Я иду к тебе - через горы, снега и льды, и неважно, конкретно где ты - и есть ли ты (c) (1/1)

Пусть весь мир замирает, пока я к тебе иду - По горелой траве, по трескучему тонкольду, По вершинам Непала (ищи меня в Катманду)… В персональном аду. Безраздельно на поводу У потребности в боли, бессмыслице и огне. Ты ожогом мозолей горишь на моей спине, Словно след рюкзака (рюкзака никакого нет). Я иду налегке. Всё, что нужно, уже во мне. Я иду налегке, и карманы мои пусты. Не боюсь ни ветров холодных, ни высоты. Здесь рассветы жестоки, а тени в ночи - густы, Как и ночи в тени. Обжигающей ста пустынь, Бесконечнее космоса, глубже семи морей, Это просто моя дорога. И я на ней - Чёрной точкой ползущий маленький муравей: Никого нет забавней - И нет никого сильней. Никого безнадёжней. Над пропастью пустоты, По горелой траве, сквозь торчащие зло кусты, Я иду к тебе - через горы, снега и льды, И неважно, конкретно где ты - И есть ли ты. Всё равно, босиком по опасно плохому льду, Оступаясь до крови которую ночь в году, Ни за что не сверну в безмолвную темноту. Ни за что не сверну, Пусть и знаю, что не дойду. Да, я знаю, что каждый шаг - неподъёмных цен. И пускай воплотилась полно в твоём лице Та вершина, к которой я не дойду в конце, Но процесс неизменно важен. Важней, чем цель. И пусть мир замирает музыкой вдалеке. Я иду к тебе. Я иду к тебе налегке.Дарёна ХэйлМне не страшны ни звезд холодный свет, Ни пустота безжизненных планет. Во мне самом такие есть пустыни, Что ничего страшнее в мире нет. Роберт ФростDiamond drops — SamaelВ самой гладкой и низкой пещере в восточной части Мензоберранзана, у озера Донигартен вновь расставили несколько огромных столов. Город готовился к очередному заседанию Иного Собрания.Свои места уже заняли Или’мисс, Шар’Аксл, Яз’рина и приглашенные владыки Врат Балдура, Амна, Тетира, Анаурока, Чессента, Дамрата, Разлома и Калимшана.Вэл’ас замер у кресла во главе верховного стола, то ли не решаясь занять место, то ли ожидая чего-то. Кайзеру Востока Иного порою приходилось вести подобные заседания, но занятие это не входило в разряд тех, что До’ррет любил. И мужчина в который раз перебирал в памяти всех живых и мертвых богов, взывая с одной просьбой — чтобы Малекит и в этот раз не пропустил Собрание. Или пропустил… Смотреть на Царя в последнее время было попросту страшно, Але’ррет менялся на глазах, год от года становясь все более замкнутым, отчужденным. Он по-прежнему держал власть в железном кулаке, но вот манера вести дела…И зримо и незримо менялся Владыка Мензоберранзанский, и причин этих перемен, пожалуй, кроме Лив, не знал никто. Да и она видела лишь край того полога, что погребальным саваном опускался на Малекита.В отчаянии и от безысходности свершив сделку, которой не бывало, о которой и помыслить было нельзя, Але’ррет подписал себе смертный приговор. И даже до конца в тот миг не понял, как работает то кровавое проклятье, что он наложил на себя и любимую женщину. Свою цену дроу готов был уплатить и платил. С каждым прожитым годом Тьма, пользуясь отсутствием рядом с Малекитом светлой души, забирала сопротивляющуюся сущность Царя себе. А Шанайя, перерождение которой было выкуплено этой самой сущностью, просто-напросто исчезла. Должна была вернуться, должна еще несколько веков назад, но нигде-нигде за все это время в Паутине Времен не мелькнул даже след Светлой Королевы.Малекит не опустил рук, не сдался ни на секунду. И тихий поиск им способа собственного умерщвления не стоило бы назвать отчаянием. Таков уж был Царь — каждый вариант развития событий должен был быть просчитан. Даже тот, при котором он обратится в жалкое подобие себя и изменит карту миров и свой собственный народ. Так или иначе, дроу не должны были пострадать из-за его ?ошибки?. Они уже, чуя перемены во Владыке, перенимали ломающие его черты. И если Але’ррет еще мог и умел сдерживать жестокость, кровожадность, то обычные илитиири даже не думали идти против ?природы?. Каждое новое поколение дроу становилось сильнее, яростнее, хитрее и подлее предыдущего. Что, в общем-то, в чертах меняющихся миров пока шло им на руку. Но совсем не вдохновляло самого Царя.Который каждый день искал. Искал в Паутине, искал в Ином, искал в Пустом. Искал по всем ветвям Иггдрасиля. Но не находил.И неустанно следил за изгнавшим его сыном, за каждым препятствием на его пути. Незримой рукой стараясь подчищать дорогу, по которой шел молодой Юсальфхеймский Король.— Малекит Але’ррет! Царь Мензоберранзанский! — возопил обрадованный секретарь. Вэл’ас вздрогнул, обернулся ко входу в пещеру, галантно отставил кресло. Присутствующие охнули и притихли.— Слава Ваэрону… — прошептал До’ррет, склоняя голову.Малекит подошел ко столу, молча опустился на место, уставился на свою руку, устроившуюся на столешнице.Лив поджала губы, отвела взгляд. Сильно изменился ее Царь. Серо-свинцовая кожа, осунувшееся лицо, потерявшие снежно-серебряный блеск волосы, наспех заплетенные в толстую косу. Пепельно-слюдяные глаза. Уже который век она не видела прежнего искрящегося лавандового взгляда.Несомненно, это творила с ним Тьма. И злилась, и срывалась на нем из-за того сопротивления, что он оказывал. Но за что так?!— Ну и… — мужчина подал глухой голос, и вся пещера погрузилась в зубодробительную тишину. — Что мы сегодня решим из того, что решить нельзя? — он все так же глядел на свою ладонь.— Лантан заявил ноту протеста, — Вэл’ас занял место по правую руку от Царя.— Протеста против чего? — Лив подняла брови. — Вы же, Владыка, вернули…— Да, — оборвал До’ррет с улыбкой. — Малекит вернул им забредших на территорию Мензоберранзана военных. Потом отослал туда же случайно заехавшую в Подземье механическую машину-разведчик.— И? — не поняла некромант.— И они протестуют против Малекитового террора, — еще кислее улыбнулся Вэл. — Мол, сперва военных живыми вернули, теперь машину высокоточную. Возмущаются его коварством. Говорят, что он что-то задумал. Кричат на площадях, какой Малекит хитрый и бездушный. Просят жителей не поддаваться на провокации. Говорят, что в Мензе все прозябают в голодном рабстве и нищете.Малекит медленно поднял серый взгляд от своей руки, уставился на дипломата.— А еще у нас живет бабайка, а у них - нет, — подал голос Але’ррет. — Договор с ними на продажу руды и полудрагоценных заключили? — Ну как… — До’ррет махнул рукой. — Сначала они заявили, что ?ваши камни паскудские мы не возьмем даже даром!?, — темный помолчал. — Потом прислали второе письмо, с содержанием: ?А почем продаете??. В общем, заключили по бросовой цене, как Вы и говорили.— Вопрос, — заикнулась Илив’мисс, — а зачем мы им даром камни…— Чтобы делом занялись, — Але’ррет повел по столу ладонью. — У них механика на хорошем уровне. Пусть созидают. Начнут продавать технику, повысят благосостояние населения, выйдут на международный уровень. Выйдут туда, дурь в голове постепенно рассосется.— Уж чем-чем, а благотворительностью Мензоберранзан еще не занимался, — усмехнулся Шар. Все тут же взглянули на мужчину.— Я ничего объяснять не стану. Не дети. Школа закончилась, — Малекит все смотрел на свою руку. — Дальше.— Простите, — Шар’Аксл кашлянул. — В Шу Ланге окружили и взяли в заложники группу дроу, согласованно проводящую геологическую разведку.Царь вскинул безразличный взгляд на второго дипломата, медленно перевел его на До’ррета.— А они заметили, что их окружили и взяли в заложники? — вкрадчиво поинтересовался у обоих Темный.— Никак нет. Я им сегодня утром это сообщил, — Шар’Аксл мотнул головой. — Ответили следующее: ?Ах вот оно что! А то глядим, в кустах по периметру что-то трусится-шебуршится второй день с сиськами обвисшими…?.— Разведку закончить за два дня. Прорываться из окружения, отстреливаясь камнями. Сиськи не трогать, — оборвал Але’ррет. — Яз’рина, что по Асгарду?— Война войной, но торговля полным ходом, — мяукнула женщина. — Просят скидку на зелья для обнаружения невидимости.— Смешно, — кивнул Царь. — Не дали, — улыбнулась собеседница. — По ходу переговоров украли у них чертежи небесных кораблей.— Правильно, — одобрил Малекит. — Если ничего нельзя своровать, какой смысл общаться? Чертежи, кстати, Лантану и отдайте. Если вдруг соприкоснутся, асы будут сильно удивлены. Представляю лицо Бога Лжи.— Лафейсон и сподвигнул, — нахмурилась Яз’рина. — Нет бы промолчать. — А что он? — заинтересовалась Лив. — Вы извините, что так живо реагирую, — оправдалась она, — но этот персонаж — ходячий генератор абсурда. Невозможно просчитать. Обожаю.— Да мы явились, как белые люди. Сперва по официальному порту на порог Мира. Оттуда конным караваном — до Золотого Дворца. Неделя пути. На переговорах упомянули, что неплохо было бы с целью торговли пустить от Асгарда до Сварта грузовой флот. И ведь намекали, что просто в аренду. За хорошую цену.— Естественно, отказал, — закончил мысль Малекит. — Более того, думаю, сказал что-то следующее: ?Слезы мешают говорить мне, но, боюсь, что и на обратную дорогу портал не годится… Технические работы. Доедете до Сварта на конях??.— Дословно… — выдохнула Яз’рина.Илив’мисс вытаращилась на Царя.— Знать, он умен… — Малекит вздохнул. — Наш-то портал тоже третьего дня ?случайно? из строя вышел. И, как назло, на перемещения только из Асгарда. Как-то теперь они сюда товары доставлять будут, не представляю…— Все же с кораблями было бы интереснее… — вздохнула Яз’рина.— У кораблей точное расписание. Ни один корабль, вышедший из Свартальфхейма, не дошел бы до цели, — Але’ррет соскребнул со столешницы невидимую пылинку. — Король Юсальфхейма уничтожит.Шар’Аксл сжал зубы, Лив мечтательно вздохнула.— Тоже верно… — Яз’рина задумалась. — У этого какая-то врожденная идиосинкразия на дроу. Но что ждать от Светлого.— И все же странно, — подала голос Илив’мисс. — В кого ему таким психованным, умным и принципиально-упрямым было уродиться? Сложная смесь. У светлых нет таких каче…— В прапрабабку, — быстро, но грустно ответил Малекит. — Оттуда всё. — Да и воспитание демоном, — Яз’рина взглянула на некроманта. — Думаешь, как должен светлый эльф формироваться, когда ему с сызмальства исчадие Ада психику ломало?Малекит опустил голову.— Не объясняет, — Лив стояла на своем. — Мне довелось встретиться с ним неделю назад…Але’ррет, Яз’рина, Шар’Аксл и Вэл’ас мгновенно подняли взгляды к девушке.— И ты сидишь здесь… — сглотнул Шар.— …так что же тебе еще нужно?! — задумчиво хмыкнул До’ррет.— Мой комментарий будет четче, — Яза скривила губы, — что ты сделала, чтобы сидеть здесь?— Мы разошлись миром, — некромант облизнула пересохшие губы, — такое бывает.— Такого не бывает, — Царь встал с места. — Конкретнее, что произошло?— Ох, Ллот! — девушка испуганно замахала руками, — Мы пересеклись в Асгарде. Он поздоровался и тут же напал.— И?! — хором выдохнуло трое.— И я защищалась, как могла!!! — Илив’мисс тоже подскочила с кресла. — А могу я не так много, как вы понимаете!!! Десяток именитых мертвяков. Пока он бился с ними, для большего стресса и смеху вызвала тела его родителей. Халлаона и Шанайи…Малекит медленно осел в кресло, неверящим жестом повел головой.— Не может… быть… — на автомате прошептал Темный, — невозможно… нет…— Откуда Вы знаете? — Лив, нервно сминая руки, вскинула огромные глаза на мужчину. — Халлаон пришел. А Шанайя, действительно, проигнорировала… Рухнула к моим ногам гнилой грудой костей и тряпья. Короче, шутка не удалась. Кого удивишь мертвечиной? А такое невозможно. Я контролирую всех павших. — Видимо, не всех, — хмыкнул Вэл’ас. — Гордыня — первый грех твой, женщина.— Не первый, — некромант отмахнулась от дипломата, во все глаза рассматривая опущенную голову Царя. — Владыка, я вынуждена была защищаться. Бой был честным: один на один.— ?Честным?, — глухо согласился Малекит. — Безусловно. Учесть, с какой болью он нашел и вернул в Юс тела своих родителей после их убийства.— Я после поняла, что… — Лив сбилась. — Он так посмотрел на меня… глаза у него бездушные, мертвые и сухие… Я вернула королевскую чету на место. И принесла извинения.— Принял? — тихо произнесла Яз’рина.— Осмелюсь предположить, что не принял, — подал голос Шар’Аксл. — Тела готовил к погребению Себастьян. Помимо того, что ты потревожила вечный сон его матери и отца, ты нарушила незримый вклад-печать, что наложило на них сердечно-близкое Аррафиру существо. Считай, что ты выстрелила в него три раза за один. Честным боем это не назвать. Но вряд ли он ждал от дроу честного боя.— Не ждал… — Але’ррет медленно поднялся с места, не поднимая глаз, головы, отвернулся, направился к выходу, — продолжайте без меня. Илив’мисс, следуй за мной.— Складывается впечатление, что Владыка собирается наказать свою ближайшую советницу за то, что она смогла дать отпор светлому отродью, — хмыкнул в след уходящим повелитель Чессента. — Как-то недальновидно.— Знаешь, любезный, лучше остановись в суждениях прямо сейчас, — Вэл взглянул на мужчину. — Если не хочешь работать послом на задворках вшивого Мидгарда, в какой-нибудь Хуаляни.— Я даже не знаю, где это, — прыснул собеседник.— А я знаю. Сечешь? — без тени улыбки обрубил дипломат. — Одним словом, у тебя одна голова. Береги ее.Askush s`do ta besoj? — LuanaПропустив молчащую девушку вперед, Малекит шагнул вслед за нею в избушку, плотно закрыл двери.Илив’мисс, не зная, куда себя деть и как себя вести, на немых ногах дошла до стола, вцепилась в него руками. Всю долгую дорогу Царь хранил молчание, так непривычно, так морозно держал себя, что даже за вычетом изменений, происшедших с ним, это было слишком.— Что сказал он? — Але’ррет прислонился спиной к двери, сложил на груди руки.— Что… что и не ждал… — Лив утерла нос задрожавшей рукой, — что у… предателя-Царя могут быть другие слуги. Но откуда же, откуда ему знать, что я лишь некромант, что у меня сила только та, что далась мне в руки?! — из глаз девушки уже готовы были политься слезы. — Я не владею ни кинжалом, ни луком, ни стихией!!! Мне же не пасть перед ним было без сопротивления?!!?Ее Малекит? непременно бы подал голос, непременно ободрил, сказал хоть пару утешающих слов. Сделал хоть что-то, ведь она была права, права по-своему, по-темному. Но что-то словно сломалось, разрушилось между ними. Малекит молчал, не сделал ни шага, она даже не слышала его дыхания. Оттого и обернуться к Царю, увидеть его лицо боялась теперь до дрожи.— Почему ты, могучий некромант, не смогла призвать Светлую Королеву, как по-твоему? В чем ты ошиблась? — глухой голос прошелся по затылку девушки едва не наждаком. — Мне теперь недоступна некромантия в том объеме, что тебе. Потому я задаю этот вопрос.— Я не знаю!!! — вырвалось с первым рыданием у Лив, она согнулась над столом, на мгновение зажала рот рукою. — Я н-не знаю… Я не нашла ее души. Ни в пристанище у светлых, ни в остальных мертвых мирах. Ее нет нигде!!! Ни среди усопших мечущихся, ни меж нашедших покой ее нет!!!И послышался ей не то вздох, не то стон… Колдунья медленно обернулась и увидела, как спиною к ней стоит Царь, упершись лбом в шершавые доски ее незатейливой двери.— Или она каким-то образом переродилась и сейчас живет в недоступном мне мире, — девушка наскоро вытерла лицо, — или же, если среди живых ее не найти, она может быть подселенцем к чужой душе. Так или иначе, смерть почему-то не забрала ее полностью.— Не касайся их семьи, — взявшись за дверную ручку, не дослушав девушку, проронил Малекит. — Никогда и ничем. Избегай встречи с Аррафиром и теми, кого он выберет в свои попутчики.— А если… если он нападет на меня?! Если… — она в порыве, забывшись, пробежала к мужчине, встала за его широкой спиной.— Пожалуйста… — голос дроу прозвучал надломленно, мучительно-шипяще, — избегай. Не заставляй меня оплакивать свои чувства к тебе. Больше ничего.Он вышел и закрыл за собой дверь. А Илив’мисс, ошарашенная, убитая, тихо осела на пол. ?Больше ничего?.Он не из избушки ее вышел. Он сейчас ушел из ее жизни. Из-за одной-единственной оплошности. Которая давным-давно и оплошностью не считалась, но победой… Своего деда он не пожалел так, как Эльфийского Короля. Без спору, у нее самой дыхание в горле застряло, когда она поняла, как ?посмеялась? над Аррафиром. Когда увидела его стеклянные глаза. Этот мужчина, конечно, был средоточием чести, благородства и душевной силы. Но даже так, пусть так! Да разве можно таким образом выбрасывать из себя близких?! Она была рядом с Малекитом тысячи-тысячи лет. Но стоило оступиться, и он, не оглядываясь в прошлое, оставил ее. Воистину, Тьма сожрала его душу… На такую бессмысленную жестокость он не был способен никогда.Возможно, он справится с собой, возможно, когда-нибудь вновь возьмет верх над своей хаотичной силой. А Лив не оставит Господина никогда. Во что бы он не превратился, чем бы он ни стал. В конце концов, знала она точно теперь лишь одно — если Малекит начал причинять боль даже ?своим?, значит, сам он — в сплошном дыму горя и ужаса. А это — уж точно не повод судить. Это причина для того, чтобы хранить его изо всех сил.Девушка подскочила на ноги, схватилась за дверной косяк. Тихо ступила шаг назад. Бежать за ним сейчас нет смысла. Нужно дать ему время. И он простит. И, наверное, все объяснит. Ведь любви и благородства в нем куда больше, чем ненависти и жестокости. И в этом он не похож ни на одного мужчину, что она встречала на… на…Илив’мисс замерла на месте. Перестала дышать. Медленно подняла огромные глаза на дверь.— Не-е-ет… Попятившись, она натолкнулась на стол, упала под него, из груди ее вырвалось одинокое сухое рыдание.Неуловимые черты лица и жесты, привычка держать голову, гордая поступь, сидящее в крови и костях благородство, смелость, упрямство, честь… До безумия доходящее безрассудство. Категоричность суждений… Чрезвычайно подозрительная для светлых смертоносность. Прямой взгляд синих глаз, такой же открытый и требовательный — лавандовых… Нездешняя мужская красота и животная грация…Смерть королевской четы Юсальфхейма и перемены, произошедшие в Царе Свартальфхейма. Да груда костей любимой обоими мужчинами Шанайи под ногами темного некроманта.Тихо обхватив вспотевший лоб руками, Лив слегла на пол.?Больше ничего?.Мокрый лепесток — КлассикаМалекит, без разбору пройдя пару сотен метров, оказался в самом глухом уголке сада, окружавшего домик ведьмы. Тяжко опустившись в подернутую изморозью траву, мужчина прислонился к ледяному стволу дерева, уткнулся лицом в колени. Кое-как, сквозь шум и вой в голове, складывались помаленьку факты в подобие, по крайней мере, устойчивой теории.Шанайя не ?потерялась? по его ошибке. Скорее, она выбрала самый сложный из двух уготованных ей вариантов. По какой-то причине она избрала себе участь страшную — бродить по телам людей, зверей, эльфов, любой живой твари, перерождаться вновь и вновь, познавая все тяготы сущего: рождения, болезни, разочарования, предательства, несчастной любви, лжи и мучительной смерти. Чтобы потом вернуться к нему. Но в этом случае она упустила из виду одно досадное и трудно реализуемое условие колдовства, выдвинутого Тьмой: к ее возвращению в новом обличье Высшей Бессмертной должны будут приложить руку те, из-за кого она погибла — Аррафир и Локи.Почему Шанайя не вернулась сразу же, он теперь понял. Где-то глубоко в ней всегда сидела мысль, что она не достойна опыта, силы и мудрости избранника. Считала себя слишком юной, слишком неопытной и поверхностной. И прежде чем принять его руку помощи, сгоряча подмахнула себе неопределенный срок в череде реинкарнаций. Если бы он знал, что Светлая способна повести себя настолько безрассудно, приложил бы больше усилий, чтобы подтолкнуть ее к одному варианту. Но ведь перестраховался. Перестраховался, оставив запасной… Есть в кого Аррафиру быть почти безумным… Только сумасшедший мог выбрать смерть за смертью век за веком, но, конечно, не упасть в любящие руки сразу же после гибели…Дело за малым… узнать у Паутины Времен, когда будет случай свести эту троицу вместе. И свести, черт побери… А оставшееся время искать Шанайю, находить ее, быть для нее отдушиной, но не вторгаться в каждую из ее судеб… Провожать на тот свет, безмолвно стоя рядом.Большое тело мужчины крупно задрожало. Малекит сильнее обхватил колени руками. Рождение. Болезнь. Разочарование. Предательство. Несчастная любовь. Ложь. Мучительная смерть.Ох, и дорого нам обоим выйдет твоя ?наука?, Шанайя…?Чистую душу? девушки найти будет легко, он сразу же выставил на нее паутинный ?будильник?. Но случаи, когда она будет жить рядом с чужой душой невозможно постичь, не встретив тела. А уж оно может быть во всех из существующих миров. Во всех.— Кулаáн Шул!!! Тишь зимнего сада разорвал леденящий душу зов. Але’ррет не шелохнулся.— Кулаáн Шул!!! Помоги, Царь!!! Крик повторился, и звать с таким рычащим акцентом его могло только одно существо…Малекит медленно мотнул гудящей головой, прищурился, пытаясь прогнать пелену с глаз. Немой рукой уперся в холодную землю, привстал на колено, неловко поднялся.— Кулаáн! — надрывно, но уже в уходящем отчаянии позвали его.Дроу, шатнувшись в сторону, зачем-то рванулся, пробежал несколько метров, выпал из плена снежных ветвей на тропинку и замер. К нему, под последним снегом Праздника Встречи Зимы шел мужчина с серебряными волосами, темно-серой кожей, но яркими желто-янтарными глазами. Ашхелог. Так редко принимающий форму, доставшуюся ему от матери. В могучих руках он нес чье-то тело.Малекит нахмурился, тяжело сглотнув, бросился навстречу другу. Но тот как-то обреченно замедлял шаг, пока полностью не остановился и не застыл, сверху вниз глядя на свою ношу.— Что случилось?! — подбежав к Дракону, Але’ррет взглянул ему в лицо и тут же перевел взгляд на тело в объятиях Змея.Это была обнаженная женщина. Практически полностью покрытая льдом, да льдом такой силы, что его не смогло растопить тепло дракона.Длинные темные ее волосы свисали почти до самой земли. Руки и ноги безвольно лежали в последнем убаюкивающем объятии.— Кто она?.. — Малекит сам не понял, зачем задал такой вопрос.Если Ашхелог, приняв человеческий облик, проник в Мензоберранзан, принес ее на своих руках, так отчаянно звал друга на помощь, значит, она была ему слишком дорога. Была, потому что за секунду до того, как Царь оказался рядом с нею, она все же испустила последний вздох. И Але’ррет, задавая свой вопрос, уже осознавал на него ответ. Потому что успел увидеть, как гаснут под коркой наледи ясные зеленые глаза. Успел учуять покинувшие тело две сущности убитой.И теперь он, как и Змей, широко открытыми стеклянными глазами смотрел в лицо мертвой женщины. И казалось ему, что кровь вытекает из него по капле. Первым осев на землю, Малекит протянул руку и коснулся твердых ото льда волос. Ашхелог, потонув в своем горе, даже не заметил, как изменилось лицо Царя, как по маске, в которую оно превратилось, потекли холодные слезы.— Встретил ее месяц назад в Драконьем Пределе… — опускаясь рядом с Царем, Змей развернул и прижал тело женщины к себе с такой силой, что на спине ее хрустнул лед. Але’ррет, не сводя глаз с волос мертвой, безвольно опустил руку. — Если бы я знал, что ваши черти дернут ее посетить Ледяную Заводь… Да не черти… подруга верная… завидуя красоте, повела ее туда… и столкнула… Малекит поднял омертвевшие глаза на Дракона.— Я видел ее четыре раза… — Ашхелог уткнулся лицом в холодную шею женщины, прикрыл веки. — Сумасшедшая, добрая, веселая, умная… Но умная не настолько, чтобы понять — не все люди добры сердцем. Считала меня другом… А я выбрал ее своей…Але’ррет попытался проглотить комок, застрявший в горле, но не смог. Поперхнулся, закашлялся и только теперь заметил, что из глаз его брызнули слезы.— Ты можешь сказать… — Дракон неловко потерся носом о плечо покойницы, — хотя бы скажи мне, где она сейчас? Нашла ее душа покой? Царь тихо попятился от друга, привстал на ноги, глупо поскользнулся на ледяной тропке.— Что же молчишь, Кулаáн Шул?! — Ашхелог вскинул медово-огненные очи на товарища. — Ты один знаешь! Отвечай! Как я могу предать ее камню, если не узнаю, что она покойна?!!А Малекит все не мигая смотрел на тело в руках большого мужчины, как-то нелепо открывал рот, но не мог выдавить из себя ни звука.— Говори!!! — Змей весь подобрался, загорелся желтым пламенем, глаза его, потеряв привычный янтарный цвет, обратились в ревущий огонь.Драконы не умеют горевать. Чаще всего они сходят с ума и погибают…Темный Царь вздрогнул, поднял глаза на друга.— Не ори, — твердым голосом оборвал он, выпрямился. — Твоя… женщина ушла от нас в лучший мир. Она — смертный человек. Там они быстро забывают печали. — Ты не лжешь мне, дроу? — с надеждой, такой нетипично-наивной слабостью взмолился Ашхелог.— Я не лгу тебе, Дракон, — ровно ответил Малекит. — Похорони ее тело по своим обычаям. И помни ее. Я пойду с тобою.— Нет! — Змей еще крепче обнял мертвую. — Я сделаю это один! Я сделаю это один…— Хорошо, — Малекит тяжело сглотнул. — Как ее звали?— Рокшанек… — помолчав, произнес Ашхелог. Осторожно поднялся на ноги.— Красивое имя, — Але’ррет опустил взгляд. — Скажи мне после, где ее камень. Пожалуйста.— Скажу… — Дракон отвернулся от мужчины и побрел по тропинке в сторону Тиер Бреч. — Я расскажу тебе о ней. Когда смогу…Но Малекит уже не слышал зверя. Его паутинку только что ?тронула? слышимая только ему трель. Раскинув над садом, над собою, под самым снежным сводом Подземелья Паутину Времен, он в панике искал источник звонка — наконец очнувшуюся после веков сна чистую душу Светлой Королевы.No-One Is There — Sopor AeternusЕще через три минуты он, буквально проломив собою прямой Портал меж Иным и Пустым мирами, оказался в задристанном захолустье Мидгарда. Мотнув головой, с трудом поборов тошноту, Але’ррет открыл глаза, понял, что находится у покошенной хижины. Переступив корыто у входа, мужчина бесшумно шагнул в жилище, услышал возню в комнатке, находящейся за дрянной кухней.Пробежав все расстояние, дроу отодвинул тряпку, что разделяла жилое помещение на отсеки, и шатнулся в сторону, больно ударившись плечом о ветхий косяк, разбив его в труху.— Что там? Вроде перестала орать. Утопила? — болезненно скривившись, спрашивала женщина лет тридцати, лежащая на плотно наваленной на полу соломе.— Угу… — шипела вторая, выпрямляясь у небольшой кадки. — Хорошо, что успели. Иначе наш муж скормил бы девочку свиньям. Боги наградят нас за милосердие.— Может, еще скормит, если не успеешь вынести ее за околицу и закопать! — гаркнула ?мать?. — Ой… А-а-а-а!!! — увидев страшного мужчину с практически черной кожей и перекошенным от страха лицом в дверях своей опочивальни, женщина зашлась в отчаянном вое.Малекит на негнущихся деревянных ногах прошел в помещение, замер в паре шагов от кадки. Закрыл глаза и, не обращая внимания на истошный ор уже двух хозяек, все же заставил себя пройти чуть ближе.— Это черт!!! Это черт!!! — вопили повитуха и жена, забиваясь в окровавленную солому, ближе к стене. — Черт за проклятой пришел!!! Чувствуя, что его вот-вот стошнит от ужаса, которого он, наверное, никогда не испытывал, Але’ррет с трудом приоткрыл глаза, посмотрел перед собою и, болезненно перегнувшись пополам, закричал. Закричал протяжно, низко, страшно. Упал на колени рядом с грязной кадкой, едва сумев коснуться ее руками. Прямо перед ним в мутной воде плавало крохотное тельце новорожденной девочки. Нежеланного ребенка в нищей семье, не знающей ничего ни о любви, ни о совести, ни о милосердии.Низко склонившись над водой, не замечая, что волосы его упали на дитя, укрыв его серебряным полотном, свесив руки над ведром, дроу закачался взад-вперед, забыв о том, что из горла его все еще тянется-тянется глухой звериный вой. Внезапно очнувшись, не видя перед собою ничего, кроме грязной воды и ребенка, мужчина протянул к нему трясущиеся ладони, бережно вынул из кадки, дрожащими руками укутал трупик в свой плащ. И зарыдал еще отчаяннее, увидев, как мягкая шерсть покрова ложится на холодное белое тельце.— Потерпи, маленькая моя… потерпи, пожалуйста, потерпи еще, душа моя… — он прижал ребенка к груди, уткнулся в сверток лицом. — Я прекращу это… помоги мне только немножечко…— Черт!!! — взвыли с новой силой женщины в углу.Заторможенно отняв мокрое лицо от ребенка, Малекит медленно повернул голову к женщинам.— Она не успела… — подымаясь на слабые ноги, прошептал он. — Передам послание за нее. Благо, ваша ?дочь? обучила меня паре трюков.Сделав шаг назад, Царь Свартальфхейма толкнул ногой кадку. И каким-то жутким образом из ведра хлынул поток неуправляемой морской воды. Пенясь, набирая откуда-то силу, ревя и воя, ринулся на женщин призрачно-синий вал. А после того, как мужчина с телом ребенка исчез из хижины, с грохотом и шумом ушла под землю проклятая лачуга вместе с ее хозяйками и скотным двором, оставляя за собою вечное, соленое, как слеза, озеро.***В небольшой деревушке Эссекса назревало очередное торжество. Уж что-что, а развлекаться в новом тысяча шестисотом году народ мог и умел, и развлечениям этим, что называется, завидовал весь прогрессивный мир. Вот и в этот раз собирался люд на главной площади, где с самого раннего утра был гостеприимно установлен эшафот с тремя столбами. С шутками и смехом сносили жители к столбам дрова и хворост. Самые богатые делились сосудами с маслом.И лишь изредка люди оборачивались на одинокую фигуру, замершую у каменного дома неподалеку. Смотреть на него слишком долго было попросту опасно — на человеке была сутана священника, успешно, правда, скрытая длинным черным плащом с глухим капюшоном. Но вот четки и весь вид мужчины внушали одновременно и благоговение, и ужас. Закон суров, но он закон. Обыватели были убеждены, что отец приставлен, чтобы следить, все ли верно готовится к казни, потому работали еще усерднее.Только вот мужчина сам не понимал, зачем явился в Мидгард этим утром. Царь Свартальхейма из-под покрова, закрывавшего лицо, смотрел лишь в снежно-легкую пыль под своими ногами. Он не оправился еще от прошлой пытки. Раздробленные кости и внутренности, несмотря на прошедшие годы, ломило и выворачивало так, будто он был забит камнями только вчера. И на то были причины. Во-первых, Бессмертный не желал, чтобы боль ушла полностью, он казнил себя самостоятельно. И никто бы не смог понять, зачем Малекиту принимать эти муки добровольно. Во-вторых, он не допускал к исцелению силы Тьмы. И здесь, как раз, все было понятно. Потому что через чудовищное сопротивление, но Царь все же сумел избавиться от ее вездесущей защиты. И ему удавалось теперь позволять умертвить себя.Совсем другое дело, что он, спустя короткое время, восстанавливался в прежнем физическом обличии. Но, увы, не с прежними душевными и сердечными силами. Каждая его смерть, каждая боль отпечатывалась на сильном сердце навсегда. И если бы кто-нибудь взглянул на него, наверняка ужаснулся бы.— Почему нельзя просто перерезать им глотки? — совсем рядом с мужчиной проскрипел от натуги женский голос.Мимо проходили, таща тяжелую вязанку дров, две крестьянки.— Не по-людски! — отрезала вторая. — А то ты не знаешь, что милосердие всему голова! Куда сердечнее спалить ведьм огнем.— Чушь эти ваши россказни! — проблеяла первая. — Боятся, что, если не сжечь — твари перевоплотятся!!! Но почему не отрезать им бошки и только их бы сжечь, ась?! Как они без голов свои бесовские обряды совершать будут?!— Хм-м… экономически выгодно, — хихикнула товарка. — А ты поди-поди, предложи им свою затею!— Нет уж… — перепугалась подруга.— Ты страшная, — успокоила деревенская. — Тебя выслушают!— Раз уж так надобно, то что уж… Чай, не глупцы законы-то пишут! — переменила мысль женщина.— Ну конечно, нет… — рядом с ними задержалась старуха. — Ученые мужи. Уверенные, что человек — венец творения. А чума проникает через чистую кожу, потому мытьем лучше не злоупотреблять.— Ты бы помолчала! — гаркнула первая женщина, едва не выронив дрова. — Давно бы тебе пора к ним! — она махнула рукой на эшафот.— Ухму… — пробормотала седовласая. — А кто вас от вшей лечить станет? — бабка беззубо ухмыльнулась. — Ладно, Катрин и Мария. Девки красавицы. Просто не стоило ломаться… Но бедняжка Элизабет… Страшна, как оспа…— Она и есть самая главная ведьма! — закричали хором женщины. — Все видели, как она ночами превращается в зверей!!!— Полоумные… — вздохнула старуха. — Она лечила животных… Раненое дикое зверье, ваших псов… давала кров, пищу…Vishnu — E.S. PosthumusМалекит медленно поднял голову.— Некогда с тобой, сумасшедшей, говорить!!! Уж приволокли их!!! И все запело, завертелось. Заорал воодушевленный люд, когда на площадь выволокли трех искалеченных пленниц, взвыл — когда втащили за волосы на эшафот.Скользнув взглядом по двум из трех, Але’ррет шагнул вперед. Третья девушка, вскрикнув от боли, причиняемой цепями, вскинула бледное лицо. В неизбывном ужасе прошлись карие глаза по улюлюкающей толпе.И Царь шатнулся в сторону, выпали из его онемевших рук четки. Запахло горелым маслом и деревом. Завизжала первая из девушек.— Отправляйтесь к Дьяволу!!! — нараспев грохотал проповедник над площадью зычным голосом.Занялся второй костер. К извивающейся в огне первой красавице присоединилась белокурая Мария.Кареглазая, как могла, безуспешно дернулась от столба, ободрав в кровь запястья. Зарыдала от страха.— Будьте вы прокляты!!! — не в силах совладать ни с лицом, ни с дрожащим голосом, закричала она. — Если бы могла я, если бы только могла я стать ведьмой!!! Я бы… — под ее ногами затрещало пламя, она взглянула на соседей и ?друзей?. — О, Господи!!! Помилуй их!!!— Кхах, не того господина зовешь, дрянь!!! — раздалось со всех сторон.— Элизабет! — сквозь вопли женщин, сквозь рев толпы и треск огня громоподобно прозвучал отрывистый зов.Девушка, подпрыгивая на месте, силясь отнять обнаженные ступни от уже кинувшегося к ее ногам огня, вскинула в отчаянии голову и заорала, что было силы — пройдя через толпу, уже поднимался на объятый пламенем эшафот человек, с ног до головы укутанный в длинный глухой плащ. Лишь коснувшись ногой последней ступени, он нервно рванул перевязь на шее. Полетел под легким снегом брошенный в толпу покров, а в костер к воющей от боли девушке входил неописуемой красоты высокий среброволосый мужчина, в сутане священника, с тяжким крестом на груди. С необыкновенными ало-лавандовыми очами.— Что… он… кто… он… Херувим?! — площадь испуганно стихла. — Иди ко мне, моя душа… Летящие серебряные волосы немедленно занялись вихрем огня, одежды на мужчине вспыхнули. Охнув от боли, он сделал последний шаг, левой рукой обхватил заходящуюся в агонии девушку в объятия, правой крепко перехватил ее горло. Длинные пальцы, слабо дрогнув, резко сжали тонкую шею в стальной обруч.Последнее, что увидела Элизабет — исходящее в глубокий ожог лицо незнакомца и немыслимые глаза — полные муки, ужаса, слез, отчаяния, но… и любви, нежности, заботы:— Уходи отсюда, любимая. Я найду тебя.Рухнуло два объятых огнем тела к подножью столба. Вспыхнули в абсолютной тиши площади чудным нездешним пламенем. Люди, неловко переминаясь с ноги на ногу, поглядывали на деревенскую управу и едва слышно перешептывались.— Если это чудо… то кто явил его нам? Ангел или бес? А коли это жертва? Что за казнь странная вышла…— Мужчина, которого она ждала всю жизнь, пришел, чтобы убить ее, — стоящая поодаль старуха опустила каре-вишневые глаза, оперлась двумя сморщенными руками на посох. — К слову о мирской справедливости.The Last Song — PersephoneЗло творило свое привычное ремесло. Распластанный на полу царских покоев Малекит, слабо рыча и извиваясь, мучительно и медленно ?обрастал? покровом — на обожженные кости натягивалась надкостница, на нее нехотя, причиняя страшные страдания, ложились мышцы, потрепанные, обугленные… кое-где появлялась и последняя одежда — черная сутана. Корчась в агонии на плитах, накрепко стискивая зубы, мужчина не выпускал из окостенелых рук то, что осталось от погибшей с ним девушки. Но держал-держал над головой с большим усилием распахнутую Паутину Времен. Каждую секунду готовый рвануться на помощь. Теперь Паутина всегда была рядом… и неважно, сколько сил забирала она. Малекит никогда больше не пропустил бы и мгновения из жизни Шанайи и сына.И ведь очередной раз оказался прав — одна из миллиардов звезд замигала так часто, заметалась в маленьком пространстве настолько затравленно, будто попала в клетку. Зазвенела в оглохших ушах натянутая к ней паутинка.Але’ррет дернулся, попытался подскочить, но нелепо, глупо рухнул на колени — едва обнявшиеся мышцами, с рваными заплатками кожи ноги совсем не держали его. Низко закричав, Царь зажмурил кровавые глаза, вцепился руками в пол и из последних сил швырнул себя к той звезде. Тут же потерял сознание.Очнулся он спустя несколько минут — в огненной пустоши Муспельхейма. Сам вид горящего плато, плавящихся камней, подбирающихся к стопам языков пламени заставил храброго дроу отползти на несколько слабо-шатких метров назад. Он никогда-никогда не знал, насколько опасен огонь, какую именно боль способен причинить живому. И теперь, познав эту пытку, Малекит с нескрываемым ужасом глядел на трещащие красные ленты, зачем-то перехватил горло правой рукой, будто снова чуял, как забивается в его истошный крик сдирающий плоть столп трескучего пламени. Сквозь гул и чад в голове, едва не слепыми глазами мужчина глянул на свое тело и задохнулся-затрясся — на его полуразодранной сутане, налипшей к обожженным мышцам, к местами оголенным костям виднелись опаленные темные женские волосы. Длинные, спутанные, припаянные огнем. Не чуя собственных рук, Царь попытался осторожно снять их скелетированными пальцами, но они задрожали с такой силой, что дроу промахивался мимо. Глаза заволокло слезами, из груди вырвался не то всхлип, не то сухое рыдание. Так и сидел он, бессильный, захлебывающийся воздухом, разлагающийся, не в силах снять с себя останки умершей в его руках женщины.Оставив попытки, кое-как собравшись, Царь поднялся, оглянулся и нашел того, за кем пришел. Вдалеке, метрах в пятистах шел бой. Одинокая мужская фигура отбивалась от наседавших на нее огненных великанов. Число было на стороне уроженцев Муспельхейма, но Але’ррет знал, за чьей спиной стояла сила. Против осатаневших исполинов сражался Юсальфхеймский Светлый Король. Да, уставший, да раненый, но ни на секунду не опускавший свои любимые скимитары. И все бы ничего. Если бы Малекит не увидел, как на отдалении, вне зоны видимости Аррафира, заняв удобную позицию для прицельной стрельбы, замерли в ожидании команды несколько десятков наемных арбалетчиков.— Дис… — растеряв всю силу, обожженными губами, едва слышно прошептал Царь, но так и не смог коснуться эфеса Меча. — Дис, помоги…Зашевелились на рукояти скимитара пауки, вспыхнул в ножнах клинок. Але’ррет сделал несколько нетвердых шагов вперед, указал трясущейся рукой на отряд наемников.— Убери, пожалуйста…И рухнул на колени. Ярко взорвалось над мужчиной светло-голубое пламя, метнулось к убийцам. Один за другим падали замертво испуганные, начавшие стрелять друг по другу мужчины.Сыну (М. Таривердиев - Р. Рождественский) — Иосиф КобзонНо заметил волшебный пламень Юсальфхеймский Король, кошкой бросился к стародавнему врагу, наплевав на грузно кинувшихся ему вслед великанов.И коленопреклоненный Малекит, сквозь всю свою боль, сквозь застилавшие глаза бессильные слезы смотрел, как несется к нему по алеющей пустоши его великолепный сын, с искаженным от ненависти лицом, с самой неприкрытой жаждой крови в глазах. И в этот момент ему на мгновение показалось, что больше он не может. Просто не может. Что пришло время опустить руки, что выносить дальше такую муку ему не достанет ни храбрости, ни жизни. Что эту войну он все-таки проиграл. Похолодело в груди сердце, замедлило свой сбитый, неровно-слабый ход. Але’ррет опустил голову, укрыл ладонями обезображенный огнем, лысый от пламени затылок.?Да сделайте хоть что-нибудь… да помогите же…?Плечи Царя крупно затряслись. Вернулся с легким звоном в ножны скимитар.И тут же покинул их, вспыхнув невыносимо обжигающим широким щитом-стеной между Царем и подскочившим к нему Королем.— Ба… — разглядывая сидящего на полыхающей земле Малекита, насмешливо протянул Илтаар. — Какие люди! Выходи, страшила, переговорим. А то ты все предпочитаешь за моей спиной околачиваться.Але’ррет, помедлив, поднял голову, склонил ее набок, снизу вверх взглянул на Светлого Эльфа.— Надо же! — протянул восхищенный Король и удовлетворенно цокнул языком. — Все-таки нашла тебя судьба?! Хреново выглядишь, Царь Свартальфхемский. Но не так хреново, как мне бы хотелось! Кто ж тебя так? — присев на корточки, сквозь полупрозрачную завесу рассматривал он дроу. — Больно? — Светлый улыбнулся.— Больно, Аррафир… — прошептал Малекит и неловко, рвано улыбнулся. — Очень больно, котенок… — голос дрогнул. Король был так похож на свою мать в прошлом перерождении: синие-синие-синие глаза, густые ресницы, смоляно-черные волосы, насмешливая молодая улыбка.Ох, как просил он не возвращаться в чумной город. Как держал ее за хрупкую руку. ?Если не я, то кто пойдет? Если каждый будет прятаться? Старик, тебе-то стыдно должно быть… Ты пожил, а там детей — сотня… А если моя жизнь выкупит хоть пару из них??. Погибла через семь дней… Умерла на его сухих, старческих руках. Но жили-жили после нее чужие дети. Трое чужих детей.Илтаару стало не по себе. Владыка Сварта смотрел на него сейчас так… нежно? С восхищением, с любовью, с тоской? Издевается, падаль… После всего, что сделал, после всех приказов… Пришел поглядеть, достаточно ли он страдает? Ну, хорошо. — Отлично, — кивнул Король и отстранился, — я счастлив слышать это. Но то лишь физическая боль. Настоящей муки ты, чудовище, испытать не способно. Мне остается только мечтать о том, чтобы ты, мразь, понял, какого это — увидеть, как погибает на твоих руках любимое существо. Какая пустота наступает после. Что ты чувствуешь, когда прах матери швыряют к твоим сапогам.— Обернись… — через силу простонал Але’ррет, попытался встать на ноги.Аррафир вскинул голову, развернулся и в последний миг отвел от своей спины удар огромной секиры. Еще троица великанов слегла к призрачно-голубой завесе, Король медленно обернулся к Царю.— Зачем?.. — пораженно выдохнул он, во все глаза рассматривая качающегося из стороны в сторону мужчину. — Тебе нельзя умирать, — Малекит сделал шаг назад. — Пока нельзя умирать, — с усмешкой на обезображенном лице Царь отступил еще.— О! А ты скажешь, когда можно?!! — взбесился Аррафир, рванувшись вперед, но запинаясь о завесу. Нервно ударил по призрачному огню кулаком с зажатым в нем мечом. — Скажешь?!— Я рукой махну! — хрипло, натужно рассмеялся Але’ррет.— Да я назло тебе сейчас пойду и захлебнусь в кружке с пивом!!! — Илтаар еще раз с силой приложил эфес к стене.— Нельзя, милый, нельзя, — дроу неловко коснулся правого виска, мотнул головой. — Ты понимаешь, нам пока никак нельзя… — он поднял прозрачно-серые глаза на мужчину. — Как бы ни хотелось. Береги себя, Светлый.Царь исчез, как исчезла и окружавшая его завеса. Аррафир шагнул вперед, нагнулся, поднял с земли ошметок земной одежды с налипшими на него волосами. Нахмурившись, поднес находку к носу. Растерянно взглянул в сторону. Что-то острым холодом перевернулось в груди, и Король часто-часто заморгал. Тяжело сглотнул. Впрочем, тут же вспомнилось мертвое тело распятого и добитого Себастьяна.Все не можешь выйти из роли палача, Малекит? Ох, надеюсь твое Зло обглодает тебя до костей!Илтаар отбросил грязь в сторону, вынул платок и брезгливо оттер чужую кровь с пальцев.Смотреть — смотри, любуйся, но не тронь! (с)Aytekin Ata? — Gülbe?ekerДевушка проснулась, когда на улице уже стемнело. С трудом разлепив веки, она посмотрела в окно, случайно скользнула взглядом по фонарю во дворике и тихонько взвыла: даже тусклый свет причинял жуткие страдания… Кое-как перевернувшись в постели, бедняга глянула на часы и зажмурилась: она не опоздала на работу — она ее начисто пропустила, а ведь обещала приехать к девяти утра! Но сейчас девять вечера…Что с нею было девятнадцать часов назад, после того, как почувствовав себя плохо, Сунери отперла дверь, ввалилась в дом и рухнула на кровать, сказать бы доктор не смогла. Голова раскалывалась надвое, кружилась, перед глазами стояла какая-то поблескивающая звездами темнота, сильно тошнило.— Гос-с-с-споди… — простонала-прошептала девушка и приподнялась в постели, удерживая руками голову, на глаза наворачивались беспомощные слезы, к горлу подкатывался комок.Посидев так минут пять, Дарем все же собралась с силами и аккуратно, стараясь не совершать резких движений, поднялась и подошла к аптечке, в темноте вскрыла две ампулы, набрала шприцы и сделала себе инъекции. Но тошнота все же взяла над нею верх, и девушка, зажимая рот рукою, бросилась в ванну. Через пятнадцать минут уколы все же подействовали; вымокшая, вымотанная, едва не умирающая Сунери с красными от слез глазами, в распахнутом халате, под которым было только нижнее белье, выползла, пошатываясь, из ванной, придерживаясь рукою за стену, опустилась на пол в коридоре и, закрыв ладонями лицо, тихо заплакала…Не стоило приезжать в Лос-Анджелес. Глупый, бессмысленный поступок, который не приведет ни к чему хорошему. Это было понятно с самого начала…Но ты ведь хотела увидеть его, хотела узнать, не ошиблась ли ты в нем, таков ли он, каким ты чувствовала его, хотела пройти по краю его жизни, хотела запомнить его… Увидела? Узнала? Запомнила? Так что ж не соберешь два своих чемодана, не вернешься назад?Не мо-о-ожешь…Слабая.Ждешь, когда он сам тебя вычеркнет из своей жизни. Или когда все закончится еще логичнее…Сунери улыбнулась сквозь слезы — пес, все это время бившийся в запертые двери ванной, беспокойно заходил вокруг нее, нежно касаясь ног огромными боками, мордой.В любом случае, иной дороги уже нет. Пусть будет так. Ведь желать больше нечего…Что терять, кроме гордости? А зачем она мне?Я ни на что не рассчитываю и ни о чем не мечтаю. Слишком сильно люблю, слишком уважаю его, чтобы вот так взять и нарушить его спокойствие, посягнуть на его мир.Он дал мне так много! Сколько улыбок, сколько гнева, сколько тихих, важных разговоров о жизни, сколько ободряющих слов, сколько подколов! Сколько своего драгоценного времени…И, доверчивую, опоил самым сильным ядом — желанием жить…Девушка рассмеялась и повела ладонями по лицу, безуспешно пытаясь хоть как-то утереть безостановочно льющиеся слезы.Мудрый, сильный… Уверенный в себе, в своем будущем, верный, безупречный…Пес тихо положил большую голову на колени девушки, и она разрыдалась окончательно. Сильно склонившись вперед, онемевшей рукой повела по широкому лбу огромного зверя, прижалась к нему лицом. Притянув ближе, заплакала прямо в густую длинную шерсть.Забавно… но ведь именно он и только он был рядом. Всегда был рядом. Столько времени прошло… Разве может такое быть? Азор подошел к ней, пятилетней, на улице… Бродячий щенок, грязный, избитый, похожий на дикого медвежонка. Увязался за нею в дом. И отец не смог отказать двум крохотным существам, жмущимся друг к дружке так тесно, будто и были-то всегда созданы лишь друг для друга. Только вот последний десяток лет Александр Дарем с каким-то восхищением и оторопью глядел на алабая при встрече. Собаки, тем более крупные, не приспособлены к настолько долгой жизни. А пес разменивал годы десяток за десятком, и лишь седая морда да любовь к излишнему сну давали знать — Азор — наглый долгожитель, наплевавший на все приличия и физиологию. Почему-то вспомнилась странная вещь.Когда она впервые принесла в квартиру результаты МРТ, бросила их на пол, а сама закрылась в спальне и зарыдала, пес, оставив долгие попытки выломать дверь, внезапно притих. А потом из коридора раздался страшный вой, переходящий в бешеное рычание. Сунери бросилась из комнаты и ахнула — ее послушный и примерный Азор, вынув каким-то образом из пакета большую рентгеновскую пленку, изо всех своих собачьих сил разрывал зубами, когтями проклятый снимок. И рычал, рычал утробно, надрывно, сваливаясь в этом рычании на жалобный, какой-то человечески-обреченный скулёж. Она еще тогда на мгновение подумала, что собаке не понравился запах, исходивший от пленки… Счастливое существо… вся беда в заключении МРТ — невкусно-пластиковый аромат напечатанного ракового приговора. А потом Азор понял, что не один, обернулся, поднял голову, и девушка впервые в жизни увидела собачьи слезы — очень страшные, необычные, ручьем текущие с седой шерстяной морды.Лекарства ?развернулись? полностью, и Сунери, мягко скатившись на пол, убаюканная большим, теплым телом верной собаки, забылась глубоким медикаментозным сном. Азор, всхлипнув, подполз еще ближе и, вытянувшись, прижав уши, положил большую голову на грудь дремлющей девушки. Янтарно-карие глаза не мигая уставились в стену.?Этот человек с фотографии обязательно должен прийти… Может, хоть он сделает ее счастливой? Успеет сделать счастливой… Где он? Почему не бежит к ней, сломя голову, позабыв обо всем на свете?! Почему повторяет его, Малекитовы, ошибки?!!?Руки девушки инстинктивно поднялись и прижали Азора к груди. Пес зажмурил ставшие ало-лавандовыми глаза, с силой сжал клыки.?Пусть придет! Хоть он, хоть другой, да пусть сам черт!!! Ну не может ведь она бороться и уходить совсем одна, без человека!!! Да почему же снова одна?!?А еще через час в едва освещенном коридоре маленького домика стояли друг напротив друга перепуганный до окоченения смертный мужчина и огромный волкодав, закрывший своим телом путь к погибающей девушке.— Так, — заключил человек и медленно выпрямился, — здрасти.Пес наклонил голову еще ниже.?Слишком самоуверенный… Слишком, слишком поспешен и нетерпелив…?Мужчина еще раз скользнул потемневшим взглядом по огромному телу перед собой.— Ладно… — он медленно опустился на корточки и, расслабленно сложив руки на коленях, посмотрел псу прямо в карие глаза, — где тело?Собака чуть приподняла голову, прищурилась и, казалось, слегка удивилась.?Ох, как испуган… Что ж ты белый весь, человек? И ведь не псина вшивая тебя напугала, верно? Ты храбрый, ты благородный, честный. Разверни свое сердце, покажи мне себя! Кольцо… запах ребенка и свежей женщины…?— Хозяйка твоя ненормальная где?! — уже с нажимом в стальном голосе повторил Кристиан.Пес вновь оскалил зубы и шагнул к мужчине, гость улыбнулся и восхищенным взглядом уставился на животное:— Это я уже видел, — сверкнув белоснежными клыками, кивнул он, — а по существу можешь что добавить? Где Сунери?! — Кристиан медленно поднялся и развел руки в стороны в мирном жесте.Пес с несколько секунд внимательно смотрел на мужчину, затем отвернулся и побежал куда-то в сторону, собеседник бросился следом.За углом, в темном коридоре прямо на полу лежало тело девушки; похолодев от ужаса, Кристиан метнулся к ней, и тут же на его пути опять возникла собака.— Я не причиню ей вреда… — севшим голосом пообещал гость и блестящими глазами уставился на бдительного пса, совершенно четко и трезво осознавая, что если зверь не подпустит его сейчас к Сунери, его придется как-то убить… ?Значит, Им станешь ты… Полюбил, а принять духа не хватает… Бегать будешь, смелый, от себя долго. Так долго, пока не станет слишком поздно… Мне жаль. Мне жаль, но все, что ты сможешь, — утешить ее сейчас и, как и все, оставить потом. Иди. Иди-иди, это земная мука твоя. Самое большое счастье твое, самая горькая потеря. Я разрешаю. Иди, я не смотрю?.Азор, помедлив, уступил дорогу, лег рядом с Сунери. Обреченно сложив большую голову на длинные, массивные лапы, закрыл глаза.Тема дружбы OST Ликвидация ( Брамс - Симфония #3. Часть 3) — Энри ЛолашвилиПостояв на покрытой матовым гравием дорожке дворцового сада, Але’ррет привычно ступил в мягкий бархат сине-голубого мха, медленно, чуть пошатываясь, направился вперед, бережно отводя рукой теплые изумрудные ветви раскидистых деревьев. Грузно склонившись под последней тяжелой веткой, Царь сделал болезненно-слабый шаг вперед, выпрямился и задержал дыхание: перед ним стояло поразительной красоты вишневое дерево, тонкий ствол которого был испещрен едва заметными трещинками серого, зеленого и красного оттенков; изящные, почти невесомые ветви, широко раскидываясь по сторонам, сплошь усеяны были изумительными розовыми и белыми цветами, что под дуновением едва ощутимого ветра с нежным, легким звоном срывались и летели-летели вниз, смешиваясь со снегом, невесомо кружась в воздухе, окутывая и само дерево, и землю под ним тончайшим бело-розовым облаком…Малекит сделал еще один шаг вперед; на лицо его упали мягкие лепестки вишни, запутались в длинных ресницах, коснулись сухих синих губ. Царь прикрыл убитые глаза, медленно опустился на колени. Осторожно достал из набедренной сумки серебряную урну — одну из сотен, что он уже приносил ко мшистым корням юсальфхеймского дерева. Негнущимися пальцами Але’ррет отвинтил крышку и, подавшись вперед, с тихим выдохом склонил сосуд над землей.Посыпался пепельно-серый прах на скованную льдом землю. Смешался с хрупким снегом. Чудом стал проваливаться к могучим корням.Вишня застонала, дрогнула, потянулась ласковыми ветвями, словно крыльями, к опущенной голове, согбенной спине Темного Царя.— Тогда люди называли ее ?Сунери?… — подняв иссохшие глаза к сияющему стволу, тихо прошептал Малекит. Плотно сжал онемелые губы. — Золотая. Храни ее.проведешь с ней сутки – считай, бывал на войне. она много давала, но и брала вдвойне. девка-яд, девка-ересь, дурная полынь-трава. с ней что мед, что кумыс кислит и делается кровав. с ней невинные агнцы теряют свое естество, отрастают рога на нежных безрогих лбах, она в песню вплетает древнее колдовство, а кому рассказать, что было – так стыдоба. кто заходит в шатер к ней, выходит – совсем другим, у нее нет сестер и братьев, одни враги, поцелуй ее режет лезвием, жалит язык крапивой, но до чего же девка-беда красива! потому-то каждый мальчишка, муж или даже старец после нее не хочет других красавиц. жаждет хоть раз обладать ей, проникнуть в лоно, только сама красавица непреклонна. говорит: коснешься меня, умрешь, я тебе станцую, но сам – не трожь, я тебе спою, только сам – молчи, но ломались сильнейшие из мужчин: кто хватал за плечи, кто за ладонь, кто сцеловывал слезы с соленых губ, а потом изнутри их сжигал огонь, и они просыпались в своем гробу. и хотели убить ее, приходили с вилами и ножами, но стояли у шатра ее дотемна, все решали, то ли сперва заколоть, потом разрубить и сжечь, то ли пускай подохнет сама уже… но она оставалась жива, неизменно за разом раз, и луна на нее направляла свой желтый глаз, говорила: доченька, хватит вертеть хвостом, засиделась на сотни лет ты в краю людском. видишь же, слабовольное сердце у них в груди, что их – зверей двуногих – теперь щадить? а она отвечала: мама, добавь мне год, я здесь живу, и мне кажется, что вот-вот, откинется занавес и гордо войдет сюда тот, кого не затронет бессмертная красота, тот, у кого благородное сердце стучит в груди. тот, кто меня не тронет – и победит. вздыхала луна, оставляла ее одну. но до сих пор ни один не прошел войну.? Libra***Bacio Di Tosca — VerborgenheitМалекит прогулочным шагом миновал многочисленные коридоры, вышел на улицу. Прикрыв глаза, он жадно втянул носом морозный воздух и улыбнулся. Постояв так еще немного, Темный засунул правую руку в карман штанов и пошел было в сторону, но тут же остановился, снова принюхался. Черные глаза мужчины задрожали смоляной рябью, лицо дроу исказилось гримасой отвращения. Сойдя с покрытой матовым гравием дорожки сада, Але’ррет ступил в мягкий бархат мха, словно не веря, быстро направился вперед, раздраженно отмахивая свободной рукой со своего пути теплые изумрудные ветви деревьев. Гибко склонившись под последней тяжелой веткой, Царь сделал резкий шаг вперед, выпрямился и оскалился: перед ним стояло поразительной красоты дерево. Малекит сделал еще один короткий шаг вперед; на лицо его упали мягкие лепестки вишни, запутались в длинных ресницах, коснулись презрительно изогнутых губ. Царь отшатнулся так, словно его обожгли, медленно достал руку из кармана, слегка развел пальцы и стягивающе-царапающим пассом ладони издали прошелся по дереву, от замшелых ароматных корней до пышной его кроны. Не прошло секунды, как вишня закричала, подобно раненой птице, по стволу ее снизу вверх метнулись нестерпимо горячие языки черно-алого огня, жадно слизывающего медовую кору, сжирающего нежные цветы, изумрудно-яркие листья. Дерево, исходя на жуткий стон, качнулось ветвями в сторону дроу, будто молило его о пощаде. Малекит улыбнулся и медленно развел пальцы. Вишню со страшным треском разорвало стволом на несколько частей, пламень взвился в бархатно-черное небо города. Ослепительные искры, разнося сладкий аромат, полетели во все стороны. И великолепной брони, сапог Але’ррета коснулся с тихим выдохом другой снег — серый, хрупкий, пеплом путающийся в длинных, обдаваемых жаром волосах. Медленно слизнув прах, упавший на нижнюю губу, Малекит приподнял правую бровь, небрежно смахнул с камзола пыль, развернулся и легким шагом пошел прочь.***?Возлюбленные други мои!Поскольку я, невзирая на страдания несчастной души моей, все еще не могу предстать пред вашими светлыми очами, но час нашей счастливой встречи приближается, хочу напутствовать вас убогим своим посланием. Нету большего желания у меня, чем вновь встретиться с вами и увидеть столь дорогие сердцу лица. Никогда еще часы не тянулись настоль медленно и жестоко, как в ожидании нашей аудиенции. О чем и молю вашу милость, склоняя покорную голову и моля о снисхождении. Только наслаждение писать вам смягчает скорбь моего ожидания и муки разлуки. Первый счастливый день моей жизни был, когда я повстречал вас. Второй — когда я имел радость назваться вашим другом. Третьим будет завтрашний день. Когда я, опьяненный восторгом и неслыханным блаженством, явлюсь поочередно к каждому из вас. Чтобы навлечь самые страшные муки на всех, кого вы любите, а после — одну за другой забрать ваши слабые души.Засим с болью заканчиваю писать, желаю вам всяческой благодати и радости.Искренне Ваш, Малекит Але’ррет из Дома Рилин’Вирр, Хранитель Паутины Времен, Царь Дроу, Владыка Свартальфхейма. Рожденный Во Тьме Палач Пустого Мира?.***…И темнеет в глазах, и сощурились фонари.Ты меня породил — и ты на меня смотри.И не вздумай ни отвернуться, ни время вспять.Я же лучшее,что тебе удалось создать…(c) Дарена Хэйл