Sail close to the wind (1/1)

В номере кажется, как никогда холодно. Аня грустная и уставшая, необычайно задумчивая, сидит на террасе. Воздух промозглый чувствуется даже внутри, а ведь Фрейя рассчитывала согреться. Они с Генри шли домой уставшие и молчаливые, словно испытывали странное, въедающиеся в каждый уголок сознания, неумолимое и бесчувственное сожаление. Фрейя терпеть не могла людей с которыми у неё всё было неопределённо. Она помнит, как вчера, что ещё давно, давала себе клятву не тратить время, если появиться хотя бы намёк на то, что кто-то захочет поиздеваться над её нервными клетками. К сожалению, чувства и рационализм были вещами горизонтально противоположными и не умели мериться друг с другом. Так и Фрейя Аллан не умела их в себе совмещать и сдерживать собственные эмоции тоже. Обычно в тёплой гамме глаз Ани играл озорной блеск, а сама она излучала свет и огромную уверенность в себе, по правде говоря Фрейя ей даже иногда завидовала, сейчас же выражение её лица было непривычно безразличным. Она не реагировала ни на сильный ветер, ни на шаги светловолосой подруги, сейчас однозначно далёкие от какого-либо изящества. Ее волновали только собственные чувства, смешанные бурные и неоднозначные. Аня буквально каждой мышцей своего лица пыталась удерживать нейтральное выражение, но Фрейя видела, по незаметно проступающим морщинкам, ещё немного и она просто не выдержит наплыва собственных переживаний. Аня была единственной ее близкой подругой тут, среди волшебных видов, утомительных съёмочных дней и средневекового чудесного колорита. Окажешься на нескольких особенно красивых улицах и старые дома с мраморными статуями, напомнят о Париже, пойдёшь вверх и представишь себя в далекой солнечной Италии. Но Фрейе думалось, что она находится где-то в зимних норвежских широтах, или немеет от холода в северно-ледовитом океане, а может мёрзнет под напористым Лондонским дождём, среди толпы спешащих людей, точно она не знала. В любом случае, то, почти медитативное умиротворение, осталось на высоком холме, где не было ни единой души, кроме них с Генри. Она и ГенриЕщё недавно она бы рассмеялась подобной мысли. Всё равно что представить себя с Арми Хаммером. Абсурдно и немного забавно, подходит для глупой шутки во время классической девичьей ночёвки, минутной темы для обсуждения за обедом в школьной столовой, или совсем идиотской игры на подобии ?Поцеловать, Убить, Выйти замуж?. Но Фрейе Аллан было восемнадцать, она получила роль в ?Ведьмаке? и теперь этот вариант не вызывал ничего кроме сожаления и огромной жалости к себе. У Фрейи было ощущение, что ей снова тринадцать, когда она сидела на подоконнике, тоскливо глядя на звёзды, ела шоколадное мороженое, а в наушниках у неё тем временем играла какая-нибудь группа наподобие ?The Neighbourhood??— и всё это из-за несчастной любви.—Я так понимаю свидание с немцем прошло не гладко? —?Аня едва повернула голову и посмотрела на неё из-под длинных чёрных ресниц. Фрейе всегда казалось, что для неё было бы идеально сняться в фильме, действия которого разворачивались бы в арабских странах. Она бы отлично вписалась в восточную романтику горячих пустынь, караванов и пёстрых одежд.—?Нет, всё прошло замечательно. —?произнесла Аня печальным голосом.—?Но в чём тогда дело? —?Фрейя удивилась, нахмурив брови. Она правда пыталась быть хорошей подругой. Внимательной, сочувствующей, переживающей, но единственное что сейчас всецело заполняло её мысли было чужое лицо с резкими чертами и обворожительной улыбкой, которая всегда невольно заставляла её робеть. Быстрый взгляд голубых глаз, уверенный, пропитанный иронией, лёгким чувством тоски и незамысловатой оценкой происходящего, в гордой английской манере, с достоинством аристократа из книг Джейн Остин.—?Иногда мы прекрасно осознаём, что человек нам не пара и даже подбираем по всем признакам кого-то куда более подходящего...—Но? —?спросила Фрейя, не особенно вдаваясь в смысл сказанного.—Но я сидела в очень дорогом ресторане, рядом чудесные древние ландшафты, место романтичнее не найти во всём мире. И этот парень что-то говорил, рассказывал о себе так много и я кажется тоже говорила. Много, долго, муторно рассказывала о себе, пока эта ситуация не показалась мне каким-то сплошным безнадёжным отчаянием. В конечном итоге, я просто убежала. —Убежала? —Да, потому что это свидание мне к чёрту не сдалось. Фрейя замерла, застыла растворяясь в холодном ветре. Чувствуя, как неприятно он проходится по коже. Рассматривая с этой высоты живой квартал, она кажется поняла о чём говорила Аня, упорно въедаясь глазами в фотографию бывшего парня. Но вывод этот оставила при себе, известный ей единственной. Возможно совершенно не тот о котором думала хозяйка этих слов.Фрейе нравился дымчато- розовый цвет, небо, британские анекдоты, чай с мёдом и молоком, воздушные платья с жемчужными заколками, вышедшими из моды, длинные разговоры по душам. Ей нравились классические книги и красивые цитаты. Но несмотря на свою романтичную натуру, быть влюблённой, не было ей по душе. Её мама всегда повторяла—?Любить, значит быть безвольной дурой?. Фрейя никогда в своей жизни не могла подобного допустить и только сейчас она вдруг осознала, что если все влюблённые и правда, как ей внушали, те ещё глупцы, она всё равно присоединится к их незадачливому клубу. ***Сегодня ранний Будапешт походил скорее на нерасторопный финляндский город с небольшим населением и скучной, медлительной атмосферой. Фрейя страдальчески зевала, перед глазами неясной пеленой вырисовывался салон уютного чёрного авто, размером почти, как полноценный автобус. Краем глаза она видела, как Джои Бэти и Адам Леви задорно смеются, Лорен усиленно перечитывает сценарий и хмурится, что-то зачёркивает и даже тихо критикует, будто его писала не она, а кто-то ужасно неопытный, впрочем, кто знает наверняка, вероятно она была к себе действительно критична. Генри Кавилл сидел сонно положив голову на мутное то ли от дождя, то ли от снега окно. Фрейя и не знала, что его волосы могут так сильно виться, закручиваясь в практически идеальные мелкие кудри, ей о таких только мечтать. Он посмотрел на неё серьёзно, словно скрывал какую-то страшную тайну, Фрейя не ощутила привычного смятения, только секундную глупую обиду (Генри не улыбнулся ей.Ей!), а потом девушкой полностью овладела усталость. Она без чувств смотрела в потолок, не в силах пошевелиться, даже воспользоваться телефоном. Фрейя чувствовала в горле и на губах, ещё свежий привкус чая с заменителем сахара и какого-то низкокалорийного батончика (им её соседка по комнате отвела целый ящик в комоде).Над красотами этого удивительного города сейчас преобладала серость и грязь, такая обыкновенная и привычная для неё- коренной жительницы Оксфордшира, правда если её родному маленькому городку эта деталь придавала обыденности и даже частичного уюта, в своей привычности и приземленности. То Будапешт становился скучным, лишённым всякой загадочности и аутентичности, как простые до безобразия декорации в ?Ведьмаке?, Фрейя не знала, как будущим зрителям, а ей они при ближайшем рассмотрении не внушали совершенно никакой правдоподобности. Она сморщилась при мысли о том, что ей предстоит в ближайшее время сниматься в горах, в лёгкой накидке, среди снега, и зацепившись взглядом, за фирменную надпись на футболке Генри Кавилла, попыталась вспомнить, какие витамины, мать ей клала в сумку, всякий раз, перед отъездом в школу-пансион, чтобы повысить иммунитет. Но в голове на этот счёт было совершенно пусто, сколько она не пыталась раз за разом прокручивать этот момент, никаких стоящих результатов не было, всё что приходило на ум-пластиковая банка чёрного цвета с жёлтой полоской посередине. Но даже этих скромных знаний она добилась через большие усилия, перед тем, как достичь нечто настолько давнее, приходилось пройти ворох препятствий. Фрейя чуть прикрывала глаза, немного напряженно сосредотачиваясь, отодвигала ближе к середине пробора широкий французский обруч, чтобы он не давил на виски и старалась, обходить наиболее волнующие вопросы собственного сознания. Но её голова была заполнена тем, от чего ей хотелось избавиться больше всего на свете, мысли подобно зыбкому песку утягивали её в пучину будоражащих переживаний, даже сейчас, когда в теле была удивительная, практически печальная слабость, у неё откуда то были ресурсы для того чтобы краснеть и незаметно ёрзать в кресле, прикладывая к щекам, по-скандинавски бледные ладони, они были цвета и температуры первого снега. Пейзажи за окном незатейливо сменяли друг друга. Через полчаса от средневековых построек не осталось и следа, одно за другим они проезжали тускло выглядящие деревья, стоявшие крупными рядами, на некоторых из них ещё оставался блеклый призрак листвы, а росшие в небольших количествах кипарисы в противовес, светились свежестью. Вдали на верхушках холмов и гор, была небольшая шапка снега, небо над ними сгущалось ужасающей мрачностью и чем ближе они туда подъезжали, тем темнее становилось вокруг и на душе как- то тоже, непроизвольно оставалось терпкое послевкусие, словно бы выезжая за пределы Будапешта Фрейя Аллан теряла нечто важное. Тяжело было сказать конкретно, почему вопреки эмоциональной нервозности, которую она сейчас испытывала, появилось ещё и ощущение такой вот непроизвольной яркой грусти, спонтанной и не подкрепленной, но она была чем-то вполне себе очевидным, пусть и затаившимся где-то глубоко в грудной клетке. Сбоку, позади, прямо в шею дул лёгкий сквозняк, воздух удивительно бодрящий пронизывал до самых кончиков, не оставляя иного выбора, как посильнее закутаться в тёплые вещи. Она характерно натянула шапку на светлую макушку, показательно нахмурившись, взгляд Ани витал где-то в прострации, далёкий от реального мира настолько, что неудивительно, любые внешние факторы, казались ей лишь фоновым шумом, недостойным её внимания. Может быть, вернее будет сказать, вероятнее всего она до сих пор тревожилась из-за разрыва со своим молодым человеком. Фрейя это понимала, но её пассивная безучастность теперь не оставляла ей иного выбора, как быть наедине с собой и своими мыслями, а это последнее, чего ей сейчас хотелось. Через несколько минут она не выдержала, обруч по прежнему давил на виски, второй раз снимая головной убор, она грозилась сильно навредить своей укладке, пусть и довольно посредственной. Всё же трудно не ценить масштаб своих стараний, когда ради приемлемого внешнего вида просыпаешься на час раньше, чем могла бы. Теперь голова наливалась свинцом, заставляя веки тяжелеть, а глаза слезиться. Фрейя провела ладонью по своей щеке, а затем поставила руку на подлокотник, используя её в качестве опоры для своей головы. Кожа от колючего венгерского холода была настолько сухая, что ни один увлажняющий крем не спасёт, ещё одна причина выбрать сон, и отбросить желание выглядеть хорошо в любое время суток, до лучшего момента. Она отложила обруч и шапку в рюкзак, безуспешно стараясь пригладить электризующиеся, пушистые, волнистые светлые локоны. Генри, слишком задумчивый сегодня, и чересчур хорошо вливающийся в бледный антураж за стеклом машины, снова метнул на неё свой пронзительный сизо-голубой взгляд. Она, так часто наблюдавшая на нём ярко-жёлтые линзы вдруг оцепенела от удивления, будто поражённая до глубины души. Аня рядом, задавала ногой странный, известный ей одной ритм, стоило им наткнуться на неровность на дороге, а Фрейя прерывисто сглатывала, потому что он глядел на неё с задумчивой пытливостью исследователя, проводившего какой-то эксперимент, это заставляло всё внутри холодеть от ужаса и одновременно задавало сердцу такого бешеного ритма, что она терялась, не в силах совладать с проснувшейся внутри бурей. И пусть подруга была полностью поглощена своими мыслями, разгоравшееся внутри безумие, удивительно чётко совпадало с её лёгкой, импровизированной чечеткой. Фрейя зарылась взглядом в свои колени, щёки не покраснели, они едва горели тухлым пламенем, наконец находится повод порадоваться суровой погоде, именно она не позволяет им запылать отчаянным жаром. Внутри всё прерывисто клокочет, сердце бьётся о грудную клетку, будто издеваясь, стук его слышен в ушах, а пульсация идёт от подбородка, до самого низа живота, заставляя вздрогнуть. Странная отстранённость Генри, обижает, вызывает недоумение, а вместе с ним и реакцию, сильнее и ярче, чем когда-либоГенри смотрит не отрываясь, напор этих ледяных топазов, кажется ей чем-то новым, нет в нем привычного чувства такта, только суровая задумчивость, а о чём именно, Фрейе остаётся только теряться в догадках. Они въезжают в плотный, высокий туман. Маленькие, невзрачные дома один за другими, бледными, простыми силуэтами мелькают перед глазами и она понимает, что напряжение витающее в воздухе, больше не походит на те незамысловатые перепалки между ними, которые пусть и подогревая, почти сразу разрежали подобную обстановку. Сейчас всё иначе, Фрейя не может понять, что именно произошло, но она впервые осознаёт, насколько Генри взрослый. Видит, что он может не только выглядеть резво и расслабленно, ещё он хмурится, когда что-то его волнует, как сейчас. Знать бы, что именно. Но она, сколько не старается, не может дать ответ на этот вопрос. Фрейя привыкла описывать их отношения красивыми, обтекаемыми метафорами, её вдохновляла та лёгкость, которая всегда была при ней в его присутствии, но то что творится сейчас, не поддаётся не сравнениям, не прилагательным. В конечном счёте, она вовсе перестаёт тягаться с реальностью, стараясь достать из своей головы, подходящее название. Кто-то решает проветрить окно и в салоне становится холодно настолько, что мёрзнут даже зубы. Фрейя судорожно достаёт из рюкзака термос, делает глоток, совсем не аккуратный. Капля торопливо стекает по подбородку, оказываясь у самых ключиц, она вытирает мокрую дорожку у рта неприхотливым движением большого пальца, нижняя губа от этого ещё секунду-другую, слегка подрагивает. Горячий чай обжигает глотку, но эффект от него временный, практически бесполезный. Девушка хмурится, устало вздыхает, выпрямляется, откидываясь на сиденье. Часть волос оказывается на левом плече, она словно в тумане с намеренным, неторопливым изяществом проводит подушечками пальцев по нежной коже шеи, голова по инерции слегка наклоняется набок. Но через секунду, тут же забыв о былой манерности, убирает всякие следы напитка, одним незамысловатым движением ладони. Генри глядит пристально, сначала его нахмуренные у переносицы брови ползут вверх, а затем, посреди кромешной тишины салона, эхом, расходится слабое весёлое фырканье. Фрейя бы ужасно на него обиделась, не стань его лицо снова тёплым и привычно добродушным, только вот от стыда, появившегося через пару минут, это к сожалению, уберечь её не смогло. Она забылась, будто стала другим человеком. Начала почти заигрывать. Или всё-таки заигрывать! Девушка морщится, накрывает расширенные от ужаса глаза ладонью. Хочется, чтобы солнце взорвалось, а она прямо сию минуту превратилась в углерод, но этого не происходит. Фрейя по прежнему сидит в самом конце салона, окончательно запутавшаяся в собственных чувствах. На губах Кавилла в свою очередь самая широкая, торжественная улыбка из всех существующих, Фрейе же не остаётся ничего путного, кроме всеобъемлющего чувства стыда, которое расползается быстрее любого вируса. От этого болезненно тошно и вместе с этим чудовищно неуютно. Сомнения захлёстывают её с головой, кажется она усложнила их и без того, не самые понятные отношения, но отчего-то девушка об том совсем не жалеет, разве что, мысленно продумывает план, как избегать этого мужчину, сейчас настолько повеселевшего, что помимо всех негативных чувств, по отношению к самой себе, рождается ещё нечто вроде гордости. Машина наконец останавливается и дорога, подошедшая к концу, теперь кажется просто испытанием, которое с одной стороны хочется забыть, а с другой, во время неё произошли события настолько насыщенные и яркие для одного утра, что этот исход кажется в тоже время жестоким. Девушка выходит на улицу, кажется третьей, не глядя ни на кого, в спину слышится какой-то обеспокоенный возглас Ани и строгая усмешка Генри, но она не обращает на это внимание, хочется поскорее оказаться на улице, чтобы наконец размять ноги и перестать чувствовать себя в ловушке, в замкнутом пространстве. Впереди, ближе к горизонту располагаются выцветшие луга, вдалеке, через непробиваемую толщу серых туч, светит один единственный солнечный луч, словно одинокий символ надежды и всего хорошего. Фрейя с силой втягивает в себя промозглый воздух, внутри всё стоит тяжелым камнем, но от вида маленького пригорода в который они приехали снимать оставшиеся сцены, становится значительно лучше.