Дневники прошлого. (1/1)

Он вернулся раньше, чем обещал: осторожно открыл скрипучую дверь фургона и, удерживая бумажные пакеты, запрыгнул внутрь, ожидая, что она станет его отчитывать за неумением рассчитывать время – Николетта часто подкалывала его в любом вопросе, касающейся человеческой новой стороне жизни, - но вместо этого, стоило положить продукты на небольшой столик, Вергилий дёрнул уголком губ: Голдштейн сама попалась на удочку – не сумела справиться со сном, одолевшим её, словно выскочивший из портала демон – зазевавшуюся девицу на площади. Девушка лежала на диване, свернувшись калачом, прижимая к груди своё новое изобретение – демоническую пушку, - словно плюшевого медведя. Полудемон хмыкнул, подходя ближе, снимая плащ; Нико действительно переработалась за сегодняшний день – пусть отдохнёт, а вечером перекусит засахаренными пончиками с начинкой, отдающей неприятной химией, – именно теми, которые она просила купить, но к её пробуждению уже чуть засохнут, станут безвкусными. Вергилий не привык выполнять чьи-то просьбы, более того – такие простые, не относящиеся к его прошлому, но оно, в виду обстоятельств, стало его настоящим, и он… по-своему прижился с этим. Остановившись у прикроватного столика, стоящего на трёх полноценных и одной кирпичной ножках, сын Спарды невольно засмотрелся на напарницу, которая, свалившись от усталости, не убрала рабочее место: Николетта была похожа на радугу, пробивающуюся сквозь тучи - всего лишь игра света, а всё равно на душе становилось приятно; Вергилий – видимо, ненастная погода, которую синоптик-Голдштейн всё пыталась разогнать, призывая тёплое солнце. Полудемон шумно выдохнул: он сам искал свой огонь уже давно.Он накрыл её своим плащом, осторожно убирая из объятий оружие; во сне не пораниться, но всё же не стоило держать при себе. Николетта, не разомкнув век, замычала, пальцами хваталась за воздух, чувствуя, что у неё отняли дорогое, но быстро заняла руки тканью мантии, кутаясь в неё, как в кокон. Вергилий поймал себя на мысли, что она выглядела мило, и на несколько секунд застыл взглядом на её руки, наконец, не стеснёнными перчатками: длинные пальцы с цветными пластинами ногтей – лак всегда кислотный, и почти всегда с наклейкой, - тонкие и жилистые, очень хваткие; и нет, не возникало чувство надобности телесного контакта – полудемон помнил другие чужие руки: кожа в пятнах краски, ногти неостриженные – как у ведьмы, - все в заусенцах. Отличавшиеся, неприятные простому смертному в эстетическом плане… но привлекали полудемона больше всего.И каждому пальцу хотелось подарить по поцелую.Вергилий махнул головой – воспоминания жгли раскалённой спицей, - и решился отвлечься, чтобы успокоиться: Николетта Голдштейн не умела работать аккуратно, а если что-то и делала, то оно разметалось ядерной бомбой по всему автомобилю. Вот и сейчас было также: на столешнице одной металлически-ржавой грудой валялись старые инструменты, смазка потекла на железный пол, оставляя чёрные и жирные пятна, а чешуйки, выдернутые плоскогубцами из хитина демона, разбросаны везде, словно ребёнок рассыпал баночку блёсток на лист со своим рисунком. Полудемон закатил рукава, присел на колени, думая, с чего начать; однако ответ пришёл быстро, стоило отыскать среди горстки механизмов и ключей клочок бумаги – и оно не похоже на типичные инструкции. Он аккуратно смял пальцами уголок и достал его – квадратик с жёлтым кругом – Николетта ставила на него кружку кофе, которую так и не выпила, - повернув к себе лицевой стороной; Вергилий хмыкнул – не думал, что она так и не смогла расстаться с прошлым.Врала, пытаясь скрыть сокровенное.Снимок запечатлел мужчину, на которого она похожа: вроде его звали Агнус, – как всплывало в памяти, -и он был учёным, работающим на Орден; человеком и – позже – демоном, который присвоил себе чужое. Вергилий нахмурился, сдвинул брови к переносице, всматриваясь в зернистый квадратик, замечая общие черты: смуглые, с длинными тёмными волосами, носили очки и монокль, с таким же тяжёлым подбородком… От родной крови не убежать, не откреститься. Но Нико признавалась полудемону, что она ненавидела своего отца за то, что он бросил её с матерью одну, и была рада, когда его собственный… Неро убил его.Так почему хранила до сих пор фотографию того, кому желала смерти?Вергилий посмотрел на девушку: та отвернулась от него, скомкав на себе его плащ. Полудемон вертел в руках снимок, жевал губами, складывая крупицы в голове: видимо, Агнус на клочке бумаги – напоминание ей о том, чтобы она не стала таким, как он; напоминание, что она лучше того, кто предал всех, включая собственную семью - маленькая личная мотивация всегда идти вперёд и не сворачивать со своего пути. Вергилий, положив фотографию туда, откуда её вытащил, призадумался: вот Николетта оставила себе кусочек воспоминания из прошлого, а что он? Почему не поступил также… с Неро? Сын Спарды выдохнул, провёл рукой по волосам, приглаживая пряди – привычка, выработанная нервной системой; тут всё по-другому.Неро, возможно, действительно его биологический сын, но… ему до этого не было никакого дела. Данте пытался, долго и упорно пытался наладить их потерянные временем отношения, но стоило ли оно того? Вергилий точно знал, что нет; ребёнок нежеланный, никогда им не был и не будет, сколько не переводи стрелки на часах вперёд, сколько слов на ветер не выкидывай, но ничего не изменить. Полудемон догадывался, в какой момент совершил подобную оплошность – спасибо отцу Нико, который оставил после себя десятки дневников, описывающих его жизнь вне стен и в самой Фортуне.Вергилий прокашлялся в кулак; ему хотелось засмеяться, но быстро остыл, а девушку будить не хотелось.Как же это нелепо: его перехитрил простой – в прошлом – человек.Всё было подстроено с самого начало: и возвращение Вергилия в город, и его отдых в одном из дешёвых отелей, и девушку подсунул ему непростую – действительно проститутку, действительно наркоманку со стажем, успевшей в какой-то момент подсыпать ему химический порошок в еду или напиток. Потом ночь, о которой он ничего не помнил, и та сбежала, надеясь у Агнуса за работу получить очередную дозу; всё прошло для учёного лучше некуда, пока в какой-то момент та не сбежала – послала их к чертям, потому что началась ломка, потому что больше ей не платили, и она хотела избавиться от новорождённого младенца, но в какой-то момент решила, что лучше его просто выкинуть на крыльцо одного из домой, а самой скрыться за пределами Фортуны.Вергилий не знал ни имени, не помнил внешности, но строчка из дневника впилась в сознание цепкими лапами:?убита за попытку бегства. Демонами. С особой жестокостью. Хочу повторить зрелище?.И жизнь решила над ним подшутить, ведь Неро оказался практически его внешней копией; характер – видимо, то немногое, что полудемон мог знать о той, с кем провёл когда-то ночь.Стал бы после этого носить фотографию юноши как талисман? Очевидно, что нет. Неро для Вергилий - никто; пустое место, допущенная когда-то ошибка, которую уже не исправишь; сын Спарды смирился, его напарница смирилась, а вот остальные продолжали наседать, уповать на его совесть, словно полудемон мог измениться по щелчку пальцев – разве что призвать свои страхи, зарытые глубоко внутри души. Вергилий не хотел, чтобы его понимали, чтобы принимали его точку зрения – каждый сам за себя, у каждого сугубо личное мнение на этот счёт, и никого, увы, никто не мог переделать под кого-то конкретно. Но почему-то многие старались.И фанатично этого желали.Особенно мальчишка, которому не хватало отцовской любви.Увы, он не тот, кто сможет воплотить эту роль.Неро для Вергилия не нелюбимый и ненавистный ребёнок – он просто похожая на него тень; и, будь всё иначе, переиграй его судьба в кости иную жизнь, всё могло бы отличаться, и тогда сын Спарды действительно гордился бы тем, что пошёл по стопам отца – не только примерный воин, но и прекрасный семьянин.За рекой мыслей теперь не угнаться; как, впрочем, и уборка могла подождать.Вергилий посмотрел на Нико и присел рядом с ней, закрывая глаза, мысленно благодаря её за всё; полудемон не тот, за кого его обычно считали. Но в нём остались человеческие эмоции, что вспыхивали ярче спички, стоило подумать о будущем, о котором мечтал. Возможно, полудемон действительно мог примерить на себя роль Спарды, но не совершал его грехов в отношении семьи: он бы никогда не допустил, чтобы кто-то погиб из любимых; чтобы страдали дети, оказавшимися заложниками многолетней войны, которая их на самом деле не касалась. Старый дурак; Вергилий сжал кулаки, но выдохнул, разжимая пальцы: он был бы хорошим отцом, был бы хорошим мужем…Для той, которую искал уже давно.