XVIII. Живые и мёртвые (1/1)

У Шури сложилось впечатление, что главной целью всех блужданий по тёмным лабинтоподобным катакомбам было максимально запутать их и утомить настолько, чтобы ни у кого и мысли не возникло высказывать недовольство, когда конечная цель была достигнута: с жадностью вдохнув свежий воздух, Шури и не заметил даже, что они вышли из какого-то склепа – маленькой пристройки в глубине… чего? Сада, по всей видимости.До рассвета было ещё далеко, но в саду было светло – сладко пахнущий воздух словно бы мерцал из-за рассеянного света, источником которого были цветы. Крупные белые головки сияли точно светильники, зажжённые зайфоном. Всюду словно угольки или искры от костра роились частички света, освещая аккуратные дорожки среди листвы. Шури задрал голову, увидев над собой купол цвета ночного неба. ?Не сад, а оранжерея?, – понял он, уловив чужое присутствие раньше, чем незнакомый человек в белой рясе священника вышел к ним навстречу. Он улыбался улыбкой мягкой, кроткой, и был очень красивым, не мужчина, не женщина – цветок, такой же, как и все те, что горели в ночи. Крупнее прочих и умеющий говорить, но цветок.Шури так и не понял, откуда взялась эта мысль. И не удивился, когда принцесса Оука вышла из-под своего верного и бдительного конвоя, обняв человека, как старого доброго знакомого.

– Лабрадор-сан!– Мне кажется, ты стала немного выше.До ушей Шури донёсся вздох Хьюги. Его раздражение скорее угадывалось, а не ощущалось, Конацу шикнул на него, призывая к порядку. Внимание Шури не задержалось на товарищах надолго. Что-то неясное вдруг привлекло его внимание. Скопление огоньков, смутных, полупрозрачных, дальше по тропинке у красивой увитой лозами беседки. Словно фантом, призрак. Бесцветное, практически лишённое формы, неясное и всё-таки узнанное им. Белое лицо было перечёркнуто крестообразным шрамом.В тихом воздухе прозвучал знакомый смех.Шури покачнулся и чуть не упал, но его поддержали: Хьюга возник за спиной тёмной осязаемой тенью. Шури тяжело дышал, глаза словно бы накрыло пеленой, он почти ничего не видел. Голос Конацу уговаривал успокоиться. Как-то это сработало. Шури ощутил на себе внимательный взгляд. Лавандового цвета глаза Лабрадора смотрели с каким-то неясным чувством. Сожалением, быть может?..

Шури не хотел знать.Не готов был узнать.– Очень бы не хотелось грубо прерывать воссоединение друзей, но нашему командиру отдохнуть бы не помешало, – равнодушно-смешливый голос Хьюги нарушил благостную атмосферу. Мистическая сказочность обратилась холодной тишиной. Как всегда.Но Шури стало полегче.

– Да, конечно, я понимаю, вы, должно быть, устали, – тихо отозвался Лабрадор. Они с Кастором переглянулись и, придя к какому-то совместному телепатическому решению, кивнули друг другу. Бесшумно родившаяся из темноты между огнями марионетка появилась перед ними. Её пустое лицо и испугало, и успокоило Шури. Хьюга и Конацу стояли по сторонам его рук и спокойствие пришло на смену странному возбуждению очень скоро.Отточенными резкими жестами кукла позвала их за собой. Часть свиты Оуки пошла вместе с ними. Шури бросил взгляд на принцессу напоследок. Она смотрела в их сторону, поджав губу, похоже, не видя ничего.Шури подумал, ей повезло.

Следующая серия полутёмных лестниц и коридоров слилась в мешанину глухих шагов и приглушённых шепотков. Сердце стучало в такт шагам – Шури почти удалось убедить себя в том, что всё хорошо.Темнота за спиной шептала голосом Хьюги. Конацу вторил ей, точно дрожащий огонёк свечи.– Чёртовы призраки.– Всё хорошо. Это была лишь иллюзия.– Хах, словно мне не хватает того, что он приходит во сне. … Ты видел его?– Нет. Моё наваждение преследует меня двадцать четыре часа в сутки. Оно осязаемо и топочет словно закованный в тяжёлый доспех, не знающий покоя рыцарь. Я никогда не хотел остаться тем живым, что будет завидовать мёртвым.– …Прости.– Просто постарайся успокоиться.

– Да, ты страшнее сгустка света.– Как и ты.– Это и делает нас живыми, да?Голоса в голове Шури утихли.

Поскорей бы увидеть Кокуё.