Глава четвертая, в которой Алиса думает, что у нее есть выбор (1/1)
И я думал, что это пройдет, если ни к утру, то вскоре. Я хотел, чтобы отпустило, но не отпускало, тянуло магнитом к окнам без занавесок, на пару минут, по ночам, словно бы случайно?— хотя какое случайно могло быть. Иногда там сиял свет, иногда нет, но я видел его даже тогда, когда его не было.И я всегда вижу свет, когда тону.Но вопреки затопленному мыслями о Дмитрии сознанию, мое море меня больше не пугало. Теперь оно превратилось из бушующей стихии в малиновую от краски мелкую лужу, по которой я шел в белых кедах, не реагируя на грязь под ногами. Мир вокруг меня был раскаленной лавой, и я выискивал в нем хотя бы какие-то проявления привычной мне воды.Но время имеет схожесть со змеей, оно растягивается, заполняет собой все вокруг, а потом резко сжимается и замыкается в кольцо, возвращая к началу.На этот раз это был не концерт в клубе Дмитрия, который я обходил самыми извилистыми тропами, не позволяя себе выйти на прямой контакт снова и предпочтя этому рыжим лисом шнырять по ночам во дворе под знакомыми окнами. Совсем другая часть города. Закрытый ночной показ музыкального видеоряда, обещавшего холистическое повествование, снятое не кем-то и не для кого-то: появившееся само, просто потому что не могло не появиться. Белый зал с колоннами и широкими окнами, выходящими прямо к подножию реки. Электронные билеты, строгий фейсконтроль, полутьма, замершая в предвкушении толпа. И Дмитрий. На расстоянии вытянутой руки. Спиной ко мне. Малиновые дреды, собранные в хвост. Черный шелк рубашки.За мгновение до того, как свет окончательно погас, вынеся на первый план проектор, он обернулся ко мне. Зеленые радужки вспыхнули бликами. Я перевел взгляд на экран.Десять минут презентации, пятьдесят минут хронометража. Учащенный пульс. Минуты, по каплям стекающие в вечность. Закушенная губа. Тихо-тихо. Ни стона, ни отводить взгляд.Алиса во мне подняла бунт, взбесившийся Лис набросился на Змея, лиса Алиса начала свою игру.Что Дмитрий мог делать на показе исполнителя, до которого ему не было дела до знакомства со мной? Зависимость оправдала себя и обратилась в ярость и обиду, что я прятал в себе. Напряженные плечи расслабились, горечь во взгляде обратилась в спокойствие. И, смотря на экран, я наконец в полной мере ощутил, как сильно меня измотал бег за все отдаляющейся мордой временной змеи.Которая все же сжалилась надо мной, сомкнувшись в кольцо и вонзив в подставленную в вожделении шею ядовитые клыки.Я растворяюсь, меня нет. Все, что может немного взбодрить, это власть. Я тоже могу быть черным. За темными зрачками дно, дно, дно.Даже не пытаясь подступиться к окруженным людским кольцом кумирам, выскользнув из зала по самому краю, обогнув колонну, я спустился по лестнице и нырнул в каменную арку. Случайности не случайны. Дмитрий не мог быть там иначе, нежели ради меня. Я верил в это. Я хотел убежать. И одновременно с этим хотел, чтобы он меня настиг. Я хотел его.Поддаваться навстречу телу, вжимающему меня в каменную стену арки, подставлять шею под поцелуи, стащить резинку с его дредов, рассыпав их малиновыми колосьями по плечам. В чем-то обвинять, что-то шипеть обиженно, что-то требовать. Начавшие набухать синяки на запястьях, пульсирующий болью укус на шее. Раствориться в его объятиях, как сахар в чашке кофе с гвоздикой и перцем. Сломаться, сдаться.Что я делаю? Такая долгая ночь. У нас никаких принципов, никаких правил, мы творим, что попало.—?Дмитрий…—?Дима.Я смотрел в зеленые глаза, щурясь от заполнившего комнату сигаретного дыма. Брошенный на пол в углу планшет, грустный смайл на стене под граффити, закрытые окна, изолировавшие комнату от городского шума и, что более важно, от шума моря, что снова наползало со всех сторон, плескалось у подножия окон и звало раствориться в малиновой бездне.Разбитая губа. Его. Я коснулся ее, и Дима поморщился, а потом охватил мой палец губами, подталкивая языком, цепляя за пирсинг. Я улыбнулся: злорадно, мстительно, грязно. Черная простыня кровати, окрашенная алыми пятнами крови с его расцарапанной спины и моей прокушенной шеи. Упав на скользкий шелк и пошло раздвинув ноги, я притянул Диму к себе, приблизив ниже, ниже. Глубже.Заключая договор со Змеем, я забыл о том, что он может решить все загадки мира, и полагался только на себя.Что нам делать теперь? Я верил, что все будет так, как захочу я. Я думал, что у меня есть выбор.Майским утром туманный сюр оставил этот вопрос открытым, но Дима прижал меня к себе так грубо и крепко, что стало понятно, что вырываться смысла нет. Я и не собирался.От кризиса к очередному Хэппи-Энду. От Хэппи-Энда к новому кризису.