7. (1/1)

Хлыст оставить дома?— вместо него взять с собой арсенал на все случаи жизни. Обрядиться распоследней оборванкой. Все атрибуты роскоши, а также гордую осанку и манеры знатной дроу ?положить? рядом с хлыстом. Выслушать пугающе глубокомысленную речь о том, стоит ли мечтать о спасении, если попадёшься. Запомнить главное?— не смей сойти за чужую (?на куски растащат!?), но и за свою не сойди, иначе встретишь новый цикл Нарбондели в трупной куче.?В Браэрин наведаться?— это тебе не в сказку попасть?,?— напомнила Бриза напоследок с видом прошедшей эту жизнь вдоль и поперёк, и, чем дальше заходила их затея, тем больше Вирна уподоблялась безнадёжно ведомому существу.?Третья?, прямиком из некоего очень знатного Дома, не заставила себя ждать. Походка змеи, заприметившей мышонка, взгляд той, что борется со стрессом, втыкая ржавые иглы под ногти пленников, неуловимые черты, ставящие дроу ростом с матрону До’Урден и почти риззеновой комплекции в один ряд с кошмарными откровениями богини во время посвящения в высшие жрицы?— если даже эта дроу собралась, как на экскурсию в Баатор, то не время ли сослаться на внезапно возникшие, не терпящие отлагательств дела?Вирна сию минуту собралась с духом, испытывая к себе отвращение?— бояться чего бы то ни было, затеяв подобное… Омерзительно. Слава богине, компаньонки не заметили её смятения, слишком занятые обменом любезностей.Всю дорогу Вирна травила себя смутным сомнением. Заботливая старшая сестра прониклась её неведомой бедой, не в силах смотреть, как Вирна, вставшая, наконец, на путь праведной дроу, терзает себя печалью. ?Есть средство,?— обнадёжила Бриза, улыбаясь во все свои острые зубы,?— и не такое забудешь?, но Вирна… Сомневалась. На своём веку-с-небольшим средняя из принцесс До‘Урден, должно быть, тысячу раз подбирала мальчиков, что предлагают себя за плату?— она приглашала к себе простолюдинов, если те были готовы отдаться по доброй воле, она позволяла себе всё, что даёт Арак-Тинилит, её имя звучало в покоях элитных куртизанов, способных своим шармом обратить самую представительную даму в краснеющую от смущения дурочку… Но ?это?, казалось, за гранью.Бриза уверяла, что подобных мест в Браэрине больше, чем жилищ?— разница лишь в том, насколько убого заведение. Третья компаньонка успокаивала недобитую совесть Вирны, намекая на процент знатных дам и приличных горожанок, совершающих подобные вылазки инкогнито, устав ?возиться с капризными самцами??— но все их слова проходили мимо то и дело подрагивающих ушей. Рядом с самыми благопристойными из местных Вирна должна была казаться холёным мальчиком?— и это было последним, что заставляло её оставаться начеку, будто на рейде в дикие пещеры.А затем они пришли.—?Этот недоумок отгрыз себе руки,?— хихикал с порога работник, флиртуя с изуродованной какой-то хворью охранницей,?— но он не подумал про ошейник!Трио принцесс рассеялось, будто до той поры они шли рядом по чистой случайности, и Вирна припомнила брата, окончательно доведшего её, ничуть не каясь за грязные ругательства в адрес столь чистого создания. Теперь, оказавшись в тесном, удивительно схожем со стойлами ездовых ящеров помещении, чья корявая вывеска гласит ?Дворец удовольствий?, подтверждая слова третьей, ведь едва ли местные женщины вообще умеют читать?— вот теперь Вирна осознала в полной мере, на что же она подписалась.Десятки мальчиков бесцельно слонялись от угла к углу, изо всех сил демонстрируя свою сексуальность?— попытки соблазнительно выгнуться напоминали приступы мучительного паралича, жеманство скатывалось в омерзительную разнузданность, рядом с какой первые попытки неопытного юноши подражать ?взрослым? казались манерами элитного куртизана, а обтягивающие штаны, столь любимые всем мужским полом, у здешних работников были такого кроя, что едва ли в одежде вообще был смысл. Одни сломали себе жизнь явными иблитскими чертами, другие были не в своём уме, облик третьих, вполне ?чистокровный?, оскорблял эстетические чувства дроу, уверяя в важности отбраковки уродливых младенцев… Вирна осмотрелась, испытывая презрение к самцам, павшим так низко?— и к самой себе. Да, она высшая жрица, она закон, она жестокость, она вседозволенность?— но достойна ли она касаться Дзирта после того, как переступила порог грязного браэринского борделя? Достойна ли она владеть самоцветом богини после того, как… Как брат вздумал не хотеть её? Вздумал хотеть, но не её?..Впервые Вирна всеми правдами и неправдами не давала себе пуститься в размышления, ведь то, что расположено за гранью понимания любой женщины и жрицы, изъедало её душу, склоняя провести остаток жизни, свернувшись калачиком и уставившись в пустоту.Вот кучка мальчиков?— набившись в угол, они пытаются отравиться едким дымом, усматривая в этом развлечение. Вот группа оборванок?— неестественно хохоча, они перебрасываются избитым шлюхой, а тот из последних сил делает вид, будто переживает лучшие минуты своей жизни. Вот зрелый дроу?— он неплох собой, он, должно быть, очень опытен и уверен в собственной неотразимости… Он развлекает публику танцем, дразняще-медленно стягивая лохмотья, а ?публика? смотрит, разинув рты и не замечая, как нечто вроде помеси дроу с кобольдом инспектирует их карманы.Вирна уйдёт прочь, промыв глаза и очистив сознание церемониальным дымом, а затем, покаявшись за то, что не в силах даже облечь в слова, попросит богиню, ради блага её же будущего служителя, чтобы Дзирт до самого смертного одра не заподозрил, как низко пала его сестра. Чистый, невинный, совершенный демонёнок не должен знать, что…Вирна забыла, куда шла, ощутив, как нечто ластится к её ноге. Она опустила взгляд и увидела истерзанную кнутом спину и жиденькие космы, пожелтевшие не то от дряхлости, не то от слабоумия.—?Купи меня обратно,?— звало оно одновременно слащаво и жалобно. —?Я буду хорошо мыть полы, чисто-начисто, и одёжки зашивать буду, и еду готовить сестрёнкам… Только купи меня обратно.Отвращение было так велико, что оно вылилось в ступор. Охранница пришла на помощь, пнув ?мальчика?, предлагавшего себя так нагло, по рёбрам, и схватила того за космы, волоча прочь и осыпая бранью.Закнафейн убьёт её, если узнает?— так же, как он пытался убить Дзирта.Но Вирне стоило бы запомнить, что имя её богини вовсе не ?Закнафейн?.Прекрасный, невинный, удивительный Дзирт гораздо больше, чем мальчик с необычным цветом глаз, но каждый раз, когда он смотрит на, конечно же, любимую сестру, Вирну пробирает до костей. В каждой паре лиловых глаз она видит сокрушительную невинность, за каждым лиловоглазым чудом она готова, напрочь забыв о гордости, следовать до самого его дома?— добиваясь, настаивая на своём, будто Мать Мэлис, заприметившая неопробованного прежде прелестника,?— и кем была бы Вирна, откажи она соблазнителю с манящим ?лиловым? взглядом? Кем была бы Вирна, посмей она отказать брату, когда сама богиня шепнула ей ?взгляни-ка на это?…Милый Дзирт имеет невероятную власть над своей Вирной?— та сию же минуту забывает о желании бежать прочь, о своём отвращении к дешёвым шлюхам, о презрении к каждому, кто был достаточно слаб, чтобы закончить на дне Браэрина. О брезгливости, какой заслуживают отдающиеся на засаленных тряпках и стыдливо прячущие следы оков на запястьях и шее?— смотрящие в упор затуманенным взглядом с расширенными зрачками, готовые на всё, немыслимым образом сочетая противоестественную расслабленность с полной готовностью даться, как мужчина…Вирна мягко целовала тонкое личико, даря обладателю редких, лиловых глаз ласку, какой он, должно быть, вообразить не мог. Мальчик чуть ниже брата, заметно старше, и неестественная худоба со следами всех тягот браэринской жизни слегка отвлекает, но это ничего. Он лежит под Вирной, раскинув руки и полностью открывшись?— совершенно пассивный, будто стремящийся переместиться на астральным план…—?Я заберу тебя с собой,?— шепчет Вирна прямо в его сухие, опухшие, приоткрытые губы, сомлев от безграничной покорности. Казалось, ещё немного, и Вирна отступит, презирая себя за то, что оскорбила прекрасный пол грязной самочьей похотью.—?Да ты, отца твоего, серьёзно?! —?грубый, охрипший голос ?брата? ударил больнее хлыста. Вирна оторвалась от мальчика, неверяще взглянув на того, чьё помятое лицо только что осыпала мягкими поцелуями. —?Ты самка или кто?!—?Я поняла тебя, Ллос,?— опомнилась Вирна, ободряя шлюху ударом в челюсть.И тут же всё будто встало на свои места?— мучительные вопросы окупаются резким осознанием, и Вирна без раздумий переворачивает упирающееся тело на живот, собираясь облегчить прелюдию. Шлюха пытается возразить?— Вирна заламывает его руки с чернеющими на тёмной коже синяками, перехватывая тонкие запястья одной рукой.В двух шагах от них пара тварей с неправильно бледной шкуркой жмётся друг к дружке, громко затягивая песни. Это обычная иблитская речь, и твари выдают себя с головой, слепо ощупывая перед собой воздух?— должно быть, они уверены, что попали на иблитские посмертные муки. Одного из светлокожих уродцев ?выбирают?, и сверхчувствительные уши дроу закладывает от его испуганного вскрика. Второго хватают следом, и он, утащенный кодлой полуиблитш, должен завидовать собрату.Жалкое нытьё ублюдка тонет в шуме нищенского борделя, за стонами женщин и криками мужчин. Гоготание опустившейся пьяни перемешивается с завываниями двинувшихся от такой жизни, окрики охранниц врываются в гвалт разборок, брань управляющего перекрывает объяснения на иблитском?— но никому нет дела до скрученного шлюхи, как бы Вирна ни ?воспитывала? воющего от боли потаскуна.—?Этого ты желаешь?! —?злобно шипит Вирна, обращаясь не то к шлюхе, не то к Ллос, но не отвечает никто, и тогда наставленная на путь истинный срывает сносившиеся напрочь штаны, лишая ублюдка последней линии обороны. Размашистый шлепок по костлявой ягодице заставляет шлюху выгнуться, обругав клиентку последними словами. Только боль, всё дело в боли?— унижение не знакомо тому, кто даётся женщинам в подобном месте, ведь браэринские шлюхи безотказны. Они спят и видят, как их разложат прямо в грязи, они желают, чтобы их брали жёстко, как имеют сыновей павших матрон, чтобы их наказывали грубо, как сношают наложников той, что перешла тебе дорогу, они выражают наслаждение слезами и проклятиями…—?Тебе повезло,?— на миг Вирна прикусила его порванное ухо,?— нарваться на жрицу.Шлюха едва ли успевает осознать смысл этих слов, как Вирна переворачивает его на спину, наваливаясь сверху. Задирать юбку, удерживая?— непростое дело, но Вирна справляется, благодарная шлюхе за то, что раздразнил её сопротивлением. Мать Мэлис много рассказывала об этом, поучая дочерей?— как бы ты ни была жестока, самец предпочтёт сначала отдаться, а уже затем проклинать, смеша обещаниями страшной мести?— и что же творят в нищенских борделях, если кое-кто начинает с конца?Духовное озарение настигает Вирну, сама Ллос упивается в ней необычной игрой. Шлюха пытается вырваться и уползти, будто избавление от возбуждения вдруг стало самым страшным мужским кошмаром, и это пробуждает азарт охотницы?— Вирна ?поддаётся?, трётся клитором о вовсю стоящий член, не спеша вбирать, и нет для неё награды слаще паники в лиловых глазах.—Ти-ише, все юноши боятся первого раза… Жаль, что ты отказался от нежности.На самой периферии зрения дроу подбирается к оборванке почти ползком и предлагает себя, косясь на мужчину со взглядом высшей жрицы и статью архимага.—?Да ты рожей не вышел,?— отвергают его,?— я тебя задаром не возьму!Но тот продолжает навязываться, уверяет, что хорош в любом извращении, лишь бы только не обратно на цепь, иначе он последует чьему-то примеру и разобьёт себе голову о стену.Естество женщины и жрицы ликует, когда жертва угождает в ловушку. Ощущение чрезмерной заполненности вынуждает сбавить обороты, привыкая?— пальцы впиваются в тонкие мужские запястья, вжимая те в пол, тело вырабатывает столько смазки, будто шлюха способен накрыть своей тенью несколько Вирн, вагинальные мышцы сокращаются, и с первыми же движениями по неестественно-распухшему члену дыхание учащается, едва не переходя в стоны. Адамантиново-твёрдый, толстый член будто создан под свою клиентку, и Вирна прикрывает глаза, не сразу понимая, что чужие мысли вливаются в неё со всех сторон.?И вовсе она не обманула?— она выкупит меня обратно, ведь у нас любовь. Ох Ссзантар, сдох бы ты от чего другого, толкнул бы я тебя, братец, мясничке… Она сказала, у неё есть дом?— наверное, она матрона. Прирежь меня, уж сделай милость?— да поскорее.?Быстрый темп ни к чему, когда член задевает все чувствительные точки?— странная для ?настоящего? холодность лишь придаёт остроты ощущений, и сама Ллос объясняет своей жрице, почему эти плавные движения бёдрами в Арак-Тинилите называют ?поглощением?. Её тяжёлое дыхание наполняется голосом, и скулящий шлюха не смеет дёрнуться, когда Вирна отпускает его руки, откидываясь назад и принимаясь теребить клитор. Теперь ей хочется большего, и ?поглощение? становится жёстче, быстрее?— шлюха скулит от боли, порывается увильнуть, не подбирает выражений, жалуясь на ту дрянь, что вкачали в его член под страхом всего и сразу, но Вирна не терпит вольностей, она тут же меняет позу, вжимая его запястья в пол теперь уже подошвами сапог. Не так удобно, зато вагинальные мышцы приходят в большее напряжение.?Вот скоплю на отвар, и отучусь блевать желчью. Ллос говорит, я её избранный. Вернись ко мне, мразь?— задушу этими самыми кандалами. А будешь ты меня любить, если у меня останется только язык??Ярость отдавалась болью в разбитых кулаках, шлюха рыдал под ней, оправдываясь неспособностью контролировать оргазм, как если бы это могло быть оправданием, и тогда Ллос уронила для Вирны паутинку, послав своей жрице удавку?— собственные руки.Насильственная эрекция принесла своему хозяину много боли, заполняя разъярённую женщину?— но с каких пор это стало поводом отпустить тонкую шейку? Шлюха царапает ломаными коготками руки страстной клиентки, хрипя и усиливая удовольствие своими конвульсиями. Вирна стонет во всю мощь лёгких, полируя заполняющий её член, и с каждым витком наслаждения ?удавка? затягивается всё туже?— и Вирна не видит ничего, кроме ужаса и агонии в лиловых глазах.—?Этого ты хотел?! Дразнишь, издеваешься! Думаешь, если ты неприкасаемый, то тебе всё позволено?! Хочешь дать другой, когда ты так нужен мне?!Она лупила изуродованное ужасом и агонией лицо, с ненавистью смотрела в вылезшие на лоб лиловые глаза и проклинала ?невинного? шлюху за то, что не находила в них былой чистоты?— она продолжала насиловать порочное создание до тех пор, пока ломаные когти не оставили попытки растерзать её, а страстные конвульсии не сменились показной холодностью, оставляя лишь упрёк Вирне за то, что та не додумалась перевязать член.А затем Ллос покинула её.—?Повезло тебе, ублюдок,?— пробормотал потаскун с ближайшей засаленной тряпки с такой злобой, что Ллос следовало бы это слышать. Он демонстративно отвернулся к стене, выводя невысказанное ?мне плевать, что ты сделаешь? на неведомый прежде уровень.?Ты что наделала??,?— услышала Вирна, лишь спустя пару минут полной прострации узнав свой же внутренний голос.—?Он… Как я могла,?— Вирна повторяла что-то одними губами, едва не опустившись до попыток привести в чувства того, кто лежит под ней с опухшим, одутловатым, сине-серым лицом и вывалив язык (а то, что стало с глазами, зашло, пожалуй, чуть дальше отсутствия желанной невинности во взгляде). Она лишь изредка, раз в вечность, да и то от порочности своей еретической натуры, колебалась, убивая иблитов во славу Ллос, она почти не помышляла о греховном сострадании, неся смерть дроу, она видела то, что способно свести с ума и принимала участие в ритуалах, вгоняющих в дрожь одним своим описанием?— но всё это вдруг померкло, обратившись пустыми, бессмысленными словами, ведь что скажет Закнафейн? Разве может до отвращения милостивая Вирна До’Урден так обойтись с мужчиной? Как смеет она мечтать о Дзирте?И с братом она… Так же?Нет, она не могла. Не могла и всё. Так поступила бы любая жрица, так, быть может, поступила бы любая мирская дроу?— но только не Вирна До’Урден, как бы потерявший всякий стыд соблазнитель не ломал её мужским коварством, изводя и строя из себя, совершенно бесстыжего, изворотливого и беспринципного потаскуна невинность во плоти!Вирна дала управляющему столько денег, что тот сменил претензии на низкий поклон. Она бросилась прочь, не дожидаясь своих компаньонок, и всю дорогу до замка её должны были провожать насмешливые взгляды…Но насмешки простых дроу были абсолютным ?ничем?.Вирне казалось, что она слышит Ллос?— и тихие, мягкие смешки постепенно перерастали в издевательский, надрывный, совершенно исступлённый хохот.