Глава 3. Мария (2/2)

Маленький коридор, которыйсопровождали всё те же большие окна, занавешенные жизнерадостными занавесками – знакомый атрибут этого места,— упирался в стену с дверью, которую Кэтрин приняла за дверь в кладовку, и, поворачивая, шел дальше вдоль нее, а завершался узенькой лестницей на чердак. Снизу виднелся только угол маленького окошка – светлого пятна на потемневшей стене. На узком подоконнике стояло что-то похожее на засохший цветок в горшке.Должно быть, Эрнест давно здесь не был.Поставив одну ногу на ступеньку, она осторожно переместилана нее часть своего веса, и зажмурилась, ожидая услышать скрип, сопровождавший ее до этого. Ничего. Вторую ногу лестница приняла также безропотно. Чердакмедленно надвигался на нее, словно черный футляр: по-прежнему ничего не было видно, кроме окошка с пожухшим цветком. Подошвы сапог выбивали какой-то странный глухой звук.Он едва успевал достигнуть ушей, прежде чем провалиться в черные зазоры между досок.Почти что на самом верху стал виден старый стол со сломанной ножкой и придвинутый к немустул с высокой спинкой. А затем Кэтрин увидела всю комнату.Кроме стола и стула было еще кресло у дальней стены, настолько низкое, что в нем мог удобно сидеть разве что ребенок. Остальное пространство,— вернее, остальное видимое пространство, поскольку дальний конец комнаты полностью терялся в темноте,— занимали книги и старые газеты, сложенные аккуратными стопками у стены.

А еще здесь была паутина, от налипшей на нее пыли походившая на белое полотно. Пожалуй, здесь ее было даже больше, чем в гримерке в ?Хевен’с найт?. Она выстилала углы, обволакивала собой стопки с газетами, лежала на кресле искатерти, покрывавшей стол. Даже горшок на окне был захвачен в ее сети и плотно притянут к растрескавшейся раме. Это было отвратительно, но еще хуже была полутьма, через несколько метров переходившая в абсолютную темноту.Я не собираюсь копаться здесь без освещения,— подумала Мария, не признаваясь в том, что боится. Она действительно не боялась темноты с момента, когда закончилось ее детство. Но здесь было совсем не то. Та темнота, чтозатопила противоположный конец комнаты, была совсем иной, отличной от той, что является просто противоположностью свету. Она была плотнее, словно составленная из какой-то густой субстанции, возможно, эквивалентом той, что сейчас заполняла улицы города, представляясь лишь густым туманом, а на самом деле...

Звук снизу, как будто открылась дверь, оборвал ход ее мыслей.Что это? Кэтрин развернулась к лестнице, так терпеливо сносившей ее присутствие здесь, и быстро сбежала вниз. От лестницы до двери было не больше десяти футов, но она остановилась, не пройдя и половины. Звук ее шагов умер где-то в пространстве между двумя этажами, затерявшись в пыли и темноте; даже скрип, раньше сопровождавший каждый ее шаг, исчез. На одно мгновение в сознании Кэтрин застыла одна единственная деталь – узкая полоска света на полу.Напротив приоткрытой двери в ?кладовку?.Спокойно,— сказала она себе, стараясь прогнать все посторонние мысли.—В конце концов, кто еще может быть здесь, кроме того ребенка?—Мэнсон-стрит, особняк БолдуиновСайлент-Хилл16 октября 1995, 10:10 Она толкнула дверь носком сапога. Дверная створка поддалась, медленно расширяя полосу света и открывая перед Кэтрин сначала этажерку в дальнем углу комнаты, а затем комод, заставленный мягкими игрушками, и старый календарь.

Все было вызолочено светом, пробивавшимся сквозь ярко-желтые шторы.– Эй,— позвала она.— Есть кто-нибудь?Ей отвечало только тиканье часов в дальней части комнаты – ровное и безразличное ко всему, что происходило в этом городе.

Неужели кто-то заводит их? Эрнест?И при том, что ему не лень подниматься сюда несколько раз в неделю, он попросил ее принести открытку.А может быть, они еще идут с тех пор, как...Что? И когда? Она оглянулась на старый календарь, повешенный на стену рядом с дверью – 1985 год. Десять лет назад.

Он что-то говорил о своей дочери,— вспомнила она.— Возможно, это ее комната.Подтверждением были плюшевые мишки, расставленные, кроме комода, на всех пригодных к этому поверхностях, включая кровать и подоконники. Большие и маленькие игрушки, разных цветов (от белого до коричневого) и форм. Что же с ней случилось?Проклятый город, здесь только призраки и живут,— подумала Мария.—А ведь они знали это... Они знали, и поэтому послали меня сюда. Чтобы я...не смогла вернуться.

Мысль была неожиданна для самой Кэтрин (ибо она не могла найти ее источника).Она не знала, что более поразительно в этой мысли: та страшная и простая истина, которую она несла, или же то, как поздно она пришла к ней в голову. Она не думала об этом, когда в ее бензобаке закончился бензин, и пришлось оставить машину у въезда в город, не думала, когда шла по улицам, окруженная тенями, и даже в той гримерке.

Возможно, тогда она бы сошла с ума. Сейчас же она чувствовала только, как в висках стучитзлость. И ничего больше.Однако тишина, наступившая внезапно, заставила ее переключиться.Чтопроизошло с часами? Эрнест забыл завести их, или механизм, наконец, не выдержал и перестал действовать?

Кэтрин встряхнула головой: что за бред, не всё ли равно? Если дела обстояли так, как она думала, значит тем более стоит выбираться отсюда как можно скорее, а потом… Нью-Йорк, Бостон, а может быть, Топика. Было много путей спастись.

Разложив всё это в голове, она почувствовала себя лучше, и истерика ушла так же внезапно, как и появилась. Не стоило тратиться на слезы и проклятья, главное сейчас было — спастись. И, для начала, выполнить просьбу Эрнеста (о том, что она может оказаться ложью, она приказала себе не думать).

Если бы в этот самый момент кто-то спросил Марию: ?Чего ты так боишься в этом городе??,— она бы не смогла ответить. За ночь, проведенную здесь, с ней ничего особенного не случилось. ?Ты можешь уйти сама,— сказал бы этот посторонний человек,— не дожидаясь советов Эрнеста. Просто выходи из этого дома, и иди по дороге из города. Вот и все?. Я не могу, ответила бы она, ничего не объясняя, поскольку не могла объяснить. Тени пугали ее, это правда. И до тех пор, пока призраки имели над ней власть, она оставалась пленницей этого города.Мысли пришли в порядок, и она вновь могла подумать о том, зачем пришла сюда – фонарике или хотя бы коробке спичек, чтобы зажечь свечу на чердаке.Было ясно, что искать всё это здесь – бессмысленно. Она вновь восстановила в голове план дома, прикидывая, как добраться до кухни на первом этаже. Это означало сделать большой крюк, пройдя практически весь путь, который она должна была бы проделать, возвращаясь к Эрнесту. А потом снова пришлось бы вернуться сюда и подняться на чердак…Возможно, Эрнест ошибся, и открытка вовсе не на чердаке,— пришло спасительное предположение.Оно, как это часто бывало с Кэтрин, не имело видимого источника, но отчего-то казалось правдоподобным. В конце концов, зачем девочке оставлять на чердаке открытку, предназначенную для ее отца?Во всяком случае, ее ощущения склоняли именно к этому варианту.

–– Не будет ничего плохого, если я поищу открытку здесь,— тихо, самой себе сказала она, и в ответ раздалось знакомое тиканье из другой половины комнаты. Мария обернулась, внимательно оглядела тумбочку, кровать, окно и стены, однако там не было никаких часов. Но даже не их отсутствие, а сам звук был странным: неровным, сбивчивым,— и доносился как будто из-под кровати. Скорее, теперь это было даже не тиканье, а пощелкивание и громкое шуршание, словно что-то тащили по полу. Кэтрин, стоявшая у окна, повернула голову. Казалось, под кроватью что-то с шуршанием двигалось, прищелкивая и издавая какие-то еще звуки, которые она ни с чем не могла сравнить. На память приходил только какой-то фантастический фильм, где так же звучал сигнал, издаваемый роботом, что в какой-то момент заставило ее подумать об игрушке, случайно приведенной в движение. Она облегченно улыбнулась и опустилась на пол, чтобы увидеть, что так напугало ее.

Поначалу ничего не было видно: под кроватью царил густой полумрак, усугубляемый длинным покрывалом. Что-то копошилось в этом полумраке, и как будто выталкивало на свет некий предмет.Кэтрин протянула руку, чтобы откинуть покрывало, мешающее ей разглядеть происходившее, однако тут же отдернула ее.

Она плохо разбиралась в насекомых, но то, что вылезло из-под кровати, больше напоминало жука огромного размера на длинных членистых лапах. У жука даже имелся устрашающего вида рисунок на надкрыльях. Об этом жуке невозможно было сказать, что он ?полз? — скорее, шагал, переставляя свои длинные конечности (и, соприкасаясь с полом, те издавали тот самый звук, который Кэтрин поначалу приняла за тиканье часов).

В отличие от плохих фильмов, никто не пытался задержать Кэтрин в этом месте,ни прямо, ни косвенно. Дверь не захлопнулась от внезапно налетевшего сквозняка, и из коридора не слышалось никаких посторонних звуков. Возможно, она даже должна была сбежать отсюда, пользуясь тем, что никто еще не расставил для нее ловушек. В конце концов, Эрнест (если он действительно хотел помочь) должен был понять ее.

Однако она осталась стоять у кровати, чуть наклонившись, чтобы видеть происходящее. А происходило и впрямь нечто странное. Жук, похоже, что-то тащил за собой, напрягая все силы, чтобы извлечь это из-под кровати, иногда останавливаясь и что-то вереща. Очень скоро показалась маленькая рука, сделанная из пластика телесного цвета, а потом и всё тело большой куклы в изумрудно-зеленом платье, жутко шуршавшим по полу и как будто сопротивлявшемся усилиям жука. Тот же, не обращая внимания на тяжесть своей ноши, продолжал идти, держа курс на дверь. Он как будто и не замечал Кэтрин,с изумлением наблюдавшую за его работой, словно ее не существовало(не должно было существовать?) в его мире.

Поравнявшись с носком ее сапога, он нехотя отклонился от основной траектории, чтобы снова вернуться на нее метром далее. Жук, тащащий куклу… куда? Вопрос был интересным, тем более что насекомое, по всей видимости, держало путь на чердак: миновав дверь, он завернул в сторону лестницы.Что же ты забыл там, дорогой?

Кэтрин ненавидела насекомых и боялась их, равно как крыс, мышей и собак. Но Мария не могла позволить себе бояться таких пустяков. В данном же случае она просто не имела на это права: чудовище направлялось как раз туда, куда посылал ее Эрнест за открыткой.

Эрнест, обещавший ей спасение.

И зачем насекомому могла понадобиться кукла?Доски, спокойно выдерживавшие вес жука и куклы, снова заскрипели под сапогами Кэтрин, в который уже раз давая ей понять, кто здесь лишний. Но, чтобы остановить ее, этого было недостаточно.

Жук благополучно добрался до лестницы, а затем стал неторопливо взбираться на нее, перекидываясь со ступеньки на ступеньку, словно маленький вездеход. Кукла безвольно болталась, притянутая к телу жука каким-то длинным отростком, обвившимся вокруг одной ее руки. Сначала Кэтрин не обращала на нее внимания, сосредоточившись на насекомом, но сейчас она внимательнее вгляделась в его ношу: она казалась новой, только что принесенной из магазина, несмотря на то, что была куплена, видимо, десять лет назад. Но особенно поражали ее глаза – огромные, ярко голубые, смотрящие прямо на Кэтрин, словно зовущие ее за собой. Чем больше она вглядывалась в них, тем отчетливее слышала этот зов, и тем меньше становилось расстояние между Кэтрин и насекомым. Когда лестница закончилась и, выволочив свою добычу на чердак, чудовище остановилось, оно составляло не более двух шагов.И Кэтрин тоже остановилась.—Мэнсон-стрит, особняк БолдуиновСайлент-Хилл16 октября 1995, 10:25Иногда лучше не знать заранее, что должно произойти. Именно так было с Кэтрин, застывшей у изголовья лестницы на чердаке особняка Болдуинов. Скажи ей кто-то полчаса назад, что ей предстоит наблюдать здесь, она бы отказалась от идеи помогать Эрнесту, что бы он не обещал ей взамен. Не потому, что происходящее было опасно для ее жизни, а потому,что это было противно всем канонам действительности.Перетащив свою ношу через лестницу, жук остановился. Со стороны могло показаться, что он утомлен проделанной работой и просто отдыхает, лениво поводя чуть приподнятыми передними лапками. Время от времени он издавал свой характерный верещащий звук, словно напоминая застывшей на лестнице Кэтрин, что он всё еще здесь. Так продолжалось несколько минут, после чего произошло сразу несколько событий.Сухой цветок на окне дернулся, затрещал и, обернувшись пауком размером с яблоко, начал жить своей жизнью. Выбравшись из сети, стягивавшей его, он скатился по горшку вниз, соскользнув с подоконника, шлепнулся об дощатый пол и пополз в направлении куклы. Затем послышалось шуршаниев кипах газет и, самое яростное, в темной половине комнаты – там, куда так боялась зайти Кэтрин. Весь чердак (а точнее, его тайные обитатели) пришел в движение и зашуршал, защелкал, заворочался. Насекомые размером с приличную крысу выбегали (выползали) на середину комнаты, перемещаясь по каким-то зигзаго— и петлеобразным линиям, словно не имея никаких ориентиров, кроме сигналов жука, восседавшего на кукле. В том, что таковые существовали (пусть неслышимые, невидимые, неощущаемые), Кэтрин была убеждена, если убеждение в чем-либо свойственно человеку, попросту ошарашенному происходящим.

Насекомые приближались к кукле изломанными, извилистыми путями, порой наталкиваясь на какие-то предметы или друг на друга. Казалось, они двигаются в ритуальномтанце, отдавая дань своим членистоногим богам. И их пощелкивание постепенно становилось синхронным, превращаясь в замысловатый ритм.–– О, Боже…— пробормотала Кэтрин, отодвигаясь подальше, чтобы как-нибудь ненароком не обратить на себя внимание.Однако говорить что-либо было ошибкой. Жуки не замечали ее присутствия, когда она следовала за ?носильщиком? на чердак, не замечали, когда она наблюдала за представлением, стоя на лестнице. Должно быть, начни она ходить между ними и давить их ногами, они тоже ничего не заметили бы… Но одно произнесенное вполголоса слово изменило всё.Пощелкивание смолкло, чтобы через пару секунд возобновиться вновь, уже в другой, более высокой тональности. И жуки устремились в сторону замершей Кэтрин. Впрочем, ?устремились? было бы преувеличением, поскольку двигались они по-прежнему медленно и путано. И всё же, они приближались.В голове Марии мгновенно возникли три вещи: КУКЛА – ЖУК-НА-КУКЛЕ – РЕВОЛЬВЕР.

Всем этим цирком управлял именно тот жук, с рисунком на надкрыльях, который приволок сюда куклу. Именно он был центром, отдающим команды другим. Не даром он остался сидеть на месте, в то время как остальные бросились в сторону женщины.Всё это Кэтрин не успела осознать за три секунды, прошедшие между реакцией жуков и тем, что произошло затем. Возможно, ей и не нужно было ничего осознавать, потому что сейчас она была Марией. Для Кэтрин существовало только полчище насекомых, готовых наброситься на нее и убить. В этом случае шести патронов в ее револьвере было явно недостаточно. Но для Марии существовал только один жук – тот, что сидел на кукле, подергивая усиками и поводя передними лапами, словно дирижер.

Револьвер словно сам оказался в руках, и, прицелившись в то место, где у жука должна была находиться голова, она выстрелила.В тишине города звук выстрела разнесся на много метров вокруг. Достиг он и Апартаментов на Кац-стрит, где Джеймс Сандерленд, находясь в подъезде на втором этаже, принял его за донесшийся из комнаты 208 и, бросившись туда, обнаружил труп мужчины с ранениями далеко не огнестрельными, что, впрочем, нисколько его не смутило. Лора же, только что спустившаяся по лестнице на первый этаж восточного крыла здания, услышала выстрел в кромешной тьме прихожей первого этажа.

Это Джеймс стрелял,— подумала она, чувствуя страх, хоть ни за что бы не призналась в этом. Она мысленно выругала себя за то, что назвала его по имени, а не ?Безмозглая Обезьяна?, как следовало бы, и, с трудом отворив тяжелую дверь, выбежала на улицу.Слышал выстрел и Эдди Домбровски, в очередной раз склоняясь над унитазом в одной из заваленных хламом квартир, и Энжела Ороско, судорожно стирая кровь со своего ножа, и Эрнест, находясь в той же комнате, где и до этого. Впрочем, о чем подумал каждый из них, неизвестно.А Кэтрин подумала, что ее барабанные перепонки не выдержали и разорвались, поскольку в первый момент почувствовала боль в ушах, после чего ее заволокла непроницаемая тишина. Она успела отметить, что попала, поскольку жука буквально снесло с куклы, а затем все-таки зажмурилась и простояла так до тех пор, пока звуки не вернулись. Первое, что она услышала, и что заставило ее открыть глаза, был звук падающих жуков, пауков и прочих насекомых, которых ей трудно было как-либо определить, кроме как ?насекомые?. Словно подкошенные, они валились со своих длинных лап и больше не двигались.Кукла была на своем месте, и на своих местах были все вещи на чердаке, однако теперь Кэтрин видела их совершенно по-новому. Возможно, что-то изменилось в освещении (хотя, что именно, она не могла бы сказать), но теперь она отчетливо видела открытку, лежавшую за ножкой кресла.Уже десять лет.Перешагивая через трупы, она двинулась вперед.

—Мэнсон-стрит, особняк БолдуиновСайлент-Хилл16 октября 1995, 10:40Кэтрин постучала осторожно, даже робко. Ее пугал не предстоящий разговор с Эрнестом, а, напротив, возможность услышать только тишину. Несмотря на то, что с ней случилось только что, она не имела к Эрнесту никаких претензий. Только просьбу – помочь выбраться из города.Эрнест, однако, был на месте:–– Да, Мария,— отозвался он из-за двери, и Кэтрин облегченно вздохнула.–– Я принесла открытку. Посмотри, это она?Кэтрин наклонилась, чтобы просунуть открытку под дверь. Но сделать это удалось только наполовину, после чего кто-то схватил ее с другой стороны и выдернул из ее пальцев.–– Спасибо, Мария.

–– Не стоит благодарности, Эрнест. Теперь ты… выведешь меня из города?––Я отблагодарю тебя,— был ответ, и Кэтрин почувствовала, что может добавить: ?но не тем, о чем ты просила?.–– Эрнест! Черт возьми…— она поймала себя на том, что схватилась за ручку двери и изо всех сил трясет ее.—Как насчет помочь мне выбраться из города?!–– Помочь тебе выбраться? Но никто не держит тебя здесь. Ты свободна, Мария.–– Нет!–– Если тебя держит страх, то победить его можешь только ты.Последняя фраза была правдой и приговором одновременно. ?Победить свой страх?… Звучало красиво, но не более.

–– Страх – это как запертая дверь. Найдешь к ней ключи – избавишься от страха.

–– Красиво,— озвучила Кэтрин свою мысль.— И что мне делать с твоими истинами?–– Не мне тебя учить. Всё зависит от твоей цели. Ты говорила, что хочешь уйти из города. Но это ложь. Если бы ты на самом деле хотела, то давно бы ушла.–– Что же мне, по-твоему, нужно?–– Тебе нужен кто-то еще, Мария.Прислушайся к своим ощущениям.Эрнест умел убеждать. На память Кэтрин тотчас пришло утро этого дня, когда она вышла из гримерки с целью найти кого-то в этом городе.

–– Ты можешь уйти, поверь мне. Всего-навсего не подзадоривай их – не думай о своем страхе. Но если ты всё же решишь остаться…Эрнест еле слышно усмехнулся и замолчал.

–– Продолжай,— попросила Кэтрин.–– Парк“Rosewater”, ровно через час.

–– Я должна быть там?–– Ты можешь.

–– По-моему, я рискую, оставаясь здесь.–– Но ты ведь всегда рискуешь. Все мы рискуем.

И снова он был прав. С детства Кэтрин только и делала, что рисковала. Сначала – чтобы стать Марией, потом – чтобы ее уничтожить. А теперь кто-то решил уничтожить обеих.

–– Я могу пока что остаться в твоем доме, Эрнест?— спросила она, по привычке дернув за ручку.Ответа не последовало, а дверь неожиданно поддалась, отворившись внутрь так легко, что Кэтрин едва не потеряла равновесия.–– Эрнест, извини, дверь была не заперта…Кэтрин стояла на пороге абсолютно пустой комнаты, без окон и без других дверей, помимо входной – должно быть, чулан в далеком прошлом. Однако здесь стоялнебольшой стол с приставленным к нему стулом.

Кто-то сидел здесь пару секунд назад.–– Эрнест?Нет ответа; странный человек, должно быть, ушел каким-то непостижимым образом или был просто призраком?–– Эрнест!— позвала она еще раз, но ей опять никто не ответил.На столе осталась знакомая открытка, повернутая к ней исписанной стороной: ?МОЕМУ ПАПЕ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ! Эми Болдуин?,— и небольшая бутылочка с белой жидкостью. В полумраке комнаты она была заметна лишь благодаря белому листу, на который была поставлена. На нем можно было различить слова, наспех нацарапанные карандашом: "В знак моей благодарности, Мария".

Похоже было, что Эрнест решил сделать ей подарок.Будь я проклята, если знаю, что это такое,— подумала она.— Духи? Смешно. Или какая-нибудь отрава? Еще смешнее. Я беззащитна в этом чертовом городе. Но вне него – тем более.