Часть 9 (1/1)
Он очнулся, и это само по себе было неожиданно. Поморщившись от боли, Вакс попытался что-то рассмотреть. Бесполезно, глаза еще не регенерировали.Странно, что он вообще жив. Ему же выдернули все штыри… Или, видимо, не все. Тот, что удерживал душу Вакса в теле, зачем-то оставили.— Открой глаза.Стожильный. Ваксу действительно захотелось подчиниться приказу — чтобы ясно видеть и не промахнуться, когда будет плевать главе инквизиторов в лицо.От усиленной пьютером пощечины лицо обожгло болью.— Открывай глаза.У Вакса не было причин сопротивляться, что он обратился к золотой метапамяти и направил все здоровье на глаза. Уже через минуту он их открыл.И пораженно ахнул. Сколько лет он видел мир лишь в голубых нитях металла? Двадцать? Может, тридцать? Вакс и забыл, как выглядят остальные цвета, так что даже тусклая серо-коричневая камера смогла его поразить.Напротив стоял Стожильный Майлз — в черной рясе, лысый, глаза его пронзали штыри. Неужели и Вакс был таким?— Мне всегда казалось, что ты не из верных слуг Вседержителя, — заговорил Стожильный. — Интуиция подсказывала. Даже будучи созданным по образу и подобию Вседержителя, ты не понял его священной сути.Вакс скривился. Вседержитель был единственным в мире человеком, кто обладал всеми алломантическими и ферухимическими силами. Инквизиторы же набирали себе эту мощь с помощью гемалургии. Она уродовала тело и душу, а не приближала к богу. И как Вакс это не замечал раньше?— Тебе доверяли, Ваксиллиум, — продолжал Стожильный. — Отдали на обучение подопытного. А что ты сделал? Вырастил революционера.Желание плюнуть в лицо стократно усилилось. Уэйн никакой не подопытный и даже не революционер. Его невозможно описать одном словом. Он слишком важный и неповторимый, чтобы так пренебрежительно о нем говорить.— Хорошо, что он мертв.Вакс дернулся, но тут же успокоился. Это блеф. Уэйн бы никогда не попался. Уж в чем ему нет равных, так это в искусстве скрываться.— Думаешь, я вру, чтобы сломить тебя? — губы Майлза вытянулись в злорадной усмешке. — Нет, Ваксиллиум, я не держу тебя за такого слабака.Чушь. Стожильный бы не оставил в живых того, кого не считал слабаком. Уэйн жив.Звякнул металл о металл. Прямо в руку Майлзу прилетела какая-то глубокая миска с чем-то металлическим ближе внутри. Инквизитор поставил ее на пол и пнул ботинком ближе к Ваксу, но так, чтобы сдерживаемый цепями пленник не достал.— Он мертв.В миске лежали необычные пули — более вытянутой формы, отдаленно напоминающие штыри. Окровавленные. Все тридцать две.Нет, нет, не может быть. Подделка.— Возможно, он бы и удрал. Но ты так быстро сдался на той набережной, что я лично догнал его и всадил в спину все пули.К миске бросили изодранную кровавую тряпку, некогда бывшую рубашкой. Затем — шляпу.Подделка. Имитация. Иначе не может быть.— Он был еще жив, когда мы доставали штыри. Бился в агонии, тебя звал. Затем мы бросили то, что осталось от его тела в канаву.Нет, нет, Уэйн не мог умереть.Он же…Только не он.Пожалуйста.Ваксиллиум медленно поднял взгляд пустых глаз на Стожильного.— Рад, что хотя бы в этом мы достигли согласия, — кажется, Майлз еще никогда в жизни так не ликовал. — Твой верный пес убит. Надеюсь, теперь кантону не придется заморачиваться на пытки для тебя.Ваксиллиум молчал. Какая разница, какие пытки придумывают инквизиторы? Больнее ему уже не сделают. Правда, и хранение секретов потеряло значение. Все потеряло значение.— Тебя казнят на главной площади через три месяца. Людям пора напомнить, что случается с отступниками, лишившимися милости Вседержителя.Стожильный ушел, забрав гемалургические пули и одежду Уэйна. Камера с грохотом закрылась, и по звуку стало понятно, что решетка сделана из металла. В такой крайне опасно держать стрелка, но лишь при условии, что у него есть сталь. А откуда у пленника металлы?Да и будь они, Ваксиллиум не стал бы пытаться выбраться. Побег, спасение — они тоже потеряли значение.Шаги инквизитора стихли, больше ничего не было слышно. Мир словно застыл, и это невольно вызвало ассоциацию с горением темпосплава. Стало нестерпимо больно.Ваксиллиум прислонился к стене, закрыл глаза и беззвучно заплакал.