Гниль (1/1)

Пальцы сжались на тонкой ткани рубашки, что неряшливо выглядывала из-под тёплого свитера. Он слышал всё приглушённо, будто нарошно стараясь оглохнуть и забыться. Громкий хлопок прямо перед лицом заставил его поднять голову. Видимо, кого-то это действительно раздражает. Но ведь он просто делает всё так, как привык. Так, как нужно себя вести, чтобы не стало хуже, разве нет?—?Почему ты молчишь?Он не вздрогнул от ледяной стали в гневном голосе. Лишь сильнее сдавил рубашку, вновь пряча взгляд и настойчиво молча. Осталось совсем немного. Крики вновь возобновились, и он тупо пялился в пол.—?Ты вообще умеешь что-то чувствовать?!Он дёрнулся, но тут же застыл, пусто глядя в никуда. Умеет ли он? Видимо, нет. По крайней мере, так должны думать. А должны ли? Он сам создал эту иллюзию, основанную на правилах жестоких игр других, сам и вынужден разбираться со своими сказками. Тихий вздох выскользнул меж неплотно сжатых зубов. Он не улыбнулся. Всё так же молчал, не поднимая головы.Он умеет чувствовать. Глупо.Мягко приподняв уголки губ, откинулся на родное тело, сразу положив холодные ладони на тёплые щёки. Осторожно сжал их, будто боясь навредить, тихо хихикнул и перевернулся. Встал на четвереньки, приближаясь к любимому лицу.—?Я здесь.Он не знал, почему сказал это. Для того ли, чтобы поздороваться со своим ангелом, для того ли, чтобы вспомнить, как выговаривать слова, для того ли, чтобы успокоить самого себя? Он только знал, что от этих слов не случится ничего плохого.Ком внутри душил. Он хотел плакать. Хотел кричать, разбрасывать вещи, вопить дурным голосом, сорвать шторы, разорвать их, поджечь всё, чтобы горело, горело, горело… Заправил прядь волос за ухо, переворачиваясь с живота на спину. Притянул мягкую игрушку, пряча в ней нижнюю часть лица. Потёрся носом о мягкий плюш и выдохнул. Тошно.Нежные ладони ласково водили по холодному телу. Он улыбался. Так тепло. Самые прекрасные во всём мире губы коснулись лба. Он уткнулся носом в плечо, пряча румянец. На мгновение задумался и отстранился, вновь и вновь подставляя бледное лицо под горячие поцелуи. От этих чувств не случится ничего плохого. Его не учили такому, но он думал, что осознал это.Дурашка.Он тяжело дышал. Тихо захныкал, но одёрнул себя. Ноги неконтролируемо содрогались. Отвратительно. Мерзко. Никто не должен знать.Из него льётся гниль.Его припёрли к стене, отрезая все возможные пути побега. Крики страшные. Но он привык, он сможет вытерпеть всё на свете. Потому что он не чувствует. У него нет эмоций, кроме тех, что можно показывать. Его маленькая сказка будет открыта для других, в то время как чёрная гниль останется при нём. Он был так горд за то, какая яркая его сказка. Все его истории были гнилые, но эта, эта была самой счастливой, самой ясной и доброй. Он покорно опустил голову. Чувству вины не место в его детской истории. Почему оно отравляет его прекрасную сказку? Он не плакал. Только молчал, смотря в самые глубокие в мире глаза. Кивал, соглашаясь со своей виной. Потому что она уже душит его сказку. Легче поддаться, чем бороться, так ведь? Тогда зачем тратить столько сил на сохранение старой сказки, если можно создать новую.Он не хотел отпускать.Гниль переливалась за края чаши.Он не смеялся. Изредка улыбался, чтобы подбодрить их. Они были обеспокоены. Он не хотел, чтобы его сказка, его маленькая отравленная гнилью сказка, рушилась на мелкие осколки. Он спрятал её далеко далеко, чтобы никто не смог навредить ей. Но не дальше гнили. Оболочка всё скроет.По крайней мере, он на это надеялся.Родные руки взъерошили волосы и притянули к себе. Он вновь улыбался. Пусть его сказка гнилая, пусть не самая счастливая, но он позволит ей вновь увидеть свет. Ничто больше не причинит ей вред, так ведь? Он боялся, очень боялся этих рук, этого тепла, этого голоса и этих слов любви. Но гниль должна быть на помойке, и он только кивал, выдавливая старую улыбку. Она износилась. Как и его сказка.Тошно.Он был уверен, что сможет создать новый дом для своей сказки. Тот дом, в котором гниль будет далеко далеко от всех, тот дом, который бы радовал глаз. Очередной обед оказался в унитазе. Он вздохнул. Стыдно. Но мусор помешает строительству его идеального дома.Он делал только больнее.Прижимаясь всё ближе и ближе к чужому телу, жаждая обжигающего тепла, он забыл о том, что его собственное ледяное тело растает. Но он был не против таять. Потому что у него нет права выбора. Потому что, раз это нужно пережить, чтобы любить, он вытерпит.Потому что он блевал гнилью.Ведь это и есть любовь, так ведь?Он не плакал, лишь крепче обнимал себя, глухо гудя знакомую колыбельную. Если бы дом исчез, то исчезла бы и гниль. А что будет со сказкой? С его драгоценным сокровищем? Оставшись один, он кусал губы. Сдавленного крика не услышали эти стены. Потому что мусорить плохо. Как и чувствовать.Он убедился в этом множество раз.Было больно. Потом снова. Ещё, ещё, ещё, ещё. Он думал, что привыкнет к тому, что тепло может становится невыносимо горячим и до смерти ледяным. Но не смог. Гнили тесно. Она выливается. Солёное. Он хотел вернуться назад.Он хотел убить.Представляя, как нож пронзает невинное тело, как его обожаемое тепло вновь принадлежит только ему. Он был готов убить. Но тогда бы пришлось взять чужую гниль. Она бы затопила сказку. Он должен делать то, что и всегда. Терпеть.Крики.Он устал от того, что они преследуют его повсюду. Это кара за то, что он грязный? Родной голос злился, а он лишь послушно кивал, соглашаясь со всеми грехами. Потому что он грешен. Наказание будет страшным. А пока он хочет научить свою сказку летать.Крики сменялись на тепло, тепло на крики, и так вновь и вновь. Он мёрз. Завтраки и обеды пропали. Строительство нового дома задерживается. Плохо, так плохо. Но у него нет чувств.Он любил так сильно, что готов был покончить с собой, если он пожелает.Сжимался то в одиночестве, то в тепле, что каждый раз клялось не обжигать. Он свыкся с ложью. В конце концов, не у всех сказок счастливые концы. Возможно, его сказка поменяется с чужой местами, когда придёт время. Он был убеждён, что так правильно. Ведь это и есть любовь, так ведь?Крики. Их так много, что уши перестают слышать чётко, и они сливаются в один огромный вопль.Они давили и давили. Оболочка прорвалась. Гниль. Так много гнили вырвалось наружу.Зачем вам знать мои эмоции? Это не имеет никакого смысла. Куда лучше, когда я пустой. Только тогда от меня нет проблем. Только тогда все забывают о том, что я человек. Разве это не прекрасно, когда тебя невозможно обидеть, заставить злиться? Не этого разве вы так хотели?Это ведь и есть любовь?Любовь, так ведь?Он кричал и кричал. Визжал от боли, рыдал и метался. А потом стих. Его сказка рассыпалась. Тонкие пальцы, дрожа, пытались собрать её снова.А гниль лилась.