"Ничего не бойся" (1/1)

Когда первые лучи едва поднявшегося солнца касаются холодной мёртвой земли, безжалостно истерзанной войной, первый продирает глаза Николас. Он так и уснул у очага, но спал из рук вон плохо. Даже просыпался разок в ночи. Сердце бешено колотилось, тем самым сигналя Линду о гибели товарища. После этого мужчина обессиленно рухнул, перед этим подойдя к Анне и накрыв её своей курткой, захватив и Томаса. Всё-таки девушка болеет, и по прибытию в родной полк Николас обязательно запрёт её в госпитале на неделю-другую. Так и уснул возле названной дочери и её избранника, проспав до утра. На удивление, Линд оказывается первым, кто встаёт. Парочка ещё нежится в объятиях, и не думая вставать, даже когда игривое солнце щекочет лучами лица. Николас не спешит будить их, за него это делает поднявшаяся в полку суматоха. Грядёт наступление. Анна просыпается сразу же, поначалу не вникая, что происходит вокруг. В голове проносятся воспоминания дивного вечера отчего девушка чуть улыбается.—?Гладышева! —?в привычном громком тоне осаждает её Линд. —?В облаках будешь в госпитале витать, но до него ещё надо добраться. Буди Тома.Как только девушка высвобождается из объятий, сонный Блейк цепляется за импровизированное одеяло и прижимает его себе, еще крепче, к самому сердцу, по-кошачьи жмурясь и что-то невнятно пыхтя. Самая сладкая для юноши ночь, и он так не хочет из нее возвращаться. Апрельский ветер ее холодный пробегает по коже с волной мурашек, и Томас спешит спрятать нос. Его сон не способна потревожить никакая сила: он не слышал выстрела ночью, ни даже сейчас образовавшаяся еще слабая суматоха в окопе-муравейнике, ни голос доктора, ни рука девушки, тормошащая за плечо. Если уснул?— так уснул богатырским сном.—?Спит, да? —?хитро протягивает появившийся лейтенант Блейк и посмеивается в воротник кителя.Но несмотря на искринки в глазах, лицо его серо. Он смеряет одним только кивком Линда, будто бы отчитавшись о вынужденно-проделанной работе этой ночью. Сам склоняется к Томасу и легонько шлепает его по щеке. Ноль реакции. Джозеф, хватаясь за плечо, делает усилие, чтобы перевернуть брата на спину, разомкнуть его сладкие объятия с курткой, но тот упрямо, как пружина, возвращается на исходную. Иронично кашлянув, Блейк-старший выпрямляется и отходит на пару метров, также указывая и Анне чуть-чуть отодвинуться от возлюбленного. Лейтенант явно знает, что сейчас может произойти.Джозеф весь вытягивается, приподнимает подбородок и?— как гаркнет во всю глотку:—?РОТА, ПОДЪЕМ!Подчеркнутый бас становится превосходным пенделем для капрала, и тот мгновенно, с какой-то странной силой барахтается в накидке и вскакивает на ноги.—?Да, с-сэр-р… —?Томас отдает честь, чуть пошатываясь.На три голоса раздается хохот. В Джозефа тут же летит куртка. Юноша опирается о стену и потирает лицо.—?Вот придурок.! —?смеется Томас.—?Я пришел с миром,?— Джозеф разводит руками и протягивает доктору его куртку,?— вам нужно возвращаться, скоро наш полк пойдет в наступление, вы не должны здесь находиться. Машина ждет вас у моста; чем быстрее вы приготовитесь, тем лучше,?— лейтенант заводит руки за спину, окидывая всех спокойным взглядом.—?Я пойду с тобой! —?Томас решительно выступает вперед, но брат проводит по воздуху ладонью.—?Исключено.Капрал смиренно вздыхает и стискивает зубы. Все-таки его брат?— старший по званию. Сдержанно кивает и осматривает вещи под ногами. За вечер ничего не было распаковано из вещмешка, а значит они готовы практически прямо сейчас и идти. Томас чуть взволнованно поднимается на цыпочки, стараясь высмотреть на поверхности грузовик, и как только это получается, его внимание привлекает прошедшийся возле кузова силуэт солдата: ?Скоф уже там!?.—?Мы готовы,?— капрал переглядывается приветливо с доктором и переводит взгляд на Анну, которую бережно и крепко берет за руку,?— да?В ответ?— кивок.Пора сворачивать и, наконец, возвращаться в родной полк. Анна чуть подкашливает, и Николас, поднимая свою куртку, быстро накидывает её на плечи названной дочери, вновь пробурчав, что на неделю запрет Гладышеву в госпитале. Из вещей?— только свежевыданный вещмешок, да лук Анны, который так и не сломался за это время. Выходит, не зря она выбрала материалом для основы дуб, а для тетивы?— собственные волосы. Коротенькие, они до сих пор в непривычку, особенно сейчас, после пробуждения, когда они разлетаются одуванчиком в разные стороны и в некоторых местах налипают на бледное от усталости и болезни девичье лицо.Дорога через окоп уже не кажется чем-то из рук вон выходящим, как было в начале. Теперь коротко, без лишних сантиментов, бессмысленных ран и постоянной потребности кого-то подпереть, чтобы ненароком не свалились. Уже могут сами, в состоянии. Поход закалил, предал стойкости даже, казалось бы, изнеженной благородной девице. Теперь она готова терпеть боль и через неё преодолевать преграды. Птичка выпорхнула из-под отцовской рясы прямо в объятия возлюбленного и ещё одного близкого человека, которого Анна уже смело называет не иначе, как отец.Николас тоже изменился. Трое его спутников в этой нелёгкой миссии смогли растопить заледеневшее от времени и нелёгкого прошлого сердце. Линд уже не рассчитывал обзавестись семьёй и даже принял то, что жизненный путь пройдёт один, врачуя чужие раны, но теперь у него есть дочь и замечательный товарищ. Да, речь о Блейке. Том самом Томасе Блейке, который не раз за этот поход набил морду первой зануде полка. И о том самом Блейке, который, после этого, переборов себя, спас Николасу жизнь.Вещмешок с грохотом плюхается в кузов, и Линд кивает Анне, чтобы та залезла. Николас же сразу забирается вслед за ней. Анна сразу прижимается к мужчине, так как становится зябко. Тот не сопротивляется, обнимает в ответ, сам буравит взглядом вещи. В походе он потерял свою сумку с инструментами, ровно как и Анна?— свою с гражданской одеждой, рясой брата и пучком собственных волос. Всё, что осталось у неё?— это иерейский крест, спасший ей жизнь и со сих пор висящий под курткой рядом с её нательным, да иконка Девы Марии, взятая из дневника узника и нашедшая своё место в нагрудном кармане куртки девушки.Двое ждут Блейка, дав ему время поговорить с братом, ведь неизвестно, встретятся ли они снова.—?Даже возвращаться не хочется,?— Томас стирает ладонью остатки сна и потягивается.Он сидит на краю кузова, болтая ногами. На юном лице сияет утро: румянец оттенков рассвета, ясно-голубые глаза, легкая, слегка смятая улыбка, едва заметные детские ямочки на щеках. Как Джозефу не хочется все это приводить в шторм, и никак нельзя уйти от обязанности это сделать, ведь Томас продолжает озираться и искать взглядом не просто сослуживца, не просто знакомое лицо, а своего лучшего друга.—?А Скоф? Мне показалось, он здесь… —?капрал слегка хмурится, оборачиваясь то и дело в открытый кузов и смеряя немым вопросом Анну и Николаса.Лейтенант переминается с ноги на ногу, но вдруг его взгляд становится отражением навсегда потухшего взгляда капрала, таким же серебристым, твердым и спокойным.—?Я должен тебе сказать кое-что, но ты пообещай, что… будешь держать себя в руках,?— начинает Джозеф. —?Он бы не хотел, чтобы тебе было плохо.Блейк-младший настороженно замирает и прищуривается, под сердцем проскальзывает холодок.—?В последний раз ты говорил так, когда умерла мама,?— вполголоса замечает он.Джозеф кивает и тянется в карман. Все повторяется. Томас с молчаливым страхом наблюдает за рукой брата: в тот раз она вытащила похоронное письмо, а теперь… Лейтенант протягивает ему фотографии, на которых улыбается дама в белом, две симпатичные малышки, а на третьей и сам Блейк, тогда еще отец Томас.—?Это его фотографии… —?юноша в растерянности поднимает лицо. —?Почему?Вместо ответа в ладонь опускается цепочка с маленьким потертым крестиком.—?Мне очень жаль, Том,?— медленно произносит Джозеф и уже готовится считать слезы брата, но ничего не происходит, капрал просто замерзает без движения, только утопает взглядом в изваянии Спасителя. —?Он просил вас позаботиться о его семье, написать им, кажется, ты много значил для него…Томас не слышит ни собственного сердца, ни звука мотора, ни спешки солдат. В голову пулей ударяет осознание: Скофилда больше нет. Ледяная боль проходится по всему существу.—?Как? —?один вопрос роняют искусанные белые губы, Томас ощущает собственное падение далеко-далеко в темноту.—?Он не единственный,?— аккуратно отвечает брат. —?Все, кто попадает в концлагеря, обречены закончить либо там, либо здесь.Томас закрывает глаза: расстрел, конечно.—?Он был очень хорошим солдатом, и я уверен, не менее хорошим товарищем. Не забывайте о нем,?— Джозеф успевает почтить кивком Анну и крепко пожимает руку доктору, выражая тому особое уважение.—?Знаешь… наш папа, он остался там,?— Томас решается без оглядки сказать об этом, и брат принимает спокойно, поглаживая младшего по плечу,?— он сказал мне, что есть вещи гораздо страшнее войны…Лейтенант глубоко вздыхает, ему жутко смотреть на Томаса в таком убитом состоянии, особенно понимать, что они должны проститься именно сейчас.—?Это нам не грозит,?— он ласково улыбается и чуть приподнимает лицо брата, вынуждая на себя посмотреть. —?Эй, слышишь? Ничего не бойся.Джозеф прижимает капрала к сердцу на какие-то минуты и мягко отпускает, когда водитель спереди подает сигнал готовности. Томас молчит; молчит, потому что силы разом ушли в подрагивающие руки, молчит, потому что папа не любит слез. Он не замечает этих объятий, не слышит последних теплых слов, не чувствует, как трогается с места грузовик, а он так и остается сидеть на краю. Фигура брата машет рукой на прощание, но она уже потеряла четкие очертания. На плечо ложится головка Анны, она обнимает юношу, вбирая в себя весь его страх; на другое?— крепкая отцовская рука Линда. Ветер приносит запах проливного дождя, в ладони теплится новый крестик. Все-таки Уилл заслужил небо… Блейк прикрывает глаза… Из нескольких лет войны только три апрельских дня полностью перевернули мир для всех, кого эта история коснулась. Она же вплела в кудри юного солдата первые снежные проблески… Страшнее, чем война, только полное одиночество. И оно действительно теперь никому из них не грозит.