В болоте лицемерия (1/1)

Изучив личные дела кадетов седьмого взвода, Штирлиц в очередной раз для себя понял, что нельзя доверять документам, написанным сухим канцелярским языком и штампованными фразами. Все характеристики были однотипными, отличавшимися друг от друга всего парой предложений. На их основе можно было лишь определить, кого вообще нельзя было рассматривать в качестве кандидата в VI отдел. Отложив внушительную стопку бумаг, Штирлиц закурил. Задача выбрать человека для Шелленберга казалась даже какой-то унизительной по отношению к нему, к опытному сотруднику. Было бы целесообразнее отправить в Алленштайн кого-то из новичков, которые только вживаются в роль вербовщиков. "С другой стороны, я могу подобрать сотрудника, отвечающего и моим личным требованиям, а потом использовать его в своих целях", - Макс ещё раз оценил ситуацию и решил, что во всём надо находить положительные моменты. Хорошо, что он успел проинформировать московское начальство о своём отъезде, иначе его бы вычеркнули из списков действующих агентов и решили, что Юстас провалился.Штирлиц с грустью посмотрел лишь на одно выбранное им личное дело кадета Кристофа Шнайдера. Из всех тех, кто обучался в седьмом взводе, он имел самую достойную характеристику для будущего разведчика. Рядом лежала стопка из пяти папок, где были дела тех, кто частично подходил для работы в VI отделе РСХА. Картина была совсем невесёлая. "Или начальник академии слишком хвалит своих учеников, или я слишком требовательный, - Макс ещё раз посмотрел на бумаги, лежавшие перед ним, и тяжело вздохнул. - Надо посмотреть на всех в деле, понаблюдать, как они ведут себя с преподавателями и товарищами". Разведчик никогда не доверял первому впечатлению и рассматривал вопросы со всех сторон.На следующий день он посетил учебные занятия, где получил представления о том, как и чему обучают кадетов. На уроке немецкого языка ничего необычного Штирлиц не увидел - собственно, здесь было сложно что-либо изобрести. Следующей по расписанию была история Германии. Само собой, с первых же минут Макс услышал о величии германского народа, роли Германии в мировой истории, влияние происходивших в ней процессов на другие страны. "Всё по заветам Геббельса", - Штирлиц ещё раз убедился в том, что обучение построено на ужасной пропаганде и нацелено не на понимание, а на тупое следование тому, что было сказано учителем. У кадетов убивалось воображение - из них делали солдат, которые должны были слепо подчиняться приказам; убивалась душа, чтобы ничто человеческое не колыхнулось в них, когда они будут бесчинствовать на фронте. Уже в середине урока Штирлиц начал страдать от головной боли. Он не видел разницы между ответами учеников, ему казалось, что это отдельный вид пыток - на протяжении часа слушать одно и то же. "Мюллеру надо подсказать", - подумал Макс Отто. После занятий кадеты или занимались в классах уроками, или посещали гимнастический зал. И то и другое не было интересно оберштурмбаннфюреру, поэтому Штирлиц пошёл в свой кабинет. Он был в растерянности: с чего же начать? Как сделать правильный выбор? Специфика обучения в национал-политических академиях не позволяла провести отбор именно на основе данных об учёбе. Единственный выход - сосредоточиться на межличностных отношениях, посмотреть, что творится за кулисами этой образцово-показательной школы. Размышления разведчика прервал стук в дверь.-Войдите.В помещение буквально ворвался молодой человек, вытянулся по струнке и громко поприветствовал Штирлица. Глаза юноши источали бесконечную наглость и подобострастие. Оберштурмбаннфюрер уже по этим нескольким секундам понял, что перед ним стоит всегда заискивающий перед начальством и подлый человек.- Старший кадет Юстус фон Яухер.- Проходите, садитесь. Я вас внимательно слушаю.- Оберштурмбаннфюрер, я слышал, что вы хотите найти в нашей академии достойных кандидатов в политическую разведку. Знаете, меня назначили командиром взвода, который вам особо рекомендовали. В общем, я хочу оказать вам содействие. Кто как не я знает, что творится после занятий, у кого какие слабости, кто чрезмерно храбрится, а кто очень скрытен."Всех заложит, а себя выставит самым лучшим. Знакомая тактика. - Штирлицу было противно разговаривать с Яухером, но он не подал вида. - С другой стороны, он может действительно сказать что-то важное. С ним надо держать ухо востро".- Хорошо, я принимаю ваши услуги. Я так понимаю, что вам тоже хотелось бы поступить на службу в РСХА?Яухер замялся. Конечно, он хотел использовать этот шанс, который выпадает нечасто: перед ним сотрудник разведки, он, Яухер, поможет ему, и эта помощь не останется незамеченной. Оберштурмбаннфюрер по-любому отплатит старшему кадету той же монетой.- Если вы, господин оберштурмбаннфюрер, сочтёте меня достойным этой чести, то я буду вам очень благодарен.- Я вас понял, Яухер. Информацию будете передавать мне лично после отбоя. Так будет лучше, да и вас никто не увидит. Вы должны понимать, что стукачей не любят. Будем называть вещи своими именами.Юстус отвёл глаза. "Он отлично всё осознаёт. Готов заложить даже родного отца. Станет выслуживаться. Ладно, и не с такими работали", - Штирлиц с полминуты помолчал, после чего попросил Яухера покинуть кабинет. Кадет ещё раз пообещал не подвести разведчика и быстро удалился.Макс Отто вновь перебрал личные дела кадетов: он пытался свежим взглядом посмотреть их и с чистого листа выбрать тех, кто мог бы подходить для службы в разведке. Штирлиц зацепился за дело Зигфрида Гладена - судя по характеристике, тихий и молчаливый парень, но очень внимательный. В какой-то степени он был интересен оберштурмбаннфюреру, потому что именно в таких людях можно было раскрыть потенциал, глубоко запрятаный внутри. "Зачастую бьющие себя в грудь оказываются жалкими трусами, а тихони проворачивают самые невообразимые операции", - Штирлиц был уверен в правильности своих убеждений. Его позиция была диаметрально противоположна той, которой придерживалось начальство академии - поощрять только тех, кто идёт в авангарде и мозолит глаза командирам.