пустышка (1/1)

Было так тепло и уютно, что ему совсем не хотелось открывать глаза. Дуновение лёгкого ветерка взъерошило и так слегка растрепанные волосы, схожие с только что выпавшим снегом. Но, пересиливая себя, он приоткрыл один глаз, и сразу же зажмурился от ярко светившего солнца, что было прямо над ним, в безоблачном небе. Открыв глаза со второй попытки и поднявшись с земли, юноша недоуменно оглянулся, опознав, что лежал посреди поля с цветами бледно-розового оттенка и явно незнакомыми ему. Да и одет он был в одну длинную белую футболку?— это было также странно, потому что футболки он не носил из-за бинтов. Бросив взгляд на руки, он приподнял бровь?— тех самых, уже ставших ему родными повязок не наблюдалось, и теперь уродство его шрамов мог увидеть каждый. Как оказалось, и под одеждой их не было.—?Тебе здесь нравится?Он знает этот детский тихий голос. Он резко оборачивается, увидев, как на расстоянии пару метров стоял тот же ребенок, что снился ему недавно, вроде даже дня не прошло… Теперь с мальчишеских рук не текла та черная жидкость, они были просто замотаны в чистые бинты (на мгновение ему даже завидно стало, что его руки оголены).—?Ты?— это я? —?спросил парень, нахмурившись. Вопрос, заданный ему, он решил проигнорировать.—?Да,?— подтвердил мальчик, кивнув головой.—?Где мы?Младший задумчиво промычал, коснувшись подбородка маленькой ручкой.—?Я подумал, что тебе понравится здесь. Я сам не знаю, как правильно назвать это место,?— в итоге сдался он, пожав плечами.?— Но если ты хочешь, можем вернуться в мой дом.?— Дом? —?приподнял бровь подросток. Почему он чувствует себя каким-то идиотом, который задаёт очевидные вопросы?—?Да, ты был уже в нём в прошлый раз. Чёрная бездна, где кричало множество голосов. По спине пробежался холодок от воспоминания того места, и он пробурчал в ответ что-то похожее на ?спасибо, не нужно?.—?Что тебе…—?Мама любила эти цветы,?— подметил мальчик, перебивая его и срывая цветок. На его лице появилась грустная улыбка, когда он коснулся лепестков пальцами. Мама? Он задумался на пару секунд, после поражённо осознавая, что не может найти ни одного упоминания о ней в своих воспоминаниях, будто он никогда не видел её или вообще не знал. Как выглядит его мама? Как её зовут? Она действительно любила эти странные цветы? Почему он ничего о ней не помнит? От его тщетных попыток начинает болеть голова, и юноша тянет собственные волосы, всё равно пытаясь отыскать хоть что-то об этой женщине. И поднимает взор, когда слышит звонкий смех.—?Ты ничего о ней не помнишь, да? Не помнишь, как убил её?Цветы под ногами начинают чернеть, и они попадают в какой-то очень знакомый дом. Он озирается по сторонам в попытке разобраться, где он. Безуспешно. Да и, если честно, ему не до этого, потому что перед глазами стоит невысокая женщина в дорогом платье и с собранными в косу волосами. Такими же белыми, как и у него. Ему не до этого, потому что в своих руках она держит бластер, направленный в голову. И ему совершенно не до этого, потому что она нажимает на курок, после чего её худое тело падает на пол с глухим стуком. Он видит, как из её голубых глаз уходит жизнь и какими бесцветными они становятся после.—?Она совершила самоубийство из-за тебя,?— слышит он рядом со своим ухом.Мафу внезапно вскочил с кровати, отчего та горько скрипнула в звонкой тишине комнаты. Сразу заболело всё: шея, руки, даже сердце в груди продолжало сильно-сильно сжиматься, что могло подкрасться подозрение, что ему необходимо сходить к доктору и провериться, а то гляди проблемы какие-то. Перед глазами всё мутно, и он смахнул надоедливые слёзы?— ревёт, как девчонка, ей богу. Однако они продолжали течь, и ему хотелось выйти куда-нибудь и выть волком. Чтобы осип голос, пропали назойливые мысли, чтобы исчез он сам. Прижав колени к животу, он положил на них подушку, на которую уткнул и своё лицо, тихо всхлипнув в ткань. Если не в состоянии остановить, то хотя бы заглушить свой глупый порыв сырости. Сорару, прикрыл глаза, пытаясь уснуть, он ничего не скажет утром, потому что это не его дело рыться в чужих кошмарах, а тем более в прошлом, когда самому бы стоило разобраться в собственных внутренних демонах…× Мышцы жутко ныли, и когда Вин потянулся за дальней миской салата в углу буфетной стойки, он подумал, что либо развалится на части, либо не сможет больше в жизни разогнуться. С горем пополам он взял капустный в руки, и выпрямился с тихим стоном. На ватных ногах он дошёл до столика в углу, где сидел такой же еле живой друг. Клевая носом, он медленно жевал куриную ножку.—?Выглядишь хуже, чем после завтрака,?— подметил он, садясь напротив и аккуратно ставя поднос на стол.— Мгм,?— промычал темноволосый и попытался хоть немного шире раскрыть глаза.?— Я вообще удивляюсь, как не заснул лицом в тарелку. Напарник хмыкнул и, продолжая улыбаться, принялся ковыряться в гречке.— Сколько дней ты не спал? —?будто невзначай спросил он, засунув ложку в рот и слегка скорчившись от пересоленности каши?— видимо, и у их поварихи жизнь сейчас не сахар. Сорару промолчал, жевал дальше курицу, буравя стол перед собой. Вин вздохнул, значит, не ошибся, когда утром ему удосужилось лицезреть бледноту и мешки под глазами друга, что, конечно, ни за что в жизни не признается ему, в чём дело. В принципе, ничего нового. И ему, как его заместителю и лучшему другу, было немножечко, совсем капельку обидно. Потому что, будучи рядом и зная его уже год, он не совсем был уверен, что может читать эмоции этого юноши, наверное, единственная, кто с лёгкостью и два счёта это делает?— Сузуми. Хотя ещё бы не умела, она его старшая сестра, как никак. И поэтому Вин строил догадки, опираясь на чужое поведение. Например, после того, как глава объявил об окончании своего допроса над его кохаем, он сразу же покинул их собственный кабинет, оставляя всё на него. Так что, именно он помог пареньку освободиться от наручников. И тот в спешке снял с себя развязанный бинт, надел обратно кофту и пулей выскочил оттуда. На тренировку малой, кстати, не пришёл, а темноволосый пахал так, будто он на последнем месте и решил подняться на вершину за один раз?— был более агрессивен во время их спарринга, так же со злобой бил после тренировочного робота, перед этим поставив на высокий уровень сложности его программу. Да и пот с него ручьем бежал под конец занятия, и он весь недовольный отправился в душ, даже не переговорив, как раньше, с ним стратегию и их ходы в турнире. Другая странность заключалась в том, что всю неделю, которая миновала с того случая, он сидел за столом не так?— подперев щёку рукой и скучающе рассматривая происходящее, а также держа голову рукой, но та закрывала теперь и его губы, и смотря вдумчиво куда-нибудь. У напарника точно что-то было не в ладах с его губами, потому что он мог идти с определенной целью вперёд и остановиться, дотронуться до них, нахмурившись. Сейчас ко всему добавился недосып.—?Три,?— отвлёк парня от своих мыслей объект его беспокойства, добавив, как только заметил приподнятую бровь собеседника.?— Я не сплю, потому что не могу. Взор синих глаз устремился за его спину, и он обернулся, посмотрев туда же, куда и юноша?— на круглый столик у окна, где сидели Аки с Чиё и пытались что-то выведать у еле живого парня. Издалека не очень видно, но, кажется, что тот осунулся. Он ничего не ел.—?Сегодня третья ночь, как он, крича, вскакивает с кровати, тем самым будя меня,?— констатировал факт Сорару.?— И что потом? —?поинтересовался Вин, сверля взглядом, как его девушка улыбнулась кохаю, что-то говоря (ему она редко когда так улыбается, бьёт обычно)?— Тяжело дышит, оглядывается на меня, проверяя, сплю ли. Потом может просто уткнуться в подушку, снова попробовать уснуть. Либо тихо встаёт и уходит куда-то, возвращаясь под утро.—?И ты притворяешься, что типа ничего не знаешь? —?он повернулся обратно, спросив.—?Типа того. Это не моё дело,?— сказал юноша, зевнув.?— Ты влюбился в него,?— как приговор выдал Вин, внимательно наблюдая за реакцией на его слова. И реакция эта была бурной. Собеседник выронил ложку с гречкой, и столовый прибор звонко упал на поверхность стола, издав звенящий звук, который всё равно не был услышан в стоящем в столовой гомоне. Его брови сдвинулись к переносице, губы изогнулись в презрительной усмешке, а глаза горели синим пламенем?— окей, он признает, что переборщил, сказав это прямо сейчас, но все кусочки пазла теперь сложились в голове. Сорару нравится его кохай и он чувствует вину за то, что обошёлся с ним грязно.—?Слушай, Эванс,?— угрожающе начал друг, Вин сглотнул слюну?— тот редко называл его по фамилии, и если такое случалось, то дубасил его будь здоров, но сейчас они на людях, и он вряд ли будет терять свое лицо и авторитет таким образом,?— я лучше позволю себя трахнуть Лео, чем влюблюсь в него, ясно? Поэтому не пойти-ка тебе нахуй? Последнее он практически прошипел, как если был бы змеем и, резко встав с места, ушёл, взяв поднос с недоеденной едой.?— Как маленький… – пробормотал юноша, когда смог нормально выдохнуть, всё-таки этим взором он мог в любом дырку выжечь, аж мурашки побежали от жути. И хмыкнул. В своём нормальном состоянии его напарник ни при каких обстоятельствах не сорвался бы, он вообще поражался как у кого-то может существовать данное железное терпение. А значит, он явно не ровно дышит в сторону Мафу, однако либо не хочет признавать, либо сам не понимает.Рядом кто-то присвистнул.—?Меня, что, унизили? Президент довольно улыбался, как заметил это Вин, повернувшись.?— Как много услышал? —?ответил он вопросом на вопрос блондина. Тот, хитро оскалившись, пожал плечами, и елейным голоском чуть ли не пропел:—?Не так много, как хотелось бы, обезьянка.?— Он нахмурился, давя в себе порыв плюнуть в чью-то морду лицо.?— Я пришёл сказать, что твой запрос на смену напарника приняли. Поздравляю.×Ощущение некой пустоты внутри не покидало, будто она засасывала всё. Стало больше всё равно на происходящее, даже если с ним сделают что-то, собственное убийство?— самый лучший подарок. Мафу не отрицал, что часто впадал депрессию, хотя, скорее всего, не выходил из неё больше подходит. Самому ему было непонятно, почему он лишний раз думает о таких незначительных вещах, которые так и расстраивали его. Накручиваешь себя только больше. Вот и сейчас, он сидел на более-менее заправленной кровати (утром совсем не было времени застелить одеяло получше) и пустым взглядом уставился перед собой, размышляя. Например, после недели пребывания здесь, он понял, что совершенно не разбирается в людях. И это не касалось того, как его встретили, нет, данное относилось к повадкам и чертам характера, что многие пытаются скрыть. Первой его ?жертвой? стала Аки–сан, и её ?прочитать? не составило огромного труда, всё и так на лице написано,?— пытаться быть жизнерадостной, тем временем постоянно косившись на дверь, либо незаметно осматривать помещение как только зашла внутрь, а после найдя то, что, а точнее, кого искала, успокаиваться?— она влюблена в Сорару, однако одновременно с этим старается его сторониться. Вторыми были близнецы. Чиё и Тору Асано познакомились с ним на третий день, правильнее сказать, что рыжеволосая девушка с длинными (!) почти до поясницы волосами села к ним за столик, и староста представила её, как свою подругу. Она и её брат?— разведчики, поэтому их и не было в школе. Так вот, Чиё–сан выглядела и вела себя строго, от неё прям и веяла атмосфера правильности. Но она не зануда и мямля. Впервые заявила ему, что он ?воробушек?, раз мало ест. А холод её теплел, когда она кидала взгляд на Вина–сана. И она также запретила ему называть себя по фамилии, аргументируя, что она всего-то на год старше и это не даёт ей каких-то привилегии. Да и тумаки она отдавала, что своему парню, что брату одинаково и не за просто так. Кстати, второй Асано тоже попросил окликать по имени, однако млел, когда обращались к нему на ?сенпай? (ему Мизуки между делом сказала), но Мафу решил говорить привычное ?сан?, так проще. Да и был он странноватым каким-то. Много шутил, смеялся, лип ко всем. А как доходило до какого-либо спора вообще будто с цепи срывался, и в глазах горел азартный огонёк (и его из ведра тушил проходивший мимо Сорару).Может, год назад он бы наблюдал за этим всем с неким удовольствием, сейчас же он забивал свои мысли мелочами, чтобы не зацикливаться на странных снах, еще более непонятных чувствах, которые будто гниют в нём заживо. Гниют и отравляют внутренности. Колят, режут и стискивают. За прошедшие дни он осознал, что полностью пуст. Ему ничего не нужно, ничего не интересно, и всё, что он делает, так это отвлекает себя. Как давно он мёртв внутри? Парень посмотрел на часы. До тренировки оставалось примерно двадцать минут, сегодня у них отменили последний урок, поэтому он пришёл в комнату раньше. Поднявшись, он засунул руки в карманы толстовки, и вышел из комнаты раньше?— видеть своего соседа хотелось меньше всего. Те засосы на шее не зажили, лишь некоторые из них начали приобретать более тёплые оттенки, после ошейника сзади остался небольшой ожог. Самое дерьмовое в том, что у него кончились бинты.Все. Его. Запасы. Он чуть ли не матерился в слух, опознав это вчера. А всё потому что он сильно потел на тренировках, из них в принципе все соки выжимали (его руки и ноги казались такими тяжёлыми, будто тонну весили), повязки, естественно, тоже намокали по?том, и, попробовав их застирать, он обнаружил, что это не лучшая идея?— все нитки повылезали и выглядели они еле-еле. До этого же он начал обматывать шею тоже, чтобы скрыть все эти следы, но продлилось, к сожалению, недолго. Пришлось ходить так, потому что надевать теплый свитер под рубашку или заниматься в нём?— ад. Можно радоваться, его копилочка особого внимания после этого начала активно пополняться новыми осуждениями, ехидными взглядами. Ну что ж, репутация бляди?— галочка. Хотя если не его взрощенное чистоплюйство, он смог бы потерпеть. Наверное. Парень медленно брёл по третьему этажу, направляясь к концу коридора, там?— в конце, где за поворотом находятся душевые – он садился на подоконник и смотрел в окно. В последнее время часто шли ливни, и он следил, как капли медленно стекали по стеклу. Да и людей мало мимо проходило, практически никого, основной поток валил вечером и перед сном. Завернув направо и подойдя к большому окну с низким подоконником, сел на него вместе с ногами в ботинках, скрестив их и упёршись в стену. Теперь можно послушать слабый стук капель, что он и делал, прикрыв глаза.В тот день тоже было дождливо. ?Кто ты?? Мафу усмехнулся, растянув губы в страдальческой улыбке, протянул руку к шее, касаясь её сбоку?— где засосов было больше всего. Если честно, он сам не знает кто.<—?Милый, не рассказывай о нас своим друзьям, хорошо? Обещаешь?—?Ладно, но почему?—?Потому что никто не должен об этом знать. Поверь своей маме, так лучше. Глупо, наверное, до сих пор держать данное обещание? Он делает это не потому, что переживает, что может опозорить их?— мёртвым на это всё равно, его грела и греет мысль, что он в точности помнит всё, что пообещал маме. И пусть ему было тогда только пять, если она называла его как-то ласково, вроде ?солнышко? или тот же ?милый?, он готов был свернуть горы. Жаль, что потом он осознал, каким холодным тоном она обращалась к нему, с презрением. Но тем не менее выполнял все просьбы. Хотел её внимание и похвалу.— Почему ты направил бластер на себя? Может, нужно было сразу нажимать на курок? Этот поступок был отчаянным, но наитупейшим. Убить себя не вышло. А также он позволил показаться ему. Юноша давно задумывался над тем, что медленно сходит с ума. Словно внутри него живёт ещё одна личность, которая появляется в моменты, когда стресс и страх на пределе. Однако это не было раздвоением личности. Ну, по крайней мере, симптомы не совпадали. Он прекрасно помнил, что делает в таком состоянии, его прошлое в той же степени не забывалось, наоборот, становилось громче и застилало взор. Может быть, это и есть истинный он. Он не знает. Да и если узнавать, нужно идти к психотерапевту. Смысла в этом нет. Сразу же после первой попытки, и опираясь на постоянные ушибы, его отправили к психологу. Тогда-то он и встретил старика, Смит–сана. Безуспешно. Повесив тёмную теплую куртку на вешалку у двери, беловолосый парень подходит к стулу напротив стола, за которым сидел мужчина в возрасте и что-то быстро писал. Как только он приблизился, тот отложил ручку и сложив руки в замок, улыбнувшись.—?Здравствуй, меня зовут Смит, работаю здесь психологом, ты это, конечно, уже понял,?— хохотнул он, протянув руку.Он долго смотрел на неё с подозрением. И, пересиливая себя, пожал чужую руку своей трясущейся и в окровавленных бинтах. От тёмных внимательных глаз не скрылось, как мальчик вздрогнул, стоило коснуться. Боится прикосновений. Значит, неудачный опыт с ними.— Мафу,?— безразлично представился юноша.—?Мафу–чан, приятно познакомиться. Расскажешь что-нибудь о себе?—?Мне пятнадцать. И я не вижу смысла приходить к психологу, потому что со мной всё в порядке. Вообще-то он не удивился такому резкому ответу, всё это уже знал, всё-таки его карточку принесли ему заранее. И последние записи в ней не очень радовали. Попытка совершить самоубийство, многочисленные отказы от посещения психолога. Если дети в его возрасте и баловались таким, то по этому чуду определённо такое не скажешь. Ему страшно и одиноко, его что-то сильно гложет, но он либо не говорит близким, либо боится осуждения или еще чего-то, вот и отказывается от помощи специалистов. Старику его искренне жаль и он хочет помочь. К сожалению, спустя полгода он принял, что это будет не так то просто… Надо было сказать Сорару, что он сумасшедший. Повеселил бы хоть его. Прошла неделя, а парень не может выкинуть то чувство чужих губ на его губах и шее. Его постоянно бил озноб, хотелось просто спрятаться, провалиться под землю. Сердце билось, как бешеный зверь, стоило начать сравнивать те действия главы дисциплинарного с действиями брата.Теперь бояться его стало чем-то новым и душащим.×Остыв, Сорару понял, что повёл себя не по-взрослому глупо, послав Вина. Он сам не знал, что с ним вообще такое творится. Его никогда, и ещё раз никогда, не заботило состояние тех, кого он наказывал. Тем более есть за что. Они могли обойтись и по-другому, похерачил бы его шокером пару раз, тот бы рассказал и разошлись. Тогда почему он себя так ведёт? Постоянно отвлекается, задумывается о левом, когда необходимо придумать план наступления либо обороны против ребятс восточной границы, ведь Тору вместе с пареньком из программного комитета, Барри вроде, уже смогли стащить из-под чужого носа одну из камер и сейчас пытаются снять пароль, что стоит на ней. Он полностью запутался. Это тупое чувство ни то вины, ни то ещё чего-то конкретно мешало. Открыв дверь в седьмую, он прошёл внутрь и кинул свой учебный планшет со стилусом на кровать, куда и сам улегся следом. По-хорошему, ему бы переодеться и поймать своего напарника, извиниться перед ним и обсудить все. И, как будто он был услышан свыше, пришло сообщение от друга с просьбой зайти к нему. Вздохнув, темноволосый сел и начал расстегивать рубашку,?— пиджак он занёс во время обеда, чтобы не таскаться, и так его не носит практически, за что, конечно, иногда получает, но он уже чисто из принципа не будет его одевать, когда просят – пробежавшись взглядом в немногочисленных вещах в шкафу, он натянул чёрную футболку, такого же цвета трико с кедами, и отправился на верх. Так получилось, что Вин жил на этаж выше в той же комнате, и он уже почти взялся за ручку двери, когда краем глаза увидел фигуру, сидящую на подоконнике (дверь находилась чуть ли не на штыке двух стен, и когда коридор ?поворачивал? направо, жители четырнадцатой, выйдя, смотрели прямо на проход в душевые).По тому, как грудная клетка Мафу неравномерно поднималась, стало очевидно, что он не уснул, а задумался о чем-то, прикрыв глаза. И вроде, какое ему дело? Но, будто движимый каким-то решением, он убрал руку с ручки и направился к нему. Тоже тихо присел на подоконник, стараясь не мешать. Его заметили. Парень быстро открыл глаза, сразу напрягся. Однако не двигался, не ушёл. Но под пристальным взглядом ледяных глаз ему все же было некомфортно. Очень некомфортно. Поэтому он тоже внимательно следил за прибывшим. — Ты что-то хотел? – в итоге он не выдержал чужого взгляда, вся кожа уже мурашками покрылась, руки стали холодными. Сорару хмыкнул. — Ничего не хотел, – лениво ответил он, закинув ноги и сев в позу лотоса напротив. – Я и сам не знаю, зачем подошёл.Юноша выгнул бровь. Между ними снова возникла тишина, прерываемая редкими чьими-то шагами и дождем.— Прекрати жалеть себя, – неожиданно серьезно советует темноволосый, смотря вперёд себя. Он же вздрогнул, не ожидая, что тот будет ещё говорить с ним. – Не мне решать, что тебе делать, а что нет. Но... если не прекратишь, они будут возвращаться снова и снова. ?Они? – кошмары и воспоминания, так? — Я не жалею, – равнодушно прозвучал ответ. – Мне всё равно на себя. Всё произошло очень быстро, настолько, что Мафу только осознал, как Сорару усмехнулся, дернулся к нему в один миг и, схватив за кисть руки, потянул и опрокинулся назад вместе с ним. Он чисто на автомате выставил руки, чтобы не упасть. И не упал, всего-то оказался нависшим над главой дисциплинарного, и делил с ним общий воздух, находясь в пару сантиметров от его губ и касаясь носом чужого. И чувство страха накрыло его, как цунами, он буквально чувствовал давление внутри, что вот-вот разорвёт его. — Было бы всё равно, не реагировал так, – прошептал Сорару и протянул руку вверх, погладил шею, ощутив чужой быстрый пульс. Непрерывно следя, он улавливает, что парень будто не видит его, а цвет вина превращается в кровавый. Сейчас что-то будет. Если он сам что-то сейчас не натворит. Всё же натворит. Потому что Мафу, собираясь что-то сказать, в конечном счёте оказывается притянутым за затылок ближе. И темноволосый нежно касается губами его губ, начиная сминать их, зарываясь в волосы на затылке. И чужие глаза удивлённо расширяются, сам их обладатель вздрагивает и хочет отстраниться – бесполезно, держат. Руки онемели.— Всё, что ты можешь – быть чьей-то подстилкой, смирись. Он был прав. Брат был полностью прав. Единственное, что он может, так это стать шлюхой, да? Сорару не собирался углублять поцелуй. Всё происходило также, как и сейчас – юноша не отвечал, поэтому облизнув и слегка прикусив его нижнюю губу, он хотел было отпустить его, но... ...Мафу сам начал двигать губами и проталкивать свой язык внутрь, закрывая глаза. Теперь была очередь темноволосого замереть на секунду, а после брать инициативу на себя, уже агрессивнее отвечая. Горячо. Парню казалось, что он горит, из головы вылетели все мысли, о коих он переживал до этого, направляясь к напарнику. И когда лёгкие начали гореть от недостатка воздуха, он прекратил давить руками на затылок, открыв глаза, которые, оказывается, тоже прикрыл, и отстранился. Сфокусировав зрение и стараясь выровнять дыхание, он взглянул на него. И в тот же момент немного опешил, это что-то новое. Все блики, что были в красных глазах пропали, на него смотрели кукольные пустые. Почему-то внутри темноволосого что-то шевельнулось. Даже когда он его допрашивал не чувствовал это, абстрагируясь, как его учили. Словно... словно его сердце кто-то сжимает сейчас. — Сорару–сан...– хрипло позвал Мафу, сжав левую руку у синеволосой головы (он отдалился, вытянув руки во всю длину) и наклонив свою вбок, спрашивая. – У Вас недотрах, да?— Что? – случайно вырвалось, и глава чуть не подавился собственной слюной, нахмурившись.— Если Вы так хотите, я могу помочь, – продолжил он, голос был низок и говорил тот очень медленно, чётко выговаривая каждое слово. – Это единственное, на что я годен, так что не стесняйтесь – берите, если хотите. — Единственное, на что годен? – глупо спросил парень, пребывая в неком шоке. Он совершенно не понимает, что происходит. Видимо, он доигрался и... довёл его? Сломал? Тут Мафу повернул голову в сторону и нахмурился, как если бы увидел кого-то. Хотя, стоп. Они в коридоре. Темноволосый тоже привстал на локтях с целью узнать того, кто подглянул за ними. И понял, что лучше бы не знал, потому что обнаружил Вина, стоявшего у стены, как обычно, спиной подпирая её, со скрещенными на груди руками. По его лицу он прочитал, что тот очень-очень-очень зол – брови сведены к переносице, челюсти сжаты настолько, что видны желваки, взгляд прожигал в нём дыру. Юноша, что был наверху, отодвинулся от него, после полностью встав с подоконника, ушёл в неизвестном направлении, опустив вниз голову и с руками в карманах толстовки. Он больше ничего ему не сказал. Проводив его взором, Сорару не знал, что и думать. Захотелось курить. И причем выкурить целую пачку, потому что то чувство усиливалось, чуть ли не душило его. Он поднялся и сел. Вин всё молчал. Заместитель потянулся в карман штанов за пачкой, намереваясь взять сигарету и уйти в душевую, как резко его потянули за ворот рубашки, заставив на секунду потеряться в пространстве, а после и быть дезориентированным, потому что друг со всей силы влепил ему пощёчину. Да так, что голову крутануло, а во рту парень почувствовал кровь. Давно его не били так, пощёчины так тем более сто лет назад давали, он и забыть начал каково это, когда бьют по достоинству.Он не поворачивает голову обратно. Ему...стыдно? По крайней мере, он полностью согласен с тем, что заслужил. Однако у его напарника другие на него планы. — В комнату. Живо. Надо поговорить, – прорычал он и отпустил футболку, на которой повис провинившийся. Не стоит говорить, что Эванс всё слышал, и что он впервые застал своего кохая в данном состоянии. Он бы пошёл за ним, чтобы убедиться, что всё будет нормально, однако злость внутри клокотала, и сначала он хотел хорошенько заняться воспитанием Сорару.× Он не замечает, как чуть ли не бежит по коридору, задев пару учеников – все шли в спортзал на тренировку. В голове был целый хаос, но одна мысль перекрывала все остальные:Надо уйти. Неважно куда. Он чувствовал, как его начинало колотить тремор, шрамы в миг начали чесаться и их он мечтал расчесать до мяса, потому что он тонет. Медленно тонет, задыхается водой, из-за чего сейчас часто и прерывисто дышит. Его выворачивало наизнанку. Он ощущал подобное, такое случалось каждый раз после того, как он лежал в чужой сперме и с синяками, либо был в больнице. И после этого в девяносто процентов случаев он ревел. Четыре раза хватался за нож, валяющийся рядом. Но оружия (а жаль) под рукой нет. Так что ему просто необходимо где-нибудь спрятаться. Успокоиться. Но судьба решила отыграться на нём сегодня по полной. Он неожиданно, так как совершенно не смотрел вперёд, врезался в кого-то. И так, что чуть не сбил его. Он бы и ушёл дальше, даже не извинившись, если бы не знакомый голос.— Мафу–кун? – спрашивает Тору, который шёл в душ, потому что на втором всё занято, а он только-только вернулся из кабинета студсовета, так и не сходив после задания помыться. Он не ожидал встретить здесь его. Точнее не так, не ожидал встретить в таком состоянии. В глаза бросаются засосы, что он не видел прежде. Значит, вот зачем он носил бинты на шее, потому как вчера утром они точно были, но он ушёл после обеда из академии, вот и заметил лишь сейчас. — Отойди, пожалуйста, – еле выдавил из себя он, собираясь обойти вставшего на его пути. Рыжик настораживается. Что-то случилось. — Что с тобой? – прямым текстом спросил он, наклонившись, чтобы увидеть чужое лицо, но его резко отодвинули от себя, пройдя вперёд. Разведчик округлил глаза, поудобнее перехватив полотенце. Но идти за ним не решился. Вряд ли он поможет, будет больше его раздражать.Мафу пронёсся по лестнице вниз, и добравшись до первого этажа, нырнул под лестницу, прислонившись к стене и спустившись по ней на корточки. Мафу привык чувствовать боль, давно смирился с ней и принял, но... Почему? Почему я задыхаюсь? Почему Сорару так поступил? Зачем я сказал ему это? Почему я не могу забыть? Почему ты не убил меня? Он не выдержал и начал расчесывать руку, задрав рукав. В глазах начинало всё щипать и слёзы крупными каплями падали вниз, на уже окровавленную руку. Он закусил губу, чтобы не было слышно всхлипов. Хоть здесь и темно, да и многие на четвертом, он не хотел, чтобы его видели таким.Жалким. Это моя вина. Мафу устал; устал от вечных побоев и порезов у себя на руках, устал от боли, разъедающей его. Он хочет закончить всё это.— Прекрати жалеть себя. Он перестал размазывать кровь на руке и раздражать кожу. Слёзы продолжали течь водопадом, внутри чувствовалась дыра. Ему всего лишь нужно прекратить. Самоубийство. Всё просто. Он уснёт вечным сном, упадёт в глубокую родную темноту, где нет всего этого дерьма. Где его ждет тяжёлое спокойствие, которые окутает в себя, и даст забыть. Ему не будет страшно. Он не будет чьей-то шлюхой, может, он даже станет нужен этой темноте, что так важна ему. Сидя в полном одиночестве и съедаемый своими проблемами, он принимает решение закончить всё это недоразумение, что зовётся его собственной жизнью.