в душе горечь разочарования.Остается запасной способ, старый и рискованный. Вдохнув, решаясь, я резко выдохнула и закричала во весь голос:—?Помогите! Кто-нибудь меня слышит?!Крик ударился о стены и эхом унесся к потолку. Со стороны это звучало как ненавистный для Лены весенний мяф Ефросиния. Лена, Фроська… Как они там? От гнетущих мыслей в мою кошачью серенаду свободе добавились драматичные интонации. Мяу выходило таким трагичным?— саму себя становилось жалко. Я звала на помощь долго и только, когда не смогла выдавить ни хрипа, сдалась. Возможно, магия глушила и любые звуки, либо меня никто не услышал, потому что спасать некому. Стало так жутко навсегда остаться в этой камере и умереть в одиночестве, что едва не поддалась мысли позвать Азазеля. Прикусила язык, смахнула хвостом слезы и, свернувшись клубочком, легла поближе к середине пентаграммы, подальше от окровавленных, расцарапанных стен. Внезапная усталость накатила, я и послушно закрыла глаза.Трудно судить о времени, если нет ни окон, ни дверей, ни единой щелочки с просветом. Пентаграмма медленно, но верно вытягивала из меня силы. Не физические, какую-то важную часть меня, связывающую с этим миром. Дар, который не был изначально моим, но принял меня. Наверное, это в фэнтезийных книжках и называют магией. Сперва, я обрадовалась, если магия является связью, то без нее чужой мир выкинет меня как лишний элемент, в нем не прописанный. Это было логично, это было во всех прочитанных историях, но… Чем меньше ее становилось, тем острее чувствовался холод и голод. Каждый раз проваливаясь то ли в черную муть сна, то ли в забытье, я ощущала, что слабну. Магия не только удерживала в этой реальности, но и поддерживала мое тело. Настанет ли момент, когда уже не открою глаза? Умру по-настоящему или же очнусь дома, как после пробуждения от кошмара?В минуты отчаяния я бегала от стенки к стенке, которые в тусклом свечении линий казались надгробными плитами, грозящими вот-вот упать и раздавить. Заклятие истончало жизнь, а тишина и одиночество?— разум. Вспомнив злоключения Робинзона Крузо и, стараясь сохранить рассудок, стала разговаривать со своим хвостом.Пушистик был отличным слушателем, даже иногда кивал в ответ. Мы обсуждали с ним планы побега, тотальную вселенскую несправедливость и абстрактный узор стенной кладки. Я декламировала ему стихи и пела песенки. В кошачьем исполнении последние походили на вой. Выть, действительно, хотелось. Тогда я сворачивалась дрожащим клубочком и плакала. Пушистик мягко вытирал слезы, и после мы замирали, раздавленные мертвым беззвучием нашей каменной клетки.Когда на стенке появилось небольшое темное пятно, которое потом отрастило лапки и стало спускаться вниз, я подумала, что это последняя стадия отчаяния и начальная шизофрении. Зажмурилась, потерла лапой глаза и снова посмотрела?— не исчезло. Свечение от пентаграммы было тусклым, но с кошачьем зрением удивительно, что я не могла его рассмотреть. Хотя если это глюк… Или же… Помешкав, наступила на линию заклинания лапой, позволяя ей напитаться магией. Рисунок вспыхнул, и света в камере добавилось. Пятно за это время успело спуститься со стены и решительно по полу направлялось в мою сторону. От вспыхнувшего света оно затормозило и дернулось. Не испуганно, скорее раздраженно. Потом округлилось и стало напоминать толстого, безобразного паука. Я попятилась, когда на темно-серой, матовой поверхности его тела открылись четыре пары в ряд черных блестящих глаз-бусинок, обвели внимательным взглядом помещение, звезду на полу и потом уставились вновь на меня.Вот тебе и компания… Я нервно сглотнула. Это какой-то вид демонических пауков? Вследствие своего одиночества мы с пушистиком были бы рады живой компании, если та не плотоядная. Словно отвечая на мой мысленный диалог, внутри глаз паука засветились алые огоньки-точки. Шерсть на загривке вздыбилась от такой жути. Хвост нервно забил по бокам. Спокойно, пушистик. Мы же больше. Целиком он нас точно не проглотит, хотя лапы отрастил, может там где-то и акульи челюсти прячутся. Я медленно шагнула назад. Паук пробежал вперед.—?А ну брысь!Насекомое не испугалось, опешило от такой наглости. Похоже, на него никто еще раньше не фырчал. Клянусь, на его насекомой недомордочке промелькнуло удивление, а затем появилась циничная усмешка. Глаза даже прищурил. И стал медленно обходить линии пентаграммы, заходя ко мне сбоку. Господи, что делать то?!На третьем круге в медленные догонялки, я вдруг поняла, он проверяет мою реакцию. Судя по тому, как ловко перепрыгивал линии, которых предпочитал не касаться, спокойно мог допрыгнуть до меня. Однако, ходил то в одну сторону, то в другую, разглядывая, помигивая глазками и внимательно наблюдая за каждым моим движением и проявлением эмоций. Что ему нужно?Когда паук сделал очередной резкий прыжок в мою сторону, который должен был по замыслу меня испугать, я не отшатнулась, а просто нагло плюхнулась на хвост, всем своим видом показывая?— с места не сдвинусь. Насекомое задумчиво замерло, а потом вновь неторопливо двинулось ко мне. Специально по прямой траектории, чтобы я во всей красе рассмотрела жуткие лапы и глаза, морально надавливая и ища во мне признаки страха. Я сощурилась в ответ, не отрывая взгляда от его глазастой зловещей моськи. Надеюсь, слух у него плохой, и как от испуга колотится о ребра сердце, он не слышит, а пушистик дергается, так это от раздражения.Паук остановился в сантиметрах двадцати от моих лап в ожидании эффекта, а я наконец получила возможность его хорошо разглядеть. Лучше бы этого не делала. Наблюдая, как под моим взглядом деформируется и меняет текстуру его тело, я цепенела от ужаса. Густой черный дым обращался в блестящую слизь, а та формировала плоть, и процесс повторялся обратно. Зато теперь понятно, откуда в камере насекомое. Их тут просто нет! А это нечто просочилось в помещение снаружи. Определенно Азазель запер меня в аду. Трудно представить это существо или сущность жителем солнечного радостного мира.Пока я мысленно пыталась унять зарождающуюся истерику, паук начал обходить сбоку. Когда насекомое зашло за спину и потерялось из поля зрения, я еле подавила паническое желание обернуться. Спокойно. Это провокация. Не поддаемся. Отвлекаясь от страха, стала про себя считать. На сто тридцать пятой секунде паук не выдержал первым, выполз из-за спины и сел передо мной, копируя насколько возможно мою позу, даже одну лапу оттопырил и подергал ей на манер хвоста. И самое удивительное?— у него получилось! Отчего я и вовсе растерялась и забыла про выдержку, ощущая, как кошачья мордочка вытягивается, отражая смесь непередаваемого удивления и ужаса. В ответ паук со странными пшикающими звуками сильно затрясся и завалился на бок.Господи, неужели ему плохо, и сейчас он задохнется и откинет лапки?! Я бы облегчила его страдания и придавила чем-нибудь, но… Стоп. Он что… хохочет?! Я даже про страх забыла, смотря, как кляксовидная гадина перекатывалась по полу в приступе гомерического смеха. Обида резанула по натянутым нервам, и только мысль, насекомое может оказаться ядовитым, удержала, чтобы не наподдать ему лапой. Демонстративно отошла от него и у противоположной стены села, повернувшись спиной. Если нападет, то либо отобьюсь, либо нет?— бежать все равно некуда. Я напряглась в ожидании, вся обратившись в слух и, чувствуя, как от нервов вздыбилась шерсть на загривке. В голове один за другим прокручивались варианты развития событий. Я готовила себя к нападению и новой боли. Этот мир был щедр на неприятные сюрпризы. Но неожиданно по ушам, словно острое лезвие, резанул тяжелый скрежет. Вздрогнув, машинально подняла глаза. Почти у самого потолка появилось квадратное окно, пропускающее тусклый свет. К нему легкой тенью кто-то подошел, и фигура определенно была человеческой. Растерянность, непонимание, а потом надежда, горячая, острая, прошлась будоражащей волной от усов до кончика хвоста, выбивая из головы все мысли. Я поднялась, привставая на на задних лапах, собираясь прыгать, да что там… взлететь! Ведь там выход! Там кто-то есть! Глаза защипало от слез.—?Помо… —?голос надломился, я нервно сглотнула, боясь промедления даже в секунду,?— помогите! Пожалуйста, не уходите!И заметалась по камере, не отрывала взгляда от некто у окна. Тот приблизился, и сквозь пелену тени проступили очертания лица. Сердце застучало сильнее и чаще. Меня услышали? И в следующее мгновение остановилось. Боль острым колом вонзилась в грудь, заставив пошатнуться. Лапы задрожали и подогнулись. Я плюхнулась прямо на скрещенные линии пентаграммы, но мне было все равно. Я наблюдала, как скрывается свет за каменной стеной, и из пережатого паникой горла не могла выдавить ни слова.Окно закрылось с мерзким стуком задвинувшейся крышки гроба. Я хорошо помнила этот звук, так смерть стучалась мне в сердце на похоронах родителей. Тук-тук… Теперь ты одна… Тук-тук… Кто следующий? Нет! Нет! Нет! Я замотала головой, прогоняя ненужные воспоминания. Я выберусь! Обязательно! Спасу Софи, помогу лисице, снова обниму сестру и Фроську! И я больше не одна! Я огляделась, ища глазами паука. Потом поднялась и на дрожащих лапах обошла всю камеру, осмотрев даже стены. Никого…Охватившая тишина внезапно стала густой и тяжелой, удушливыми нитями сжала легкие и просочилась внутрь, пустотой поедая все мысли, чувства, ощущения. Я пораженно застыла, не в силах сделать и вдоха, а потом сама не поняла, как закричала: ?— Азазель! Азазе-е-ель!Горько, отчаянно, с царапающей горло осколками разбитой надежды, прямо как Элизабет, горящая на костре. Я тоже горела. Изнутри. В пламени панического ужаса от осознания, что умру тут. Медленно и совсем одна.