Гигиена убийцы (1/1)

– Не находишь ли ты это место слишком угрюмым для прогулок со столь очаровательной девушкой?Мы шли вдоль старинных склепов по брусчатке главной аллеи Пер-Лашез. Красивые посмертные дома богатых и знаменитых прошлого возвышались над немногочисленными прохожими классическими колоннами и готическими башенками, а деревья, казалось, и того дальше, взмывали вверх, к небесам. Уж не знаю, кто там после смерти обращается в прах, но ?жители? этого уголка последнего упокоения устроились напоминать о себе еще столетия наперед. – Что, прости? – переспросила я, оторвавшись от тщетного изучения надписей на одной из гробниц. Моей давно позабытой латыни частной школы явно не хватало, даже чтобы предположить, что такого важного хотели сообщить об этом месье его скорбящие родственники. – Я говорил, что это не самое солнечное место в Париже. Слишком мрачное для прогулок.– Всегда считала его очень романтичным, в том исконно-литературном значении этого слова, с легкой тоской обреченности и непонятости. К тому же здесь покоятся мои любимые мужчины: Модильяни, Уайльд и Моррисон. И здесь так невероятно спокойно.– Мертвенно спокойно.Тем временем мы свернули с аллеи де ла Шапель, все дальше уходя вглубь некрополиса. Какая-то девушка сидела и срисовывала надгробный камень. Так увлеченно, что не обернулась на шум наших голосов. Даже разговор полушепотом казался слишком громким для Пер-Лашез. Я бы с удовольствием просто помолчала, наслаждаясь тишиной, но мой визави вызывал меня на беседу.– В этом есть свое очарование, когда всю жизнь прожила в шумном мегаполисе. Пожалуй, стоит сделать Пер-Лашез местом своих постоянных прогулок.– И не боишься? – Он обнял меня за плечи, будто от одного его вопроса я должна была испугаться и начать визжать, как актрисулька в дешевом фильме ужасов.– Мертвых не боятся, к ним приходят за покоем, чтобы поговорить. Как часто делала я, приходя к бабушке после очередной взрывоопасной ссоры родителей. Может, потому я не чувствую никакого суеверного ужаса и дискомфорта здесь? Меж тем Фредерик продолжил, то ли не обратив внимания, то ли решив тактично замять мою тоску в голосе:– А как же живые?– Маньяки-убийцы? Как в ?Косметике врага??– Мадмуазель нравятся кровавые истории?– Я бы сказала, что Вам они тоже по нраву, месье. Выбрать у Духа святого французской литературы ?Гигиену убийцы?. Не самое изящное и одухотворенное произведение, не правда ли? Как и ?Косметика…?.– Истории – да. Но вот маньяки… – он многозначительно посмотрел на меня. – Попадись тебе ненормальный из книги Нотомб.– Пока я не гуляю по кладбищу в одиночестве. Решу проблему по мере надобности. Куплю шокер или баллончик.– А вдруг маньяк – это я?– Сомневаюсь, что секс на кладбище – это то, что тебе по душе. Посмотри…Я сошла с дорожки к ближайшему склепу. Мы зашли уже достаточно далеко, чтобы некоторые из них выглядели заброшенными и облупившимися, а железные решетки оказались открытыми. Мы заглянули внутрь, оттуда пахнуло затхлой сыростью и, кажется, что-то ожило и побежало прятаться, когда я, неосторожно опершись об решетку, скрипнула ею.– Запах тлена и прошлогодних листьев, пыль и грязь, холод и сырость. И да, – потревоженное животное выбежало на свет, но тут же юркнуло обратно, когда увидело нас, – я уже говорила мыши? А может, и крысы. Большие, злобные с красными глазами и лысым хвостом.– Ты же рекламшица, Колфилд, должна уметь продавать. А это что только что было?– У меня впереди еще длинный список преимуществ. Могу дополнить уже имеющийся более пикантными подробностями, – я игриво улыбнулась и положила руку ему на талию, – если пожелаешь. К тому же негативная реклама тоже реклама. А у тебя какое оправдание с ?Гигиеной…??– Никакая рецензия тоже рецензия?– Самокритичность – это так мило, но я имела в виду, почему выбор остановился именно на этом романе. Мне больше по нраву ?Ласточка?. Все удивляются почему, ведь она далеко не так популярна и успешна как другие романы Амели, но мне нравится вот эта ?ведь у меня была амнезия чувств?. Прекрасно понимаю героя, думаю, каждый современный человек испытывал нечто подобное.– И убивал, чтобы пробить стену бесчувственности? Фредерик отстранился в шуточном испуге.– Нет, пока помогают книги и музыка. Моя амнезия не так запущена. И вернул руку мне на плечо, когда опасность миновала.– Но если однажды они не принесут мне необходимого катарсиса… кто знает… – я криво усмехнулась, а он вновь отпрянул в притворном ужасе.