Круг шестой. Еретики. (1/1)
В это время года в Лусаке, Замбия невыносимо жарко. Местные живут и работают по ночам. Днем гуляют по улицам только жар, разевающий гнилостную пасть, и недоуменно оглядывающийся голод, в поисках жертв проскальзывающий в щели окон и дверей. Если посмотреть в его пустые глаза, можно увидеть лица, много лиц. Страдающих, коверкающихся лиц, обтянутых сухой кожей.Иногда Карлайл видит там себя.Он охотится днем, потому что ночью ему некогда. Днем рядом с ним бредет жар, даже не пытаясь дотронуться до лба. Его лапы отскакивают, обжигаясь о вечно холодную кожу вампира, и он гневно смотрит, не в силах даже пошипеть испаряемой влагой, потому что никакой влаги в вампире нет - ни моргать, ни дышать не нужно.
Саванна не балует его крупными хищниками, но он и не ищет. Ему трудно смотреть здесь на льва, в большие осмысленные глаза, таящие осторожность и подозрение. ?Я не знаю тебя, - говорит этот взгляд, - Ты опасный чужак. Поскорее уйди?.
Карлайл убивает много мелких хищников. Так он наказывает себя. За одержимость, за слабоволие, за множество мелких и больших грехов, воскрешая в сознании забытые отцовские фразы. ?Не прелюбодействуй! Не убий!? Они несутся калейдоскопом вокруг него, забивая друг друга и смазывая смысл.Чтобы не рехнуться в одиночестве, сверкая посреди саванны своей кожей, он бежит и бежит, убивает и питается на лету. Он может пробежать от моря до моря, оросив водой жаждущую пустыню. Но ему все равно.Ночью в его небольшой, но чистый домик проталкиваются местные: черные как смола, умоляюще и с любопытством смотрящие на него поразительно чистыми белками глаз, не знающими цивилизации. Зачастую они не знают английского, но Карлайлу более пятисот лет, и он знает все, что нужно знать, и понимает все, что нужно понимать.Он неистово пытается лечить, налаживая доставку лекарств или справляясь лишь своим даром. Бедность, стоящая за плечом каждого посетителя, задумчиво и жадно смотрит на него, не имея возможности сомкнуть крепкую руку тупого отчаяния на его шее. Карлайл видел ее и раньше. Ему давно наплевать. Она знает, и кивает в ответ, признавая свое поражение.На руках у Карлайла кровь, куски гниющей плоти, все возможные жидкости измученного организма. Он привык. Он лечит, с тупым упорством сражаясь с болезнями, зная, что им на смену придут новые, и все повторится. ?Бесконечный цикл, - пожимает плечами Бедность, - Я старше даже тебя, и схватку ты выиграешь. Но войну - войну тебе не осилить?. И в этот раз очередь Карлайла кивнуть, потому что он тоже умеет признавать поражения.Отупение и отсутствие мыслей - вот что держит его здесь. Долгое, методичное, постепенное убивание в себе остатков человеческого.
Две льдины, плывущие по зимней реке, столкнувшись, могут разве что поцарапать друг друга. Или вежливо обойти, полные взаимного безразличия, принятого оптимистичным сознанием за симпатию, и плыть каждая по своему течению. Он - ненастоящая льдина, он только притворяется ею. Настоящая льдина - Белла. Кусочек айсберга из крепчайшего арктического льда, по недоразумению отколовшийся и забредший в заурядную северную речку.Что тебе здесь надо, дочь айсберга? Чужих чувств, чужих эмоций? Не растаешь ли ты от них, не переполнишься ли ими настолько, что станешь частью этой речки?А руки обрабатывают, зашивают, согревают и оживляют. Много. Однообразно. Если бы Карлайла кто-то теперь спросил, какой он запомнил Африку, то получил бы странный ответ. ?Африка? Древо из больных ног, рук, голов и других частей тела. Непрерывно стонет и качается на ветру. Словно у Данте в Аду?, - поморщившись, бросил бы вампир и постарался забыть.Потому что однажды поток прервался, остановился, и Карлайл с ужасом бежал дальше, от себя и от осознания истины.У нее темные волосы и загорелая кожа. Она не африканка. Сложно сказать, как она тут оказалась. Простое, но явно европеоидное лицо, длинные ноги, подернутые жирком ягодицы, свойское поведение.- Венерическое, - говорит она, не испытывая по этому поводу ни смущения, ни сожаления.Смерив ее опытным взглядом и не углядев за плечом посетительницы тусклых глаз Бедности или сухой руки Голода, Карлайл впервые задает вопрос.- Вы точно не перепутали?
Она хмыкает и находит место, куда ей сесть. У нее серьезное лицо, но каждую секунду Карлайлу кажется, что она сейчас улыбнется. И почему-то он испытывает тревогу, странное ощущение надвигающейся грозы.- Не-а. У меня нет регистрации и страховки. Я шлюха, если уж на то пошло. Ну вы же не расист, вроде. Всех лечите. Просто скажите, что это и какое нужно лекарство. Я сама достану.У нее припухлые руки с короткими ногтями. Кожа по бокам от ногтя отгрызена. Цепкая, крепкая девчонка. Сознание раздумывает, не включить ли панику. Знакомые руки.- Анализы сдавать необходимо, - неосознанно нарушая порядок слов, бормочет вампир, смутно надеясь на уход незнакомки.- Ладно вам, док. Это просто шлюха с венерическим заболеванием, а не королева Британии, - делает она умоляющие глаза, и у Карлайла внутри обрывается невидимая веревка.
Он уже знает, что будет на дне пропасти, в которую он падает, но его дар - дар лекаря - уже решил за сознание.Машинально выискивая область поражения и выслушивая симптомы, он не замечает, как она хватает со столика недавно обработанный скальпель и играется им. На середине фразы про подозрительные боли, она ойкает и роняет его.Туман заволакивает сознание Карлайла. Он не голоден, нет. Кровью его не удивишь. Но он вдохнул, все-таки вдохнул ненужный воздух, и интуиция не помешала ему.Запах Беллы, почти-почти ее запах, просачивается в каждую пору его сознания, и все становится на свои места. Когда его взгляд сталкивается со взглядом девчонки, она неуверенно улыбается, и не понимает, что только что ошиблась в последний раз в жизни.Разрозненная гамма чувств: гнев, похоть, усталость и ненависть причудливо переплетаются, превращаясь в тугую змею, шипя и ища выхода. Они находят его там, в запрятанном в глубине вампирском законе, запертом Карлайлом законом человеческим. Закон этот - ?убей?.На секунду ему кажется, что он видит лицо Беллы Свон - таким, каким оно должно быть. Удивленное, испуганное, человеческое. Но черты снова неуловимо меняются, будто сопротивляясь смерти: теперь они гадкие, кривляющиеся, вымаливающие еще, еще похоти, больше гнева, жестокости.
…Давай же, сделай все, что ты хочешь. Я хочу, чтобы ты это сделал! А потом убей!...И он отпускает себя. Отступает от всегдашних своих законов. Отказывается от всего, что когда-либо считал важным и нужным. Он рычит и позволяет всем чувствам слиться в одно - в жестокую похоть.Последним рывком он выпивает из еще живой девушки оставшуюся кровь и сворачивает ей шею.Хруст костей похож на щелчок захлопнувшейся двери, и Карлайл замирает.Он постепенно, секунду за секундой, осознает, что он сделал.