Прошлые жизни. (1/1)
В чужедальние-дальние страныПутешествуя снова и снова,На зелёных камнях ВатиканаЯ увижу позабытое слово...И припомню все прошлые жизни,На которых та же тень отчужденья.И глаза мои вдруг станут чужими,Через прошлое вылечив зренье.? Зимовье Зверей – Города, которых не сталоКровь стекала в блюдо, темная, густая. Жрец провел ладонью по поверхности стола, размазывая ее, и там она сворачивалась в черные сгустки. Я чувствовала, как мое сердце бьется где-то у горла. Мать сжала мое плечо влажной, горячей ладонью. Прямо над ухом я услышала ее шепот: - Не вздумай…Воздух был наполнен блеяньем овец и коз, предсмертными хрипами и долгими напевами в честь Одина – мы готовились к войне. Я вцепилась пальцами в рубаху. Лица жрецов казались высеченными из дерева. Размалеванные черным, они не выражали эмоций – их проявление было неугодно богам. Девять коз и девять овец. И девять людей, которых нужно было принести в жертву Одину. Девять людей, одним из которых был Одди.Кто я? Почему я здесь? Кто эти люди вокруг? Почему я называю эту женщину матерью? Почему я знаю, что этот мужчина с длинными волосами, убранными в косу – мой отец, Хродольв? Кто такой Одди?Высокий мужчина поднял руки, позволяя стянуть с себя длинную рубаху. На обнаженной груди пылали рисунки – две сложные рунические вязи-обереги, дающие защиту в битвах. Откуда я знаю это? Кто я?Мужчина подошел к столу, и на лице его я не увидела страха – он был готов к уходу в другой мир.Зачем все это? Зачем столько крови?!Лишь затем, чтобы боги обратили к нам свои лица, даровали удачу, одарили благословением.Клинок полоснул по его горлу, и кровь заструилась в жертвенные блюда. Желудок взбунтовался, поднимаясь куда-то к гортани, я почти чувствовала во рту вкус съеденного за обедом мяса. - Не отворачивайся, Фрейдис, - отец с другой стороны сдавил мою руку так, что едва не брызнули слезы. Волосы у меня на лбу взмокли от пота. – Ты должна смотреть!Я не Фрейдис, хотела сказать я, но не смогла.Воздух был пропитан кровью. Вокруг трупов коз и овец, подвешенных за ноги, уже начинали виться первые мухи. Тяжелый запах забивался мне в ноздри, я смотрела на окровавленный клинок и изо всех сил старалась держаться на ногах.Фрейя, помоги мне, шептала я одними губами. Фрейя, спаси его, уведи его, застели туманом глаза жрецов, обрати его птицей, ветром, пылью… Что хочешь, делай со мной, Фрейя, но спаси его… Ты любила, ты теряла, не дай своей дочери испытать то же самое, что испытала ты.Голова кружилась от запаха смерти и резкого, монотонного голоса жреца. Руки отца лежали на моих плечах, готовые в любой момент с силой сдавить их, заставляя меня смотреть на торжество жертвоприношения. Пыль летала в воздухе. Сквозь ветви деревьев пробивалось солнце. И это было красиво. Жутко. Торжественно. И снова страшно…Я сжала ладонью живот.Фрейя, спаси его, и я отдам тебе своего ребенка…Какого ребенка? Откуда у меня ребенок?По виску поползла капля пота.И когда я увидела, как вперед шагнула знакомая мне высокая фигура, когда жрец через голову стянул с Одди рубашку, обнажая руническую вязь, мне захотелось кричать, и кричать, и кричать. Я знала дословно, что написано было на его груди и плечах, и теперь руноскрипт ?алу? казалось горькой насмешкой. Ибо так боги помогают своему любимцу – валькирии забирают его на суд Одина, а потом - в Вальгаллу. Забирают от меня.Фрейя, прогони этот ужас, спаси свою дочь от этого страха. Вырви Одди из лап валькирий. Верни его мне. Верни его мне…Я чувствовала, как холод пробирается под ткань моей рубахи.Одди повернулся ко мне.В его болотных глазах, в вишневых зрачках я видела свое отражение, и валькирия стояла за моей спиной, готовая забрать его. Нет, Одди не попадет в Вальгаллу, дочь Локи уже ждет его в Хельхейме…И даже с длинными волосами, убранными в косу, даже с бородкой, обрамлявшей его лицо, делавшей его старше, я узнала его. И, когда клинок вознесся над его горлом, я рванулась из рук отца вперед, и я закричала. - Нет! – Коротко выкрикнула я, села на постели. – О, Боже…Не было крови, не было рощи, не было идолов и жрецов, а был номер отеля в Нью-Йорке и луна, серебрящая подоконник.Край простыни, которой я укрывалась, был мокрым от пота насквозь. - Эй… Что, опять?Билл сонно приподнял голову с подушки.Я уткнулась лбом в колени и замотала головой так отчаянно, что волосы разметались по плечам и спине. Мысленно я все еще была там, в дубовой роще, смотрела, как темная кровь стекает в блюдо, а пылинки танцуют в солнечном свете.И, когда он обнял меня, притянув спиной к груди, и стал раскачивать из стороны в сторону, я расплакалась.