ПРОЛОГ (1/1)
В мир демонов сошедший —Спасенья боле не найдет.Теснят деревьев вражеские рати,Подстерегает смерть от стрел дождя,Сверкает месяц — острый меч, громады горТемнеют крепостью прочнейшей!(Дзэами Мотокиё ?Такасаго? )Человек поднял голову, глядя на острые черные шпили замка, словно сросшегося с горой. Ледяной ветер сбивал с ног, срывая остатки одежды с иссеченного каменной крошкой тела, рвал даже волосы с головы, пока он не догадался набросить на манер капюшона остаток теплой куртки. Обмотал нижнюю часть лица рукавом и двинулся вперед, пригибаясь, вжимая голову в плечи и каждым шагом утверждая разбитое тело на узкой тропе. Шаг, другой, третий. Он уже не пытался вспомнить свое имя, знал – бесполезно. Все мысли были лишь о том, чтобы добраться до убежища, все равно какого. Все равно, что будет там, в замке, но не этот бешеный ветер, срывающий гранитную крошку со скал.Он помнил лишь то, как очнулся в пустоши, на потрескавшейся сухой земле. Тело казалось чужим, и ему, точно младенцу, пришлось заново учиться пользоваться им. Он не помнил ничего, кроме голоса, проклинавшего его. Тело казалось чужим, не его. Чуть поодаль нашел выбеленный временем скелет, с которого сползла одежда, а при нём мешок, в котором оказалась фляга с затхлой старой водой и несколько черствых галет, таких твердых, что он едва не сломал зубы при попытке раскусить одну из них. И нигде ни намека на то, кто он и как очутился здесь. Он поднял голову и вздрогнул, увидев незабываемое зрелище – расколотую Луну, наполовину вставшую из-за горизонта. Рой обломков поднимался от трещины, разнявшей гигантский каменный шар на две части. Дрожа не столько от холода, сколько от потустороннего ужаса, охватившего его при виде этого зрелища, человек торопливо оделся в тряпье, снятое со скелета, и подобрал его мешок.Он шел, не зная куда, видя лишь темные шпили далекого замка в окружении скал, да горящее теплым желтоватым светом оконце на самой высокой башне. Этот свет манил, тянул, словно единственная нить, связывавшая его с… с кем или чем? Он не знал.Ветер крепчал. Несколько раз он едва не сбил путника, но тот лишь крепче ставил ноги, поднимаясь шаг за шагом к замку на скале. Вот и тропа-лестница, явно высеченная в скале человеческими руками. Идти стало проще и в то же время сложнее. Появилась тяжелая гнилостная боль, словно внутри его тела и разума страдало, не имея сил умереть, некое бесконечно одинокое истерзанное собственной ненавистью существо. И с каждой ступенью оно все больше сливалось с его собственной сутью, брало власть. Человек даже не замечал, что по щекам его катятся кровавые слезы, и что каждый шаг отзывается эхом его жалобных стонов. Но он продолжал идти, хотя тяжелый болезненный почти физически страх терзал его. А потом он нашел в себе крошечную искорку силы, одну-единственную, и принялся раздувать ее. Эта сила заставляла кричать от отчаяния то одинокое гнилое создание внутри, но вместе с тем позволяла ему делать шаг за шагом. У самой замковой стены он остановился и задрожал в тошнотных спазмах, согнувшись пополам и цепляясь за ледяные камни залитыми кровью пальцами. Он пытался выблевать то самое, гнилое, одинокое. Стало трудно, почти невозможно дышать, но где-то в глубине он знал, что иначе в замок его не пустят. И он рухнул на колени, разбив их о край ступеньки, задыхаясь, выталкивая из себя грязь, словно женщина, освобождающаяся от бремени. Зажмурившись, он чувствовал, как расходится челюсть, неестественно распахиваясь, и в горло протискивается нечто смрадное. Потом он лишился чувств.Когда он очнулся, было уже темно. Ветер почти утих, и звездное небо над ним казалось бездной Ада. Внутри царила блаженная пустота. Собравшись с силами, он повернулся, встав на четвереньки, и пополз вверх. Окошко на верхней башне по-прежнему горело ровным оранжевым светом, маня, обещая покой и уют. Горький аромат полыни и горячего камня доносился откуда-то снизу, смешиваясь с тонким сладковатым запахом разложения. Этот запах будил тревогу и страх, заставляя скорее двигаться. Человек карабкался на четвереньках, пока не уткнулся вдруг в деревянные ворота. Поднявшись, он забарабанил в них, борясь с подступающей паникой. Он стучал и стучал, не в силах вымолвить ни слова от вдруг накатившего ужаса. Во мраке ему слышался шорох чужих шаркающих шагов по ступеням и протяжные стоны, словно бы потерянные души стенали во мгле. Он был уверен, что кто бы ни шел следом за ним, он охотился за жизнью.Задыхаясь, он прильнул к шершавому дереву, и вдруг понял, что ворота медленно, но верно открываются. Вскоре щель была достаточной, чтобы он смог проскользнуть внутрь. Тот, кто впустил его, немедленно принялся тянуть огромное кольцо, возвращая створку на место. Человек присоединился к своему спасителю, а затем они вместе задвинули громадный засов.Лицо спасителя в неярком свете свечи казалось почти красивым. Резкие точеные черты, темные глаза, волосы старого серебра, падающие на плечи. Он что-то произнес, и человек отшатнулся, держась за голову. Была вспышка боли, а потом спаситель положил руку ему на плечо.– Идем наверх, – сказал он на уже понятном языке, поднимая плошку со свечей повыше, – здесь небезопасно. Даже несмотря на засов, мертвые могут проникнуть внутрь.Лестница оказалась крутой, и подниматься пришлось довольно долго. Снизу раздавались глухие удары, словно какой-то зверь в тщетных попытках пробраться внутрь, бился о ворота. Человек не оглядывался. Почему-то к покою внутри присоединилось другое чувство, сродни тревожному ожиданию. Он шел за своим спасителем, предчувствуя нечто, чему даже объяснения не мог бы дать.Дверь, ведущая в верхнюю башенку, оказалась из мореного дерева. Внутри башенки было тепло, в маленьком камине весело потрескивало пламя. На деревянном столике открытая книга, свет свечи падал на страницу, на которой были изображены странные символы. Широкая кровать, устланная шкурами и покрывалами, занимала почти весь дальний угол комнаты.– Садись, я приготовлю тебе еду и питье, – сказал спаситель, откинув волосы с лица, – можешь пока полистать книгу. Тебе будет интересно узнать, кто ты и как оказался здесь.Человек вздрогнул, подняв голову.– Кто я? Ты знаешь, кто я?Спаситель отодвинул деревянную панель на стене и достал из ниши тарелку с куском хлеба и маслом, уже успевшим подтаять, а затем, пошарив в глубине, и пузатую бутылку.– Знаю, Аренс Ринггольд. Ты садись. И поешь. Поговорить у нас будет время.Он молча сел, дрожа всем телом от того темного, ледяного, пришедшего при звуке странного имени. Желудок голодно буркнул, заявляя о самой неотложной проблеме. Пришлось поесть, впрочем, это было восхитительно, потому что хлеб оказался очень свежим, еще теплым, а масло было словно сбито час назад. В бутылке же оказалось не вино, а странный напиток, нежный и ароматный, от нескольких глотков которого в голове прочистилось, и на сердце опустился покой.Спаситель сидел за столом, аккуратно переворачивая страницы книги. Доев и собрав крошки с тарелки, человек подошел к нему.– Теперь расскажи мне, кто я и как оказался здесь.Страницы книги вдруг замерцали, меняясь, и спаситель чуть отодвинулся к стене, давая место за столом. Свет, исходящий из страниц, проник в сознание, пульсируя, растекаясь по телу и смывая беспамятство. А на место пустоты хлынул поток воспоминаний…