Глава 4. Потерянное (Прыжок с парашютом и дневник) (1/1)

42А потом всё изменилось. Я вернулся домой, провёл выходные за работой в студии. Мы выбрали песню для дуэта с берлинской певицей, и в понедельник вместе с Томом и Рене отправились в столицу. Лейбл снимал Майеру номер в отеле ?RAMADA?, в центре города, на пересечении улиц Шлегельштрассе и Шоссештрассе. Мы остановились там же. Студия Sony была в двух минутах вниз по Шлегельштрассе. Рядом?— три кладбища и крошечные парки, поэтому Рене, Ксавьер и я выбрали набережную реки Шпрее местом нашей утренней вторничной пробежки. А после, в десять часов, мы успешно записались, и Ксавьер занялся мастерингом трека. В полдень состоялась фотосъёмка для промоушена альбома, а вечером?— интервью на телевидении. Мы постоянно были чем-то заняты, куда-то ехали или что-то обсуждали. За всей этой привычной музыкальной рутиной ко мне незаметно вернулось ощущение ?прежней? жизни. Та короткая случайная встреча с Жюльет в аэропорту помогла ?встать на переломанные ноги?. Эли знала, что я её искал, но сама за эти три месяца даже не попыталась выйти на связь. Эта мысль придавала сил двигаться дальше, оставляя и её, и наши воспоминания разорванными огнями фейерверков в новогоднем небе Парижа.На следующий день прибыли Лео и Хаген. Мы засели в студии Sony, решив отрепетировать завтрашнее выступление для Bundesvision. Позже подъехала вокалистка, Мила. В прошлом году, когда наш дуэт выбрали лучшим, никакой фонограммы никто не пускал. В этом году, выступая в качестве победителей, от нас требовалось лишь одно?— зрелищно открывать рты, попадая в звучащие из колонок слова. Задача весьма простая, но мы всё же решили прогнать текст и отточить синхронность действий.После репетиции мы, Мила, Ксавьер и ещё человек десять знакомых берлинских музыкантов поехали в кафе на пересечении Фредерикштрассе и моста Вайдендаммер, где мы намеревались подкрепиться и поделиться творческими планами на грядущий год. Но моё чёртово сознание принялось выкидывать из хранилищ памяти картинки парижского кафе ?PANIS?, что также располагалось на углу, у самой набережной Сены, оттого пропал и аппетит, и позитивное настроение. Вдобавок завтра четырнадцатое февраля: внутри кафе украшено праздничными красными шарами, сердцами и стрелами Амура. Хотел вернуться в номер, но ударивший по голове алкоголь быстро вышиб эту идею. Общение с другими людьми мне было катастрофически необходимо. Оно являлось живительным кислородом, однако первый вдох давался обжигающе больно. Каждый раз я словно заново социально рождался. 43Дни полетели стремительно быстро. Отгремело наше выступление в Берлине, через неделю состоялась съёмка во Франкфурте на заводе ?Harley-Davidson?. К концу февраля пришли холодные дожди, превратив снег в грязевую слякоть.Март был ветреным, серым и влажным. Неимоверно хотелось тепла, весны и хоть каких-то значительных перемен. В один день светило солнце, из-под сходящего снега уже пробивалась прошлогодняя трава, но погода точно смеялась над миром: наступала ночь, и небо покрывало землю новым снежным одеялом. Эти угрюмые чёрно-белые картины за окном, голые деревья, сырость и каркающие вороны вызывали непреодолимое ощущение, будто природа и вовсе не сможет пробудиться от зимней спячки. Где-то я читал, что наибольшее количество самоубийств приходится на март. ?Влияние времён года на суицидальное поведение? — кажется, так называлась статья. Моя депрессия тоже частенько обострялась именно весной. Но я никогда всерьёз не хотел кончать жизнь самоубийством, даже тот случай со снотворным был скорее блефом, дешёвой актёрской игрой перед самим собой. Да он и не отличался особой креативностью. Отравление?— это уж слишком скучно. А что есть ?интереснее?? Какие способы вообще существуют, какой из них самый популярный? И я закрылся в кабинете, выискивая информацию на просторах ?всемирной паутины?. Смерть через повешение занимала почётную первую строчку чарта. Ниже?— огнестрельное оружие, которое являлось менее популярным лишь из-за того, что было легализовано не во всех странах. На третьем месте?— выбранный мною способ. М-да, банальщина.—?Штэф, через полчаса запись. —?В комнату вошёл Тони, недоверчиво косясь на монитор.—?Да всё в порядке, —?усмехнулся я. —?Только Майеру не вздумай звонить.—?Зачем ты это читаешь? —?Сел он рядом.—?Хочу написать рассказ.—?Рассказ? —?нотки скепсиса всё ещё звучали в его голосе.—?Угу. —?Открыл я очередной сайт в новой вкладке.—?Там кто-то должен умереть? Покончить с собой?—?Возможно, ещё не определился… Пока вот стало интересно, какой способ самоубийства самый необычный. Хочу найти что-то оригинальное… —?Перешёл я по следующей ссылке.—?Если об этом написали в интернете, это уже не ?оригинальное?.—?Слушай, а твой котелок и впрямь работает,?— сказал я, рассмеявшись от удивления.—?Бывает, —?засмеялся и он, и придвинул стул ближе. —?Ну, и что там пишут?К вышеупомянутому можно добавить кровопускание, прыжки с высоты, прыжки под колёса транспорта, утопление…—?Обезвоживание, голодание? Это вообще возможно? —?Тони принялся зачитывать статью вслух.—?Да уж, и правда, ничего оригинального. —?Закрыл я ноутбук.—?Точно всё нормально? —?опять настороженно спросил он. Я лишь утвердительно кивнул, и мы спустились в студию. Мне нужно научиться ценить поддержку тех людей, что меня окружают. В последние месяцы я был крайне резок со многими, порой даже вспыльчив и груб. И сейчас, когда прошедшее время опустилось на дно памяти болезненным осадком, откуда-то из глубин души стали доноситься колкие нотки угрызений. Я чувствовал себя виноватым перед всеми и всеми возможными способами старался сгладить свои ?косяки?.44К началу марта работа над нашим десятым студийным альбомом была официально завершена. Мы долго ломали голову над его названием, а потом, как-то засидевшись в студии допоздна, идея сама выскочила из полумрака комнаты. ?Монстр!??— предложил Рене, и я подумал, что это слово как нельзя лучше описывало всё то, что скрывалось за строками и мелодиями всех наших песен. Следующим этапом был выбор обложки. Но это оказалось ещё сложнее, чем мы думали. С ним мы протянули до конца месяца. А потом всё произошло в одночасье. Было солнечное воскресенье, двадцать третье марта. Пасха. Брат с женой, племянником и мамой приехали в гости. За ними следом?— отец. Чуть позже на пороге появился Ксавьер с корзинкой яиц. К полудню в кухне для всех гостей не хватало места. И мы спустили с чердака обеденный стол, поставив его на заднем дворе на уже зеленеющей лужайке. Лео и Хаген подоспели точно к праздничному обеду. Отец, Ксавьер и Тони жарили барбекю. Мама и Моника расставляли по столу фрукты и овощи, что я пол-утра нарезал и шинковал. Маркус, пытаясь поймать соседского кота, носился вокруг деревьев с жуткими воплями. Том и Рене выносили гитары, комбики и усилители из студии на нашу заранее возведённую импровизированную сцену. Я распевался, Лео отстраивал барабаны, Хаген?— свою гитару. А песню спустя, услышав музыку, к нам присоединились Эберты. Первое живое исполнение нашего альбома можно было считать ?успешно состоявшимся?.—?Слушай, мне понравилось! —?первым вскрикнул Йенс.—?Да, не дурно! —?рассмеялся брат.—?Если вы не определитесь с обложкой, я выберу на своё усмотрение. —?Подошёл Ксавьер с тарелкой сосисок. —?Держи, —?протянул он Лео. —?Вы с Хагеном что думаете? Я говорю, раз назвали ?Монстром?, так давайте что-то такое в духе Данте и нарисуем: круги ада и…—?Я предлагал какую-нибудь девицу с ножом и в крови. Но он,?— толкнул он меня в плечо,?— назвал это ?безвкусным и пошлым?. Пф!—?Оставь девиц в покое! —?засмеялся Том. —?Я тоже считаю это заурядным.—?Рене? —?обратился к тому, хрустящему яблоком, Ксавьер.—?Можете нарисовать на моей лысине злые глазки, а к ушам приклеить клешни краба?— вот вам и монстр!—?Это не монстр, а опухшее яйцо! —?Том и Лео залились смехом. —?С подобными идеями к нему. —?Принялись они трепать Хагена за макушку.—?Ты видишь, с кем мне приходится работать? —?засмеялся и я.—?Штэф, в ближайшие дни нужно всё утвердить. Месяц тянете. —?Я лишь развёл руками.—?Йенс?—?А? —?оторвался он от стакана с соком.—?Выручай, —?похлопал его по плечу Рене.—?Милая! —?позвал он Кристину, беседующую с Моникой и мамой. —?Чтобы ты нарисовала на обложке альбома под названием ?Монстр??—?Что-то, что никто не ожидает увидеть! —?прокричала она в ответ. И мы перевели взгляды на сражающихся на палках отца и Маркуса, озвучивающего каждый удар своим детским злобным писком.На следующий день родители и семейство брата разъехались по домам. И уже во вторник утром в студии Мюнхена состоялась фотосессия Маркуса. Маленький ребёнок со взглядом серийного убийцы на обложке действительно смотрелся жутковато. С этого момента, альбом был готов на все сто процентов, и лейбл занялся промоушеном. Мы стали выступать на различных радиостанциях, курсируя между городами страны, давать интервью печатным и интернет журналам. Последовала череда фотосессий. Через пару недель должно было состояться выступление вместе с симфоническим оркестром Брауншвейга. В событии подобного масштаба мы принимаем участие впервые.Параллельно с работой группы, я, Ксавьер и присоединившийся к нам Том, решили записать пару каверов для нашего с Майером сайд-проекта. В перспективе?— снять клип и отыграть несколько шоу. Дел хватало на то, чтобы я не забивал голову разной чепухой. Я постоянно проводил время в разъездах: съёмки, интервью, студия дома, студия в Бохуме, студия в Берлине. Болезненно завершившиеся отношения, наконец, спустя почти полгода, закончились и для меня. Однако сейчас даже невинное общение с женщинами вызывало во мне вспышки ярости и гнева. Я ненавидел весь их сучий пол. Ей-богу, если бы не секс, нам и общаться было бы не о чем. Как-то мне приснился сон, в котором этот герр Хюттер (что беседовал с Жюльет) и Эли были вместе. Мне снилось, будто я встретил их в Берлине. Его орлиный нос, зализанные чёрные волосы и словно смеющиеся надо мной зелёные глаза, поблёскивающие за тонкими стёклами очков, остро вонзились в мою память. Если бы он оказался любовником Эли, мне было бы проще её ненавидеть. Хотя бы ненавидеть. И, быть может, воспоминания перестали бы преследовать меня невидимыми фантомами. Несмотря на погожий апрель, он и в сравнение не шёл с нашей осенью. В тех серых днях было столько света, которого и не заменила бы вся яркость этого весеннего солнца. Дни становились длиннее и вслед за ними, казалось, моя жизнь тоже. Вот именно ?казалось?. В следующую среду мой день рождения. Но ни праздничного настроения, ни желания созывать гостей у меня нет. Впрочем, несмотря ни на что, собрать близких придётся. Этот протест чувств обычно рассеивается сразу же, как только я оказываюсь в кругу друзей и семьи. На удивление разорванные отношения с Эли, каким-то образом повлияли на мои отношения с друзьями, связав их прочнее, сделав теплее, особенно с Ксавьером. Я и представить не мог, что однажды мы с ним создадим собственную группу.45Симфонический концерт в Брауншвейге состоится лишь в конце месяца, и до того времени у группы небольшая ?передышка?. Я усердно работал в студии?— сводил песни молодых команд, на выходных даже выступил со знакомыми джазистами в излюбленном кафе. Облюбовал спортзал, находившийся неподалёку и ставший для меня настоящей отдушиной. Обзавёлся там новыми ?друзьями?, мог проторчать у тренажёров с утра до позднего обеда. Изо всех сил старался не превращаться в узника, заточённого в стенах собственного дома.Потом наступила среда?— день моего рождения, за ней?— выходные. Приехала семья (родители и брат) и друзья. Я снова накрыл стол в саду на заднем дворе, но вечером начался дождь, загнавший нас в дом. Но, несмотря на ненастье, день был хорошим. Мы много говорили и ещё больше смеялись. Застелили пол в столовой пледами и подушками. Принесли гитары, вина и вкусной еды. А дождь барабанил по крыше, наполняя комнату домашним уютом, и родители пустились в воспоминания моих детских лет, вскоре к ним подключился Том, с которым мы знакомы едва ли не всю мою сознательную жизнь. А потом Ксавьеру позвонил кто-то из студии GUN, и он сказал, что у группы Даниэля намечаются два шоу в Эссене и Бохуме, и меня приглашают исполнить песню, совместно записанную в ноябре. Родители тут же попросили сыграть её. Рене протянул гитару. Я запел, и вдруг ощутил, как мне чертовски не хватает сейчас Эли. Или это пара глотков красного вина, так отозвались в сознании?46Ранним утром воскресенья Ксавьер потащил меня куда-то для ?вручения? главного подарка. И уже через час мы оказались близ побережья Северного моря, проехали мимо небольшого аэропорта Нордхольц. Недалеко от него ежегодно проводится музыкальный фестиваль ?Deichbrand?. Бывал на нём несколько раз, но лишь в качестве зрителя. Сюда вообще довольно часто выбираются горожане на семейный отдых или кемпинг. Выше?— несколько оздоровительных санаториев, клиник. Ещё я знал, что где-то тут находится гольф-клуб, должно быть, именно туда мы и держим путь. По обе стороны автобана протянулись зелёные поля пушистой молодой травы, словно подтверждая мою догадку. Но я ошибся.—?Идея принадлежит Тому,?— сказал Ксавьер, припарковав машину у металлических ворот с табличкой ?Аэроклуб?.И пока мы шли по тропинке из декоративного камня к одноэтажному зданию, стены которого были покрыты белой штукатуркой, я успел испытать всю палитру чувств: ужас, смятение, восторг, панику, предвкушение.—?Не знаю, хочу ли я это делать. —?Посмотрел я на старый дырявый парашют, валяющийся на скамейке рядом с каким-то сараем.—?Брось! —?ободряюще похлопал по спине брат. —?Мы прыгнем над водой.—?А как выберемся на берег? Вплавь?—?Нас подберёт катер,?— ответил Ксавьер.—?Так вода же холодная.—?Он вечно так нудит? —?обратился брат к парням, и мне стало стыдно.—?Наденем гидрокостюмы. К слову, я тоже изначально скептически воспринял эту идею, и, как и ты, в небольшом ужасе,?— сказал Рене, рассмеявшись. —?Если быть точнее, уже здесь готов обосраться.—?Хорошо, что ветер слабый,?— тут же подбодрил Том.—?Доброе утро! —?поздоровался с нами мужчина в коричнево-зелёном военном камуфляже и с густыми рыжими усами, придающими его виду пущей грозности. Затем он махнул рукой в сторону поля, где уже было около десяти-пятнадцати человек, таких же, как и нас, ?смельчаков?.—?Доброе утро! —?ответили мы, проследовав за ним.Пока сидели на пластмассовых стульях, попивая привезённый с собой в термосах чай, ожидали начала инструктажа.—?Девственницы?— направо, бывалые?— налево,?— раскашлявшись, скомандовал всё тот же мужчина, когда на поле заметно возросло количество ?новоприбывших?. Рене неуклюже пошутил, назвав их ?новопреставленными?, но никому это смешным не показалось. Чуть поодаль от нас, на взлётных полосах, стояли четыре небольших самолёта, биплана, как позже нам их представили. Обучение длилось час или чуть дольше, а когда инструктор заговорил о технике приземления, группировке, правильной постановке ног, я понял, что ни над какой водой мы прыгать не будем. Мне тотчас же захотелось от всего отказаться, но спасовать в последние минуты?— не дело. Пересилил себя.Затем нас повели на медосмотр. В тайне понадеялся, что выпитый накануне стакан вина, окажется противопоказанием к прыжку, но нам всем сказали ?годны?. Третьим этапом стали юридические формальности: в нашей группе ?новичков? было восемь человек; каждому выдали кипу каких-то бумаг, на которых нужно было подписаться, тем самым беспрекословно со всем соглашаясь. Закончив и с этим, мы, наконец, переоделись в арендованный камуфляж и направились к другому инструктору. Он помог правильно надеть парашюты: основной парашют находился в рюкзаке за спиной, и он должен был автоматически раскрыться сам, если же, по какой-то причине, это не произойдёт, имелся запасной, но в случае с ним выдернуть чеку нам пришлось бы самостоятельно.Наличие двух парашютов, безусловно, вселяло уверенности, что мой прыжок не обернётся трагедией или переломанными костями. В дополнение ко всему нам выдали специальные защитные шлемы, перчатки и анти-ветровые очки. И кто-то отдал команду о начале посадки.Заняли свои места, и самолёт закружился в воздухе, взлетая вверх. Я ощутил, что мои ладони вмиг вспотели. А когда мы набрали нужную высоту, и инструктор одним махом распахнул дверь, моё сердце едва не выпрыгнуло вместо меня самого. Посмотрел на парней и остальных ?девственниц? мужского пола, очевидно, ни я один пребывал в ужасе. Время потянулось медленнее. Первым прыгнул парень, вызванный инструктором, за ним следом пошёл Рене, крикнувший нам что-то вдогонку, но из-за гула ветра и мотора расслышать его было невозможно. ?Ты?,?— жестом указал на меня инструктор и, глубоко вдохнув, я рванул к люку. Скрестил руки на груди, как учили, и без колебания шагнул в пустоту. Секунды пронеслись крошечной вечностью, а из головы вылетел весь недавний инструктаж. Только когда я ощутил сильный рывок, резко подбросивший меня вверх, то осознал, что мой парашют раскрылся, и теперь необходимо проверить?— до конца ли, и не перекрутились ли стропы. Убедившись, что всё в порядке, паника отступила, я выдохнул с облегчением. Неподалёку парил Том, его я заметил первым.Я даже и не представлял насколько здесь, наверху, тихо. Такой обволакивающе-мягкой тишины на земле нет. Какого же должно быть тогда в космосе? Поднял голову вверх?— поодаль летели Ксавьер с братом. Вслед за тишиной на возбуждённое сознание опустился абсолютный совершенный покой. Это было похоже на смерть и воскрешение. Всё материальное обесценивается, злоба уходит, и ты понимаешь то, чего не знал раньше. Понимаешь, что есть твоя жизнь. И что счастье это единственная её ценность. Зелёные луга, тени облаков, скользящие по траве, бесконечное синее море и, словно игрушечные машины и дома?— невероятный вид. Я рад, что решился на прыжок.Но вот земля стала приближаться, и сердце бешено забарабанило в груди. На удивление быстро вспомнил указания инструктора, последовательность всех действий. И, откинувшись на спину, я упал на болотистую почву. ?Хей!??— откуда-то донёсся крик. Обернулся?— в сотне метрах от меня стоял такой же грязный Рене и семафорил руками. Вышли с ним к широкой просёлочной дороге, условной точке ?сбора прыгунов?, вдоль которой неспешно ехал внедорожник, подбирая счастливых парашютистов. В том, что все они пребывали в состоянии полной эйфории, я был уверен.47Время клонилось к вечернему, а солнце всё ещё высоко стояло. День был ясным и тёплым, но вдоль линии горизонта между морем и небом протянулась тёмная полоса туч. Возможно, надвигался шторм.Мы не торопились возвращаться домой, сидели у побережья, ели привезённый с собой ланч, обсуждали пережитые эмоции. Первый наш прыжок был самостоятельным и всего лишь с восьми сотен метров. Но во второй раз мне хотелось это сделать в тандеме с инструктором и гораздо с большей высоты. Скоро закат, вид был бы фантастичным. Хочу прыгнуть в багровое небо, хочу тонуть, чтобы кровь вновь закипела, выжигая остатки злобы и навсегда меняя меня.—?Следующая группа стартует только через пару часов. Не хочу ждать,?— пробубнил брат, жуя сэндвич.—?Да и ветер усиливается. Ещё, может, всё отменят,?— подхватил Том.—?Ты со мной? —?посмотрел я на Ксавьера, надеясь, что он-то поддержит мою инициативу. Но и он отказался, сказав, что у него скоро поезд до Берлина.—?Теперь в мае поедем на мой день рождения, —засмеялся Рене. —?А потом на их. —?Кивнул он на Тома и Ксавьера, родившихся в один день, но с разницей в два года.—?Я когда прыгнул, почему-то был уверен, что парашют не раскроется,?— поглядывая в небо, сказал Том.—?То есть ты остался разочарованным? —?рассмеялся Ксавьер.—?Я об этом тоже подумал. А когда тот раскрылся, даже как-то…—?А я надеялся, что прыжок выбьет дурь из твоей головы, —?покосился на меня Ксавьер.—?Вот если бы парашют подвёл, тогда удар точно бы выбил всю дурь.—?Это вы сейчас о чём? —?спросил брат, с подозрением поглядывая на обоих. Ему я ничего не рассказывал ни об Эли, ни о Париже.—?О делах сердечных. —?Вытащил Том из рюкзака две банки пива, протянув одну мне. Но я совершенно не горел желанием погружать и так пребывающее в эйфории сознание в смог алкогольного опьянения.Ксавьер и Том в бесчисленный раз принялись обсуждать ?природу женщин?, и моё приподнятое настроение моментально улетучилось. Полчаса спустя мы уже говорили о моей личной жизни.—?Я тебя понимаю,?— сказал брат, но вот я не понял его начала. —?Примерно месяц назад ко мне приставили новую молоденькую ассистентку. Она всё знаки там всякие посылала. А на прошлой неделе меня с ней направили в Бельгию, провести презентацию нашей новой сельскохозяйственной техники. Ну, и как-то так получилось… —?многозначительно свёл он брови.—?Моника знает? —?Признаться, его откровение, стало для меня настоящим ?сюрпризом?.—?Ей ни к чему. Это было разово и, надеюсь, больше не повторится. —?Сделал он глоток пива, но поперхнулся я.—?Дело твоё, я промолчу.—?Промолчи. —?Достал он из рюкзака ещё одну банку пива.Том бродил вдоль берега, разговаривая по телефону. Ксавьер и брат выглядели так же мрачно, как и надвигающиеся тучи. Рискну предположить что и, на моей физиономии нарисовалась похожая маска недовольства. Повисла пауза.—?Слушай,?— надрывно просипел Ксавьер, нахмурившись ещё больше. Рене выдохнул с таким же хрипом, и я понял, что данный жест был адресован не брату, а мне. —?Я её видел. —?Почёсывая макушку, сказал он и тут же замолчал.—?Кого?—?Твою Дэниэль,?— ответил он, и Рене прохрипел ещё громче.—?В Берлине? С Хюттером?—?С кем?—?Ты издеваешься?! Или это ваша очередная шуточка?И Ксавьер начал рассказывать о своей короткой поездке в Париж в начале недели, о делах лейбла, словно намеренно медленно подводя к сути дела.—?Мы обедали в этом саду у Сены,?— защёлкал он пальцами, припоминая название,?— там ещё музей искусств, Площадь Согласия, где казнили…—?Это столь важная деталь твоего повествования? —?уже не выдержал я, повысив голос.—?Ну, в общем, она была там. Гуляла.—?Одна? —?Он вновь выдержал паузу и отрицательно мотнул головой. —?Может с друзьями, не знаю. С девушкой и тремя парнями.—?Теми, что снимают её квартиру?—?Сейчас издеваешься ты? Не имею ни малейшего представления.—?Она сдаёт квартиру студентам.—?Ну, возможно, они когда-то и были студентами. Но возраст их явно перевалил за рамки студенчества.—?Почему ты не сказал раньше… Или… —?Я сам не знал, о чём хотел спросить: почему не позвонил из Парижа и не дал ей трубку, почему не узнал её номер или не привёз назад.Сердце пронзительно закололо, и я вдруг ощутил, что, окажись она в эту секунду передо мной, я и не нашёл бы, что спросить. Её объяснения уже утратили для меня всякое значение. Моя жизнь только наладилась. Я привёл себя в форму в прямом и переносном смысле этого слова. И ещё совсем недавно был переполнен восторгом, но вот Ксавьер ошарашил сей новостью, и будто что-то невидимое и холодное, схватив за лодыжки, потащило к обрыву ада.—?Куда уж раньше? Рене и Том, предложили, не говорить тебе, пока группа не выступит в Брауншвейге…—?Я не собираюсь срывать концерт, подрываясь в Париж. К чёрту это.—?Это ты правильно, —?ободряющее похлопал по спине Рене.—?Но мы с ней, эм… Как бы выразиться мягче… побеседовали. Она обещала вернуться в Германию в ближайшие дни.—?Ты настолько запугал девушку? —?засмеялся брат.—?Я-то как раз настоятельно рекомендовал ей держаться и от Германии, и от Штэфана подальше,?— возразил Ксавьер.—?Какая забота,?— нервы предательски подвели, и я ненамеренно сорвался, обрушив свой едкий комментарий на Ксавьера.До дома мы ехали не обронив ни слова. Ксавьер вёл мою машину, я сидел рядом и переключал радио со станции на станцию, пытаясь заглушить надрывный храп, уснувших Тома и брата. Рене в такт музыке, громко играющей в его наушниках, постукивал по подлокотнику, отвернувшись к окну.48—?А вот и дети! —?открыла нам дверь мама, с кухонным полотенцем, перекинутым через плечо. Отец вышел из моей спальни. И судя по его помятому виду, он только проснулся. —?Ужин готов! —?сказала мама, и все проследовали за ней в кухню, откуда доносился тёплый запах оладий и, кажется, свежезаваренного чая.Мы расселись за маленьким столом, и родители засуетились перед нами с чашками и тарелками. Отец поинтересовался о том, как мы сыграли, и брат сознался, рассказав, что мы ездили вовсе не в футбол играть. Мама отреагировала крайне спокойно. Совсем на неё не похоже. Затем, сев рядом, начала расспрашивать о наших впечатлениях. Почему этого не было в детстве? Почему только спустя столько лет они стали вести себя, словно мы и в самом деле ?дружная семья?? Почему раньше аперитивом каждого ужина был скандал, а сейчас душевная беседа?—?Что-то у меня нет аппетита, —?встав из-за стола, направился я в душ. И плевать, что это выглядело грубо.Но пока стоял под струями прохладной воды, понял, что моё настроение подпортил не семейный ужин, а недавняя новость. Я слишком часто противоречу самому себе, порой и вовсе лгу. Наверное, это некая защитная реакция организма. Я играю перед собой роль, будто находясь под критическим взглядом публики. Но зал пуст и на сцене я один. Верно, так ведут себя верующие. Во что верю я? В силу самоубеждения? Вот только ни черта не выходит. Я говорю себе, что меня больше не беспокоит прошлое, но стоит ему зазвучать далёким отголоском, как я готов бежать на призрачный зов эха. В то время как все ужинают в кухне, я незаметно выскальзываю из дома, точно как в детстве, но уже не через окно, а через входную дверь. Пробираюсь в машину, завожу мотор и еду к её дому.49Бледно-жёлтая четырёхэтажка, зелёная листва лип и розовый закат. Почему-то эти цвета, согревающие улочку, замораживали во мне остатки жалких чувств. И вслед за этим холодом опустилось невесомое, и в тоже время невыносимое своей тяжестью ощущение полной необратимости всего того, что некогда было между нами. Я знаю, мы уже никогда не будем вместе. Я не хочу этого. Доверие после разрыва невозможно восстановить. Но, пожалуй, я бы хотел заглянуть в её глаза в последний раз. Хотел бы услышать лживую правду, чтобы тогда и я смог сыграть свой финальный аккорд наших отношений. И пока я, зарывшийся в своих мыслях, стоял перед дверью с табличкой ?Lefèvre? под звонком, со мной поздоровалась фрау Рубинштейн.—?Добрый вечер,?— ответил я, улыбнувшись старушке.—?Дэниэль вернулась?! —?спросила она, удивлённо захлопав морщинистыми веками.Я солгал. А потом, словно сработала цепная реакция: за первой ложью последовала вторая, зарождающая в мыслях какие-то безумные идеи. Старушка так легко покупалась на всю мою несусветную чушь, задавая встречные вопросы и помогая лгать дальше.—?Эли жила у меня,?— нагло врал я,?— а сейчас уехала повидаться с матерью в Монреаль. В последний раз мы летали туда на Рождество… —?Фрау Рубинштейн непроизвольно трясла головой, отчего складывалось впечатление, что она соглашалась с каждым произнесённым мною словом. И в подкрепление большей лжи, я готовил себе почву из фактов довольно личной информации: рассказывал о Жюльет, упоминал название клиник, затем завёл речь о Новом Годе в Париже, отпраздновав который, мы якобы вернулись в Германию.—?Так что же вы хотите ремонтировать? Может, инструменты какие нужны? —?тактично поинтересовалась она, после того, как я сочинил очередную историю о сломанном замке. Когда это случилось в дождливый осенний день, старушка наблюдала за мной и Эли, пытающимися отомкнуть дверь.—?Нужно целиком менять. —?Для пущей наглядности, подёргал я ручку и посветил экраном телефона на замок. —?Дэниэль хотела взять с собой какие-то учебники её отца, но вот ключ опять застрял, сломавшись. И дабы не опоздать на самолёт, пришлось повременить с его починкой. Думаю, завтра займусь. —?Незаметно запихнул я в отверстие фантик, найденный в кармане.Удивительно, почему я не вышиб эту деревянную дверь ещё в ноябре? Быть может, удалось бы отыскать её новый адрес или телефон. До недавней поры проблем с законом у меня не было, но после Парижа, тюрьмы в Бостоне и прыжка с парашютом, меня мало что могло напугать. Я не планировал делать ничего из ряда вон выходящего в её квартире. Ну, разве что порыться по ящикам в поисках каких-то ответов, которые объяснили бы наше скоропостижное расставание. Почему я не сделал этого раньше? Почему не додумался до этого? Эта вновь возникшая нездоровая одержимость ?поиска истины?, впрыскивала в и так кипящую в венах кровь новую дозу адреналина, возвращая на тропу безрассудства.50Следующим утром, в понедельник, я незаконно сменил замок на её двери, но кроме мучительно-болезненных воспоминаний не обнаружил ничего. Квартира была пуста, а на мебели лежал приличный слой пыли. Окна были плотно закрыты, отчего в комнатах пахло чем-то обветшалым. И я уже было собрался уйти, но, заметив корешок книги, задержался у полки в кухне. ?Сказки Братьев Гримм?,?— раскрыл я книгу, усевшись на единственный стул. —??Моей отважной Эли?. —?Всё то же посвящение и фотография молодой Жюльет. Это был ещё январь?— время моей изоляции от внешнего мира. Ксавьер натравил на меня какого-то психотерапевта, который всё упорно пытался промыть мне мозги эдакими зазубренными фразочками из учебников. Он много цитировал Фрейда, и мне казалось это смешным, словно он больше и не читал никого. На третьем сеансе моей ?терапии?, этот картавый докторишка заговорил о воспоминаниях. ?Вы взрослый деятельный человек?,?— построение каждого его предложения начиналось с подобных слов. Особое удовольствие ему доставляло слово ?деятельный?, он смаковал эти звуки, точно разжёвывая фруктовую конфету. ?А деятельные люди не живут воспоминаниями о прошлом?,?— безапелляционно заявлял он. ?Для здорового, деятельного, человека важна память, обращённая в будущее?. Четвёртый сеанс терапии не состоялся?— я не открыл дверь. Когда я сочиняю тексты песен, то вдохновляюсь многим, но если речь заходит о рифме и аллитерации, то моим основным источником вдохновения являются песни других исполнителей и поэзия. Я не большой поклонник творчества Байрона, но заинтересовался его произведениями, лишь после того, как прочитал в какой-то статье о том, что Байрон прославился за его ?мрачный эгоизм?. И мне понравилось то, как мой внутренний голос озвучил эти слова: ?Мрачный эгоизм?. Звучало красиво, вызывающе, угрожающе и таинственно. Я прочитал небольшой сборник его стихов. Но на удивление в памяти застряло не какое-нибудь звучное четверостишие, а лишь одна короткая строчка: ?Говорят, что Надежда есть Счастье…?, а дальше он писал, что воспоминания хранят в себе надежду. Тогда я не согласился с ним, но сейчас, держа в руках раскрытую книжку сказок, уже не согласен с собой тогдашним.51К четвергу я смирился с мыслью, что проникать в квартиру Эли самым что ни на есть вероломным образом?— стало моим ежедневным ритуалом. Я ждал её возвращения. Мне безумно хотелось застать её с тем Хюттером или с кем-то другим. Тогда бы я просто ушёл, освободившись от воспоминаний, надежды и иллюзорного счастья.В пятницу, вместе с симфоническим оркестром, состоялась генеральная репетиция в Брауншвейге, а в субботу?— само выступление. Мне пришлось прервать череду своих визитов. Но вернувшись обратно в тот же день, вернее было бы сказать ?ночь?, я снова поехал к ней. В окнах света не было. На часах почти полночь. И только когда я отомкнул дверь, пройдя внутрь, до меня снизошло, что ключ от её нового замка был лишь у меня. Завтра воскресенье?— отличный день для того чтобы вернуться. И, вымотанный дорогой и шоу, я решил заночевать здесь.Но утром меня разбудил не ожидаемый мною звонок или глухой стук в дверь, а барабанная дробь дождя, расстреливающего подоконник и моё лицо, влетая внутрь сквозь распахнутое окно. С улицы веяло весенней прохладной свежестью, а в комнате пахло всё той же затхлостью, вдобавок витали крошечные пылинки, раздуваемые порывами ветра; и вместо того чтобы поспешно покинуть квартиру и поехать домой, я принялся наводить некогда царившую здесь образцовую чистоту. А закончив с уборкой, заказал себе коробку пиццы. Два безвылазных дня я провёл в её квартире. Спал, ел, читал. Ко мне вернулась хандра и депрессия. Во вторник я заехал домой за кое-какими вещами и решил остаться в квартире Эли до тех пор, пока она сама не вернётся. Завесил уши фрау Рубинштейн новой порцией лапши, мол, у меня дома ремонт, и я пробуду здесь до приезда Эли.Первым о моём местонахождении узнал Тони, доложив Тому и Рене. А потом слух дошёл и до Майера. И в ветреное хмурое утро пятницы он разбудил меня оглушительным барабанным стуком. Я сперва решил, что это полиция. Эли явно не могла бить по двери с такой звериной силой. Ксавьер прочитал мне полуторачасовую нравоучительную лекцию. Но я наотрез отказался покидать квартиру, пока не увижусь с Эли.—?Если ты, конечно, не наврал о её ?скором? приезде.—?Нет, —?мотнул он головой. —?Ты понимаешь, что возвращаешься к началу? Ещё какие-то недели и начнутся летние фестивали. Если ты намерился закрыться здесь с этим,?— кивнул он на пустые коробки из-под пиццы,?— то хотя бы следи за своей формой.Я заверил его в том, что держу ситуацию под контролем. И всё чего я хочу?— лишь узнать чёртов смысл, заключённый в предложениях оставленной ею записки и нашего расставания. Ксавьер понимающе закивал, сказав напоследок ?хорошо?. Но и утро субботы началось с похожего животного стука. Очевидно Ксавьер и не думал уезжать. Швырнул мне под ноги мою же пару кроссовок, вероятно, наведавшись ко мне домой, и потащил с собой в парк на пробежку. Самопрезрение вернулось, и я вдруг понял, что если позволю этому чувству поглотить себя, закончу в больничной палате с каким-нибудь очередным воспалением. Но часовая пробежка вернула к жизни. И я опять пообещал и ему, и себе, что буду держать руку на пульсе. Однако и в воскресное утро он разбудил меня ровно в семь часов, барабаня кулаками в дверь.—?Тебе заняться нечем? —?Открыл я ему дверь, направившись обратно спать.—?Как видишь, утопаю в делах,?— съязвил он, отфутболив мои кроссовки в сторону кровати.Так продолжалось до середины следующей недели. Но всякий раз, что он силком тащил меня на пробежку, моя депрессия постепенно отступала. Потом он возвращался в Бохум, где должен был задержаться до июня на время продакшена альбома нашей группы и ещё двух крупных исполнителей. А я ехал в студию?— работал там допоздна, ночевал по-прежнему в квартире Эли. Однако ночью мои воспоминания разыгрывались с неистовой силой, и утром пропадало всякое желание ?двигаться дальше?. Но наступали семь часов, приезжал Ксавьер, и мы шли в парк. Мне было до тошноты стыдно, что он снова нянчится со мной, а Сави отшучивался, говоря, что приобрёл ?абонемент на поезд?. И вот в один из дней, решив, что так больше не может продолжаться, я принялся паковать свои скудные вещи. Доставая укатившийся под кровать мяч, я обнаружил там, в пыльном углу, какой-то блокнот. Пролистал страницы и понял, что это тот самый дневник Эли, в котором она писала о ?блинчиках и слезах?. Но после той записи, все остальные, оставленные ею заметки, были на французском языке. Я открыл телефонный словарь, взял карандаш и уселся за столом в кухне. Предложении на пятом, мои нервы сдали?— перевод казался неточным и корявым. Тогда я принялся просто искать в этих красиво выведенных буквах своё имя. Не нашёл. Взял дневник и отправился в типографию. Отксерокопировал все пять страниц заметок и поехал искать бюро переводов. Нашёл. Сдал. Заплатил тридцать евро. Сказали, к утру всё будет готово. Нужно было занять мысли работой. И я провёл за компьютерами в студии часов семь. Заснул там же на диване. В пять утра, пробиваясь сквозь крошечное окошко, забрезжил какой-то демонически-кровавый рассвет. К семи я вернулся назад, в квартиру. Ксавьер приехал с точностью швейцарских часов. Но на улице разбушевалась непогода, и парк пришлось заменить спортивным залом.—?Тебе не надоело так мотаться? —?спросил я, пока вёз его обратно на вокзал.Он промолчал или не услышал вопроса, был всецело поглощён своим телефоном. Я повторил вопрос, а Ксавьер ответил, что в поезде продуктивность его работы возрастает. Не знаю, думаю, солгал.А потом я полдня провозился с трубами и раковиной фрау Рубинштейн, едва успел заехать за переводом в бюро до закрытия и всё никак не решался взглянуть. Позже мне позвонил Том, сказал, что завтра, в воскресенье, отмечаем день рождения Рене. Едем в аэроклуб. А сегодня вечером — интервью на местном радио. Но об этом напомнил Ксавьер трижды. Но за ночь наши планы кардинально поменялись. Тому виной стали шквалистый ветер и гроза. Прыжки с парашютами пришлось отложить до лучшей погоды. И мы ограничились скромным ужином дома у Рене в кругу друзей.52Понедельник. Двенадцатое мая. Первый день, когда Ксавьер не приехал меня инспектировать. Он улетел в Берлин. И я тоже принял окончательное решение: больше не оставаться здесь и не тешить себя мнимыми надеждами. В этой квартире становится невыносимо. Прошли три недели с того момента, как Ксавьер сообщил, что ?Эли вернётся в ближайшие дни?. Я всё ещё катастрофически хотел её увидеть и получить объяснения нашего расставания, мысль о которых вновь варварски захватила моё сознание. Но терпения не хватало.?Дневник!??— щёлкнуло в голове, стоило мне начать паковать вещи. Кружка пива ударила по усталому сознанию, и, вернувшись вчера от Рене, я вырубился, опять совершенно об этом забыв. Достал из кармана куртки копии листов с переводом и сел за столом. Какое-то нехорошее предчувствие, словно я сейчас получу ответ не от самой Эли, а от бездушного клочка бумаги. Первая запись оказалась очень короткой и очень странной, это было вовсе не хронологическое описание событий какого-то отдельного дня, а лишь мысли, которых я не понимал, даже получив перевод.?Ничто не наводит на меня большую депрессию, чем солнечный день. Всё светится яркими живыми цветами. Живыми. Всё наполнено жизнью, так саркастически смеющейся надо мной. И на двери души не отомкнуть замок, что заржавел уже давно. Да и зачем. За ним ведь смерть. Смерть породнилась с телом и разумом, что теперь отторгают любое состояние ?счастья?, как чужеродный объект. Свет питает жизнь, а моя смерть изголодалась по мраку?.Я перечитал ещё раз. Опять какая-то шарада из бравады слов.За окном хлынул дождь, и ветка липы яростно хлестнула по стеклу, выдернув меня из раздумий. Когда я не нашёл своего имени в этих строках, то подумал, видимо, я был не столь важной частью событий её осенних дней, но теперь, держа немецкую копию текста, я вижу, что заблуждался. Следующая запись начиналась так, будто это оборванный кусок диалога, беседы с кем-то.?…Это именно то, что я чувствую, когда вижу его. Разум и каждая клетка тела противятся, отвергают… А сердце болезненно стонет, моля…Про таких, как он, обычно пишут в книгах как-то вот так: ?Он был из тех людей, что…?. Я боюсь писать о любом, с кем сталкивает жизнь. Ведь они все уходят… всегда, оставляя после себя невыносимые воспоминания и горький дым, окутывающий опалённые чувства. И если я заключу их лица, имена в слова, то наделю особой формой бессмертия в своём сердце?.В дневнике эта часть записи написана ручкой, вторая — карандашом:?Не знаю, как правильно: ?о нём? или ?про него?. Я боюсь писать о нём. Он был из тех людей, которые бесконечно что-то рассказывают. Казалось, он проживал сотню жизней сразу, накапливая этот нескончаемый багаж знаний и поток историй. С ним я смеялась… постоянно смеялась. Он обладал удивительной способностью обернуть самую скучную ситуацию во что-то неимоверно забавное. Это подкупало… С такими людьми хочется говорить вечно… и неважно о чём. Я вспоминаю поезд до Бохума. Немой, и тот бы, непременно нашёл способ, чтобы присоединиться к философской беседе в том вагоне. Такие люди искренни. И с ними хочется быть искренними. Такие люди не боятся говорить о себе правду. А я боюсь, потому что знаю, моя правда способна отпугнуть даже самого смелого. Но я их не виню… Я бы сама себя сторонилась?.Кажется, после этих слов я потерял способность мыслить, и способность понимать, и способность анализировать. Заварил себе чашку кофе. И взял следующую копию. Там Эли пыталась описать записанную мной и Даниэлем песню посредством чувств и слов. Так забавно.?…Ничто не будоражит эмоции так, как это делает музыка.Я вижу озеро. Небольшое. Жаркий летний день. Вокруг озера?— высокие берега и много зелени. Очень много. Высокая трава, цветы и густые ивы. Солнечный свет играет на тёмно-синей водной ряби маленькими лучистыми бликами?— так невесомо начинается мелодия: лёгкими прикосновениями пальцев, что играют на пианино счастьем, перебирая чёрно-белыми клавишами. Пронёсся тёплый ветерок, качнув шумные кроны деревьев?— так пальцы коснулись струн гитары. На противоположном берегу, где колосья высокой травы встречаются с голубым небом, виднеются макушки голов бегущих детей?— звучит голос и песня наполняется словами. Это босоногие мальчишки в смешных шортах, сломя голову, наперегонки, несутся к обрыву и с криками прыгают в воду. И миллионы сияющих капелек разлетаются во все стороны, кажется, даже долетают до моего лица?— так взрывается припев твоим голосом?.?Ощущение нормальной жизни, жизни, затягивает сильнее, чем наркотик. Это превращает меня в… Это заставляет притворяться и лгать… Это именно то, что я чувствую, когда нахожусь рядом с ним. Я боюсь потерять и это ощущение и его самого. Мир прекрасен. Свет прекрасен. Музыка прекрасна. Его мир прекрасен. Но любая форма красоты?— словно кривое зеркало, в котором отражаются мои уродства?.Теперь я точно не покину эту квартиру, пока не дождусь её саму.